Система безопасности

      Каждые десять секунд в сумерках купе взрывается вспышка света — мелькающие мимо окна фонари. Стук колёс вьётся по раме, юркает на багажную полку и спрыгивает на стол, звеня ложкой в стакане.       У Шаста — покрасневшие щёки и взлохмаченные в беспорядке волосы, вспыхивающие в свете фонарей. У Арса — с каждой такой вспышкой сердце пропускает удар.       Антон изучает свои карты, прикусив кончик языка, — у него на руках всего пять штук и внушительные шансы на победу. У Арса — десять штук, у Серёжи — целый веер.       Вспышка выдёргивает из темноты полку напротив и внимательный взгляд Матвиенко. В этом взгляде Арс без труда читает: «Твоё лицо опять трескается от нежности». Он тут же прячет улыбку и отводит взгляд в окно.       Арсений скользит взглядом по стальным лентам рельс и ловит бликующее в их блеске осознание: «Прятать лицо за две секунды — уже привычка». Вспышки фонарей слепят его каждые десять секунд, значит он мог бы «спрятаться» за это время пять раз. Это не та привычка, которую он рад иметь, — вот только именно от неё зависит их безопасность, а не от того, бегает ли он по утрам и соблюдает ли режим покоя для глаз.       — Ну А-арс, — тянет Антон. — Ну твой же ход, ну…       Шаст легко толкает его в плечо и тянется ближе, пытаясь подсмотреть карты.       Арс его коротко щёлкает по носу, и Антон недовольно ойкает.       — Да чё ты, я же не жулик какой, просто...       — Ага, рассказывай, — перебивает его Дима, придвигаясь к Матвиенко. — Ты Сережу только и делаешь, что заставляешь карты тащить.       Мужчина фыркает:       — Да нормально всё, я ща отыграюсь.       — Конечно, нормально, ему, — бурчит Позов и снова откидывается на стенку купе. — Уедешь завтра хуй знает куда, я тебя будить не буду.       — А в чём жульничество-то? Я просто...       Пока Антон рассказывает про тактику, которой он придерживается, а Дима доказывает ему, что это «хуйня, а не тактика, Шаст», Матвиенко стреляет в него виноватым взглядом. Арс в нём читает «с нами-то вы в безопасности, смотри как хочешь» и качает головой.       Он «лицо прячет» просто на автомате. Так же как на автомате ставит пароли на все чаты с Шастом; проверяет каждое помещение, где они вдвоём, на наличие камер; планирует их совместные прогулки поздно вечером или рано утром («В пять утра, Арс, ты серьёзно?») — и ещё сотня рациональных и не очень способов их двоих защитить.       Все эти правила, привычки и ритуалы выстраиваются в иерархию и даже целую систему безопасности. Эта система — самая надёжная и продуманная из всех, что Арс когда-либо выстраивал. И он себя тешит тем, что уязвимостей в ней просто нет.       Вспышки света в купе задерживаются дольше, а пропадают реже. За окном мелькают перроны и люди, на них копошащиеся.       Арсений добирает карты из «банка», и на руках у него собираются целая радуга и таблица умножения, с единственными недостающими цветом и цифрой.       — Пиздец, ты мне ещё предъяви за тактику, — ворчит Антон, рассматривая стопку карт в руках Попова.       Колёса протяжно скрипят, и поезд останавливается. От стен купе отскакивают неразборчивые объявления через громкоговоритель, лязг открываемых дверей и шорох вытаскиваемых чемоданов.       — Курить? — Шаст потягивается, задевая руками верхнюю полку.       Парни на вопросительный взгляд лишь отмахиваются.       — Ну и козлы, — фыркает Антон, обуваясь. — Вернусь — каждого разъебу, — кивает он на стол с разбросанными картами.       Шаст открывает купе и выглядывает в проход, — вроде никого.       — Смотри, чтоб голова от дыма не закружилась, — кидает Серёжа Арсу, когда тот шмыгает из купе вслед за Антоном.       Огоньки вокзала рябят в темноте, и сквозь разводы на стекле Арс не может рассмотреть название остановочного пункта. Но ему оно и не важно — важна только спина Шаста, которая маячит впереди.       Антон спрыгивает с выдвижных ступенек, и проводница строго замечает:       — Ребята, стоянка всего пятнадцать минут. Ждать никого не будем.       Арсений улыбается ей, проходя мимо, но женщина ему эту улыбку не возвращает, глядя на него цепким взглядом. Наверное пытается понять, не собирается ли он после возвращения затеять драку, орать песни или красть подстаканник.       Улица встречает их холодным майским воздухом, и на кожу рук тут же вскарабкиваются мурашки.       На корпусе поезда мигают разноцветные огоньки: зелёные, оранжевые, жёлтые. Арс назначение этих огоньков никогда не знал, но в моменте кажется, — их главная задача заставить его сердце сжаться от того, как красиво они прыгают по прядкам Шастовых волос.       Накинув капюшон, Антон уверенно лавирует между людьми и их чемоданами, между опорами громадных лестниц, которые ведут к пригородным электричкам, и огибает лавочки с едой. Шаст так уверенно идёт вперёд, что у Арса никаких сомнений — они на этом вокзале бывали как минимум десяток раз. Хотя на самом-то деле — ни одного.       Антон вдруг резко сворачивает направо в тень, и Арс теряется. Но через несколько секунд взгляд выцепляет небольшой закуток за пустующей служебной будкой.       Шаст зажимает между пальцами сигарету и «пшикает» зажигалкой, заполняя небольшое пространство дымом. Арс по привычке поднимает взгляд наверх в поисках системы видеонаблюдения. Но мигающих огоньков камер не находится, люди сюда не доходят, и мужчина позволяет себе расслабиться.       — Всё, здесь остаюсь, здесь кайф, — Шаст затягивается.       Арсений смотрит, как завитки дыма поднимаются наверх и запутываются в кудряшках Антона, которые только начали отрастать. Скоро он снова сможет накручивать прядки на пальцы, несмотря на угрозы их хозяина «сбрить их нахер».       — Ага, снимем какой-нибудь отель на ночь, а уже завтра решим, где снять жильё на постоянку и кем теперь работать, — соглашается Попов.       Антону этот ответ приходится по вкусу, и он расплывается в улыбке. Эта улыбка — «небезопасная», — по ней всё и сразу понятно. Но сейчас между ними только холодный вечерний воздух, мигающие на корпусе поезда огоньки и ямочки на щеках Шаста, от которых у Арса ведёт голову...       — Я тогда чур стану дрессировщиком собак каким-нибудь, — ещё одна затяжка. — Буду их всяким приколам учить.       — У тебя ещё есть вариант стать шулером в «Уно», — напоминает Арсений.       Шаст глухо и коротко смеётся и смотрит на Арса — тепло и кротко:       — А ты кем будешь-то?       Парень тушит сигарету, запихивая окурок в полупустой блок.       — Ну я тогда какую-нибудь скучную профессию освою, — фыркает Арс: — чтобы хоть какие-то деньги были в семье.       Окончание предложение выходит мягким и тихим. «Семья» рождается не на кончике языка, а где-то в солнечном сплетении — там, где обычно оказываются запястья Антона, если он обнимает Арса сзади.       Шаст стреляет в него ещё одним коротким взглядом и покусывает губу, сдерживая улыбку. Ещё один ритуал системы безопасности — но очень лайтовый, впрочем, парень его сразу же отбрасывает, когда протягивает Арсу ладонь.       Попов удивлённо вскидывает брови («Что прямо тут?»), но Антон руку не убирает. Тогда Арс вкладывает свою ладонь, касаясь тёплой кожи. Под подушечками его пальцев воедино сплетаются линии любви и жизни.       Антон осторожно тянет его на себя, а Арсений ему отказывать не может и не хочет. Это противоречит всем негласным правилам системы, вот только Шаст перед ним такой открытый и разморённый. Его такого хочется укрыть от всех камер, людей и дурацких систем безопасности особенно.       Поэтому Антон беспрепятственно подтягивает Арса ближе и очерчивает подушечками пальцев его ключицы. И, даже когда Шаст перемещает ладони на шею, оглаживая её, Арсений не отступает, а привычно рассматривает серо-зелёные лучики в радужке.       — Может я буду у нас зарабатывать, — Шаст поддевает подбородок Арса указательным пальцем и тянет наверх. — Обыгрывать там всяких богачей и бизнесменов.       Антон к нему не наклоняется, но и ладоней с лица не убирает. Более того — он осторожно оглаживает большими пальцами скулы. В его глазах отражается свет фонарей, и из зелёных радужки постепенно темнеют до ореховых.       — Да ты измором берёшь, — намекает Арс на их двухчасовую игру в «Уно» и, конечно, на текущую ситуацию.       — Беру, — кивает Антон.       Арс уже знает, что, какие бы реанимационные меры он не предпринимал, в попытках перезапустить отчаянно визжащую систему безопасности, — все они провальные. Он уже слышит эти звуки рушащихся бетонных конструкций, которые ему придётся заново возводить через пять минут, чтобы пройти через толпу к купе. Но сейчас — он это предзвучие с наслаждением констатирует.       Шаст наклоняется ближе и цепляет его губы.       Всё в этом поцелуе — про взаимность: то, как нежно Антон касается его губ, как одной ладонью оглаживает щёку, а другой бережно перебирает пряди каштановых волос. Арс льнёт к нему ближе — так, чтобы между ними совсем не осталось расстояния.       У них впереди — десять часов пути и вся жизнь вместе. Их пути будут виться, отдаляться, может даже теряться, на самых сложных участках, но никогда — прерываться.       — Люблю тебя, — коротко, в нижнюю губу, не разрывая поцелуй.       Его система безопасности — самая надёжная в мире, защищающая их от всех возможных внешних обстоятельств, но единственная её уязвимость — это Шастово:       — Я тебя тоже, — и она одномоментно трескается и взрывается.