я так скучаю..
боря видит десятый сон к тому моменту, пока его почти что невесомо, легким движением касаются плеча. сначала думается, что о, ура! Снова теплые сны с участием Кислова, который там то обнимет, то скажет что-нибудь теплое, что вообще этому коту несвойственно. Разные вселенные, что-ли? только вот спустя еще минуту его дергают уже более требовательно, остальные действия не совершая: слышно только тихое «Хэнк, Хэ-энк» где-то над ухом и он сонно приоткрывает глаза. Сначала ни черта не понимает, а потом, замечая карие напротив, резко отскакивает на другой край кровати, сбивчиво дыша и пытаясь сфокусироваться на чужом силуэте в темноте. — Борь, я блинов хочу, — звучит еще тише, но голос теперь кажется знакомым, а лицо проясняется в темноте его собственной комнаты, — вот, к тебе пришел, — и усмехается как-то по-доброму, словно не из-за него друг только что чуть ли не обосрался. — ты только не злись, бля, я у тебя уже на кухне немного порыскал, — и перед лицом лопатой какой-то машет, штукой этой вроде тесто взбивать нужно. Хэнк возмущение высказать хочет, рот открывает и тут же закрыть пытается, чтобы ничего такого не сказануть — родителей будить не хотелось, а еще лишних вопросов от отца. Боря на него снисходительно смотрит, пока тот вопросами донимает «сладко ли спалось?» «а что тебе снилось?», Хэнк на время смотрит. на циферблате ярко горят ахуеть какие цифры. 02:56. на вопрос о том, как он сюда попал — не отец же впустил — Киса распинаться начинает, план своего побега рассказывает и что пришлось для этого сделать. Кислова задушить сейчас хочется, потому что он довольный на кухню плетется, блинчики ему приснились. — Кис, это взлом, ты в курсах? — когда тот рассказ свой познавательный заканчивает, рукава по локти закатывает и глубокую миску достает, наконец глаза на Хэнка поднимает. теряется. внутри все словно замирает и Боря все ему известные молитвы в голове произносит, сглатывает. — ну так я ж через окно, — словно ничего в этом странного нет произносит киса и яйца взбивает, пока Боря по шкафчикам в поисках муки шарится, надеясь, что однажды до него дойдет - это не так работает. все происходит слишком медленно и шумно — Ваня то что-то уронит, то муку рассыпать успеет и подзатыльник от Бори получит, тихим шипением «ну что блять?» отзовется на эти действия. Сейчас вообще каждая секунда на счету - отец то проснуться может и Боря сам не знает, схуяли так ради Вани жопой рискует. Вроде бы нахуй хотел послать с его ночными приходами и отходосами, но вместо этого плиту включает и Ване ту самую «лопату» возвращает, чтобы тесто мешал и не выебывался. — я в кухарки не нанимался, поэтому буду лишь процесс контролировать, — и довольный лицом Вани, за стол садится, наблюдая за нечеткими действиями: У Вани руки не из того места, но красивые невероятно. линиями вен украшены очаровательно, пальцы тонкие и аккуратные, на них кольца бы так красиво смотрелись — Хэнк на заметку себе берет, надеясь однажды парные, что-ли, предложить. Не своими, а Кислова без остановки любоваться — только вот хозяин этих лап сейчас агрессивно матом на сковородку ругается, та шипит на него, словно в ответ, а он тесто налить пытается. круг ровный, но много льет, из-за чего Хэнк себя мысленно по лбу бьет: Он ведь поэтому и пришел к нему — нихуя ведь не сможет, сам еще и кухню спалит. Лучше дом товарища, чем свой, вполне возможно, да? У кисы все лицо в муке вместе с руками, на волосах пылинки мелкие - остатки от момента, когда он случайно из шкафа доставал и перевернул все, засыпав на кухне стол, а потом под тихое шипение Хэнка с матами старался как можно тише убраться. Хэнк не сдерживается от слащавости этой: телефон незаметно достает и в инстаграме историю записывает, где Ваня агрессивно пытается блин перевернуть, а как только это получается, ловит смешинку и всю романтику момента портит, криком «Ебать Хэнк, смотри, негр!» когда камеру замечает дуется как ребенок, Боре только улыбаться глядя на это недоразумение хочется и подписать «личная хозяюшка в два ночи». смеяться потом не будет - когда такая маленькая агрессия в физическую перейдет и все, пиши пропало. помощь свою немного странно оказывает — сзади Кислова становится и к спине прижимается, полностью тепло чужое ощущая. чувствует, как тот напрягается, а сам пока догнать не может, что именно не так. — некомфортно? — невольно шепотом спрашивает, дыханием шею опаляя и киса головой в стороны мотает, слегка назад отступая, еще сильнее на блондина опирается. тишина, молчание и уют. а Хэнку стоять трудно становится от запаха приятного рядом, который атмосферу словно другую создает - он понять не может, что за духи киса использует постоянно, но ловит себя на мысли, что — да, точно его. Чертовски подходит. эта близость не вызывает дискомфорта, разве что киса слегка притих. он только под конец к рукам чужим тянется и говорит, что сам, но тот пусть так и стоит. — на всякий случай, — робко оправдывает свои неловкие просьбы Ваня, возвращаясь к занятию. остальное время они проводят за шутками о том, что не будь все так сложно, за вкусные блины киса был бы не против отсосать. — мог бы и во время готовки, ты не парься, — Боря чаем и блином одновременно давится, — я просто зажался че та. а Хенкин старается держать язык за зубами и не сказануть, что ждет Ваню в следующую ночь, мысленно себе кивая и голову удобно на плече у того устраивая. Внимание свое на экран телефона возвращает, но надолго не засматривается на то как киса играет, матеря кого попало. Пальцы у него слишком интересные. и красивые. Руку свою закидывает, стараясь обзор Ване не закрывать и мысленно кивнув, прижимается, в шею утыкаясь. Киса лишь как-то спокойнее становится, матов не произносит и в тишине какой-то играть продолжает. Хэнку кажется, что тот словно дышать перестал. но что уж поделать, свои действия он оправдывает тем, что за ночной труд заслужил немного. расходятся они только под утро и под крики Константина о том, чтобы Кислов больше не появлялся. ощущение чужих прикосновений к лицу и теплого взгляда все еще кошмарят парня в приятных снах, оставаясь лишь памятью на страницах. Он так скучает.я кажется забываю как без тебя дышать...
они не общаются уже два дня. А возможно и больше. Боре не хочется знать или считать сколько дней Ваня в запое, а он сам — в глубокой печали. удача обошла их и в тот раз, поэтому не пойми по каким причинам они снова устроили потасовку. А Ване, наверное, причины не слишком нужны: Боре стоит подышать, посмотреть или хотя бы шаг сделать не так, как ему нужно, он сразу вмажет и ментенышем поганым назовет, а может и кличку новую придумает, как псу. Боря вообще устал себя сравнивать с собаками на улице, особенно в момент, когда он возле подъезда кисы ошивается и сообщения от семьи игнорирует. на самом то деле он просто не хочет дерьма этого. Сейчас им всем тяжело, а у Бори руки опускаются — образ себя каждую ночь вертит в голове своей и на руки смотрит, а на них — густая кровь. Дрожит. волны разочарования по телу пускает. так что и в ночь сидит, в окно чужое смотрит, пока луна дорожки пустые освещает, а возле мусорок котята бегают резво, бедные. один из них однажды приластился к Хэнку, поэтому причин приходить сюда стало еще больше, но одна из основных — обиженный на все вокруг киса, хмуро выглядывающий из окна. в этот день Хэнк не берет в руки ручку, не берет карандаш, абсолютно все валится. все заебывает и он даже на звонки Мела ответить не может. грустью питается, в подушку унывая. киса гулять тоже не сильно звал: написал с предложением, а как в ответ сухое «нет» получил, больше не написывал. и почему-то тошно от своего отказа становится, а может и от самих действий Кислова. Без него печально. Почему-то грудную клетку от чувств разрывает, прямиком до сердца добираясь и изнывая, в клочья разорвать пытается, ядом травить начиная. Он понять не может, почему скучает так. а «почему?» глухо в голове отдается, оставаясь без ответа, который никчемная тетрадь в себе хранит. он внезапно про нее вспоминает и снова лениво тянется, с кровати вставая, стараясь равновесие с непривычки держать, чтобы мгла глаза не застилала, рано падать еще. Пускай и не поздно. Окно приоткрывает и на минуту выглядывает, но то, что—кого—искал, так и не находит. вздох грустный испускает, сигаретой затягиваясь. Мысли все равно прямиком к кисе возвращаются. Все равно одиноко становится и забыть его непременно хочет, чтобы мысли больше не терзал появлением своим, а в голове все те же глаза, все тот же голос и улыбка широкая, довольная, особенная какая-то, раз уж в память так четко врезается и Боря невольно свои губы в ухмылке искривляет, дым выдыхая. Ему почему-то также раствориться хочется. желательно сейчас. и желательно в самом Кислове. решив, что так нельзя больше, находит очередное утешение в строках. — Принимай гостей! — Хэнк удивлённо наблюдает за Ваней который перебирается через окно. Деталь, которую блондин сразу подмечает - куртка. точнее, в ней что-то маленькое и что-то, что шевелится. Киса как можно аккуратнее забирается на кровать и, замечая немой вопрос в глазах напротив, как-то странно улыбается. — в общем, тут.. это.. — мямлит Ваня, но видимо решив, что будет лучше показать, раскрывает сверток из куртки. в ней оказывается маленький котенок. тот самый котенок, который ластился к Хэнку. в ту ночь они впервые разговаривают спустя такое долгое время. У Вани голос ломается при извинениях, но с горем-пополам он все таки произносит заветное слово, а Хэнку остается только кивнуть, смущение в глазах своих скрывая. От привычного знакомого голоса бабочки из мертвых восстают, а по телу пробегают мурашки. Боря тискает котенка без остановки, лыбится довольно и наконец счастливым себя ощущает, без печали в глазки кошачьи заглядывает, тот мяукает, мурчит, а Киса даже с завистью поглядывает: сам ведь соскучился по касаниям чужим, по присутствию и привычным разговорам. они снова делят одну сигарету на двоих, пока на кровати удобно ластится маленький комочек счастья. — я тебя с ним возле подъезда своего часто видел, вот, не пойму какого хуя ты его не забрал, — тянет Ваня и взгляд свой через плечо на котенка переводит, — поэтому делаю тебе подарок и приношу сам. — личная доставка? — ага, блять, на крыльях любви, — забирая у Бори из рук сигарету и последний раз затягиваясь, тушит о форточку. интересно, если бы Ваня не заметил котенка, то пришел бы? когда Боря рассматривает профиль кисы в очередной раз и подмечает про себя совершенно незначительные детали, на ум почему-то приходит лишь один вывод: без Вани слишком не то. Без него все чужое, а сам он — родной, теплый, хоть и тяжело с ним порой, но везде же есть свои проблемы? и Хэнк в любом случае поможет это решить. Тем более теперь не один: Котенок удобно устраивается между парнями и ластится под чужие руки, принимая всю ласку на себя, Киса — заботливый взгляд Бори. А Боря готов принять Кису.мне хочется сказать: я люблю тебя...
они собираются на базе как обычно. Боря что-то чиркает за столом, Ваня над ним стоит и как-то издевательски смотрит, пока Мел с Геной что-то шаманят. Вызвали их сюда безумно срочно: сказали, что дела неотложные и ситуация требует всевозможных решений сейчас и здесь. Только объяснять, что именно случилось не спешили. сказали просто там стоять и молиться, а вот к чему последнее было.. никто так и не понял. просто молча исполнили. — блять, Борь, ты случаем уроки русского не прогуливал? — Ваня из себя умного строить начинает, ошибку легкую в тексте подмечает и тыкает в нее Борю как в дерьмо какое-то. до конца жизни теперь будет это вспоминать, это же киса. — а ты психолога? — язвит Хэнк, пепел в недалеко стоящую кружку стряхивая. Киса хмурится, но на подъеб колкий среагировать не успевает: Гена всех к себе подзывает и те буквально сразу к нему подлетают, на диване устраиваясь. — в общем, Гендос у нас теперь эта.. — пальцами щелкает, слова вспомнить пытается, или правильное подобрать, — шаманка, вот. — какая нахуй шаманка? — вопрос, конечно, умный и Ваня себе второй балл добавляет за сегодня, — может, гадалка, тип? или что? Боря на него смотрит осуждающе как-то, мол, какого хуя к словам приебался, но быстро меняется, когда Гена наконец руки им показывает, а в них - колода таро. — чувак, ты какую бабку ограбил? — Ваня руками к ним тянется, выхватить пытаясь и усмехается, пока Гендос в сторону свои отводит, чтобы не трогал ничего, шипит. — короче, гадать я теперь вам буду, — и перемешивать начинает, на кису кивая, — ты моей первой жертвой будешь. Хэнк тут единственный уловить ничего не может: На Мела взгляд переводит, а тот плечами пожимает и пальцем у виска крутит, словно не при делах вообще, хотя сам, вроде как, помогал Гендосу эту авантюру мутить около часа. — бебебе с бабаба, — и головой в стороны качая, словно друзья его - идиоты полные. А он, по сути, сам такой же: внимательно за махинациями Гены наблюдает, слушает, что киса там у того спрашивает и вечно звуки издает, на смех похожие. — может на размер погадаешь, м? — бровями играет, довольную лыбу давит. — на размер чего? Мозгов? — впервые за эти минуты голос Хенкин подает, — если да, то однозначно тебе ловить тут нечего. — да ну нет, ну, блять.. — Киса его в бок слегка толкает, по руке несильно заезжая, — ну, может, у меня он больше станет, типа.. — меньше. — схуяли? — удивляется такому заявлению киса. — я отрежу. — скорее откусишь, друг мой, — загадочно Гена произносит, карты в руках рассматривая. спокойно это говорит слишком, за что ему по плечу заезжают, — грызетесь вы слишком.. кажется, беда в ваших отношениях вас ждет. Ой беда какая.. — театрально вздыхает, а Боря и Киса переглядываются. Друг хуйню нести начинает однозначно. Ваня конечно смотрит более заинтересовано. Видимо, на слова чужие ведётся и ближе подсаживается, пока Гена наугад карты достает, с картинками «особенно» красивыми, словно так и надо, словно значение каждой знает. — влюблен в тебя, блондинчик один.. — Боря дымом давится, широко распахнутыми глазами во всю смотрит, а Мел по спине ему бьет. жест этот остается скрытым для всех, только продолжение фразы не сильно радует: — глаза у него красивые.. — и на Хэнка невзначай поглядывает, щурится, — не ебу какие, красивые просто. Он трешер свой любимый часто носит, абсолютно везде.. — а Ваня, видимо, тупой совсем, смотрит с надеждой на имя чужое. Тут уже даже Боря понял, — ох, дру-уг мой.. одержим он тобой.. Но разные вы слишком, хоть и судьба сводит активно, к «тому самому» шагу скоро подтолкнет.. у Бори дыхание спирает и он дрожащими пальцами сигарету выкидывает, понимая, что воздух нужен. Тяжело становится, особенно душевно, а в голове фраза: «разные вы слишком, но.. » всегда ебучее но его преследует и в этой ситуации он не знает - радоваться ему или плакать агрессивно, надеясь, что Кислов не понаслышке тупой. старается как можно быстрее ретироваться под взглядами чужими, которые пристально его к двери провожают, вопросами сразу обмениваясь. Боря на корточки садится и вопросом задается: какого хуя? кошки на душе скребут, снова раздирать грудную клетку начинают, в голову чужую переходя. ему еще тяжелее от осознания становится. Влюбиться в друга и отрицать это до момента, пока друзья близкие не поймут? Генка же вроде просто шутит, а он как идиот последний реагирует - слова близко к сердцу прижимает и волнение чужое вызывает. Страшно. Страшно, что Ваня теперь вопросами закидает тревожно, снова касаниями своими жечь будет, да в глаза уныло смотреть, а потом те самые «беды», потому что Боря нахуй пошлет, не в свое дело лезет. Только вот извиняться полезет, снова первым прощение просить будет и получит его, только вот ответных не дождется и Хэнк в который раз себе клянётся, что заканчивать с этим нужно. он опять в собачку превращается. а смелость где его? а гордость? Боря руки в кулаки сжимает, ногтями в ладонь впиваясь и по голове себя слегка ударяет, слезы непрошенные остановить пытается. получается. не плачет. не хочет. — может, к нам вернешься? — Ваня в проеме появляется, стараясь не нагнетать и аккуратно вопрос задаёт, головой в сторону Генки кивает, — Гендос ведь пошутил, чего ты. — не хочу, — Боря нервно пальцами хрустит, выпрямляясь и шепотом отзываясь. — а чего хочешь? — Киса рядом садится, коленками соприкасаясь, отчего волны приятного тепла по телу расползаются. Хэнк сглатывает. а чего он хочет? Боря сейчас меж пропастью резко становится, на двух стульях усидеть пытается: сказать Ване, чтобы тот нахуй окончательно шел, или.. он медленно поворачивает голову в сторону Вани и замирает. Киса на него тепло смотрит, с какой-то несвойственной любовью, а там бурлят чувства смешанные, непонятные, но яркие, заметные. Хэнк даже теряется как-то, но отступать не спешит. Либо нахуй, либо.. Ваню за руку берет, костяшки невесомо поглаживает словно навредить пытается, хоть по Ване и видно: нихуя он не сахарный, а все равно как можно аккуратнее пальцы их сплетается в замок, в глаза уверенно заглядывая и вперед поддается, океан чувств в карих(и плевать на это) глазах разглядывая: отражение свое видит, смешок издает нервный и наконец к губам чужим липнет, действий больше никаких не совершая. До момента, пока напротив никто не шевелится. Ваня за плечо Борю хватает и сжимает, ближе притягивая, словно недостаточно ему этой близости. Еще. Он губы чужие жадно сминает, языком по ним проводит и кусает, приоткрыть требуя, а затем с чужим языком сплетается. Хэнк забывает, что такое двигаться или дышать вовсе. Только когда Ваня отрезвляющим укусом его одаривает, на поцелуй активно отвечая и чувствует, как наконец плавится. растворяется в чужих касаниях на спине ожогами отдающими, от поцелуев слегка агрессивных — Ваня даже тут в этом не отстает, но сейчас почему-то кажется слишком приятно, слишком нравится — Боре остается только забыться и в кисиных руках тепло с поддержкой искать, с любовью вперемешку. Он губ роднее не коснется и не почувствует, голоса приятнее не услышит, любви более крепкой не почувствует и поддержки такой в строках не найдет. И никому кроме Кисы сказать желанное не посмеет.