Я не одинок

      Геральт и Лютик просто встречаются друг с другом по жизни, или, как хотел бы сказать бард с широкой улыбкой на лице, "их дружба была судьбой", однако ведьмак закатывал глаза при любом упоминании о судьбе.       Геральт всегда был омегой, несмотря на мутации, которые сделали его бесплодным, его течки продолжались, просто более разрозненные, нерегулярные, но по крайней мере раз в год он чувствовал симптомы. Однако никто не знал и не представлял, кроме других ведьмаков, что белый волк был омегой.       Ведьмак был большим и мускулистым, с видом хищника. У него не было мягких изгибов, или тонких черт лица, или миниатюрных размеров омеги, он был большим и грубым там, где должен был быть маленьким и нежным. И правда в том, что Лютик, такой же омега, как ведьмак, тоже не был маленьким, каким ему следовало бы быть, возможно, мягким, но не маленьким, а тем более послушным. Он был слишком шумным, слишком жестоким. И, возможно, именно потому, что ни один из них не был таким, каким должен был быть, они каким-то образом сблизились.       Сначала никто из них не знал о природе другого, Геральт заключил, что Лютик был бета по его запаху, вернее его отсутствию, в то время как бард просто следовал тому, что думали все остальные: что Геральт был бета, может быть, даже альфа. Но все изменилось в одну конкретную ночь.       Геральт возвращался с контракта, который оставил его измотанным, а также раненым, и именно стресс от ситуации сделал его запах заметным, достаточно сильным, чтобы его заметили. И ведьмак понял это только тогда, когда прибыл в лагерь, а глаза барда расширились.       Геральт просто ждал вероятной речи, унижающей его, как и все остальные, когда узнавали, кто он такой. Ведьмак не подал виду, но это его безмерно опечалило. Ему нравилось путешествовать с Лютиком, это настолько неудобно, насколько возможно, но рядом с Лютком было спокойствие, которое он чувствовал, путешествуя рядом, новое и странное желание спать в обнимку, проверять, поел ли он, заботиться и быть окруженным заботой... И теперь он собирался потерять все это.       "Ты... ты омега?" - Спросил Лютик, вставая и направляясь к ведьмаку, его шаги были слегка неуверенными, как будто должно было случиться что-то плохое.       Геральт просто глубоко вздохнул, молча кивая, ожидая приговора.       Но Лютик есть Лютик, а бард полон сюрпризов.       Улыбка, появившаяся на лице Лютика, была настолько искренней, что застала Геральта врасплох, настолько, что ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит, когда бард прыгнул к нему в объятия, а затем прижался носом к железе ведьмака, что заставило его тело расслабиться, и он автоматически обнял барда в ответ.       Было только одно объяснение, почему у Геральта была такая реакция, и он понял это: Лютик был таким же омегой, как и он сам.       "Было бы легче, если бы ты высказался раньше. Знаешь ли ты, как сильно я хотел спать в обнимку с тобой?!" - Пожаловался Лютик, не выпуская из объятий, выглядя как счастливый щенок.       Геральт издал тихий смешок и провел носом по шее барда, чувствуя, как тот расслабился, и понимая, что другой омега был под действием чего-то, скрывающим его запах.       В ту ночь они поговорили, ну, говорил Лютик, больше потому, что бард всегда много говорил, а не потому, что ведьмак не хотел. Но в то же время Геральт чувствовал себя комфортно, так как если бы был со своими братьями.       Лютик рассказал, как он сбежал из дома, когда был молодым и его родители пытались выдать его замуж за какого-то альфу, что он бежал за своими мечтами и узнал все, чтобы быть бардом и поэтом. Он рассказал о своем друге, который научил его делать масла, скрывающие его запах и защищающие его в городах, когда он в этом нуждался.       Геральт рассказал, что он был единственным оставшимся ведьмаком-омегой, остальные погибли на тропе, он рассказал, что люди ничего не знают, но когда узнают, это обычно сопровождается оскорблениями. Когда показались зубки и маленькие когти другого омеги, и он начал раздраженно говорить, что это несправедливо, а также ясно давать понять, что он не позволит этому случиться у него на глазах, ведьмак был просто удивлен, не зная, что делать.       Правда заключалась в том, что Геральт знал, что отношения омег друг с другом отличались от других, но другие омеги умерли так давно, еще до того, как они даже сформировали связь с ним, что только сейчас ведьмак понял, какими на самом деле были эти отношения, которых ему до сих пор не хватало.       Геральт и Лютик, когда оставались наедине, держались рядом, терлись носами о шеи друг друга и чувствовали, как их тела расслабляются, помогали друг другу в ванне, спали вместе, а иногда, когда им удавалось найти место, которое было немного безопаснее, устраивали гнездо для совместного использования.       Лютик чинил одежду ведьмака, заплетал его волосы, ухаживал за его ранами, пел у него на коленях, как щенок, требующий внимания, обнимал его, пока он спал, клал руку на шею другого омеги, чтобы успокоить его, когда они были вдвоем. Бард заботился о ведьмаке как мог, в том числе, когда они были на публике, он дрался с торговцами, которые завышали цены, он просил приличные выплаты за контракты, которые стоили больше, и он дрался с любым, кто плохо отзывался о Геральте.       Геральт вытаскивал барда из большего количества драк, чем тот хотел бы, но он никогда не позволит никому причинить вред другому омеге, и также несколько раз защищал его от какого-нибудь рогоносца, который решил обвинить Лютика в конце его брака. Ведьмак высказывал мнение или ворчал о песнях барда, готовил, по возможности, те блюда, которые нравятся Лютику, стирал его одежду, покупал духи, которые ему нравились. И иногда, даже если Геральт никогда бы не признался в этом вслух, он заботился о Лютике так же, как о щенке, чинил его одежду, облизывал лицо или говорил ему сидеть тихо, пока он расчесывал и приглаживал его волосы.       Ведьмак знал почему, как и бард, Геральт был старшим омегой, и было вполне естественно и инстинктивно, что он будет присматривать за младшим омегой, как за своим дитя.       Эти двое также знали, что забота - эта была не просто так. Когда у кого-то из них наступала течка, даже если у ведьмака она была редкой и нерегулярной, они были вместе и обнимали друг друга, делились своим ароматом, чтобы дать успокоение, и если им просто нужно было обнять друг друга, пока один из них удовлетворял потребность своего тела, все было хорошо.       И все было хорошо в жизни Геральта, как может быть хорошо в жизни ведьмака, он выполнял свои контракты, его репутация улучшалась благодаря песням барда, его зимы были тихими со своими братьями, и дорога была приятной там, где он был с Лютиком.       Конечно, что-то должно было пойти не так.       Все началось на банкете благословенной Паветты. Геральт пошел только для того, чтобы помочь Лютику. Не понимая, как тот мог спать с таким количеством женатых людей? Ведьмак вошел туда с одной целью: поесть, защитить Лютика и уйти, но он ушел оттуда с ребенком-неожиданностью и обещанием смерти от Каланте, если он ступит туда снова.       Проблема заключалась в том, что с того самого дня Геральт чувствовал притяжение, что-то, связывающее его с кем-то. Странный голос в его голове, говорящий ему защищать, заботиться о ребенке, что стало только хуже, когда дитя родилось. Геральта там не было, он не знал, родился ли ребенок в тот день или нет, но каждой клеточкой своего существа он чувствовал, что что-то произошло.       Стресс от того, что он избегал чувствовать и думать об этом, был настолько велик, что он не мог спать, медитация была практически невозможна, его тело устало от дороги, от контрактов, устало от всего. Вдобавок, он был один, с Лютиком расстались несколько месяцев назад, у другого омеги была назначена встреча в каком-то округе, и они договорились встретиться позже возле Ринда.       Но правда заключалась в том, что Геральт едва вспомнил об этом, когда появился бард, слишком сосредоточенный на ловле джинна. Проблема была в том, что помимо игнорирования всего, что сказал бард, что-то о графине, которая того не стоила, прежде чем омега успел успокоил другого, Геральт вытянул сеть, найдя амфору джинна, которая, к сожалению, открылась, как только ее вытащили из воды.       Геральт попытался оттолкнуть джинна, когда понял, насколько тот раздражен, и ведьмак мог войти в положение. Кто был бы счастлив быть, запертым в амфоре? Но это, казалось, только разозлило джинна еще больше, и прежде чем он, наконец, ушел, напал на Лютика, заставив ведьмака почувствовать отчаяние, поднимающееся внутри при виде того, как барда рвет кровью.       На самом деле все было потеряно, когда янтарные глаза омеги увидели сиреневые глаза альфы Йеннифэр и запах смородины с сиренью впервые проник в его ноздри. Как бы ведьмак ни беспокоился о барде и как бы он ни чувствовал себя виноватым за тот ужас творящийся с другом, было в волшебнице что-то такое, что притягивало его так сильно и заставляло Геральта желать, пусть даже ненадолго, большего.       Возможно, это была ошибка Геральта, желавшего слишком многого, даже когда знал, что у него есть желания джинна он тратил их безрассудно. Это был не лучший его выбор, такой же как и раздвинуть ноги для Йеннифэр и наслаждаться удовольствием, которое она ему дарила.       Сначала Геральт не понял, что что-то изменилось, он не пил, потому что денег было мало, контракты были простыми и не требовали много работы, к сожалению и денег почти не приносили. Но, по крайней мере, ведьмак некоторое время обходился без зелий, которые, какими бы необходимыми они ни были - трудны в обращении.       "Геральт", - позвал его Лютик, тело барда лежало рядом с его собственным, одна рука в его волосах, приятно поглаживала голову, а другая на шее ведьмака в легкой ласке.       "Хм?" Омега уставился на другого, наблюдая, как пламя костра освещает лицо барда.       "Твой запах... Он другой, как… необычно..." Серьезно сказал Лютик, его голубые глаза были смущенными, почти грустными.       Геральт только поднял бровь, сбитый с толку, ожидая объяснения странного поведения. Комфорт от прикосновений Лютика покидает его сразу же.       "Ты... Ты не можешь быть таким, верно?" - Спросил бард, приближая свое лицо ближе, рука, которая была на шее ведьмака, сдвинулась к голове.       "Быть каким?" - Растерянно спросил Геральт, руки, которого расслабленно обнимали другого омегу, потянулись к его лицу, ища хоть какое-то объяснение происходящему.       "Беременным". Лютик сказал это так тихо и неуверенно, что если бы Геральт не был ведьмаком, он бы не услышал.       Первым побуждением ведьмака было отрицать это, сказать, что это безумие, но вскоре воспоминание вернулось, как вспышка. Просьба Геральта, утро с Йеннифэр, время, проведенное вместе... Нет... Это было не то, о чем он просил, но джинны известны тем, что исполняют желания не в хорошем смысле.       "Геральт?" Лютик снова окликнул его, приводя в чувство.       "Я... Нет, этого не может быть ни в коем случае". Ведьмак заговорил, и в его голосе прозвучала некоторая разочарованность самим собой, даже если Геральт и пытался это скрыть.       К счастью, Лютик подумая, что это как-то связано с бесплодием Геральта. Младший омега обнял старшего, потерся лицом о его лицо в интимной и успокаивающей ласке. Ведьмак знал, что бард сделал это не потому, что Геральт хочет родить ребенка, а потому, что у него отняли этот выбор.       Даже в объятиях другого омеги нельзя было избежать отчаяния, поселившегося в сердце. Страх перед последствиями желания, поглотившего его. Он пытался отвлечься в объятиях барда, наслаждаться комфортом и пытаться как-то игнорировать мысль о том, что он, возможно, беременен.       К сожалению, время вскоре развеяло сомнения Геральта, так как началось небольшое утреннее недомогание, чего ведьмак никогда раньше не испытывал. Омега сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться и медитировать, слыша, слабо и, возможно, только через свои обостренные чувства ведьмака, сердцебиение, которое было не его собственным.       Черт.       "Геральт?" Лютик окликнул его, явно обеспокоенный.       Ведьмак повернулся к своему другу, слабый стон сорвался с его губ, что побудило барда в спешке встать перед ним, положив обе руки на лицо и ища какой-нибудь признак того, что было не так со старшим омегой.       "Я... Я-Я-Я... Я беременный." Геральт говорил, почти задыхаясь.       Голубые глаза расширились так, что это было бы забавно, если бы не беспокойство за ситуацию, в которой они оказались.       "Каким образом?" - Потрясенно спросил бард, не переставая смотреть в янтарные глаза.       "Джин и Йеннифэр... Вероятно, я думаю."       Двое стояли молча, уставившись друг на друга, Геральт воспользовался возможностью сделать глубокий вдох и немного успокоиться, в то время как сердце барда учащенно билось.       Из всего, чего ведьмак ожидал от Лютика, меньше всего он ожидал, что бард посмотрит на него так твердо и заговорит серьезно:       "Ты ... знаешь, хочешь ли ты оставить ребенка?"       Геральт удивленно замер, переваривая услышанные слова. До сих пор он только уклонялся от вопроса и страха перед ответом, но он никогда не думал о том, чтобы завести ребенка, потому что всю свою жизнь ему было отказано в этом, и он также изо всех сил уклонялся от любой ответственности.       Но глубоко внутри, за беспокойством, за страхом перед тем, как он это сделает, что выйдет из союза колдуньи и ведьмака, глубоко внутри... Что-то внутри него было по-другому.       "Я не знаю..." Он ответил тихо, отводя взгляд от другого омеги.       Лютик глубоко вздохнул.       "Если ты подумаешь об этом и не захочешь оставить это..." Бард сделал паузу, набираясь смелости. "Я знаю кое-кого. Если ты хочешь сохранить его, я тоже на твоей стороне, ты не пройдешь через это в одиночку ". Лютик улыбнулся, несколько застенчиво, не так, как обычно, и погладил лицо Геральта.       Ведьмак притянул барда ближе к себе, обнимая его и утыкаясь лицом в изгиб его шеи, вдыхая сладкий запах меда от другого омеги и немного успокаиваясь, чувствуя, как руки ласкают его волосы. Той ночью они вдвоем спали вот так, держась друг за друга, руки Лютика обвились вокруг Геральта, как будто он защищал его от всего мира.       На следующее утро, когда ведьмак проснулся первым и позволил барду поспать, пока он готовил им завтрак, слова, сказанные прошлой ночью, вернулись в его голову. Не только вопрос, который задал Лютик, но и часть информации, которую он сначала проигнорировал в своем отчаянии: Я кое-кого знаю. Почему Лютик кого-то знал?       Когда бард проснулся и вскоре сел есть, Геральт подождал мгновение, чтобы спросить, что занимало его голову с утра, что он, возможно, также использовал, чтобы игнорировать низкое сердцебиение, которое он слышал, не принадлежащее ему с тех пор, как он заметил там ребенка.       "Лютик."       "Хм?" Бард уставился на ведьмака, доедая остатки своего завтрака.       "Вчера... Ты сказал, что кое-кого знаешь." - Начал Геральт, думая о том, как спросить.       Лютик собрался с духом, посерьезнел и кивнул головой.       "Как?.." - Спросил старший омега, сосредоточившись на голубых глазах, которые, к удивлению ведьмака, отвели от него.       "Я..." Руки младшего омеги начали играть с ниткой его блузки, что он всегда делал, когда нервничал или чувствовал себя неловко. "Мне нужна была услуга".       Плечи ведьмака печально опустились, а на лице появилось озабоченное выражение.       "Графиня де Сталь, она... Она заманила меня в ловушку и оплодотворила, не казать чтобы по моему желанию… В конце концов она разозлилась, когда я сказал, что не останусь там, и вышвырнула меня вон. Когда я узнал, что беременный, прошло совсем немного времени. Я пошел за кое-кем, кого Эсси рекомендовала мне в прошлом, и... Я разобрался с этим." Лютик закончил свое объяснение, уставившись на старшего омегу, все еще нервничая из-за возможной реакции ведьмака.       Геральт несколько секунд молчал, придвигаясь ближе к другому омеге и провел носом возле его железы, чтобы успокоить и утешить. Прежде чем успеть осознать это, Лютик уже был у него на коленях, издавая хныканье от стыда, и несколько слезинок скатилось из его глаз. Сердце Геральта заныло, когда он увидел Лютика таким, печальным, гадающим, как долго бард хранил эту тайну.       "Я не жалею об этом", - произнес Лютик, уткнувшись лицом в изгиб шеи Геральта. "Я.. Я не был бы хорошим отцом, по крайней мере, не сейчас. Но..." Бард поднял взгляд к янтарным глазам. "Не принимай это решение, не подумав, пожалуйста. Я знаю, что решил не рожать его, но ты не обязан делать то же самое, если ты хочешь сохранить дитя, сохрани, если ты этого не сделаешь, тоже хорошо ". Лютик закончил, взяв одну из рук Геральта и сжав ее своей, когда слезы перестали литься.       Ведьмак глубоко вздохнул, зарываясь носом в волосы барда. Размышляя над всей историей своего друга, думая все больше и больше. И, наконец, уступил желанию своего сердца.       "Я... Я хочу сохранить". Геральт говорил тихо, почти неслышно, но все же достаточно, чтобы бард услышал.       Лютик улыбнулся, потираясь носом о шею другого.       "Я буду на твоей стороне. Но... Тебе нужно подумать о Йеннифэр. Я уверен, что она совершенно сумасшедшая и опасная женщина, может быть, она даже держит змей в карманах или что-то в этом роде. Но она все еще мать, и если ты собираешься оставить ребенка, она действительно должна знать ".       Геральт замер, не зная, что делать. Он знал, что Йеннифэр хотела ребенка, вот почему она, в конце концов, помешалась на джинне. Ведьмак не мог отрицать, что каким-то образом ее желание сбылось. Но как он собирался появиться на ее пороге, где бы она ни была, говоря, что беременен ею, прям как молодая девчушка-омега из деревни приходит в дверь альфы, предназначенную для кого-то другого.       Нет. Просто нет.       Геральт раздраженно хмыкнул, и Лютик вздохнул, устраиваясь поудобнее у него на коленях, прежде чем им нужно было отправляться в дорогу, наслаждаясь комфортом, который предоставлял ему другой омега.       "Просто... Подумай об этом." - приказал Лютик.       В конце концов, они отправились в путь. Геральт был на ранних сроках беременности, и пока не было большой опасности продолжал принимать контракты, к большому разочарованию Лютика, который несколько раз повторил, что в этом нет необходимости и что он может содержать их двоих. Но ведьмак ясно дал понять, что пока все в порядке.       В конце концов эти двое пришли к тому, что Геральту нужно будет отправиться в безопасное место, когда беременность подойдет к концу, что им также нужно будет помочь с родами, они решили отправиться в Каер Мохен, там ведьмак будет окружен своими братьями, в безопасном месте, и Весемир, безусловно, будет знать, как справиться с родами, в чем Лютик немного сомневался.       Было ясно, что Геральт нервничал, он не знал, как отреагируют его наставник и братья и не совсем понимал, как справиться со всей ситуацией, если честно. Когда он рассказал о ребенке-неожиданности, Весемир назвал его идиотом, когда он сказал, что не пойдет за ним, Весемир снова назвал его идиотом. Но, по крайней мере, сейчас рядом с ним был бы Лютик, который, казалось, был в восторге от идеи отправиться в дом ведьмака.       Но то, что лишило Геральта сна, было не только тихими ударами, которые становились все сильнее и сильнее с течением дней и которые вторгались в разум ведьмака, заставляя его задуматься, каким был бы его ребенок. Нет, была еще Йеннифэр. Слова Лютика засели у него в голове о том, что он должен сообщить ей о ребенке. Он не хотел заводить этот разговор, он не хотел думать об этом, он просто хотел уехать в Каер Мохен, устроить уютное гнездышко и спокойно родить своего ребенка.       Конечно, это было бы слишком идеально для его жизни, так что менее чем через полтора месяца после того, как Геральт обнаружил беременность, они столкнулись с Йеннифэр, которая, казалось, была так удивлена, увидев их снова, что не заметила, как ведьмак замер при виде нее. Что Лютик, к сожалению или к счастью, понял, подталкивая Геральта локтем, чтобы вывести его из оцепенения.       Как бы Лютик не любил волшебницу (она угрожала ему ножом в области, которая была определенно чувствительной и важной для барда), он знал, что Геральту понадобится помощь волшебницы, и, возможно, он также боялся последствий того, что произойдет, если она узнает, что старший омега спрятал от нее ребенка. Однако, когда Лютик призвал Геральта поговорить с Йеннифэр, а также дал понять, что он всегда будет на его стороне, все обернулось иначе, чем ожидалось.       Геральт думал о том, как связаться с колдуньей, и пытался это сделать. Он действительно пытался, но когда они оставались вдвоем и ее мягкие руки касались его лица, поскольку она просила только о сексе, возможно, для утешения или из настоящего интереса к ведьмаку, он не мог ей отказать, как будто что-то в альфе было настолько сильным, что заставляло его нуждаться в ней и подавляет почти всю волю. Следующее, что он осознал, они уже снова были в постели, она не заметила изменения в его запахе или каких-либо других признаков беременности, и ведьмак мог спокойно наслаждаться своим оргазмом, обнимая ее талию ногами.       На следующий день Йеннифэр уезжала, а Геральт хотел выкопать в земле яму, чтобы похоронить себя в ней. Он не только не мог рассказать, но и снова спал с колдуньей и наслаждался этим. Лютик, который обычно говорил за них обоих, делал именно то, что и ожидалось, еще больше усилив желание ведьмака выкопать яму.       "Зачем ты трахнул ее?! Если она узнает позже и станет еще безумнее, почему вы двое занимаясь сексом, регулярно, не разговариваете?! Что, если она достанет змей, которых носит в кармане, выпустит их на тебя и убьет?!" Лютик агрессивно жестикулировал, кружа вокруг ведьмака.       Если бы не усталость и желание исчезнуть, которые овладели телом Геральта, его могло бы даже немного позабавить чрезмерное преувеличение в словах младшего омеги. Но сейчас он хотел отдохнуть, поэтому издал негромкое предупреждающее рычание, которое заставило барда остановиться, немного обиженно посмотреть на него и сесть у костра в их лагере.       Ведьмак вздохнул с облегчением, думая, что его наконец-то удостоят тишины, но Лютик недовольно хмыкнул и заговорил, глядя в огонь и надувшись:       "Я просто не хочу, чтобы ты пострадал..."       Геральт вздохнул, уступая самому себе. Он подошел к Лютику, сел с его стороны и притянул его ближе к себе, пользуясь тем, что никто не мог видеть их двоих там, положив голову на голову младшего омеги, который свернулся калачиком рядом с ним.       "Я знаю". Это было единственное, что сказал Геральт, голос стал мягче, и гнев покинул его.       Он знал, что Лютик заботился и беспокоился о нем, как и он сам о барде, даже в те моменты, когда младший был ужасно раздражающим.       Они вдвоем провели ночь в тишине, снова заснув в обнимку в импровизированном гнездышке, прежде чем двинуться дальше.       Время продолжало идти, у Геральта уже четыре месяца в животе росло дитя, а Каэр Мохен становился все ближе, к большому его удовольствию.       Беременность становилась все более заметной, как и изменения в его гормонах, однако это еще не было так очевидно. Гормоны Геральта всегда были... другими, благодаря мутациям, но это не значит, что их не было, однако ведьмак привык к тому, как они у него работают. И теперь иногда он чувствовал жар, поднимающийся в его теле, как будто опять стал подростком, с неконтролируемой эрекцией, который мечтал об альфе и всегда просыпался, чувствуя скользкость между ног.       Как будто гормонов было недостаточно, были еще и его инстинкты, которые, казалось, стали намного сильнее. Когда альфа зарычал рядом с ним в городах, Геральт показал свои клыки и испытывал сильнейшее желание укусить человека за шею и вырвать трахею зубами. Сколько раз Лютик был посредником в сложных ситуациях, прежде чем случилось бы что-то плохое, было слишком много, чтобы сосчитать.       Лютик был ярким примером того, насколько сильными стали инстинкты Геральта, он все время наблюдал за бардом издалека, проверяя, все ли с ним в порядке, рычал на любого, кто приближался и не казался заслуживающим доверия. Когда они наконец остались вдвоем, ведьмак обнаружил, что заботится о барде больше, чем обычно, приглаживая его волосы, облизывая подбородок, лаская шею, баюкая его на руках, и расслабляясь, когда он чувствовал пальцы барда в своих волосах. Лютик - это стая и было наименьшее, что Геральт мог для него сделать.       Бард любил Геральта, как брата, ему нравились ласки, забота и все внимание, которое он получал. Он даже был застигнут врасплох, когда однажды ночью в дороге они чуть ли не играли вместе. Лютик не испытывал удовольствия от игры с другим омегой с тех пор, как достиг половой зрелости, поскольку его родители запретили это, а затем он сбежал из дома. Но сейчас же был счастлив, как от такой возможности быть омегой, или от того, как Геральт таял от его прикосновений и мурлыкал, лежа у него на груди.       Бард был измотан.       Геральту было сложнее, чем матери со своим щенком. Лютик знал, что это был инстинкт, знал, что это потому, что они были омегами их маленькой стаи. Но Лютик больше не мог этого выносить. Он не мог трахнуться, как только кто-то приближался, зубы ведьмака уже вылезали.       Последняя капля случилась в день, когда все, что могло пойти не так, пошло не так.       Лютик топал дальше, раздраженно обнажив когти и клыки.       "Геральт! Снова! Она не собиралась ничего делать! Она всего лишь похвалила мою музыку!" Бард кричал посреди дороги, пользуясь тем, что они были там только вдвоем.       "Она пыталась затащить тебя в свою комнату!" - Возразил Геральт, тоже напряженный и кричащий.       "Ну и что, что она положила руку мне на талию! Я бы не стал заниматься с ней сексом, если бы не хотел!"       "Ты же знаешь, что она хотела большего!" Ведьмак закричал, теперь его клыки показались.       Лютик издал рев ярости.       "Хватит! Я знаю, ты волнуешься! Я знаю, что твои инстинкты повсюду! Но пока мы не будем в Каер Мохене, тебе нужно контролировать свои инстинкты беременности!" Лютик сердито жестикулировал, двигая всем телом в том, что выглядело как легкий танец, агрессивный танец, но тем не менее танец.       И, возможно, если бы бард не был так раздражен, он бы заметил момент, когда глаза ведьмака расширились, и он оглянулся, когда открылся портал. Из которого вышла Йеннифэр, услышав последние слова барда.       "Беременность?" - Спросила волшебница, нахмурившись и переводя взгляд с одного омеги на другого.       Лютик побледнел, его когти и зубы втянулись, и чувство вины охватило его тело. Он попытался открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, что угодно, что могло бы помочь ситуации. Но глаза альфы остановились на беременном омеге, который выглядел таким же бледным и потерянным, как Лютик, она понюхала воздух, зная, что она ищет, и ее сиреневые глаза немного расширились.       Ни один из них не провел достаточно времени с волшебницей, но оба могли видеть, что это не похоже на ту эмоцию, к которой привыкло ее лицо.       "Как ты забеременел? Ведьмаки бесплодны!" В голосе Йеннифэр можно было разглядеть смесь шока и интереса, вероятно, она думала, что ведьмак - это решение ее проблемы.       Геральт попытался разомкнуть губы, чтобы что-то сказать, объяснить, но не смог. Пока он не почувствовал руку барда в своей, слегка сжимая ее, как небольшой толчок и якорь, чтобы не потеряться.       "Джинн..." Заговорил Геральт, и Йеннифэр снова нахмурилась. "Это твое желание". Ведьмак закончил, слегка сжимая руку барда.       Волшебница молчала почти минуту, что усилило нервозность двух омег. Когда она начала приближаться к ним, глядя в лицо ведьмака, поднося одну руку к его лицу, а другую к животу, медальон Геральта слегка завибрировал, ее рот открылся в виде маленькой буквы "о", и она сделала два шага назад.       Было ясно, сколько эмоций пробегало по лицу альфы и как страх беременного омеги рос с каждой секундой, пока она молчала. Он боялся, что она украдет его ребенка, он боялся быть отвергнутым, чувствовать себя использованным, боялся, что она попытается заставить его избавиться от своего ребенка.       "Мы должны поговорить наедине". - Сказала Йеннифэр, повернувшись сначала к Геральту, а затем к Лютику.       Младший омега снова сжал руку старшему, поворачиваясь к нему. Оставляя решение в руках ведьмака. Геральт кивнул, чувствуя, как Лютик отпустил его руку и отошел оттуда, пройдя немного в сторону от этих двоих, но все еще достаточно близко, чтобы услышать, если кто-то из них закричит.       "Если ты не хочешь ребенка, то я хочу", - были первые слова, слетевшие с губ Йеннифэр. "Я не знаю, думал ли ты о том, чтобы сделать аборт, если ты действительно думал, то нет. Этот ребенок тоже мой, и я хочу его себе".       Геральт нахмурился. Если он решил бы сделать аборт, что собиралась делать Йеннифэр? Заставить его родить ребенка? Плохое чувство сформировалось в его груди, и ему не нравилось, как все это, выяснилось.       "Я собираюсь сохранить его. Это и мой ребенок тоже". - Ответил Геральт, ожидая, что скажет колдунья.       Йеннифэр вздохнула с облегчением, удивив Геральта.       "Тогда мы собираемся... стать родителями. Что ты планируешь делать? Как ты собираешься приспособить ребенка к жизни одинокого ведьмака?"       "Я не одинок". Ведьмак подчеркнул. "Я поеду в Каэр Мохен, там безопасно. Мы позаботимся о ребенке".       "Ты и... твой бард?" Волшебница подняла бровь, на ее лице появилась легкая улыбка, как будто она услышала шутку. "Ты хочешь, чтобы у нашего ребенка тоже была твоя собачонка?"       Геральт зарычал, громко и отчетливо, обнажив зубы.       "Хм... поняла. Я думала, вы, ребята, просто столкнулись друг с другом тогда, я не предполагала, что ведьмак может объединиться с другим омегой, но вы, в конце концов, одни." Улыбка по-прежнему не сходила с лица Йеннифэр, но уже не выглядела такой развязной, как раньше. "Тогда мы отправимся в Каэр Мохен". Она закончила.       Геральт хотел спросить, когда это он пригласил ее присоединиться к ним. Но он не был глуп, чтобы отрицать, что присутствие альфы рядом с ним облегчит ситуацию. Однако он знал, что кое-что должен был прояснить.       "Если ты попытаешься как-нибудь навредить Лютику или еще кому, я убью тебя." Он говорил серьезно, видя, что довольная улыбка не покидает лицо Йеннифэр.       Они втроем начали путешествовать вместе, Лютик был не доволен компанией Йеннифэр, и, по-видимому, это было взаимно. Но эти двое не начали бы ладить, даже если бы Геральт мог попытаться что-то сделать. Но разумно проанализировав их взаимодействия, было понятно, что лучше туда не лезть – эти двое провели часть дня, оскорбляя друг друга, а другую половину смотрели друг на друга так, как будто собирались убить взглядом.       Что касается Геральта и Йеннифэр... Он обнаружил, что наслаждается ее обществом все больше и больше, даже временами, когда она вела себя так, как будто управляла миром и ими двоими в частности, или даже кода пыталась использовать свое положение альфы против него, что почти заставило Лютика перегрызть волшебнице горло. Но она становилась лучше, больше слушала, ладила с ними обоими - неужели Геральта время от времени тянуло в постель альфы? Да, но не каждый раз.       Он и Лютик продолжали путешествовать как всегда, даже с Йеннифэр, которая не осмеливалась вмешиваться в их отношения, они не переставали быть вместе, они всегда успокаивали друг друга, нюхали друг друга, заботились друг о друге.       Все изменилось только тогда, когда они прибыли в Каер-Мохен.       Весемир на удивление хорошо воспринял новость о том, что Геральт беременен, и ситуацию с джинном. Самым трудным было то, что он не принял волшебницу и барда, в конце концов старому волку пришлось сдался, вспомнив, что Геральт не наслаждался обществом омег как положено, так же, как он понял, что альфа была матерью ребенка. Он не мог отрицать, что бард тоже был стаей, точно так же, как волшебница могла быть частью ее в какой-то момент.       Самым большим сюрпризом для Геральта было то, что и Эскель, и Ламберт уже были там, еще до наступления зимы. Эскель, последний альфа волков, прибыл раньше, потому что у него появился козленок, который нуждался в уходе. Кто знал, что ребенок будет не у одного Геральта? Ламберт, бета, прибыл вместе со своим парнем Эйденом, альфой-ведьмаком из школы кота, из того, что Геральт понял, эти двое пришли с сообщением из школы кота к Весемиру и в конечном итоге остались. В конце концов, до зимы было не так уж далеко.       Ламберт, когда узнал о беременности, рассмеялся и прокомментировал, что у Геральта был дар быть самым невезучим ведьмаком из всех. Лютик, лучший друг Геральта и огромный засранец, рассмеялся в знак согласия. Было очевидно, что эти двое поладят, так же как было очевидно, что Ламберт возненавидит Йеннифэр.       Эскель был удивлен этой новостью, каждый раз при возможности, узнавал, все ли в порядке с Геральтом, когда они были наедине, беспокоясь за своего брата, который объяснял, что все в порядке. Альфа быстро занял свой пост лидера стаи ведьмаков, хотя старшим был Весемир, все очень хорошо знали, что эта должность принадлежала Эскелю. У альфа-ведьмака были некоторые конфликты с Йеннифэр, но они, как оказалось, поладили, когда альфа понял, что у Йен нет плохих намерений. Пока не случилось то, от чего Геральт был ошеломлен, увидев, как Лютик и Эскель разговаривают, омега краснел, наблюдая за Эскелем так, словно тот нес солнце.       Первый месяц был... Мирным, Лютик пел для них по ночам, иногда больше концентрируясь на Эскеле, чем на остальных в зале, Йеннифэр постепенно брала верх и помогала восстанавливать форт. Геральту же было запрещено заниматься любыми опасными упражнениями. Это были, по сути, все тренировки, которое они проводили.       Геральт сидел, наблюдая за тренировкой своих братьев, Йеннифэр была где-то в форте, готовила зелья, а Лютик прибыл вскоре после начала тренировки, сел рядом со старшим омегой, улыбнулся ему и положил голову на плечо Геральта, прижимаясь. Ведьмак удобно устроился рядом с младшим омегой, приобнимая.       Правда заключалась в том, что они двое никогда не переставали наслаждаться обществом друг друга, но Лютик чувствовал себя наконец комфортно, демонстрируя свои отношения перед другими, все еще немного боясь, что слишком много людей наблюдают за ним. И все же, ему было пока неудобно устраивать гнездо в комнате, где они вдвоем могли бы расслабиться, но он явно наслаждался тем, что Геральт уже делал для своего ребенка, где еще ничего не казалось законченным, но вполне было пригодно и постепенно принимало форму, которая нравилась Геральту.       Время шло, живот Геральта уже показывался, им двоим стало уютнее, особенно когда температура начала падать и они вдвоем устроились в холле у камина. Это вызвало улыбку на лице Весемира, старый волк смягчился за эти годы, и было приятно видеть возвращение чего-то, что раньше было не редкостью среди этих холодных каменных стен, он вспомнил, как ведьмаки омеги делали то же самое зимой много лет назад.       Эскель и Лютик также начали становиться все ближе и ближе, пока Эскель не попросил у Геральта разрешения ухаживать за младшим омегой, что удивило старшего. Точно так же, как Эскель был их ведущим альфой, Геральт был их ведущим омегой, Лютик как будто находился под его опекой, особенно с тех пор, как Геральт привел его в стаю, и если Эскель перейдет к действию до разговора с Геральтом, он создаст проблему.       Геральт, несмотря на свое первоначальное удивление, просто тихо рассмеялся и дал добро Эскелю ухаживать за бардом и прямо сказал, что окончательное решение будет принимать Лютик самостоятельно, без вмешательства ведьмака. В ту же ночь Лютик залез в гнездо Геральта с раскрасневшимися щеками, немного нервничая и быстро протараторя поведал, что брат ведьмака начал ухаживать за ним, даже не похоже, что это был тот же бард, который появился, сказав, что им нужно покинуть город, потому что за ним охотится рогоносец.       Тем временем Йеннифэр и Геральт ладили все больше и больше, альфа стала немного чрезмерно заботливой, беспокоясь о благополучии омеги, иногда даже позволяя себе наслаждаться его обществом без секса. Но если бы у ведьмака к этому моменту не было ребенка, колдунья уже поместила бы в него другого, учитывая то, как много они трахались, это было похоже на зависимость, которая, казалось, становилась все хуже и хуже.       Эскель и Йеннифэр, казалось, ладили, к счастью, они не вступали в борьбу за власть, хотя время от времени у них, возникали небольшие конфликты. Единственный раз, когда они объединились по разным причинам, был, когда они нашли Лютика и Геральта играющими в гнезде в холле.       Омеги, когда они вместе в безопасном пространстве и уже имеют близость, обычно проявляют привычку играть - вместе катаются по гнезду и смеются, а через некоторое время расслабляются. Гнезда - это особые места, где омеги чувствуют себя хорошо, защищенно, где они наслаждаются обществом друг друга, и если бета или альфа будут приглашены, они получат удовольствие и ласку от того, что их обнимут, понюхают и оближут тамошние омеги.       Геральт и Лютик катались друг с другом, младший омега легко управлялся со старшим, громко мурлыкали и хихикали между собой. Это было похоже на игру двух щенков, Геральт иногда держал Лютика под собой, который хныкал и боролся, пока не смог выбраться и запрыгнуть на другого омегу, чувствуя себя торжествующим, заставляя старшего смеяться, как будто младший был его маленьким щенком, пытающимся произвести на него впечатление.       Эскель почти потерял дыхание, наблюдая за этим, Лютик был всего лишь человеком, хрупким, очень хрупким. Любое резкое движение или если бы Геральт толкнул его немного сильнее, могло серьезно ранить Лютика. Йеннифэр, на стороне другого альфы, расширила глаза, если бы в середине их игры младший ударил по маленькому животу старшего омеги и причинил боль ребенку?       Оба альфы подошли к этим двоим, готовые разнять их.       "Я бы не стал этого делать." Предупредил Эйден, держа Ламберта на коленях, из-за чего только сейчас двое альф заметили, что пара тоже была в зале.       Эскель и Йеннифэр просто проигнорировали его, и Ламберт издала тихий, наглый смешок, поворачиваясь к своему парню.       "Я же говорил тебе, что я самый умный брат". Бета прокомментировал, заставив Эйдена рассмеяться.       Когда два альфы приблизились к гнезду, и руки Эскеля нашли Геральта, а руки Йеннифэр нашли Лютика, рев, который вырвался из них двоих, был настолько громким, что испугал обоих альф. Они полагали, что одному ведьмаку будет легче справиться с другим ведьмаком, точно так же, как волшебнице было бы легче справиться с бардом, однако две омеги были настолько сосредоточены на своем веселье и не заметили приближения обоих альф, что вызвало у них обоих максимально дикую реакцию.       И Йеннифэр, и Эскель были поражены, увидев, что эти двое поворачиваются к ним, обнажив зубы и когти готовясь напасть. Оба альфы отпустили омег, которые продолжали рычать, пока не прошеные гости не отошли от гнезда. Как только они удалились почти на десять шагов, две омеги снова приблизились друг к другу, потирая лица друг о друга, чтобы успокоиться и вспомнить, что все было хорошо.       Весемир, который, услышав рев, вошел в зал, повернулся к Эскелю, на лице старшего волка отразилось разочарование.       "Не будь глупым, мальчик, ты мог бы потерять такую, замечательную, руку. Вы оба".       "То, что они делали, было опасно, у Геральта гораздо больше силы, чем у Лютика, он мог причинить ему вред". Эскель попытался возразить.       "Геральт, как бы, беременен и их игры могут навредить ребенку". - Дружно возразила Йеннифэр.       К счастью, две омеги снова обнимали друг друга и не слышали, что было сказано.       "Геральт знает, что Лютик - человек, а Лютик знает, что Геральт беременный, они заботятся и ухаживают друг о друге - это омеги в общем гнезде. Мы теряли таких хороших, но самонадеянных альф в прошлом… Когда они будут полностью удовлетворены, сами выйдут оттуда ". Весемир присел в кресло, порицая одним взглядом. "Перестаньте быть идиотами".       Два альфы стояли тихо, не зная, что делать.       Геральт и Лютик были сосредоточены только друг на друге, младший омега лежал под старшим, зарываясь лицом в белые волосы, пока ведьмак держал его и мурлыкал. Они нежались там еще несколько часов, наслаждаясь обществом друг друга, пока не сели рядом, прислонившись плечом к плечу и осознав, что они одни в зале.       "Ты знаешь... Я действительно верю, что ты будешь хорошим отцом. Я вижу этого ребенка здесь, бегущего по этим огромным коридорам, смеющегося и прыгающего тебе на спину, называющего тебя "Папочка" с улыбкой на лице ". Прокомментировал Лютик.       "С каких пор, ты погружаешься в свои фантазии?" - Спросил Геральт, уставившись на барда и слегка приподняв одну бровь.       "Ну, я собираюсь стать удивительным дядей Лютиком! С самым красивым голосом, который будет петь этому ребенку. И научит всему важному, чему ты не сможешь". Младший омега заговорил, улыбаясь старшему.       "Если ты не будешь занят узлом Эскель внутри себя". - Поддразнил Геральт, наблюдая, как Лютик краснеет и начинает жестикулировать.       "Грубо! Как будто ты не наслаждаешься узлом Йеннифэр довольно часто!" Заговорил бард, слегка надув губы.       Геральт рассмеялся, заставив Лютика смеяться вместе с ним. Эти двое еще раз потерлись лицами друг о друга. Помолчав еще немного, они наслаждались теплом друг друга.       "Спасибо тебе за все". - Сказал Геральт через некоторое время.       "Я твой лучший друг во всем мире, Геральт, я не собираюсь оставлять тебя одного".       "Я знаю". Ведьмак закончил, улыбаясь: "Приятно иметь такого друга".       Геральт редко признавался в их дружбе, поэтому, когда слова слетели с его губ, он вскоре обнаружил, что бард сидит на нем сверху и облизывает его лицо, что заставило старшего омегу рассмеяться.       Ведьмак был... Счастлив, чего он никак не ожидал. У него будет щенок, возможная пара, у него отличный лучший друг, его стая. Все, что ему оставалось, - это встретиться со своим ребенком. Геральт желал, чтобы их будущее было таким же счастливым, каким он был в этот момент.