Первый и последний раз

С самого утра понедельника почта Михаэля полнилась сумбурными и местами несвязными письмами от Ласточкина, общая суть которых сводилась к одному - Михаэлю просто необходимо зайти к нему в театр как можно скорее. Дополнительной информации выведать не удается, но любопытная натура не дает Михаэлю покоя, и уже днем он, очень старательно попросив у Сеченова, выуживает пару часов свободного времени и сразу спешит в театр. Ласточкин ловит его у самого входа, быстро уводя за собой в кабинет, усаживает на диван и распахивает огромный сервант с массой всевозможного алкоголя, даже такого, какой Михаэль в СССР ни разу не видел. Он соглашается на сухой вермут и внимательно слушает. Ласточкин ходит по кабинету, активно жестикулируя и в красках описывая, насколько гениальна и самобытна его новая постановка. - Михаэль, уверяю тебя, ты такого никогда еще не видел, все останутся в полном восторге, я точно знаю! - он буквально светится счастьем и гордостью, но на все последующие уточняющие вопросы юлит, не выдавая никаких подробностей. - Просто приходите с Сеченовым в пятницу, ладно? Я дам вам лучшие места, - говорит он, и его глаза так и бегают в нервном возбуждении. В дверь кабинета тихо стучат, внутрь заглядывает молодая девушка с белыми, будто обесцвеченными волосами. - Стефан, подойди, пожалуйста. Нам нужна твоя помощь с костюмом, мы не можем определиться. Михаэль поднимается вслед за вскочившим со своего кресла Ласточкиным и по привычке вежливо кланяется на прощание, на что получает совсем не официальное похлопывание по спине и широкую улыбку. - В пятницу в семь, не забудь. Я буду вас ждать. Вас обоих, - говорит Ласточкин, уходя вглубь коридора. Уговорить Сеченова не составляет никакого труда, тот никогда не против сходить в театр, особенно после загруженной рабочей недели. "Знаешь, Миш, нужно нам иногда все-таки отвлекаться от работы, а то так недолго и с ума сойти" - сказал он однажды после очередной бессонной ночи, и Михаэль поймал его на слове, то и дело стараясь оторвать от переработок и вытащить в свет. *** Они приезжают к самому началу, потому что Михаэль до последнего вертится у зеркала, выбирая наиболее подходящую случаю рубашку, и сразу проходят в вип-зал. Третий звонок весьма удачно избавляет их от необходимости дальнейших приветствий, и они с чистой совестью удаляются в свою ложу. Михаэль устраивается в мягком, обитом бархатом кресле, придвигается ближе к балюстраде и укладывает на нее руки, внимательно разглядывая зал. Сегодня премьера и театр заполнен под завязку, он не может найти ни единого свободного места. А с их балкона и правда все видно просто идеально, Ласточкин не соврал, самое то, чтобы полностью увлечься постановкой. Впрочем, сделать этого Михаэлю не удается, потому что ловить на себе странные взгляды он начинает с самых первых минут, когда действо только начинает закручиваться. Сеченов откровенно отвлекает его своим молчаливым вниманием, но Михаэль упорно делает вид, что ничего не замечает. Он слишком хорошо знает Сеченова, а еще лучше - свою слабость перед ним. Стоит тому перейти к более активным действиям - и у Михаэля не останется шанса. В итоге практически весь первый акт ускользает от его понимания, гораздо больше интригует поведение Сеченова, его пристальный раздевающий взгляд. Во время антракта он старательно не обращает на Сеченова внимания, потягивает шампанское, грациозно облокотившись о столик, и ведет светские беседы со всеми, кто к ним подходит. Сеченов подыгрывает, и наверное со стороны все действительно выглядит вполне обычно. Однако Михаэля потряхивает каждый раз, когда он поворачивает к нему голову и задает на первый взгляд невинные вопросы - но в этих вопросах столько подтекста, понятного только одному Михаэлю, что ладони сразу начинают потеть, а бокал скользит в дрожащих пальцах. К началу второго акта они заходят обратно в ложу. Робот вкатывает вслед за ними сервировочный столик, разливает по двум бокалам шампанское, разворачивается и молча уходит, тихо закрывая двери. Михаэль подхватывает рукой бокал и делает нервный глоток. В зале полностью гаснет свет - и в этот момент он чувствует себя в ловушке, но старается успокоиться, мысленно убеждая себя в том, что Сеченов достаточно благоразумен, чтобы не лезть к нему прямо тут, на глазах у всех. Однако не успевает музыка заполнить зал, как Сеченов кладет руку ему на лопатки, заставляя дернуться от неожиданности. Михаэль проливает часть шампанского на пол, чертыхается и отставляет бокал в сторону. Сеченов на это одобрительно хмыкает, поглаживает его шею и забирается пальцами под ворот рубашки. Каждое его касание обжигает кожу, Михаэль невольно закрывает глаза и склоняет голову вперед, подставляясь под прикосновения и чувствуя, как по телу бегут мурашки. Сеченов ведет рукой еще выше, зарываясь в кудри на затылке, проводит большим пальцем за ухом, заставляя вздрогнуть от удовольствия и громко выдохнуть. Сеченов убирает руку с его головы и прикасается к груди, легко цепляя ногтем сосок сквозь тонкую ткань рубашки, Михаэль проглатывает тихий стон и невольно откидывается на спинку кресла, открывая больший доступ к телу. Сеченов скользит рукой ниже, поглаживает живот и бока, показательно игнорирует пах и водит кончиками пальцев по бедрам, периодически ныряя к внутренней стороне, почти задевая поджавшиеся яйца. Сеченов берет его за руку и тянет ее к себе, укладывая на свою ширинку. Михаэль неосознанно сжимает полностью вставший член, слегка дернувшийся под его ладонью, бездумно облизывается и с мольбой поднимает на него глаза. - Дима, пожалуйста, давай не здесь, - сдавленно шепчет он, хотя у самого от возбуждения уже подушечки пальцев покалывает, но он видит в темноте его блестящие глаза - и без слов понимает, что нет, именно здесь. - Иди ко мне, - тихо отвечает Сеченов и улыбается своей самой обворожительной улыбкой, как-либо противостоять которой Михаэль просто не в состоянии. - Ты в своем уме? Вокруг десятки людей, - он все еще пытается бороться, потому что перспектива быть пойманными за таким постыдным занятием безумно его пугает... и вместе с тем дико возбуждает. - Мы сидим слишком высоко, снизу ничего не видно, не волнуйся, - настаивает тот, но скорее просто отшучивается, прекрасно понимая, что он уже сдался. Сеченов наклоняется к нему и влажно целует в шею, прикусывая тонкую кожу. Он пытается поймать губами кадык, когда Михаэль судорожно сглатывает, нетерпеливо дергаясь в мягком кресле. - А... а напротив? - шепчет Михаэль, когда тот приближается к нему вплотную, жарко дыша на губы. - Т-ты посмотри, - уже еле слышно говорит он перед тем, как Сеченов наконец целует его, коротко прижимаясь горячим ртом. - Все ложи... з-заняты. Последние слова звучат уже, наверное, совсем неубедительно, Михаэль сам впивается в его губы, притягивая за голову к себе. Целует глубоко и развязно, как в последний раз. Адреналин бушует в крови, толкая на более активные действия, поэтому Михаэль, путаясь в пальцах, расстегивает его ремень и пытается скользнуть рукой в штаны. Но Сеченов тянет его из кресла и усаживает к себе на колени, прижимаясь горячей грудью к спине и фиксируя за талию. - Пусть полюбуются на твое полное наслаждения лицо, м? - шепчет он Михаэлю в затылок, заставляя буквально скулить от возбуждения, ерзая и потираясь задницей. - Ты же покажешь им, как тебе хорошо, верно? Михаэль, кажется, краснеет везде, где только возможно, и ничего достойного в ответ придумать не может. Он бросает взгляд вправо и замечает рядом красные бархатные портьеры, тянется к ним рукой и в последней надежде дергает - но нет, они пришиты или привязаны так, что задернуть их невозможно. Сеченов позади него тихо посмеивается и тянет назад на себя, шаря руками по бедрам. - Похоже, здесь будет представление поинтересней. Михаэль оборачивается на него, с силой тянет за волосы к себе и затыкает поцелуем, потому что не в силах больше это выносить. Сеченов удовлетворенно хмыкает и тут же перехватывает инициативу, проталкивая свой язык глубже. Он заглаживает Михаэля всего, от шеи до бедер, ловит тихие сбивчивые стоны губами, напоследок ощутимо зажимает между пальцами сосок, отстраняет его от себя и давит ему на спину, заставляя наклониться вперед. Михаэль почти ложится животом на свои колени, невольно выпятив ягодицы, и едва успевает опереться о балюстраду, чтобы не съехать на пол. Он вдруг видит, что происходит внизу, и его прошибает холодным потом - с таким страстным и требовательным Сеченовым за спиной он уже и забыл, где они находятся. Он наклоняется к Михаэлю, бородой скребя по пиджаку, и быстро расстегивает его ремень, легко касается члена сквозь ткань и запускает пальцы под резинку, стягивая трусы на бедра. Михаэль беспомощно закатывает глаза и утыкается лбом в бархат, когда два мокрых пальца туго протискиваются внутрь. Сеченов громко дышит сзади и второй рукой наглаживает его влажную спину, забираясь ладонью под рубашку. Михаэль пытается подаваться назад, но поза слишком неудобная, из-за спущенных почти до колен штанов он не может раздвинуть дрожащие от напряжения ноги. Член оказывается зажатым между его бедрами, и легкое трение при каждом движении пальцев внутри просто сводит с ума. Обычно громкий и несдержанный в постели, сейчас Михаэль вынужден тихо скулить, до боли прикусив ладонь. Он глотает стоны и боится поднять голову, потому что ему кажется, будто все знают, что здесь происходит, и взгляды всех людей в зале сейчас направлены именно на них. Сеченов добавляет еще один палец, терпеливо растягивая его, и Михаэль пригибается ниже, почти складываясь пополам, и полностью скрывается за балюстрадой. Тут он наконец чувствует себя в относительной безопасности и даже позволяет себе тихо простонать. Но когда Сеченов достает из него пальцы с тихим хлюпаньем, которое в этой ситуации все равно кажется слишком громким, он снова заливается краской. - Приподнимись немного. Михаэль слушается и чуть привстает, стараясь держать равновесие. Сеченов приставляет головку и медленно входит, опять усаживая его на себя. Но Михаэль скользит туфлей по пятну недавно пролитого шампанского и неловко заваливается назад, резко насаживаясь почти полностью. Его прошибает током по всему телу от острой смеси болезненного удовольствия, он слышит за спиной сдавленный стон сквозь зубы и чувствует впившиеся в бока пальцы. Сеченов переводит дыхание, устраивает его на себе поудобнее и целует в плечо. Он делает пару легких толчков на пробу, и у Михаэля расплываются белые пятна перед глазами. Громкий всхлип сдержать не получается, он затыкает себе рот рукой, снова порываясь наклониться вперед, но Сеченов успевает перехватить его поперек живота, полностью заваливая себе на грудь, а сам откидывается на спинку кресла. Он придерживает Михаэля под бедра и начинает медленно, размеренно двигаться. Неровно дышит ему на ухо, иногда постанывая, вылизывает шею и прикусывает у линии роста волос, заставляя дрожать всем телом. Михаэль опускает руку на свой член, проводит пальцами по головке и всхлипывает, обхватывая ствол ладонью. Его снова бьет осознанием, когда музыка становится тише и Михаэль начинает слышать собственные стоны. Он открывает глаза и сквозь пелену дикого возбуждения бегло оглядывает зал. В ложе напротив слишком темно, ничего разглядеть не удается, но ему все равно мерещатся там горящие любопытством лица. Сеченов вдруг толкается глубже - и все сразу отходит на второй план. Михаэль откидывает голову ему на плечо и выстанывает на ухо, прикусывая мочку, прекрасно зная, как Сеченова от этого ведет, и тот начинает сбиваться с ритма и беспорядочно подбрасывать его на бедрах. Михаэлю становится неимоверно жарко в пиджаке, он, кажется, уже насквозь мокрый, по спине катятся капельки пота, так и не развязанный галстук сжимает шею, а рукава рубашки давят и сковывают движения, но о том, чтобы раздеться, не может быть и речи. Он продолжает ласкать себя рукой, когда на краю сознания возникает мысль о том, как они потом будут отсюда выбираться - раскрасневшиеся, взмыленные и растрепанные. Ни у кого не останется никаких сомнений в том, чем они тут занимались. Но почему-то сейчас это уже не пугает, а наоборот раззадоривает еще сильнее, позволяет отпустить себя и стонать во весь голос - благо второй акт в самом разгаре, от громкости музыки почти вибрируют стены. - Ч-что, уже не стесняешься? - Сеченов поворачивает его за подбородок к себе, быстро и глубоко целуя. - Ja, - шепчет Михаэль с придыханием, заламывая брови и двигая рукой на члене быстрее. - Так хорошо, что русский забыл? - тихо смеется он и снова прижимается губами к мокрой шее. - Halt dein Maul, - Михаэль пытается ответить серьезно, но не сдержавшись все-таки расплывается в улыбке. Сеченов снова целует его, они делят одно дыхание и стоны на двоих, от недостатка кислорода голова начинает кружиться, а удовольствие становится еще более острым. Михаэля окатывает паникой, когда музыка вокруг резко стихает, а звуки их сбитого дыхания и шуршания одежды становятся до жути громкими. Ему кажется, что их все-таки заметили, но нет, это лишь меняется сцена. Сеченов чувствует, как он деревенеет в его руках, замирая, и прижимает к себе сильнее, рывком насаживая до основания. Хлопок ягодиц о бедра кажется оглушительным в наступившей тишине, но Михаэлю до этого уже нет никакого дела, его потряхивает от чувства абсолютной заполненности и стремительно приближающегося оргазма. Музыка снова заполняет все пространство вокруг и бьет по ушам, и в этот момент он весь сжимается и кончает, резко двигая рукой, старается в последний момент направить член в сторону, но несколько капель все-таки пачкают пиджак и рубашку. Он обмякает у Сеченова в руках, пока тот рвано вбивается в расслабленное тело, кончая следом. Михаэль от пережитого, кажется, задремывает на пару минут. Он приходит в себя, когда Сеченов двигается в кресле, меняя положение, и устраивает его на своем плече поудобнее, поглаживает бедро и целует в висок. - Зря ты все-таки выбрал черную, - рассеянно говорит он, указывая пальцем на засохшие белесые пятна на самых видных местах. - Черт... - шепчет Михаэль, пока до него начинает медленно доходить весь масштаб случившегося. Он неохотно встает с колен Сеченова, тут же чувствуя, как по бедру медленно стекает густая капля, и мысленно ругается. Натягивает штаны и перебирается на негнущихся ногах в свое кресло, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы, которые так и норовят залезть в глаза. Он чувствует, как наливается тяжестью все тело и ноет поясница. - И что мне теперь отвечать Ласточкину? Он же от меня не отстанет, - жалобно тянет он, потирая шею. - Ты хоть минуту смотрел на сцену? - Нет, - коротко отвечает Сеченов, поворачивая к нему голову и улыбаясь. - Кое-кто заслуживал большего внимания. Михаэль невольно заливается краской, прокашливается и тянется за шампанским. - Это было в первый и последний раз, ты меня понял? - он насупленно смотрит на Сеченова, который, кажется, вины своей совсем не ощущает и выглядит расслабленным и ужасно довольным. - Конечно, Миш, конечно, - со смешком заверяет он, однако лукавый прищур глаз выдает его с головой.