Уже не будет никак…

      Солёный морской ветер ласково треплет темные пряди волос. Небольшие волны плавно ударяются о песок, щекоча босые ступни. Несмотря на ранний час, вода уже достаточно теплая. Неохотно поднимаюсь, отряхивая джинсы от песка и надевая шлепанцы: скоро начнется рабочий день, нужно подготовиться. На самом деле я никогда не думал, что буду работать в гостинице. Да и то, что жить буду у моря, тоже как-то не планировал. Еще год назад мои амбиции оставались в пределах Сеула с его высотками, бешеным ритмом жизни и шумными улицами. Там остались и все попытки пройти прослушивания в агентствах, и небольшая квартира (выставил на продажу, но пока никто не писал), и всё, что было связано с ним… Кунсан – прекрасный курорт. Небольшой, спокойный, приветливый для всех туристов. Я ездил сюда отдыхать пару раз с родителями, когда мне было, кажется, лет тринадцать или около того. После я постоянно собирался приехать сюда еще раз, но уже вместе с любимым человеком. Планировал, как мы будем гулять босиком по белоснежному пляжу, пить свежие фруктовые коктейли с большим количеством льда, есть кальмаров и смотреть вечерами, как солнце прячется за водной гладью. Но в итоге приехал сюда один. Я не планировал оставаться. Мне лишь хотелось сбежать как можно дальше от него, от всего, что было связано с ним, что напоминало о нём. В первый день я не уходил с пляжа до самой глубокой ночи. Тогда немного штормило, лил сильный дождь. Но мне было важно именно в этот момент выпустить всю боль, обиду и злость. Утопить эмоции в уходящем шторме. Подарить морю свой собственный шторм, возможно, не менее сильный. И море его приняло и унесло в неизвестность. Стало чуть легче. А на следующий день я увидел объявление о работе. Гостинице, где я остановился, требовался администратор с обязательным высоким знанием английского языка. Я, недолго думая, предложил свою кандидатуру. И меня взяли. Первый месяц я жил в самом отеле, а затем снял небольшую квартирку недалеко от гостиницы. Так и решил остаться тут насовсем. Тем более, что в столице меня больше ничего не держало. Хван Хенджин. Это имя навсегда останется выжженным клеймом на моем сердце. Стараюсь лишний раз не думать: еще слишком больно. Мы познакомились пару лет назад в парке. Он рисовал плавающих в маленьком пруду уток, а я случайно налетел на него со своего велосипеда: под колеса внезапно прыгнула собака, я резко повернул в сторону и вписался прямо в холст. Испортил не только картину, но и свою любимую черную рубашку: краска так и не отстиралась, пришлось выкинуть. Хенджин тогда сильно разозлился, а я был настолько пленён его красотой, что осмелился попросить его номер. И он дал. В этот же вечер я написал ему и предложил как-нибудь компенсировать ущерб. Так состоялось наше первое свидание. Хван – человек эмоция. Я никогда не встречал столь интересных личностей. Он никогда не притворялся кем-то другим. Говорил открыто, честно и прямо. Всегда знал, чего хочет и требовал такой же ясности от других. Любил рассказывать о картинах, таскал меня по всем музеям и выставкам. А я ходил, потому что был влюблён в тот взгляд, которым он смотрел на каждую картину. Мне хотелось верить, что и на меня он смотрел с ничуть не меньшей любовью. Официально мы стали парой немного позже. Мне пришлось приложить к этому немало усилий, но они того стоили. Мы стали видеться чаще, порой ночевали друг у друга по нескольку дней. Хван подарил мне очень многое: первую любовь, первое ощущение будущего, первый секс. Мы часто говорили о совместном будущем, планировали, обсуждали. Я думал, что мне очень повезло. Что я нашел того человека, с которым хотел бы провести всю оставшуюся жизнь. Я нашел свою любовь. А вот она меня нет. Я никогда не смогу забыть тот вечер, когда всё сломалось. Не смогу забыть эту боль предательства. До сих пор в ушах стоит его стон удовольствия, которое он получал не от меня. Мы в тот вечер не планировали встретиться, но мне хотелось увидеть его хоть на несколько минут. Хотелось обнять, прижать к себе и поцеловать такие родные и желанные губы. Те самые губы, которые целовали какого-то худощавого светлого парня, прогибающегося под Хваном. Они даже не заперли дверь, шмотки снимали на ходу, видимо. Никогда не смогу забыть его лицо, когда он увидел меня. Этот взгляд полный отчаяния и отвратительной жалости. Жалкие попытки вернуть меня, всё объяснить. Как будто это можно как-то объяснить, как-то оправдать. Хенджин что-то говорил, а я даже не вслушивался в слова. В ушах заложило, словно я погрузился глубоко под воду. Где-то на заднем фоне его любовник поспешно одевался. Я молча развернулся и ушел. Даже сцен не стал устраивать. Честно говоря, тогда у меня не было на это сил. Я даже не помнил, как добрался до дома. Пришел в себя только дня через два, когда матушка, забив тревогу от того, что я не отвечал на звонки, приехала и нашла меня на полу собственной квартиры; пьяного, грязного и полностью разбитого. Хван звонил несколько раз, но я не брал трубку, а затем и вовсе сменил номер. Пару раз приезжал и сидел под дверью моей квартиры. Плакал, умолял выслушать, впустить, простить. Но я полностью игнорировал его. Мне не хватало сил даже на то, чтобы послать его. Я просто не хотел ни видеть его, ни слышать. Ни знать. Ну а потом я уехал сюда. Знаю, что он снова приходил (матушка обмолвилась о неком «изящном блондине», который меня искал). Не могу понять, чего он добивается. Я больше не любил его. Я сам себя в этом убеждал и сам себе охотно верил. Я не могу простить подобное, никак не могу. Мне всё равно, какие для этого могут быть причины: предательство оно и в Африке предательство. Я никогда не смогу этого ни забыть, ни понять, ни простить. Никогда не смогу любить его и прикасаться к нему. Измена всегда будет стоять у меня перед глазами, чтобы он ин делал и как бы я сам не хотел любить его. Я ненавижу его. Я ненавижу себя. Я ненавижу эту жизнь, и это море я тоже ненавижу. Потому что всё это не имеет смысла без него… Потому что с ним уже не будет никак…