Ты свечу зажег.
Словно молнии проблеск,
В ладонях возник.
Мацуо Басё
Прохладный уличный ветер проникает в кабинет через приоткрытое окно и тушит свечу на бортике бассейна. Жаль, ее свет так красиво отражался в глади воды. Да и наблюдать за ним было гораздо увлекательнее для Лу, чем писать отчет. Лу ни разу не зефирная барышня, но все же ее порой тянет на минорно-философские мысли с налетом романтики. Остается только удивляться самой себе, откуда в голове берутся причудливые метафоры и вычурные сравнения. Явно не в интернате набралась. Вот и сейчас она думает, что у ветра запах зимы и увядания, неспроста он убил мерцавший огонь. А еще, что она не помнит, когда его успели зажечь. Почему-то этот факт ее тревожит. Свеча напоминает церковные, те, которые периодически мелькают в доштормовых фильмах, только гораздо толще. Интересно, пахнет ли она чем-то, может даже натуральным воском? Но встать, чтобы понюхать, все же странно. Даже для Лу. Любопытно, зачем Иво, называть его по имени даже в мыслях до сих пор непривычно, в кабинете свеча, еще и так специфически расположенная. Однако сегодня Лу в непонятном, будто смятенном, расположении духа, поэтому быть инициатором беседы не хочет. Обычно в кабинете Приора ей спокойно и уютно, но сейчас что-то не так. Она молча крутит в руках чашку с допитым кофе. Внезапно для самой себя начинает излишне пристально ее разглядывать. Вот след алой помады на краешке, внутри - кофейный ободок на дорогом белом фарфоре, а на дне... Лу раньше не обращала внимания, что остатки гущи могут растекаться в причудливые узоры. Возможно, просто почти никогда не пила натуральный кофе: дорого, недоступно. На дне словно силуэт темной птицы, не то черточка, не то цифра «один» и … нечто еще, вызывающее у Лу смутные ассоциации, но идентифицировать что она не может. Что-то давно позабытое, точно осколок доштормовых времен, колыхнулось в душе девушки. Смотреть на чашку оказывается проще, чем встретиться со внимательным взглядом черных глаз напротив. Слишком близко. Лу вздрагивает, выныривая из мыслей, а Иво бесстрастно спрашивает: - Что-то в вашей чашке увлекло вас больше написания отчета, мадмуазель Рид? Могу взглянуть? «Не по имени обращается». Лу пытается разобрать отблески эмоций на его лице: он раздражен, заинтересован или шутит? Воистину, лишь Единый поймет. Его ладони с неожиданной осторожностью обхватывают ее. Их поза сейчас странно-нелепа. Лу сидит на диване, по уже сложившейся привычке поджав под себя обнаженные ступни, Иво же опустился перед ней на колени. Приор Инквизиции перед псионичкой. Чистый перед той, чьи гены и душу разве что ленивый да подобные ей не назвали порченными. И Он. Они оба держат чашку. Иво слегка наклоняет ее к себе, чтобы лучше рассмотреть. Едва заметно улыбается: самыми уголками губ, как умеет только он. Даже не улыбка, а ее тень. Сердце Лу бьется где-то в горле. Чудится ли ей или его прежде всегда холодные руки постепенно становятся теплее. А улыбка - чуть хитрее. Чашка в их руках будто тоже нагревается. «Глупость какая». - Знаешь, Лу, - Иво порой слишком внезапно перескакивает с «мадмуазель» на обращение по имени и возвращается обратно. - В доштормовом мире некоторые люди умели по разводам, оставленным кофе, предсказывать будущее. Во всяком случае, утверждали это. Лу скептически смотрит на Приора, тот же как ни в чем не бывало продолжает: - Кофейная гуща и правда порой словно рисует что-то. И это «что-то» слишком часто более смыслово и изящно, чем творения представителей, с позволения сказать, современного искусства. Лу прямо-таки видит, как Приор Инквизиции темными одинокими вечерами коротает время, разглядывая чашки с разводами кофе на дне. Разглядывает и рассуждает сам с собой о живописи. Мартен же на секунду замолкает, а потом проговаривает, будто просвящая в тайну: - Вот смотри: это пятно похоже на сидящую черную утку. О таком рисунке говорили: к появлению в жизни яркой, точно пламя, любви. Однако эта же «птица» предвещает трудности и быстрый финал этого чувства. А вот это пятно рядом с уткой как цифра «один». - И что же? - Лу старается копировать его тон, про себя же добавляет: «Крэп, это ты сейчас так издеваешься, мстишь за невнимательное отношение к работе, флиртуешь или серьезен...». - Bы пoceлилиcь в cepдцe человека, кoтopoму нe удaeтcя избавиться от мыслей о вас, но сами нe подозреваете об этом. Вот теперь Лу уверена, что кофейная утка вместе с цифрой и самим Иво издеваются над ней. Ведь все ровно да наоборот: именно она не может избавиться от мыслей о другом человеке. И это создает проблемы, нереально много проблем. Раньше Лу без зазрения совести знакомилась по вечерам в баре с парнями и проводила ночи с расслабляющей пользой. Теоретически сейчас она может сделать то же самое (в свой выходной, разумеется), с поправкой на внешность: с некоторых пор предпочтительны черноглазые черноволосые дылды. Но это только теоретически. На практике же от подобных действий ее останавливает... стыд – чувство, которое, казалось, атрофировалось ещё в интернате. Стыдно не то за то, что об одноразовых связях станет известно Мартену, не то за то, что во время секса будет представлять этого самого Мартена. И удовлетворена происходящим явно не будет, даже если партнер вдруг окажется хорош, вероятность чего устремлена к нулю. Но напряжение и желания требуют выхода, поэтому Лу приходится использовать собственные пальцы и развитое воображение. Она очень хорошо знает свое тело и как быстро довести себя до оргазма, но будто специально растягивает процесс, медленно лаская себя, мечась на кровати, представляя его руки, его губы, слыша его голос – который от возбуждения наверняка должен быть ниже обычного. Видя, как в темноте блестят его черные глаза. Зная, что ее могут услышать, но все равно выстанывая его имя – пусть и на грани шепота. В ее квартире стоят камеры… Но если кому-то нравится – пусть смотрит, тут Лу пришла сама с собой к согласию. И крайне жаль, что за такое «представление» не доплачивают. После самоудовлетворения не стыдно, но когда желание с негой спадают, остаются пустота с тоской. Скоро Лу докатится до того, что останется ночевать в комнате, выделенной ей на работе, и проделает все то же самое, думая о том, что Иво спит этажом выше, так сказать, над ней, сверху. Почти миссионерская поза, разве что потолок мешает. Сейчас Лу почти что с ненавистью смотрит на утку из кофе, будто та виновата в отсутствии у нее нормального секса, и что пальцы у нее совершенно не такие как у Мартена – изящные, длинные. - А на стенке чашки, кажется, кот. Видишь, даже ушки прорисованы. Значит… Ты узнаешь тайну, раскрытие которой будет сулить смерть.* Вот это звучит еще менее приятно, чем сказанное до. Особенно учитывая ту историю с лекарством и ампулой. - Угу… Вы правда умеете?.. - совсем сбитая с толку и расстроенная Лу не успевает закончить глупый, сам собой вырвавшийся вопрос. - Конечно, моя бабушка передала мне дар видеть будущее. Только настоятельно прошу держать этот факт в секрете, - лицо Приора абсолютно нечитаемо. Но примерно с таким же выражением на нем он требовал от Жонсьера вызвать ему поезд вместо машины. Внезапно он издает что-то, напоминающее фырканье - подобный звук явно не ожидаешь услышать от Приора. - Фантазия богатая, иногда даю ей волю, если слушатель приятен мне и... интересно реагирует. «Ага, фантазия у него богатая. Надеюсь, в кабинете стало душно, а не я покраснела от ладоней до ушей просто из-за стрёмного диалога и…». Несмотря на крайне смятенные чувства Лу успевает осознать, что рукам стало горячо. Это какой-то необычный жар: кончики пальцев словно прокалывает мелкими иголочками. Будто держишь ладонь над зажженной свечой, хоть ассоциация и странная. Лу невольно бросает на нее взгляд: не горит. - Вы верите, что возможно, ну, вот так... предсказать? - Лу практически выдыхает вопрос, последнее слово скользит по грани слышимости. На самом деле она хотела спросить иное: «Как ты с такой богатой фантазией умудряешься постоянно держать серьезную мину, а?». Он отшучивается, с лукавой полуугрозой. И вновь эта странная улыбка на лице - едва-едва: - Не кажется ли вам, посвященная Рид, что в этой комнате начало пахнуть ересью? В обычных обстоятельствах ее очень сложно смутить, но почему-то от этих слов она тушуется еще больше. Хотя куда уж больше. Иво это видит и, кажется, его подобное забавляет. Он медленно тянет к ее лицу руку, тихо-тихо повторяя: - Ересью... и костром. Лу дергается, на что в глазах Иво мелькает искреннее удивление: - Прости, совершенно не хотел тебя пугать. Каламбур вышел так себе? Каламбура Лу не уловила, но уточнять не стала. Она натянуто улыбается, мысленно коря себя. «Вот ведь дура». - Ты сегодня непривычно тиха и будто смущена, – как констатация. «А ты непривычно разговорчив». Она хотела было произнести это вслух, но замирает, боясь пошевелиться. Иво изящным движением убирает выбившуюся из ее хвоста прядь волос ей за ухо, смазанным прикосновением оглаживает линию скулы, легко и немного щекотно проходится по самому уголку губ. Краем сознания Лу отмечает, что у него снова холодные руки. Но она не в состоянии сфокусироваться на этой странности. Хочется по-кошачьи потереться о чужую ладонь, продлить касание - такое мимолетное, невесомое. Ей подарили лишь тень нежности, а она уже млеет. Слишком отвыкла от ласки? От человеческого участия? До такой степени, что готова тянуться к малейшему ее проявлению от нравящегося, но чужого, непонятного человека? Ее сожаление, когда он разрывает касание, слишком заметно. Больше всего Лу боится, что в глазах Иво промелькнет жалость. К ней. Да, рабочий день Лу проходит на «ура». Ей слишком неуютно - от всей обстановки. Больше всего хочется вскочить на ноги и как можно быстрее покинуть кабинет с этой непривычной атмосферой. Видимо, проделывать это придется босиком, ибо быстро и изящно обуться явно не выйдет. Но ещё больше ей хочется навсегда остаться на этом диване, чтобы Иво был так близко, пусть и на самом деле так недосягаемо далеко. Лу задается вопросом, насколько невежливо будет схватить планшет с отчетом, отгородиться от Иво им как стенкой и сделать вид, что стала примерной работницей. «Работница года, крэп». Мартен без особого труда улавливает ее желание. Молча встает и неспешно возвращается за свой стол. Руки Лу больше не покалывает от жара, чашка в ее руках, в которую она прямо-таки вцепилась, холодит ладони прикосновением фарфора. Лу неслышно вздыхает, отставляет многострадальную чашку, благо, что та не треснула от ее хватки, тянется за планшетом и погружается в написание отчета. Она старательно гонит от себя мысли о Мартене. Прикосновение его рук она обязательно вспомнит потом. Как уже делала раньше. Где-то в глубине кабинета мирно тикают часы. Лу отрывается от своего интереснейшего отчета, когда буквально физически ощущает на себе взгляд. И поднимает глаза. Иво вновь улыбается Лу. А сердце Лу вновь стучит где-то в горле: на бортике бассейна ярким светом горит свеча. Вот только никто к ней не подходил, чтобы зажечь. Лу в этом уверена. Она смотрит на свечу как завороженная. - Все перед тобой, Лу. Все ответы.