Положение

В мае князь Андрей засобирался к сестре. Он до сего дня не мог оправиться от недельного письма, в котором рукой сестры сообщалось об её положении. Болконский оставшуюся половину дня ходил меж комнат, открывал было рот, чтобы обратиться к Катерине (жене своей), но в то же мгновение хмурился, опускал взгляд и уходил в другую комнату. Князь Андрей боялся. Он боялся за сестру, после пережитого Лизой, с набожностью сестры и её верованием во все приметы — случиться могло что угодно. Больше всего князя Андрея тревожил Ростов. Взаимная неприязнь их проявлялась во всём: начиная со взглядов и заканчивая словами. Их встречи чаще всего происходили при встречах брата и сестры, и в такие минуты двое мужчин не смели показать ссоры меж ними, безусловно, ради самой Мари, глаза которой становились мокрыми и красными, стоило Болконскому или Ростову распалить разговор (не имела веса тема, на которую они говорили, каждый раз, в угоду своему самолюбию и эгоизму, ни один никогда не решался согласиться с мнением другого). И всё же они молчали, боясь задеть чувства сестры и жены, — женщины — которую они любили. Князь Андрей боялся за сестру и отношение Ростова ко всей ситуации. Княжна Марья писала, что с начала срока прошло пять месяцев, Болконский не мог поверить. Прошедший через беременность бок о бок девять месяцев с бывшей женой, он не мог допустить, что не смел заметить перемену в своей сестре. Однако он допустил до этого. Ответа Болконский так и не послал, решившись ехать. Княжна Марья с графом Николаем перебрались в рязанскую область, выкупили небольшое имение, продав отцовское в Лысых Горах (сестра долго утирала нос платком, глупо улыбалась и жалась к плечу брата, — её всё не отпускала смерть отца — и она по-прежнему любила дом, в котором провела всё своё детство и юность, но жить в нём ей казалось невыносимым испытанием) и обустраивали небольшой, но уютный и прелестный, по словам сестры, дом, расположенный удобно рядом с лесом для охоты Николая, и недалеко от местной церкви, в которую, Андрей узнал из тех же писем, Марья временами захаживала, помогая нуждающимся. В Богучарово всё шло своим чередом: Николушка характером больше походил на свою мать: он был чуток и внимателен ко всем, плаксив, но упрям в решениях. У него были глаза отца, как часто признавалась княжна Марья. Князь Андрей не замечал тех горящих глаз сына, но каждый раз невольно улыбался, когда находил его за любимым делом, которое поглощало младшего Болконского целиком. Катерина Фёдоровна занималась хозяйством, помогала женщинам, знала каждого ребёнка во всем имении, и не было ни малейшего сомнения, что она была прекрасной женой. Бывало, князь Андрей замечал, как она ходила вечерами с Николаем вдоль тропинки к дубу, высаженному Болконским пару лет назад, и говорила с ним о жизни, о том, что она повидала за свою, о людях и их помыслах, причинах многих поступков, которыми маленький князь интересовался. Княжна всегда отвечала, и Андрей не мог сдержать кроткой улыбки, опуская глаза и чувствуя в себе то старое новое чувство любви, теплоты и нежности, которое он испытал к жене в первую их встречу. Катерина любила Николая, как собственного сына, и Андрей не мог не ценить этого, в первые месяцы их знакомства и того неловкого робкого общения, которое возникало между ними, когда они встречались в обществе или отсылали друг другу письма. Болконский долго не мог решиться на второй шаг, который ожидал его после Наташи, но отца более не было на свете, его ничего не связывало и никто не обязывал, он был в праве вершить свою судьбу, как ему того хотелось, однако князь долго не мог унять дрожь в руках, когда писал Пьеру: «Душа моя, не сплю вторую ночь, она мне видится! Не знаю, как решиться писать ей. Нет, лучше приехать, но как? Не стар ли? Стар, точно стар. О, mon chére, мне нужен твой совет, как близкого человека и любимого друга». Пьер застал его возбуждённого, свежего и помолодевшего с той любовью в улыбке и жизнью в глазах, которых он не видел с 1810 года после расставания с Наташей. Болконский брался за всё и тут же бросал, он ходил по своему кабинету, подзывал слуг, просил выполнить одного поручение, а после ещё и ещё, и спустя минуту подзывал опять, чтобы приказать прекратить. — Андрей, я приятно удивлён находить Вас таким, — усаживаясь в кресло, улыбался Пьер. — Душа моя, я не знаю, как мне быть, — он снова зашагал по комнате, остановился у своего стола и сел. — С чем? — С кем! Катериной, мой друг, — с горячностью отвечал Болконский, вставая с кресла и останавливаясь у окна, открывая пошире деревянные ставни. — Ты посмотри, что за прелестная весна! Как всё цветёт, зеленеет, наполняется и дышит жизнью. Неужели я раньше не замечал этого, Пьер? Ну что же ты молчишь! — Вы влюблены, Андрей? — друг смотрел на него с интересом, поправляя круглые очки. — Я... — он осёкся, и в секунду вся та нежность и любовь пропали с лица его. — Могу ли я ошибаться, Пьер? Можете ли ошибаться Вы? — Андрей, вопрос совсем в другом, и он прост до безобразия. — Прост? — Верно. Князь Андрей молчал. — Я...я влюблён, Пьер, — в глазах его выразились боль и страх за очередную ошибку, которую он мог совершить, но которая не могла остановить его любить людей вокруг, любить себя и свою жизнь. — Вы боитесь? — Вздор. — Ох, так Вы точно боитесь, мой друг, — улыбался Пьер. — Но чего? Не Катерины ли? Вы писали о ней в письмах, и я не видел сомнения Вашего в своих чувствах к ней. Так что Вас останавливает? — Вы знаете лучше кого-либо. — Право не знаю, совсем не понимаю, André. Вы любите её, и только это мне точно ясно. — Боюсь, я перестал верить людям, душа моя. — Но Вы продолжаете верить в неё, — не оставлял его Безухов. — Ах, Пьер, как всё просто в Вашей голове. — Но отчего нет? Отчего мы вечно должны создавать себе страхи и проблемы, когда стоит всего один раз просить наедине и довериться тому, кого любишь и кто любит. Не это ли то, ради чего стоит жить? Верить и любить, друг мой. Князь Андрей снова молчал. — Писать ей? — Поезжайте, — просил он, — поезжайте, Андрей, она Вас примет. Знаю, точно примет. Вы один из самых умных и прекрасных людей, которых я встречал, и ежели она Вас любит, то согласится.   Они обручились ещё спустя пару месяцев, и на этот раз Катрин дала время князю Андрею, видя смятение души в его глазах. Болконский оставил сына сестре на этот срок и глубоко погрузился в дела собственного имения. Ему долго приходилось переступать через себя и свои страхи, но он был благодарен за поцелуй, которым его встретила Катерина после двухмесячной разлуки. Болконский понимал, что не заслуживал её, оттого дорожил ею и каждым днём, прожитым бок о бок и в письмах, когда он отъезжал из имения по делам или за границу, чтобы подлечить здоровье. Без ссор не обходилось. Катрин умела успокоить князя, конечно, обижалась, и Болконский это видел, он извинялся, целовал ей руки, и она прощала. Князь Андрей ехал к сестре расстроенный, волнуемый новостью Маши и свежим вечерним разговором со своей женой, который имел место быть между супругами. Ситуация с бывшей княгиней Болконской (князь Андрей всё не хотел отходить от старой формы обращения к своей сестре) трогала их по-разному: одного, как брата, другую — как женщину, уважающую и понимающую положение княжны. — Ты должен понимать, Андрей, у неё своя жизнь, это её решение, — Катрин стояла в проходе, уставшая и разморённая после трудного дня. — Катя, она может...погубить себя, — не своим голосом протестовал Болконский. — André, всё произошедшее ранее... — она замолчала на секунду, внимательно смотря на мужа, — всё пережитое тобой не должно переходить на плечи Маши, она сильная девушка, и сама писала тебе в письме об этом, врач временами навещает её, она... — Вздор, — раздувая ноздри, фыркал Болконский. — Ты переживаешь за неё, у тебя есть на то основания, но прошу, Андрей, не загоняй её в то состояние, в котором находишься ты с того самого дня, как только узнал об её положении. Князь Андрей молчал. — Все эти мелочные слова и неоправданные надежды, ха-ха! могу ли я в них верить теперь? — смеялся он тем холодным тоном, который отзывался в его душе, как напоминание об отце. — В любовь ты верил, Андрей, — она прошла через всю комнату, останавливаясь за стулом мужа, и легко уложила свои руки на его плечи. — Так дай шанс и новой жизни. Князь Андрей закрыл глаза, пока Катерина поглаживала его волоса и целовала их. Он в секунду осознал ничтожность своего положения и бессилие перед ситуацией, он не был в праве запрещать беременность сестры, не был во власти прекратить это на таком большом сроке. Должен ли был он? Имел ли право на этот поступок? — Катя, — он легко перехватил руки жены и целовал её ладони, не решаясь сказать, — давно ли я боюсь всего с такой силой, Катя? Давно ли меня страшит многое, чему раньше я цены не знал? — Ты стареешь, André, — серьёзно отвечала она. — Жизнь больше не кажется тебе вседозволенной, оттого ты так боишься оступиться, но позволь Маше выбирать и строить свою судьбу. Князь Андрей вспоминал улыбку Катрин, которая появилась на её лице, как она целовала его губы и просила лечь раньше, чтобы быть свежим в дороге. Князь Андрей не спал. Он не мог уснуть, и всё думал о том, что ждёт его дальше в жизни, и о его страхе перед неизвестностью — свободой. Он спал в дороге урывками и думало том, как ему правильно повести себя с сестрой, всё оглядываясь на пейзажи за окном, в надежде увидеть знакомую местность, холмы и леса, которые скрашивали имение.   Князя Андрея высадили у подъезда, где его встретил Тихон (временами Болконский терялся в возрасте верного и любимого слуги своего отца) с тёплой улыбкой и просил дождаться, пока «графиня Ростова» (он всё не мог поверить, что его кроткая чудесная сестра вышла замуж, стала графиней. Она стала Ростовой) вернётся со службы в церкви и попутно с тем отвечал на вопросы князя Андрея о самочувствии графини, её положении и условиях жизни с ним. — С ним не бывает проблем? — под ним, князь Андрей имел в виду Николая. — Граф прекрасно обходится с графиней, Вам не стоит беспокоиться, батюшка, — с той старческой доброй улыбкой отвечал ему Тихон. Князь Андрей расположился в гостиной, не завидев своих вещей, которых, как он выяснил, по приказу Марьи отнесли в будущие покои князя Андрея, и ждал графа Ростова. — О, Вы уже здесь, — из левой комнаты вышел оживленный Ростов, лицо которого явно выражало неприязнь к Болконскому. — Не смел задерживать. — Конечно. — Маша, надеюсь, в полном здравии? — За ней наблюдает врач из города, мы разместили его в нашем доме, чтобы не затруднять положение. — Так у Маши проблемы со здоровьем? — Нет, это моё желание. Николай, явно знавший о трагедии с маленькой княжной, будто хотел задеть этим Болконского. — Конечно. Надеюсь, что выбор врача остался за Машей.  Князь Андрей кончил первым. Он не желал верить этому человеку, ощущая, как в нём поднимается то чувство самодовольства и преимущества над соперником, как при их первой встрече в доме Друбецкого. Но в разговорах о Марье Николаевне мужчины не смели упускать суть того, о чем они говорили. Они могли внутренне желать вызвать друг друга на дуэль, всем видом показывать, какое пренебрежение испытывают по отношению к собеседнику, но ни один из них не посмел бы проигнорировать состояние женщины, которой они дорожили. Княжна Марья вернулась часом позже, взволнованная и с мокрыми глазами. Она изменилась. Раздалась в бёдрах, стала шире, мягче, и из под платья её виднелся округлый живот. — Андрей, — её голос сорвался — она не видела брата год. — Всё та же плакса, Мари? — улыбался князь Андрей, обнимая сестру. Николай оставил их, подбирая пустые корзины, которые Марья оставила у входа, заслышав голос брата. — Я...не знаю с чего стоит начать, — лицо её покрылось красными пятнами, щеки блестели от слёз, но глаза сияли и до того делали её прекрасной в эту минуту, что князь Андрей в миг ощутил ту детскую любовь к своей никудышной маленькой сестре. — Думаю, нам стоит обсудить это позже, покажи мне здесь всё, душа моя. Князь Андрей понимал и чувствовал этот страх в глазах сестры, он отражался в его собственных. Маша, утирая слёзы, периодически укладывала руку на живот, словно боясь не найти, не ощутить под пальцами то сокровенное, которое берегла она теперь больше своей жизни. Андрей видел это, отводил взгляд и, чувствуя, как страх подбирается к его сердцу, воспоминал прелестное лицо мёртвой жены своей Лизы: «Ах, за что вы со мной так поступили?...» — Ах, André, как мне не хватает тебя, — шептала княжна, ведя под руку Болконского ко двору, чтобы оттуда показать строй жизни на этой земле. — Ты перестала приезжать ко мне, Маша, отчего? — Николай, — с улыбкой отвечала княжна и, покрываясь пятнами, спрятала лицо в ладони. — Ох, не подумай о нём плохо, Андрей, он...он чудесный человек и... — она краснела ещё больше, глаза её становились влажными. — ему нужно было оправиться от смерти отца, как и нам с тобой. Он предлагал мне ехать несколько раз, когда видел, что я плачу за твоими письмами. Я отказывала ему, не хотела его оставлять. Князь Андрей хмурился, но на губах его была лёгкая улыбка. Непонятное колкое ощущение ударило его в сердце, но тут же сменило его странным теплом в груди. Болконский понимал, что сестра любит этого человека. — Я не обвиняю тебя ни в чём, друг мой, — начинал он, пока они проходили вдоль высаженного небольшого сада — любимое место отца в их бывшем имении. — Я и сам не заезжал. — Катерина? — перебила его Марья. Князь Андрей засмеялся. — Ничего от тебя не скроешь. — У тебя всё в глазах, André. Ты любишь её, и это было понятно, как только ты привёз мне Николушку. Всё было так чётко и ясно в твоих глазах. Князь Андрей не ответил, отводя взгляд. — Как ангел мой? Отчего ты не взял его с собой? — Он просился, поверь, — улыбался Болконский. — Он явно любит тебя, возможно, даже больше меня. Ты заменила ему мать и отца. Он до сих пор с дрожью вспоминает ваши уроки математики. — Перестань, Андрей, не обижай меня! — пряча лицо в ладонях, краснела княжна. — Вовсе не хотел, душа моя. — И всё же, отчего не взял? — Честно говоря, я ненадолго к вам, через пару дней мне отъезжать, я приехал сюда по случаю твоего письма, — Болконский остановился с сестрой у опушки. Страх и неизвестность, как обращаться с Марьей вернулись к нему. — Моё положение, — она чуть отошла от брата, уложив руку на живот, словно в жесте защиты. — Верно, я — он помедлил. — Отчего ты сообщила так поздно? — Право, Андрей. — Маша, мне важно знать. Княжна молчала, не решаясь поднять глаза на брата. Она мяла руки у живота и хмурилась, пока не начала: — Я помню какой отпечаток наложила на тебя смерть Лизы, ох, я...я помню твои глаза, друг мой. Могла ли я позволить стать причиной их возвращения? — она не отнимала руки от живота. — Дослушай меня, Андрей. Ты многое перенёс за столь короткий срок, и...и Наташа...сколько она боли причинила тебе, а Катрин..Катя так живо разожгла в тебе любовь к жизни спустя такое долгое время, и...ты так редко писал мне, André, так редко ты отсылал ко мне письма, но эта девушка...она словно что-то новое, что-то ещё совсем детское отыскала в тебе, и ты был так взволнован, так боялся ошибиться. Была ли я в праве сообщить о нашем с Николаем решении? Под силу ли было мне это? Ох, Андрей... Она заплакала, и князь Андрей прижал её к себе, поглаживая по голове. Княжна Марья часто говорила о своих переживаниях, о своём страхе за брата, отца или крестника. Она молилась за каждого любимого ей человека и больше всего дорожила своей связью с Андреем после всего ими пережитого: смерти невестки, предательства Наташи и гибели отца. Марья, носившая под сердцем не только новую жизнь, но и глубокую трепетно хранимую тайну так долго, плакала в плечо брата из-за обиды за то, что пришлось пережить им: за измены и предательства их семьи, за погибшего батюшку и Андрея, который молча осторожно прижимал к себе сестру, боясь навредить ей, и только целовал в макушку. — Машенька, глупая сестра моя... — шептал он, отчего-то ощущая слезы в своём горле. Они стояли, не смея пошевелиться с места, и молчали, каждый со своими мыслями после сказанного княжною. — Прости меня, André. — Перестань, душа моя. Я так погрузился в свой страх и прошлое, что совсем не думал о том, какого тебе с этой ношей. Они успокаивали друг друга короткими словами, медленно двинувшись с места: Марья спрашивала про дорогу и Катерину с Николушкой, размышляя о том, что было бы неплохо приехать в Богучарово, которое она не видела с момента, как они с Андреем похоронили отца; князь Андрей поначалу скромно и смущённо делился своей жизнью с сестрой, но позже легко смеялся, когда Мари подмечала какие-то детали, и рассматривал имение Ростовых. Они обогнули сад, прошли мимо небольшой конюшни, прямо через пруд, где у его берегов лежали местные мальчишки, мочившие ноги в воде и отдыхавшие после чистки поля, с распахнутыми рубахами. Они радостно поприветствовали графиню и её спутника, и Болконские двинулись дальше. Андрей с Машей расслабились в компании друг друга, обговорив волнующие их детали, и Марья зареклась, что более не будет в нынешнем положении доводить себя до подобного состояния. Ужин подали позже обычного, но на радость этому за столом была тёплая обстановка. Ростов, по детской привычке своей, любил устраивать большие ужины для многих жителей их дома (конечно, расположив шурина подле себя), Марья, любившая вечерние приходы странствующих верующих, была рада большому столу с добрыми людьми, которые всегда приходили на помощь своей графине. Князь Андрей помнил привычку отца своего, сажать за стол дворовых, и прекрасно понимал, что не только от любви к Богу и воспоминаний о прихожанах Марья рада такому. Поужинав, каждый медленно растёкся в сторону, которая ему была нужна, чтобы закончить дела или приготовиться ко сну. Княжна Марья и князь Андрей расположились на летней веранде, в надежде ещё немного поговорить перед отъездом Болконского по делам в Петербург. — André, ты скучаешь по батюшке? — после некоторого молчания интересовалась княжна. Глаза её были влажными. — Маша, ты обещала мне. — Нет, я вовсе не... — она улыбнулась и, поймав взгляд брата, опустила глаза. — временами я так сильно скучаю по нему. — Я тоже, душа моя, — на его лице выразилась та нежная тёплая грусть, которая возникала только в моменты воспоминаний о чем-то нами любимом. — За что он так рано оставил нас, Андрей? — в голосе Марьи звучали слёзы. — Ты ведь знаешь его, он неумолим в своих решениях. Значит, он принял его ещё тогда. — Ах, нет, всё это так глупо. — Маша, посмотри на меня, — он коснулся её плеча. — Он любил нас. Он любил тебя, так в чём причина твоей скорби о нём? Отпусти его, мой друг. Вы с Николаем...вы прекрасно понимаете горе друг друга, проси его помощи. Он любит тебя, Мари, я вижу это, — и снова на лице его отразилась та грустная улыбка, — позволь ему помочь тебе. — Мне не хватает тебя, André, — она опустила голову на его плечо. — Надеюсь, что вы приедете к нам летом, — шептал Болконский. — Непременно! Я так хочу познакомиться с Катрин, — Марья признавала, что ужасно волновалась перед встречей со своей невесткой, но ей хотелось видеть ту, которая действительно любила её брата с той горячностью и трепетностью, о которых писал ей Пьер в одном из своих немногих писем. — Непременно, — тень доброй усмешки отразилась на его губах. Они стояли в том спокойном молчании, понимая друг друга без слов, обмениваясь взглядами, и думали о чем-то новом, свежем и прекрасном в их жизни, которое они обрели поначалу порознь, в первые минуты пусть и с робким, но, спустя месяцы разлуки, с решительным чувством поделиться, познакомить и скрепить вместе то, чего они были лишены большую часть своей жизни — любовь. Та открытая, крепкая и искренняя любовь, которая отныне и пока они живы, шла с ними бок о бок.