Молоко и печенье (Milk and Cookies)

Воскресенье, 16 июня 1914 года. Также известный как совершенно обычный день, как и любой другой день в календаре. В этот день не было ни исторического события, ни великого достижения, ни даже какой-либо религиозной истории, которая выделяла бы его среди всех остальных. Во всяком случае, именно на этом Эдвард бесцеремонно настаивал каждый год, когда он наступал. Единственная проблема заключалась в том, что остальные жители страны не соглашались с ним и объявили третье воскресенье месяца Днем Отца. Хорошо, утверждал он. Пускай. Все остальные могут бегать и праздновать, пока у них не отвалятся головы, ему было все равно. У него, конечно, были дела поважнее, и пока ему не мешали, это не имело значения. Еще одна проблема заключалась в том, что Альфонс тоже был с ним не согласен. Его дорогой брат утверждал, что День Отца — это отличный повод для семей ценить друг друга, и хотя отца Элриков больше не было рядом, это не уменьшало ценность самого дня, и все остальные по-прежнему имели право наслаждаться им. И это было прекрасно. Но он не понимал, почему это означало, что он не мог просто задернуть шторы и притвориться, что вся страна не тратит свое время впустую. Он не понимал, почему это означало, что ему пришлось тащиться через весь Централ, чтобы навестить человека, которого они даже не очень хорошо знали — только потому, что тот импульсивно решил пригласить их на целый день испечь печенье. Вероятно, это было одно из наименее мужских занятий, которое мог бы предложить Хьюз, но, даже не имея вкусовых рецепторов, Ал ухватился за эту идею. А когда Альфонс о чем-то просил Эда, он обычно получал это. Вот почему в данный момент они шли по коридору многоквартирного дома, по пути всматриваясь в номера квартир. Когда они, наконец, достигли конца коридора, Альфонс легонько постучал перчаткой по гладкой деревянной двери, и двое Элриков отступили в сторону, приготовившись ждать. — Не расстраивайся, брат, — начал Ал, увидев выражение лица Эда. — Это будет весело. По крайней мере, попытайся получить удовольствие. Тот быстро убрал с лица хмурое выражение и выдавил улыбку. — Ага, — коротко ответил он, уже не в первый раз за этот день клянясь себе, что не позволит своему мнению о празднике испортить ему настроение. Он знал, что Альфонс просто хотел сделать что-то нормальное и для разнообразия расслабиться, а Эд не собирался быть плохим старшим братом и мешать ему отлично проводить время. К тому же, это были только подполковник, Грейсия и их дочь Элисия, готовящие печенье. И хотя он предпочел бы продолжить поиски Философского камня, что плохого может случиться? Маес Хьюз открыл дверь с уже знакомой широкой улыбкой на лице. Было немного странно видеть военного в домашней одежде, но длинный белый фартук с рядами вышитых цветов, пересекающих каждый шов, казался гораздо более непривычным. — Привет, парни, рад, что вы смогли прийти, — поздоровался он и, придержав для них дверь, отошел в сторону. — Спасибо, что пригласили нас, мистер Хьюз, — вежливо ответил Альфонс, входя в квартиру. Эдвард последовал за ним. — Мне это только в радость! И вы знаете, как говорят: чем больше, тем веселее, — ответил он и весело рассмеялся, направляя их по коридору, который, скорее всего, вел на кухню. — Грейсия отправилась за покупками к ужину, так что мы собираемся начать с печенья. Это была идея Элисии; разве она не прелесть? К счастью Эда, в этот момент в разговор включился его брат. Мальчик выглянул из-за громоздких доспехов, оказавшихся впереди, пока они шли за Хьюзом по его дому, и увидел Элисию, сидящую в конце того, что, вероятно, было огромным столом в комнате, которая находилась в дальнем конце коридора. Она машинально болтала ногами, глядя на поваренную книгу, которая была в два раза больше ее, и, казалось, читала вслух. И только когда они втроем вошли на кухню, он понял, что она перечисляла свои любимые виды печенья. Хьюз отступил к краю кухни, давая братьям больше простора. Как только Альфонс перестал загораживать собой большую часть обзора, Эдвард приготовился к радостному приветствию от Элисии. Она увидела новых гостей и открыла рот в широкой улыбке, чтобы что-то воскликнуть, но была прервана, как только взгляд Эда переместился немного дальше по столу. На другом конце оказался не кто иной, как сам Огненный Алхимик, небрежно скрестивший руки на груди и откинувшийся на спинку стула с видом хозяина. Когда они вошли, темные глаза Мустанга сразу же остановились на Хьюзе, затем перешли на Альфонса, следом на Эдварда, и снова вернулись к Хьюзу. Алхимики одновременно сел/встал немного прямее и закричали: — Какого черта он здесь делает?! — А? Я забыл вам сказать? — небрежно спросил Хьюз, бросив на обоих алхимиков нечитаемый взгляд, но не смог скрыть явного веселья в глазах. — Прошу прощения за путаницу. Но раз уж мы все здесь, нам пора начинать. Альфонс затаил бы дыхание, если бы мог, и выглядел так, словно ожидал, что либо Эд, либо Мустанг, либо они оба взорвутся в любой момент. А в это время Элисия смотрела это представление и хихикала над их выходками. — Что? Ни за что, — отрезал Эд, послав полковнику испепеляющий взгляд. — Я уже насмотрелся на этого типа в офисе. — Ты имеешь в виду, когда ты удосуживаешься появиться, — сразу же парировал Мустанг. — Может быть, я бы появлялся чаще, если бы ты не был таким убл… — Он осекся, когда ему на плечо опустилась твердая рука, и Хьюз протащил его через кухню к сидящему полковнику, которого также ухватил за плечо. Внезапно почувствовав себя изолированными от свидетелей, Эдвард и Мустанг посмотрели друг на друга, затем на Хьюза, который улыбался им обоим так, что блондин почувствовал себя неуютно. — Я был бы признателен, если бы вы двое не оскорбляли невинные уши моей милой дочери своими нецензурными выражениями. Если она хочет испечь печенье со мной, дядей Роем и своими старшими братьями Эдом и Алом, то именно это мы и сделаем. Так что ведите себя прилично, хорошо? Эдвард сначала был уверен, что ему мерещится, но второй взгляд убедил его, что даже Мустанга удивила зловещая ухмылка, появившаяся на лице его друга. Два алхимика посмотрели друг на друга еще раз, молчаливо соглашаясь делать то, что им сказали, и вести себя хорошо, одновременно делая мысленную пометку не связываться с семьей Хьюза. Будто поняв их молчаливое решение, Хьюз выпрямился и хлопнул в ладоши, словно поздравляя себя с хорошо выполненной работой. — Отлично! Элисия, дорогая, ты выбрала рецепт? — Ага! — Она соскользнула со стула и потянулась к столу, чтобы стащить с него большую поваренную книгу, чуть не уронив ее при этом. Затем девочка подбежала к отцу и с радостной улыбкой протянула ему книгу, указав на одну из страниц. Хьюз наклонился, взял у нее книгу и некоторое время изучал страницу, пробегая глазами по тексту. — Классическое с шоколадной стружкой, — задумчиво произнес он. — Звучит неплохо. Остальные согласны? Комнату наполнил согласный хор, с разным уровнем энтузиазма в каждом голосе. Подполковник положил книгу на стол и оглядел каждого из присутствующих на кухне. — Хорошо! Прежде всего: Альфонс, не мог бы ты достать цветы из шкафа позади тебя? И, Эд, в ящике у твоих ног находится большая миска. — А что мне делать, папочка? — жадно спросила Элисия, в предвкушении сжимая свои маленькие кулачки. — Не могла бы ты сходить в кладовку и взять шоколадную стружку? — мягко спросил он, улыбаясь, когда она подскочила и побежала выполнять его просьбу. — Похоже, ты обо всем позаботился, — прокомментировал Мустанг со своего места за столом. — Я просто посмотрю. — О, нет, ты этого не сделаешь, — непринужденно ответил Хьюз, открывая холодильник и начиная копаться внутри. — Ты не отделаешься так легко. — Разве пять человек не многовато, чтобы просто испечь печенье? — Нет. Осторожно! Равнодушно сутулящийся Мустанг выпрямился, когда два яйца взлетели в воздух, целясь прямо в него. Он с трудом сумел поймать их, не позволив яичному желтку разбрызгаться по полу. Полковник поднялся на ноги и злобно посмотрел на Эдварда, который наблюдал за ним с явным весельем. Тем временем Альфонс и Хьюз продолжали собирать необходимые ингредиенты, принимая помощь от энергичной Элисии всякий раз, когда следующий ингредиент находился не слишком высоко, чтобы она могла его достать. Поручения раздавались один за другим, так как Маес, по-видимому, был единственным из присутствующих, кто действительно знал, как делать печенье. Эд был готов поспорить, что Мустанг был безнадежен, когда дело касалось приготовления его собственной еды в целом, а у Элриков в последнее время было не так много времени для приготовления собственных угощений. У него были смутные воспоминания о том, как много лет назад они с мамой готовили пирожные и что-то в этом роде. А также он время от времени помогал Уинри готовить. Но тогда Эдвард делал только то, что было сказано в рецепте, не задумываясь над всем процессом в целом. В результате он забыл все это. Альфонс, с другой стороны, казалось, знал, что делает, но все равно ждал, когда Хьюз даст указания. Но опять же, у него всегда был талант к подобным вещам, даже если он был неспособен наслаждаться тем, что создавал. Однако Эдвард определенно не был некомпетентным, даже по сравнению с ним. Такие виды деятельности, как приготовление пищи и выпечка, было легко сравнить с алхимией; все дело было в точных измерениях и балансе между ингредиентами. Когда он тщательно отмерял сахар чашкой, следя за тем, чтобы все было настолько точно, насколько это было физически возможно, Ал как будто невзначай заметил, что, похоже, он хорошо проводит время. По какой-то причине первой мыслью Эда было упрямо все отрицать, но в итоге он просто промолчал. Эдвард оглядел кухню, изучая хаос, царящий вокруг, в то время как люди ходили туда-сюда по комнате, которая была слишком мала для них всех. Мешок с мукой просыпали раньше, но было решено, что всю уборку оставят до завершения, поэтому пол усеивали белые следы. Похоже, никому это не мешало. В какой-то момент осмотра его взгляд зацепился за Мустанга, который только что закончил взбивать яйца. Сейчас, задумавшись над этим, Эд решил, что видеть его в повседневной одежде было крайне странно, даже больше, чем Хьюза. По крайней мере, подполковник производил впечатление человека, у которого явно была жизнь вне работы. Того же нельзя было сказать о другом государственном алхимике, которого он просто не мог себе представить одетым во что-то, кроме синей униформы. Несмотря на пристальный взгляд, полковник не обратил внимания на блондина, слишком отвлекшись на Элисию, которая явно хотела помешать содержимое миски. Мустанг протянул миску со слабой, неловкой улыбкой, сказав что-то, что Эд не расслышал в шуме оживленной кухни. Закатив глаза, подросток вернулся к своей работе. — Хорошо, похоже, что все готово, — сказал Хьюз несколько минут спустя, проглядывая результаты. Две отдельные миски, заполненные разными ингредиентами, ждали, когда их соединят — что он и сделал. — Кто хочет замесить тесто? — Я, я! — немедленно воскликнула Элисия, с энтузиазмом подняв руки в воздух. Отец протянул ей большую миску, которую она едва смогла удержать своими короткими руками. Девочка села за стол и начала неумело мешать тесто длинной деревянной ложкой. Так что Эду, Алу, Хьюзу и Мустангу оставалось только сидеть на кухне и ждать. Оглядевшись, подросток на мгновение поймал на себе взгляд Мустанга. Эдвард быстро сверкнул глазами в ответ, на что полковник только усмехнулся и отвел взгляд от блондина. Мужчина выглядел слегка раздраженным, но Эд предпочел бы, чтобы так оно и было. Когда Огненный алхимик не был раздраженным, он был высокомерным, самодовольным и раздражающим. Эд не понимал, что его молчаливое общение с мужчиной не осталось незамеченным, пока Альфонс не заговорил, пытаясь отвлечь его внимание от происходящего. — Так вы постоянно так делаете на День Отца, мистер Хьюз? Хьюз, который только что закончил смывать муку с рук в раковине, оглянулся через плечо, затем повернулся, оперся спиной о столешницу и взял тряпку. — Каждый год мы делаем что-то новое. В прошлом году мы ходили в хороший ресторан, но Грэйсия решила, что хочет приготовить что-то особенное, а Элисия захотела испечь для меня печенье. — Его обычная довольная улыбка превратилась в сияющую от радости ухмылку, когда он заговорил, его глаза сияли. — Мои девочки самые лучшие, не так ли? Они обе такие милые и красивые и… — Ты просто счастливчик, Маес, — вмешался Мустанг, прежде чем тирада продолжилась, с невозмутимой снисходительностью, которая могла исходить только от человека с многолетним опытом общения с пациентами. — Я знаю! — хихикнул он и хлопнул в ладоши, глядя на свою дочь, которая все еще сосредоточенно помешивала. Она сосредоточенно высунула язык, поставив миску на колени, медленно водя ложкой большими кругами, преодолевая сопротивление загустевающей массы теста. В конце концов, девочка встала со стула и подошла к ближайшему к ней человеку, которым так уж получилось, оказался Мустанг. Она беззастенчиво протянула миску ему. — Я устала помешивать, — сказала она, вставая на цыпочки, чтобы ему было легче взять миску. Поколебавшись всего мгновение, полковник неуверенно взял миску, и девочка, не теряя времени, бросилась обратно к столу, чтобы запустить руку в пакет с шоколадными стружками. С молчаливым раздражением Мустанг прислонился спиной к столешнице и принялся за размешивание теста, демонстративно избегая насмешливой ухмылки Эдварда. Хоть тот и сам не мог объяснить себе, что в этом было такого смешного, но алхимик, казалось, немного расстроился, так что этого было достаточно, чтобы Эд мог хоть немного развлечься за счет своего босса. О, по крайней мере, это на какое-то отвлекло его от мысли, как невероятно странно было видеть полковника Ублюдка, помешивающего тесто для печенья. Но какой бы странной ни была ситуация, чрезмерные размышления только делали бы все это еще более неловким. Продвинувшись вперед, Хьюз достал большой противень и поставил его на столешницу. Элисия присоединилась к ним, как только они начали добавлять шоколадную стружку и формировать тесто отдельными кусочками, выложенными ровными рядами на противне. Через несколько коротких минут первая партия была в духовке, и таймер начал отсчитывать время. — А теперь мы подождем, — сказал Хьюз с довольной улыбкой, рассеянно вытирая руки о свой цветастый фартук. Потом он повел всех в гостиную, дожидаться, когда пройдет таймер. На мгновение Эду пришло в голову, что сейчас было бы самое подходящее время начать уборку, но он не собирался жаловаться, что ее оставили на потом. Пока они шли по коридору, Элисия заявила, что хочет сама вынуть противень из духовки, как только сработает таймер. Хьюз попытался мягко успокоить ее и сказал, что, возможно, это должен сделать кто-то другой, например, один из Элриков, но это, казалась, ее совсем не убедило. В любом случае, на какое-то время этот вопрос был снят. В соседней комнате находились два больших дивана, обращенных друг к другу, и журнальный столик между ними. В углах комнаты стояли различные красочные игрушки, а под столом были аккуратно сложены разнообразные игры и головоломки. Усаживаясь рядом с братом, Эд на мгновение задумался о том, как часто открывались эти коробки с играми. В такой благополучной семье, как эта, предположил он, подобное случалось довольно часто. Он поспешно заглушил слабое ощущение тоски, пытавшееся проявиться, и сосредоточил свое внимание на настоящем. Остальные также разместились вокруг центрального стола, пока Элисия развлекалась тем, что расставляла поблизости несколько игрушек, не обращая внимания на разговор взрослых. — Я рад, что вы все смогли прийти, — внезапно сказал Хьюз, бросив взгляд на своего друга, а затем на братьев Элриков. — Я знаю, что День Отца может казаться вам незначительным, но это день, который следует проводить с семьей. — Да, — ответил Мустанг после паузы, излучая что-то, очень отличающееся от всегда окружающей его вездесущей уверенности. — Спасибо за приглашение. Откровенно говоря, было трудно сказать, действительно ли он так думал. Возможно, так оно и было, но легкое чувство неловкой неуверенности, которое, казалось, сопровождало его, когда дело касалось откровенных вопросов, мешало понять наверняка. Эдвард едва не рассмеялся над его посредственным ответом, пока не вспомнил, что это было адресовано и ему, и он понятия не имел, как ответить. Судя по всему, Хьюз намекал на то, что все они были частью семьи. Это была приятная мысль, но Эд прекрасно понимал, что на самом деле он не мог так думать. Во всяком случае, не в сравнении с его собственной настоящей семьей. К тому же, Хьюз даже не знал двух братьев достаточно хорошо. Но, как бы то ни было, Альфонс избавил его от необходимости отвечать. — Это для нас удовольствие, — жизнерадостно ответил доспех. — Возможность делать такие вещи, как это — отличная смена деятельности. Эд ограничился кивком в знак согласия. В то время как остальные продолжали разговаривать, блондин старался не шуметь, как только прозвучало что-то, что спровоцировало Хьюза на очередную тираду о совершенстве его жены и дочери. Через несколько минут он начал задаваться вопросом, почему таймер так долго не срабатывает. Подросток бросил один взгляд на остальных, но никто из них не смотрел на него, и Эдвард решил встать и проверить, сколько времени это займет, хотя бы для того, чтобы унять собственное любопытство. К тому же, печенья пахли действительно хорошо, и он, быть может, испытывал легкое желание попробовать одно из них. А может, и нет. Он быстро сказал Альфонсу, что скоро вернется, чтобы брат не волновался, а затем проскользнул обратно по коридору на кухню. Бросив один взгляд на покрытый мукой пол и грязные столешницы, Эдвард прищелкнул языком и повернулся к духовке, глядя через затемненное стекло на печенье, а затем на таймер. У Эда, должно быть, было волшебное чутье на печенье, потому что, как только его взгляд упал на таймер, тот зазвонил. Пронзительный сигнал заполонил квартиру всего на мгновение, прежде чем подростку это надоело, и он его выключил. Поскольку он уже находился там, Эд решил, что с таким же успехом мог бы принести пользу и вынуть противень из духовки. Он посмотрел на прихватки для духовки, которые лежали на кухонном столе, затем пожал плечами и открыл дверцу, даже не собираясь их брать. Это была прекрасная возможность воспользоваться преимуществами автоброни. Он распахнул дверцу и присел на корточки, прищурив глаза, так как обжигающе горячий воздух обрушился на него, и осторожно просунул правую руку внутрь. На мгновение ему пришло в голову, что это может быть плохой идеей, но мальчик решил, что не произойдет ничего слишком ужасного за ту долю секунды, которая потребуется, чтобы схватить печенье. Металлическая рука ухватилась за край противня, и он поспешно начал его вытаскивать. Это было почти сюрреалистично — видеть, как он схватывает что-то, столь явно горячее, несмотря на то, что он давно привык к автоброне. В то время как Эдвард выпрямился и сосредоточился на том, чтобы удержать противень с печеньем в вертикальном положении одной рукой, одновременно закрывая дверцу духовки, он не обратил внимания на легкие шаги, доносящиеся из коридора. В тот самый момент, когда он поднял противень, Элисия появилась из-за угла, и, не разглядев, налетела на него Захваченный врасплох, подросток судорожно вздохнул, глядя широко раскрытыми глазами на ребенка, пытающегося восстановить равновесие, а затем на противень в своей руке. Словно в замедленной съемке, Эд видел, как тот начал выскальзывать из его хватки, и раскаленный металл приготовился упасть на голову ничего не подозревающей девочки. Блондин заставил себя действовать и быстро поднял другую руку, чтобы помочь поддержать противень, прежде чем он упадет, не обращая внимания на жар — в данный момент было кое-что важнее. Едва его кожа соприкоснулась с металлом, острая, жгучая боль пронзила руку и обожгла ладонь, приведя в действие тревожные сигналы в его голове, когда его нервы взвыли. Прежде чем стало еще хуже, Эдвард обошел ошарашенную Элисию и резко уронил противень на поверхность духовки. Его мысли спутались, а рука дрогнула, нарушая идеальную расстановку печенья. — Черт, — процедил он сквозь зубы, глядя на покрасневшую кожу руки. Беспорядочно размахивая рукой в воздухе в бесплодной надежде охладить ее, он и не думал смотреть на девочку, пока до его ушей не донеслось тихое всхлипывание. Элисия смотрела на травмированную руку блондина со слезами на глазах и всепоглощающим чувством вины на своем лице. Она попыталась что-то сказать, но когда их глаза встретились, она тут же повернулась и побежала по коридору, плача на ходу. Эд просто уставился на место, где она стояла, нелепо открыв рот, и не предпринимая попыток последовать за ней. В направлении кухни снова послышались шаги, а затем появились Альфонс и Хьюз. Эд опустил обожженную руку вниз, решив потерпеть легкую боль — чтобы никто не устраивал шумиху вокруг этого. — Что случилось? — спросил подполковник, его оливковые глаза прошлись по комнате, остановились на противне с печеньем, а затем вернулись к Эдварду. — Ничего, я… — начал он, уставившись на духовку, просто чтобы избежать зрительного контакта. — Я просто… э-э-э… немного обжегся, и я думаю, что Элисия винит в этом себя. Ничего страшного. — Ты обжегся? — воскликнул Ал с беспокойством в голосе. — Да, но все в порядке. Даже не больно, — солгал он, показывая им руку и осторожно сгибая пальцы, просто чтобы доказать, что он может сделать это. Во всяком случае, поврежденный участок только немного жгло, и он хотел бы приложить к нему немного льда, но, кроме этого, честно говоря, не было ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Хьюз на мгновение поджал губы, но затем сказал братьям, что он собирается найти Элисию, чтобы успокоить ее. — Ты бы тоже пошел, Ал, — предложил Эд, как только мужчина ушел. — Чтобы сказать ей, что я не пострадал. Он бы пошел сам, но был уверен, что сделает только хуже, если попытается заговорить с ребенком, да и охлаждение его руки казалось в данный момент гораздо более важным — но только потому, что жжение усиливалось с каждой секундой. Но, конечно, он не собирался признаваться в этом. Создавалось впечатление, что Альфонса что-то не устраивает, но он в конце концов кивнул. — Хорошо, я сейчас вернусь, — пообещал он и исчез за углом, оставив Эдварда наконец одного. Как только все вышли из кухни, он, не теряя времени, поспешил к холодильнику и сунул руку в морозилку, чтобы взять несколько кубиков льда. Как только застывший лед коснулся его кожи, подросток выдохнул сквозь стиснутые зубы. Однако Эдвард даже не успел понять, помогает это или нет, потому что Мустангу просто необходимо было выбрать этот момент, чтобы войти на кухню. — Что случилось с Э… — начал он, но тут же осекся, когда его пронзительный взгляд остановился на Эде. Он взглянул на противень, затем на руку мальчика, в которой определенно были зажаты кубики льда — судя по воде, капающей на пол. Больше не говоря ни слова, Мустанг быстро подошел к Эду и, прежде чем тот успел среагировать, резко схватил его за запястье. — Отпусти их, идиот, — приказал мужчина, одним движением встряхнув Эда за запястье, после чего тот выпустил кубики льда, которые упали на пол и рассыпались. — Эй, я использовал и… — Дай-ка я посмотрю, — скомандовал Мустанг, обрывая Эдварда, и пристально глядя на сжатый кулак парня. — Не лезь не в свое дело, черт возьми. Блондин продемонстрировал довольно выразительный взгляд, который стал неуклонно смещаться, когда полковник отвел глаза от обожженной руки и посмотрел ему в лицо. — Нанесение льда непосредственно на ожоги раздражает кожу и делает их только хуже. Опустив взгляд, Эд помедлил лишь мгновение, но в конце концов разжал руку, выставляя красную, раздраженную кожу на всеобщее обозрение. Только когда Мустанг несколько секунд молча осматривал рану, блондин вспомнил, что, конечно, он кое-что знает об ожогах. — Э… Насколько все плохо? — спросил он под влиянием усиливающейся боли, в то же время борясь за то, чтобы его рука не дрожала и прилагая усилия, чтобы казаться сильным и выносливым. — Еще не ясно, — сказал наконец полковник, наконец-то отпустив запястье парня. — Пока поставь его под прохладную воду. — Он начал рыться в кухонных шкафах и ящиках, что-то ища. Эд наверняка бы поинтересовался, что он делает, но в данный момент его больше волновало, как облегчить растущую боль. Он поспешно открыл кран и направил воду на предплечье, проверяя, когда она станет достаточно холодной. Пока подросток ждал, его взгляд упал на ладонь, задержавшись еще на мгновение, чтобы изучить ее. Кончики его пальцев были красными, как и большой палец, и большая часть ладони. Кожа еще не покрылась волдырями, но он предположил, что для этого потребуется несколько минут, если такое вообще произойдет. Спустя, казалось, несколько часов, Эдвард опустил руку под струю прохладной воды, давая ей упасть на тыльную сторону ладони и стечь на обожженную область, осторожно, чтобы слабая струя брызг не соприкоснулась во всю силу с чувствительной, воспаленной кожей. Тут он отвлекся, когда заметил, что Мустанг быстро вышел из кухни. Какая-то часть его задалась вопросом, планировал ли этот человек вообще возвращаться, но ему не пришлось долго ждать, пока вернется раздраженный полковник. — Не могу найти никакого лекарства от ожогов или даже обезболивающего; я не знаю, где Маес его держит. Пытался спросить, но он сейчас занят, — пробормотал мужчина, остановившись и задумчиво оглядев кухню. Затем он подошел к холодильнику и заглянул внутрь. -… Каков план Б? — неохотно спросил Эдвард. В любом другом случае он продолжал бы настаивать на том, что полученная им травма не причиняла боли, и с ним все в порядке, а тот, кто пытался помочь, только тратил свое время впустую. Но в этом случае небольшой ожог на его руке постепенно начал казаться фатальным. Он знал, что, должно быть, слишком остро отреагировал, так как незначительные ожоги, подобные этому, не были смертельными, но, черт возьми, он был уверен, что так оно и было. Даже под брызгами воды его рука безотчетно тряслась, подергиваясь от терзающей ее обжигающей боли. Мустанг молча достал из холодильника пакет молока и поставил его на столешницу с таким видом, словно только что ответил на вопрос парня. Однако все, чего он добился — это породил еще больше вопросов. Эд в шоке молча смотрел, как полковник достал из шкафа стакан и налил в него проклятую белую жидкость, наполнив его примерно наполовину. Затем он поставил стакан с молоком на столешницу. В замешательстве он уставился на стакан, а затем на полковника со смесью растерянности и отвращения. — Это что, какая-то шутка? — резко бросил Эд, его раздражение росло по мере того, как воздействие воды стало уменьшаться. — Нет, — заявил Мустанг, скрестив руки на груди. — Засунь свою руку туда. — Не буду. — Стальной… — Ты ничего не можешь сказать или сделать, чтобы заставить меня опустить руку в стакан с коровьим соком, — заявил подросток и посмотрел на отвратительную жидкость. Полковник щелкнул языком и сел за стоящий рядом стол, все еще сложив руки на груди и небрежно скрестив ноги. — Как скажешь. Мне в любом случае ничего не нужно говорить или делать. Но чем дольше ты будешь ждать, не смазывая руку ничем, кроме воды, тем хуже она будет себя чувствовать. Но решать тебе. — Мустанг наблюдал за ним с торжествующей ухмылкой, от которой Эду захотелось оторвать ему голову. Он заставил себя снова опустить взгляд на стакан молока и нахмурился, пытаясь игнорировать тот факт, что оно было отвратительно, а сосредоточиться на том факте, что это, по-видимому, могло ему помочь. — В любом случае, как это может помочь? — неохотно пробормотал он, отказываясь смотреть на полковника, чтобы не видеть, как его дурацкая ухмылка становится шире от осознания своей победы. — Что-то связанное с составом жира, — ответил тот, пожимая плечами. — Это приносит облегчение при незначительных ожогах, а также ускоряет процесс заживления. Эдвард бросил на него недоверчивый взгляд. Знал ли он вообще, о чем говорит? С другой стороны, каковы были шансы, что все это был какой-то жестокий обман, и если он сунет туда руку, то только причинит себе еще больше боли? Но тут он подумал, что готов рискнуть. Вода больше не действовала так, как раньше, и, если быть честным с самим собой, Эд впадал в отчаяние. Он взял стакан автоброней и уставился на него. С неохотным вздохом Эдвард медленно закрутил кран и сунул дрожащую руку в стакан, с отвращением наблюдая, как молоко почти перелилось через край. Ощущения от ожога почти не изменились, но холод, следует признать, успокаивал. — Отвратительно. Мустанг вздохнул и покачал головой. — За что ты вообще ненавидишь молоко? Эд отвел глаза от стакана, продолжая хмуриться. — Для людей неестественно пить что-то, выделяемое коровой. Не говоря уже о том, что это отвратительно на вкус. — Подросток не собирался упоминать ту часть о том, как это якобы помогает людям подрасти, но совсем не в его случае. Он бы сразу нарвался на обидную шутку полковника, и был совсем не в настроении разбираться с этим. — Я удивлен, что ты никогда не слышал об этом способе. Это обычное домашнее средство. — Да, ну, я думаю, что в детстве я не получал сильно много ожогов. И когда это случалось, мама всегда использовала лекарство или какое-то растение. — Алоэ вера? Он пожал плечами. — Неважно, — пробормотал Эдвард. — Я должен был догадаться, что что-то подобное случится со мной в этот дурацкий праздник; просто назло мне. — Если тебя это утешит, я тоже никогда не был поклонником Дня Отца, — добавил Мустанг, пожав плечами. — С каких это пор ты пытаешься меня утешить? — Не привыкай к этому. Эдвард усмехнулся и задумчиво опустил глаза. И когда ему что-то пришло в голову, он снова поднял глаза и внимательно посмотрел на алхимика, который, похоже, тоже что-то обдумывал. — Почему тебе не нравится День Отца? — Дело не в том, что мне он не нравится; у меня нет отца, поэтому я никогда не праздновал его — и никогда не думал об этом. Конечно, Маес никогда не затыкается по этому поводу, но, исключая это, для меня это всегда был просто еще один день. Он всегда приглашает меня на подобные мероприятия, но обычно я нахожу способ уклониться. — Почему? Мустанг некоторое время молча смотрел на него, прежде чем тихо усмехнуться. — Как будто ты из тех, с кем легко разговаривать. Ты тоже не выглядел сильно радостным от того, что оказался здесь, когда вошел. — Это другое, — парировал Эд. — Ты его друг. — Как и вы с Алом. — Чт… нет, мы просто… — Ты слышал, что он сказал ранее. Возможно, для тебя это будет шоком, но Маес видит в вас двоих семью, — легко заявил полковник. Эдвард помолчал, поначалу не зная, как ответить. От первого заявления о том, что они являются частью семьи, было легко отмахнуться, но то, как говорил Мустанг, не оставляло ему иного выбора, кроме как задуматься о том, что заявление было гораздо серьезнее, чем он изначально осмеливался предположить. — Э-э… Ну, в любом случае, вполне понятно, почему я не хотел бы приходить, но почему ты пытаешься избежать этого? — Не важно. Эдвард бросил на него раздраженный взгляд. — Ты не можешь просто сказать что-то подобное, а потом ничего не объяснить, придурок. Мустанг передернул плечами и раздраженно вздохнул. — Хорошо, — протянул он, уставившись в пространство. — Когда я проводил День Отца с Маесом и его семьей, то… тогда я завидовал ему больше всего. Доволен? — Ты хочешь сказать, что завидуешь его семье? — медленно спросил Эдвард, игнорируя краткий, возможно, риторический вопрос полковника. Он задумался, тот ли это человек, которого он видел несколько дней назад в офисе в штаб-квартире. -… Я думаю, можно сказать и так, — неохотно проворчал Мустанг вполголоса. Эд понял, что не может подобрать слов. Он тоже иногда ловил себя на том, что смотрит на другие семьи и тоскует по тому, что у них было. У него было это когда-то; это чувство единства. Но поскольку все это развалилось, он сделал все, что мог, чтобы убедить себя, будто ему это не нужно… что он этого не хочет. И узнать, что из всех людей именно Мустанг на самом деле был в той же лодке… Когда ему пришла в голову новая мысль, блондин начал чувствовать, что начинает совать нос не в свое дело и ему следует отступить, и все же он не мог удержаться от того, чтобы не высказать ее вслух. — …Ты сказал, что у тебя не было отца? Мустанг посмотрел на парня и криво улыбнулся. Было ли это потому, что он знал, о чем тот думает, или потому, что он был рад оставить в стороне другую тему — Эд и сам не знал. — Ты не знал? — Эдвард покачал головой. — Меня воспитывала приемная мать. Оба моих родителя умерли, когда я был маленьким. — О… Похоже, у нас есть что-то общее. — Эд сам не знал, что на него нашло, когда он это сказал. Думать об этом про себя было одно, но открыто заявить, что он и полковник Ублюдок могут иметь что-то общее, было совершенно другим делом. Возможно, ожог каким-то образом повлиял на его мозг — игнорируя тот факт, что боль, несомненно, резко уменьшилась. Мустанг лишь мгновение изучал его с тем раздражающим, непроницаемым выражением лица, которое он так часто принимал на службе. — Я полагаю, что да. Эдвард поджал губы и снова поставил стакан с молоком на столешницу, облокотившись на нее так, чтобы все еще видеть полковника. На несколько секунд между ними воцарилось молчание, пока, что, несомненно, было чудом, он не решил продолжить разговор. — Ал плохо помнит Хоэнхайма, чтобы понимать, каким ублюдком он был, поэтому ему всегда становится немного грустно, когда наступает День Отца, — пробормотал он, все еще не зная, почему. — Он пытается скрыть это, но… Он почти ожидал, что мужчина отмахнется от его слов каким-нибудь глупым, саркастическим комментарием. Однако Мустанг сумел удивить его, сохранив молчание и даже проявив легкий интерес к тому, что он говорил. — Но потом я пошел и все испортил, — продолжил он, бросив еще один унылый взгляд на свою обожженную руку, мокнущую в стакане молока. — Я хотел, чтобы Ал сегодня повеселился, но теперь он только будет беспокоиться обо мне. Он всегда так делает. Он… — Не будь дураком, — небрежно перебил его полковник. — Ничего не было испорчено. Если что, это будет просто еще одна история на следующий день, — сказал он с легкой улыбкой. Если бы это сказал кто-нибудь другой, Эд бы расстроился. Но он предполагал, что Огненный Алхимик знал, как такие вещи обычно происходят. Он просто с любопытством наблюдал за мужчиной, снова сбитый с толку его ответом. Он даже подумывал о том, чтобы сказать, что Мустанг не был таким ублюдком, как обычно, но сдержался, когда темные глаза остановились на стакане с молоком. — Тебе следует вылить это и наполнить снова, когда станет слишком тепло. Я куплю Хьюзу новый пакет позже. Эдвард проследил за его взглядом вниз, к стакану, решив, что отвратительную жидкость нужно заменить. Ожог не особенно болел, во всяком случае, не так сильно, как раньше, но он, конечно, был бы рад снова залить его чем-нибудь холодным. С отразившимся на лице отвращением, Эд поднял руку из стакана, лишь на мгновение отвлекшись на успокаивающее ощущение кухонного воздуха, еще больше охладившего рану. Подойдя к раковине, он вылил молоко, слегка встряхнул рукой, затем снова наполнил стакан из пакета, который остался на кухонном столе. Однако, когда он это сделал, полковник встал и подошел к нему, молчаливо прося еще раз взглянуть на ожог. Немного подумав, старший алхимик кивнул и вернулся к столу. — Да, это просто ожог первой степени, как я и предполагал. Он должен полностью зажить в течение нескольких дней. Эдвард медленно кивнул и нерешительно вернул руку в только что наполненный стакан. Его рука была липкой и странно пахла, и ему это не нравилось, но, по крайней мере, было не так больно. — Скорее всего, — продолжил Мустанг, снова садясь и меняя позу, — что кроме охлаждения ожога это больше ничем не поможет, но это лучше, чем увеличивать их счета за воду. — Да… — Эд повторно вспомнил, как его мать лечила его травмы в детстве. Каким-то образом сам факт того, что она заботилась о нем, помогал унять любую боль, которую он испытывал, и казался гораздо более эффективным, чем любое лекарство. Но, конечно, это относилось только к ней, а не к Мустангу, так что не было смысла пытаться сравнивать оба случая. Кроме того, они были совершенно разными. Определенно. Но, по какой-то причине, он не мог не задуматься о том, был ли у Мустанга кто-то, кто мог бы позаботиться о нем. Тот сказал, что у него была приемная мать, но почему-то у блондина сложилось впечатление, что его детство все же было очень своеобразным. Как бы то ни было, полковник, похоже, действительно знал, что делал. Учитывая его специализацию, вполне логично, что он будет знать о каждом доступном средстве от ожогов на всякий случай. Вздохнув, Эдвард уставился на муку, которая покрывала пол, как снег. — Э-э… Слушай, Мустанг. — Когда он услышал заинтересованное хмыканье со стороны мужчины, он неловко прикусил внутреннюю сторону щеки, не решаясь поднять взгляд. — Спасибо… За помощь, я имею в виду. Полковник ответил не сразу — в первый момент он просто моргнул. Через мгновение на его лице появилась еще одна раздражающая ухмылка, хотя, стоило признать, она была немного менее раздражающей, чем обычно. — Не за что, Коротышка, — ответил он, каким-то образом создав у Эда впечатление, что он действительно это имел в виду. Не то чтобы тот возражал, так как у него не было никакого желания снова обсуждать всю эту ситуацию всякий раз, когда… что? Нахмурившись еще сильнее, он тут же напрягся, бросая кинжальные взгляды на старшего алхимика. — Нашел способ все испортить, осел, — огрызнулся он, не контролируя свой голос. — Я не коротышка, черт возьми! Мустанга, казалось, не тронул гнев блондина — мужчина легко усмехнулся в ответ, правда, без привычного для себя цинизма. Эду пришло в голову, что это странно, но не успел он обдумать это, как услышал шаги, эхом отдающиеся в коридоре. Два государственных алхимика оглянулись как раз в тот момент, когда Хьюз и Альфонс вернулись, чтобы присоединиться к ним, с Элисией, следовавшей за ними по пятам. При виде их Эдвард неловко заерзал в довольно жалкой попытке как можно незаметнее спрятать за собой проклятый стакан молока. Судя по веселому взгляду, брошенному на него Мустангом, он был готов поспорить, что его попытки с треском провалились. — Элисия, дорогая, ты хочешь что-то сказать? — мягко спросил Хьюз, когда девочка шагнула вперед, глядя себе под ноги и неловко переминаясь на месте. Она несколько раз кивнула, прежде чем поднять глаза и встретиться взглядом с Эдвардом. Ее глаза все еще были опухшими от слез, но в целом она уже успокоилась. — Извини, что столкнулась с тобой, Старший брат Эд, — сказала она, нервно теребя край своей рубашки, и снова опустила взгляд. Эдвард на мгновение застыл на месте, не зная, как реагировать на извинения ребенка вдвое младше его. — Я… э-э… все в порядке, — выдавил он из себя и криво улыбнулся. — Ничего страшного не случилось. — По крайней мере, в долгосрочной перспективе. Ей не обязательно было знать точно, что произошло. Небольшая хмурость на лице Элисии быстро сменилась хихиканьем, когда она увидела лицо Эда, молча сообщающего всем присутствующим в комнате, что этот вопрос закрыт. Тем временем Хьюз выглядел так, словно он сейчас разрыдается от умиления своей прелестной дочерью — как он, несомненно, выразился бы. Как будто для того, чтобы мужчине стало еще сложнее, Элисия подошла ближе к духовке, посмотрела на противень с печеньем, который стоял наверху, и ухватилась за него, но ее руки были на несколько дюймов короче, чем нужно, чтобы коснуться выпечки даже пальцем. Эдвард дал бы ей то, что ей было нужно, но его рука все еще лежала в стакане с молоком, и у него вошло в привычку не прикасаться к чужой еде автоматической рукой. К счастью, Альфонс нашел салфетку и подцепил ею одно из печений, а затем протянул все это энергичной девочке. — Вот, держи, — дружелюбно сказал он. — Спасибо, Большой Старший брат Ал! — воскликнула она, с благодарностью взяв салфетку и печенье и надкусив его с широкой улыбкой. Эд молча прищурился на это высказывание, но ничего не сказал. — Печенье получилось хорошим? — с явной улыбкой в голосе спросил Хьюз. — Ага! Пока они разговаривали, Эдвард решил, что не хочет продолжать в том же духе. Он снова вынул руку из стакана и начал сливать молоко в раковину. Но пока он это делал, Элисия уставилась на напиток и нетерпеливо указала на него. — Я хочу немножко, я хочу немножко, — взволнованно протараторила она, заставив Эда остановиться, когда она уставилась на него во все глаза. До этого момента он надеялся, что никто не обратил особого внимания на стакан молока, но все надежды на это оказались напрасны. — Тебе это не нужно, Элисия, — наконец вмешался Мустанг и поднялся на ноги. — К сожалению, этот стакан молока уже испорчен. — В его голосе слышалась усмешка, когда он достал пластиковый стаканчик поменьше для ребенка и начал наливать в него невыносимый белый напиток. Его высказывание не было совсем неверным, но когда дело касалось Огненного Алхимика, во всем, что он говорил, всегда было несколько слоев. Впрочем, если бы это было так, то Мустанг хотел бы, чтобы Эд прокомментировал это, тем самым попав в его ловушку. Если Эд вообще ничего не скажет, то победит. Это покажет ему… Когда полковник протянул Элисии стакан молока, она сразу же плюхнулась на пол, обмакнула печенье в стакан, затем откусила еще кусочек и улыбнулась, словно оказалась в раю. Когда Эд поставил свой стакан в раковину, Ал подошел ближе с таким видом, словно его что-то забавляет. — Ты что, братишка, руку в молоко обмакивал? — спросил он, не скрывая усмешки в голосе. — Что… — заикнулся Эд, почувствовав, что краснеет. — Нет! Э, ну, может быть, но… Это ничего не значит! — Да, хорошо, Эд. — Протянул доспех, явно не убежденный. — Как ощущается ожог? — спросил он, глядя на руку брата. — Хорошо. — И это действительно было так. Кожа все еще была красной и раздраженной, но рука уже почти не болела так сильно. Теперь, когда он освободился от этого отвратительного молока, Эд был почти уверен, что боль постепенно начнет возвращаться, хотя, возможно, не такая сильная, как раньше. — Мустанг в кои-то веки решил не быть бесполезным, — добавил он, отвечая на незаданный вопрос. — Что ж, похоже, сегодняшний день полон сюрпризов, — вмешался явно подслушивающий Хьюз. — Я удивлен, что вам двоим удалось остаться в одной комнате наедине, ничего не разрушив. Мустанг пожал плечами, но, к счастью, решил не продолжать атаку на гордость Эда, развивая эту тему. — Кстати, у тебя есть какое-нибудь лекарство от ожогов? — Хм? О, да. Одну секунду. — Мельком взглянув на блондина, подполковник исчез в коридоре. Тем временем Элисия поднялась на ноги и положила салфетку и почти пустой стакан на столешницу. Как раз в тот момент, когда она, казалось, собиралась потянуться за другим печеньем, Хьюз вернулся с маленькой бутылочкой чего-то и протянул ее блондину, а затем сложил руки вместе. — У нас все еще достаточно теста для нескольких партий. Все готовы продолжать? И снова его поддержал согласный хор голосов. Но пока они готовились, Эд отошел в сторону, чтобы снова заняться своим ожогом. Каким-то образом, несмотря на обожженную руку, мысль о продолжении вызвала легкую улыбку на его лице, пусть он и не понимал причины. Он не ждал этого с нетерпением еще до того, как они пришли, и это нежелание только усилилось, когда он узнал, что полковник тоже был там. Но между тем и этим моментом что-то изменилось. Он не знал, что именно, и в любом случае не думал, что хочет слишком много размышлять об этом. Возможно, это было как-то связано с осознанием того, что Мустанг не всегда был бесполезным ублюдком, но опять же, может быть, это было всего один раз, и он обманул бы себя, если бы решил в это поверить. Но в любом случае Эдвард решил, что он вполне может попытаться извлечь максимум пользы из Дня Отца, пока это еще возможно.