Позволь мне вылечить тебя

      Кристер Янссон привык исполнять приказы. Такая участь военного до самого мозга костей. Но в этот раз ему хотелось решительно ослушаться, и пускай хоть трибунал.       Ему не нужен был психолог.       Эти ужасно светлые стены, милая девушка на ресепшене. Глянцевые журналы на журнальном столике, позитивные плакаты, мягкие кресла в коридоре. Тошнило.       Кристеру нужен был сон. Дело, которое заняло мозг и руки. А не просиживание задницы в кабинете, чтобы час поговорить «душевно». Нет, болтовня — удел адвокатов и других бюрократических крыс. Он — человек дела. — Заходите!       Янссон глубоко вдохнул и выдохнул. План: спокойствие, отвечать, но не слишком развернуто, следить за мимикой и телом. Тогда всё пройдёт быстро. И поставив заветную печать «здоров», отпустят восвояси.       В кабинете было ещё тошнее: светло-серые стены, огромное окно, едва прикрытое лёгким тюлем. Идеальная позиция, чтобы стать жертвой снайпера. Бам: маленькая дырочка во лбу и огромная красная клякса сзади. Ни одной укромной позиции, стол и тот задвинут в угол. Диван, больше напоминавший гору «кафферип» стоял плотно у стены. Никакой защиты, только огромное пространство, как для мишени в тире.       Кристер скосил взгляд: а, вот и психолог. Или психологиня? Он наклонил голову: тонкие ноги, обтянутые джинсой, светлое поло в облипку на узкой прямой талии. Сейчас мода такая, без стакана не разберешь, какого пола перед тобой человек. И темные волосы с рыжинкой, собранные в хвостик, анализ не упрощали. Голос, точно. Мелодичный, но тоже может принадлежать как женщине, так и мужчине с низким тестостероном. — Боже-боже, — человек выпрямился и обернулся. — Знаю, что хорош собой, но хоть бы приличия ради поздоровались, лейтенант.       Мужчина. Бородка, конечно, может быть и у женщины с проблемами на гормональном фоне, но всё же. — Микаэль Перссон, — молодой мужчина ухмыльнулся. Кристер с интересом отметил, что у него светлые глаза со взглядом лисицы. — Ваш назначенный специалист. Вы Кристер Янссон? — Да, — наконец заговорил лейтенант. — Прибыл к вам по указанию руководства. — Вольно, — тот добродушно махнул рукой. — Вы не в армии. Хотя, судя по идеальному ежику на вашей крепкой голове, не так давно вернулись? — Нет, — Кристер невольно коснулся затылка. — Уже месяц как. — А привычки всё остались? — психолог добро улыбнулся, прислонившись спиной к столу. — Брюки выглаженные, рубашка заправленная по уставу. — Давайте начистоту, — Янссон сложил руки на груди. — Мне не нужно вправлять мозги. Это было недоразумение. Я здоров. — А это уже мне решать, — Микаэль деловито пододвинул открытую папку.       Кристер напрягся. Но лицом старался вида не подавать. — Так, так… интересно. Стандартный случай, но, — Перссон захлопнул папку. — Если вы не идёте на контакт, я не могу давить на вас. Лечение осуществляется обоюдными усилиями. У меня и без вас дел хватает, чтобы в пустую время тратить. Но, видите ли, лейтенант, вам назначено определенное количество терапевтических часов со мной. Если я просто отпущу вас, у моего начальства появятся вопросы. И у вашего. Меня могут вызвать на дисциплинарную комиссию, вас отправят к другому специалисту, — он развёл руки. — Так что, моё предложение: посидите тут с часик, а я позанимаюсь своими делами. Могу предложить кофе и свежую газету. Пойдёт?       Кристер сощурился: слишком гладко. Где-то был подвох. Если всё идёт слишком хорошо, значит вблизи кроется хорошо замаскированный под песком «подвох». — Вам говорили, — Микаэль фыркнул. — Что вы когда усердно думаете, напоминаете овчарку? — Овчарку? — он невольно убрал руки с груди, озадаченно их опустив. — Да, знаете, я очень люблю собак! — Перссон развернул рамку.       На фотографии он был в странной черной форме, нашивки не рассмотреть. Но, судя по жилетам на собаках с характерным красным крестом, либо кинологические курсы, либо социальная помощь. — Так вот, — он улыбнулся взглянув на фото. — Овчарки очень умные. Даже чересчур, чем умнее собака — тем сложнее её дрессировать. И когда ей даешь слишком сложные команды, сбивая, так сказать, настроение на «проделки», она замирает и не спускает с тебя взгляда. Представляете? Овчарка одним прыжком способна повалить человека вашей комплекции, но стоит впасть в ступор: само очарование! — Вы сравниваете меня с псом? — Янссон нахмурился. — У нас много общего от животных, — Микаэль пожал плечами. — От собак тоже. Хотя мне говорят, что я напоминаю кота. А вы как считаете? — Я вас совершенно не знаю. — Так почему бы и не узнать? — психолог отошёл от стола, плюхнувшись на диван. Похлопал место рядом с собой. — Присаживайтесь, я вас не укушу. Так что насчёт кофе? — Не… отказался бы.       Кристер чувствовал себя загипнотизированным. Выглядел Микаэль достаточно раскрепощенно, даже с вызовом. Но от него исходило неподдельное радушие и теплота. Что-то в глазах, позе или полуулыбке заставляло верить. И немного доверять.       Янссон достаточно таких повидал на службе. От них было больнее всего получать ножом в бедро или руку. Даже в прогрессивный двадцать первый век, многие пользовались старыми уловками.       Даже талибы. — Я не буду говорить, что понимаю вас, — заговорил Микаэль, после того как улыбчивая девушка принесла кофе в больших белоснежных кружках. — Судьба миловала, так скажем. Но я бы хотел вас понимать. — Для чего? — Чтобы помочь, — он пожал плечами, закидывая раз, два, три, четыре? — у него кровь в варенье не сварится? — ложки сахара в кружку. — Поверьте, разум требует такого же лечения, как больная нога или спина. Просто без физического вмешательства. — Я здоров, — упрямо гнул своё Янссон. — Нападение на гражданского — это не здоровый признак, лейтенант. — Он выглядел подозрительно! — Кристер вскочил, едва не опрокинув столик. — Чёртов араб, постоянно глазами бегал выискивая место для подрыва! — Во-первых, индус, — Микаэль даже не вздрогнул, продолжая мирно размешивать сахар в кофе. — Во-вторых, Рамеш Сиппи просто ожидал прихода санинспектора, который мог бы прикрыть его маленький ресторанчик. Бедняга просто выискивал возможные нарушения, боясь потерять то, что кормит его семью.       Янссон поморщился. Араб, индус, грузин или афганец. Всё одна мерзкая порода, с детства наученные вытаскивать оружие из любой щели. — Это очень нездоровый признак, лейтенант, — Перссон отхлебнул кофе. — Вам везде мерещатся враги. Начнётся всё с расы, а там можете и невинного гражданина королевства об стол носом приложить. — Я защищал людей, — попытался оправдаться Кристер. — Верно, — Микаэль указал на кружку кофе. — Там, в Кандагаре, Кабуле. В Стокгольме для этого существует полиция. — Слюнтяи, — бросил сквозь зубы Янссон. — Страна кишит беженцами, ни одного шведского лица в радиусе километра. — А я? — психолог озадаченно указал на своё лицо. — По-моему, у меня лицо короля Оскара Первого, правда думаю у меня взгляд другой.       Кристер озадаченно поморгал. Не то чтобы он историю в школе прогуливал, но… — Боже-боже, — Микаэль усмехнулся. — Мне кажется, спроси я у вас в чём разница между бронебойным и обычным патроном, вы быстрее сообразите! — Ни в чем. Бронебойная — пуля. Патрон — это гильза с порохом и пулей. — Простите моё невежество! — он артистично закатил глаза.       Смешок. Это он, Кристер, сейчас усмехнулся? — А-а-а, — Перссон уложил руку на спинку дивана, ухмыльнувшись. — Это вас забавляет? Знаете, я знаю очень много способов, как спасти человека. А вы диаметрально наоборот. — Я знаю тоже, — Янссон сложил мощные пальцы в замок между ног. — Как остановить кровь, вытащить осколок. — Да, но вам же и приходилось решать, кому осколок, а кому жизнь. Верно? — На поле боя у меня нет времени на морально-этические рассуждения, — его лицо посерело. — Есть только два пути: устранить или быть устраненным. — Скольких людей вы так похоронили?       Кристер замер. Сколько? Да после первого выстрела в чужую голову перестаешь считать. Так легче. Пускай ночью снятся чужие мертвые глаза, но это проще, чем вести список собственного кладбища. — Я вас не осуждаю, — Микаэль любезно протянул так и не тронутую чужую кружку. — Просто хочу вас выслушать. Наш мозг — удивительная штука. Он легко выключает и блокирует то, что может нас сломать. Но не уничтожает. Просто, как бы сказать, накидывает тряпку. Но оно там, внутри вас. И занимает место, год от года разрастаясь больше. Пока места для чего-то хорошего не останется.       Янссон отпил. Вкусно. Видимо, зерновой. Даже близко не стоит с той нефтяной мутью, которую они с ребятами пили из жестяных кружек холодной пустынной ночью. — И чем это мне поможет? — Кристер взглянул на него из-под низко сведенных бровей. — Возможно, немного расчистит хлам, — Микаэль улыбнулся. — Нехорошо такому красивому и статному мужчине ходить с такой унылой и серьёзной моськой.       Он что… флиртует? Время, конечно, свободное, но в армии с такими не церемонились. Кристер ощутил волну возмущения, подкатившего к горлу: — Не нужно так, — он добавил, отрезав. — Я выбираю женщин. Всегда. — Знаете, лестное слово и кошке приятно, — психолог изогнул бровь. Даже не испугался. Отчаянный тип. — Тем более, вам явно приглянулся мой зад, что так долго стояли и анализировали, можно ли слюной капнуть или стоит себя одернуть. У меня хорошая фигура, уже многих так со спины озадачил.       Никаких тормозов. Неужели он совершенно не боится последствий? — Вы не боитесь? — Кристер сжал мощную челюсть. — Всю жизнь бояться? — Микаэль фыркнул, деловито смахнув «пылинку» с чужого колена. — Сидел бы дома, обложившись дешёвой едой и журналами. Признавая себя, конечно, бросаю вызов миру. Но какой смысл всю жизнь сидеть в раковине? Людям много причин для ненависти ненужно. И для убийств. Вам ли это не знать, лейтенант. — Хватит, — Янссон подобрал ноги, осторожно отодвинувшись подальше. — Зовите меня уже просто Кристер. — Прогресс, — довольно пропел тот. — Да не бойтесь так. Знаю, телевидение и газеты навязали образ, что каждый гей только и делает что лезет в штаны убежденным гетеросексуалам. Но, это ложь. Я уважаю вас и вашу позицию. Но флиртовать я имею право, м-м-м?       Кристер вздохнул, закатив глаза: это будет очень долгое и непростое время. Оставалось просто надеяться, что на этом всё и закончиться.

***

      Время пролетело быстро. Когда Микаэль с улыбкой протянул ему заветную справку, Кристер с ужасом почувствовал острое и колкое чувство. Разочарование.       Они разговаривали. Много. Микаэль, — притворство или нет, — слушал его внимательно и открыто. У Яниссона никогда не было чувства, будто он раскрывается перед врагом. Нет, скорее перед другом. Близким, понятливым. Одним своим присутствием внушал спокойствие и безопасность. Кристер не понял, когда из светских бесед о культуре, жизни и прочем незначительном, слово за слово рассказал о своём военном опыте.       Как страшно было лежать лицом в песке, ощущая, как дуло автомата прижимается к затылку. Страшно терять людей, с которыми вы ещё вчера резались в покер под слабый свет костра, а завтра провожаешь их в закрытых гробах внутрь самолёта. Как отчаянно тянулся к жизни, стоптанными в кровь ногами бредя по пустыни, пока не натолкнулся на отряд русских. И вместо страшных пыток и агрессии, те дали тебе воду и еду, позволив хоть немного передохнуть от кровавых ужасов, оставшихся позади.       Сколько раз ты винил себя в том, что люди вокруг умирают. А ты живёшь. Дышишь.       Микаэль всё слушал, его хитрые лисьи глаза в этот момент становились бескрайними умиротворяющими небесами. И боль отступала. Хоть на день.       Кристеру не хотелось лишаться этого единственного уголка безопасности. Мир без войны пугал его, сбивал с толку своим суматошным и лишенным смысла движением. Он не знал, куда девать свои руки. Голову, мысли. Его будто просто выбросили за борт, не дав ни круга, ни установки хотя бы в какую сторону плыть. — Мы больше не увидимся? — Кристер сжал белоснежный клок бумаги в руках. — Я не даю частных консультаций, — Микаэль улыбнулся, кутаясь в вязаный свитер.       Янссон понимал. Он — врач. Сделал своё дело, профессионально и деликатно. Но он не обязан нянчиться с ним всю жизнь. — Но я не призрак, привязанный к одному месту, — лисьи глаза сверкнули огоньком. — Могу выбраться там в кино, в кафе… — Я знаю одно неплохое место неподалеку.       Сердце замерло. Он же не играется с ним? Не пытается отомстить за грубости, что тот ему наговорил в первые дни? — Надеюсь, оно и правда неплохое, — Перссон мягко улыбнулся. — У меня довольно высокие стандарты. — Я обещаю не разочаровать, вас. — Вы же человек дела, Кристер, — Микаэль растянул улыбку шире. — Мне нет причин не доверять вам.       Кристер ощутил давно забытое чувство внутри себя. Светлое, легкое, как глоток свежего воздуха, когда выходишь из окопа, стряхнув с себя слой песка и земли:       Надежда.

***

      Первое. Второе. Третье свидание. Янссон чувствовал себя подростком. Сердце каждый раз волнительным барабаном стучало в груди, стоило завидеть знакомую фигуру, ожидающую его у входа в кафе или кинотеатр. И болезненно подвывало, когда приходилось считать дни до встречи.       Только он не знал, куда двигаться. Да, он соврал про женщин. Кристер был военным по рождению. Прадед, дед, отец — все военные. Ещё с двенадцати лет он ушёл в военную академию. Все радости подростковой любви миновали его.       Да, у него были женщины. Но это было разово, на одну ночь.              Янссон не был готов предлагать хоть кому-то незавидную участь человека, который будет ждать его. Или «похоронку» о нём. Кристер слишком хорошо отдавал себе отчёт, как тяжело живётся женам военных. По маме хорошо это видел. Уставший взгляд и нервно поджатые руки к груди. Быть на поле боя — одно, ждать с войны — совершенно другое.       Готов ли он подобное предложить Микаэлю? — О чём задумался, дорогуша?       Кристер опустил взгляд. Снова свидание, которое вот-вот должно было закончиться расставанием. Готов ли он сделать шаг к чему-то большему? — Я не знаю, — Янссон спешно отвёл взгляд. — Как ты отреагируешь, если я приглашу тебя к себе на чашку кофе?       Микаэль задумчиво прижал палец к губам, подняв взгляд к высоким подсвеченным этажам многоэтажки. — Время позднее, — он хмыкнул, увидев, как мужественное и суровое лицо тут же потускнело в почти щенячьей грусти. — А куда мне потом девать энергию от употребления кофеина?       Кристер озадаченно выпрямился. Процесс мыслей шёл так ясно и тяжело, что легко читалось по появившимся морщинам на широком лбу. — Ох, лейтенант! — Перссон засмеялся. — Всё вам надо чётко и ясно доносить! — он воровато огляделся, перейдя на шёпот. — Не боишься, что на утро уставший пойдёшь в штаб? Ночь будет ой какая длинная и выматывающая.       Янссон сглотнул. Звучало многообещающе. Но стоило прояснить: — У… у меня впервые, ну… — Не переживай, — Микаэль потянул его за собой. — У меня — не первый. Эй, не надо делать такое лицо! Я тебе не принцесса, которая только и ждала, что на её самый лучший в мире зад свалится такой недалекий дракон!       Кристер озадаченно перебирал ногами. Но стоило Микаэлю трепетно и горячо прижаться к его губам, всё ушло.       Перссон не обманул: он был очень страстным. Такой щуплый по сравнению с раскаченным и тяжелым мужчиной, силы и выносливости в нём было в сто раз больше. Он так самозабвенно отдавался в процессе, что ноги подгибались от нереального нахлынувшего чувства. До судорог хотелось его сжимать, целовать и не отпускать из-под себя ни на сантиметр. — Боже, Кристер, — шептал Микаэль в его губы, влажно сглатывая. — И такому в армии учат?       Нет, такому учит только очень долгое воздержание. И очень большие чувства.

***

— «Знакомый» значит.       Кристер никогда не видел, чтобы очаровательное лицо было таким непроницаемым. И сталь в глазах резала не хуже армейского ножа.       А что ему оставалось делать? Не мог же он при сослуживцах в открытую заявить, что встречается с мужчиной! Даже таким обаятельным, харизматичным и просто невероятным.       Ему бы перестали доверять. Его бы порицали. Как бы он смог работать дальше в таких условиях?       Он не мог лишиться своей работы. Это жизнь Кристера, суть и сердце. Кто он без формы? Просто какой-то угрюмый, неотесанный амбал, который в быту даже не знает как телефон оплатить. — Мик, я не мог, — Янссон растерянно развёл руки. — Они бы не поняли. — Тогда между нами всё кончено, — Перссон проскользнул мимо, легко обойдя крепкие руки. — Если ты не можешь признать меня частью своей жизни, какой в этом смысл? — Но я люблю тебя, — Кристер потерянно смотрел, как ловко и быстро Микаэль надевает пальто и обувается. — Твои слова ничего не стоят, лейтенант, — Микаэль зло отвернулся, сжав ручку двери. — Удобно, говорить «люблю» и не брать ответственность за эти слова. — Мик… — Не надо, — Перссон быстро смахнул что-то с лица. — Советую ознакомиться с «Моделью Кюблер-Росс», можешь в ближайшей библиотеке найти. Очень хорошие советы, подходят и для любви. Но рекомендую сразу проскочить с «отрицания». Я ухожу. И не вернусь, Кристер.       Он ушёл, захлопнув дверь. Кристер ощутил, как внутри него тоже что-то захлопнулось. Оставив лишь гулкую пустоту.

***

      Микаэль привык в жизни ко всему.       К тому, что родители, прознав про ориентацию сына, выставили его вон, ни сказав ничего напоследок. Что, оставаясь открытым геем, он постоянно нарывался на неприятности и непринятие других. Что злых людей вокруг намного больше, чем тех, кто готов тебя принять таким, какой ты есть. Но почему-то он не мог привыкнуть к тому, что Кристера больше нет в его жизни. Казалось, вот-вот за спиной тяжелая, но нежная рука коснётся плеча. Сухие, вечно сжатые губы неловко клюнут куда-то в лоб. И эти глаза, полные нежности и открытости.       Кристер Янссон доверился ему. Так и Микаэль открыл для него своё сердце.       Покачав бокалом с шампанским, Перссон задумчиво скользил взглядом по военным в парадной форме. Диагнозы у каждого были налицо. Высокий и сухой мужчина, почти не мигавший всё время — снайпер, значит социопат. Страшный человек в войне, в миру, кто знает, зависит от воспитания и людей вокруг. Низкий, постоянно смеющийся рубаха-парень с потерянным взглядом и непроизвольными подёргиваниями — контуженный. У него явно проблемы с восприятием, возможно плохо слышит. Серый, почти неприметный мужчина, всё время что-то жуёт — сапёр, скорее всего у него тремор и нервный тик. Такая красивая форма на таких сломанных людях.       Его пригласили со всей командой центра реабилитации военных. Акт уважения к тем, кто чинит то, что уже никак не собрать в психически здорового человека. Каждый военный тут — ходячая доктрина о том, почему война — это ужасно.       И где-то здесь Кристер. ПТСР. Непроизвольные вспышки агрессии, потому что ему приходилось выживать. Мозгу с простого «бей или умри» было очень тяжело переключиться на мирное и более сложное. Нельзя просто бить людей, если тебя провоцируют. Нельзя в каждом видеть врага. Микаэль показал, что мир — не только поле боя. Есть место доброте, смеху… любви.       Жаль, но их отношения были обречены. Ведь Кристер Янссон никогда и ни прикаких условиях не признался, что он гей. Потому что ему ещё воевать. Воевать с людьми, которые должны ему доверять и быть лояльными к нему. Перссон это понимал. Поэтому разрыв был правильным исходом дела. — Слово предоставляется, Кристеру Янссону, — лучезарный ведущий, любезно отошёл от микрофона, давая возможность приглашенному говорить.       Микаэль сглотнул: парадная форма на нём хорошо смотрелась. В футболках и свитерах, он выглядел иногда очень нелепо. Он был рожден для формы. Как можно было отобрать у него это?       Любовь приходит и уходит. — … и я хочу сказать кое-что одному важному человеку в этом зале.       Перссон заморгал. Он так погрузился в свои чувства, что прослушал всю речь. Важный человек? Отец, наверное. Или генерал какой-нибудь. — Микаэль Перссон, — Кристер щурился, свет падал ему прямо в глаза. — Согласен ли ты взять мою фамилию, и пока смерть не разлучит нас, стать моим самым главным и ценным спутником в жизни?       Микаэль выронил бокал. По залу прошёлся неодобрительный гул, кто-то явно закатывал рукава.              Это был самый счастливый день в жизни Микаэля. Но не должен был стать последним. — Я согласен! — Перссон громко крикнул, расталкивая людей и пробираясь к сцене. — Я не слышу? — Янссон топтался на месте. — Он сказал «нет»? — Я говорю «да», лейтенант! — Микаель выпорхнул на сцену. — Да! А теперь валим, пока не получили! У меня кости хрупкие, в отличие от тебя!       Кристер счастливо подхватил его на плечо, радостно убегая прочь.       Да и чёрт с этой карьерой. Пускай, придётся бросить военное дело и уйти досрочно в отставку. Пускай, на время, пока шумиха не утихнет, придётся уехать в другой город. Может, в другую страну.       К черту.       В конце-концов, только Микаэль смог подарить ему мир в сердце и душе.