Сон

Я лежал на кровати и смотрел в потолок. За обилием мыслей сон никак не шëл, хотя организм нуждался в отдыхе. После казни Аллана и разговора с Алеистером и Джеральдом я чувствовал себя предателем. Уже неделю сидел в своей комнате практически безвылазно. Мое убежище хоть и стало вновь безопасным, но в малой библиотеке находиться я больше не мог, в голову сразу лезли мысли об Аллане и его окровавленном теле на помосте. Я содрогнулся всем телом, вспомнив голову около своих ног. Нет, не думай об этом. Повернувшись на бок и закрыв глаза, постарался отбросить все мысли и хоть немного поспать. На этот раз попытка оказалась удачной и я провалился в кромешную темноту, но напрасно надеялся, что смогу отдохнуть… -Труссс… Бежать, бежать как можно дальше, нельзя останавливаться, по другому не выжить. Эта мысль стучала в моем сознании, с каждым разом все больнее отдаваясь в висках. И я бежал, не оглядываясь, не обращая внимания на звон шагов за спиной, бежал по запутанному лабиринту коридоров практически на ощупь, еле различая очертания стен. Вокруг была темнота, такая густая и вязкая, что, кажется, я чувствовал ее на кончиках пальцев. Она напоминала кисель, и чем дальше я продвигался, тем гуще она становилась, заполняя легкие, затрудняя дыхание и сковывая движения. -Предатель… — доносилось из темноты. Эти слова заставляли паниковать, хотелось закрыть уши руками и спрятаться, что я и пытался сделать. Скользил ладонями по стенам, ища выход или хотя бы узенький лаз, в котором можно было бы спрятаться, затаиться, переждать. Но все старания были тщетны и отчаяние накрыло меня с головой. Я забился в угол, закрыл голову руками и старался не дышать, позволяя страху, переправленному порцией адреналина, растечься по телу. В этой кромешной мгле я не слышал больше ничего, кроме стука собственного, бьющегося о ребра, словно старающегося пробить себе путь наружу, сердца и чужих шагов. Они эхом отдавались в голове и я почувствовал приближение собственного неминуемого конца. Все звуки стихли и я ощутил, что не один здесь, что рядом кто-то есть, потому что волны исходящей от незнакомца опасности оседали на мне обездвиживающей паутиной отчаяния. Я ждал, но ничего не происходило. Нервы натянулись словно тонкая гитарная струна, тронь, и они лопнут, разрезая, с характерным звуком, вибрирующее беззвучие. Я решил открыть глаза и увидел Аллана. Он был таким же, каким я запомнил его перед казнью, искалеченным и в собственной крови. Стоял прямо передо мной, смотрел прямо в глаза и ехидно ухмылялся. — Чего ты добился свое ложью? — спросил он. Я молчал, не в силах что-то произнести. — Ничего, — ответил Аллан на свой же вопрос, — тебя не беспокоило ни-че-го, кроме собственного ущемленного самолюбия! Так чем ты лучше остальных, тех, кто ПРЕДАЛ ее в угоду собственной выгоды! ТРУС! — Я хотел защитить… — тихо сказал я. — А я мог бы ее спасти, но ты не дал мне этого сделать! Тобой воспользовались, а ты был этому рад, рад был убить меня! Знай, придет и твоя очередь! У меня перехватывает дыхание, потому что я увидел, как Аллан замахивается, как блестит его призрачный меч, и, наконец, ощущаю резкий укол боли, которая разливается по моему изломанному телу. Кровь, она везде, ее так много, что я тону в ней… Резко просыпаюсь и сажусь на кровати. Вокруг темнота, но не та, которую я ощущал всего несколькими мгновениями ранее, сейчас я могу различить слабые очертания предметов. Все еще мутное сознание толчками возвращается к реальности. Опять кошмар. Собственное подсознание издевается надо мной, напоминая о принятых решениях и заставляет чувствовать себя ничтожеством. Я физически ощущаю, как ужас постепенно отступает, все тело, начиная с пальцев ног, начинает покалывать, словно в них тыкают сотней маленьких иголочек. Сижу на кровати уставившись перед собой в одну точку и думаю о его величестве. Какую боль я причинил ему идя на поводу своих эмоций. Я хотел быть ближе, хотел помочь, но в итоге сделал только хуже. Собственными руками отломил еще один кусок от его уже и так израненной души. Как бы мне хотелось повернуть время вспять, но жизнь, увы, продолжала идти своим чередом и сделанного было уже не вернуть. Сквозь плотные шторы пытался пробиться первый рассветный луч. Начинался новый день.