Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье…
С. Есенин
— Ты уверен, что назначил им время? — я уставился на часы, которые показывали уже без пятнадцати восемь. — Нет, я понимаю, пятница, но я, блеять, хотел выпить пива, посмотреть футбол. Через пятнадцать минут игра, а мы с тобой без пива. — Видимо, нас с тобой кинули, друг мой, — рассмеялся Леший, сидящий в кресле, и потянулся к телефону. — Попробуем заказать. Он шустро набрал номер и стал ждать ответа. Через пять минут чётко сказал название пива, которое мы любим. К пиву добавились кола, бренди, ром и водка. — Ого, кто-то решил напиться? — Почему нет? Выходные, да и мы давно не развлекались. Девочек закажем, ну или просто напьёмся. Порнушку посмотрим пожёстче, без этих соплей, бесит. — И не говори, согласен на все сто, — кивнул я, настраивая изображение на большом экране. Доставка прибыла через десять минут. Как раз началась игра, и мы дружно уселись на диван с выпивкой и закуской болеть за свою команду. Так как дом у меня был частный, орать и поддерживать можно было не боясь соседей. Просмотр игры плавно перешёл в просмотр порнухи с комментариями и грязными шуточками, пиво переросло в ром и бренди-колу, а закончилось всё водкой и непонятно откуда взявшимся коньяком. К трём часам ночи комната с нашим мини-гульбищем наполнилась громкими мужскими стонами вперемешку с матами и хлопками. Мы наперебой обсуждали позу и члены трахающихся. Оба морщились и ржали. — Как мы до такого докатились, Леший, — плевался я, не отрывая глаз от экрана. — Хм, ну а что, Светлов — это же сейчас норма. Вон их сколько. И не баба, не мужик, хер стоит, но зад свербит… Я заржал и выпил ещё рюмку коньяка. — И такие же тупые, как бабы, цветочки им подавай, жемастики все такие. Их надо ловить — и в морду. Чтобы не мелькали. — Да ладно, от баб хоть польза есть, — фыркнул Леший, опрокидывая рюмку. — Да вон на работе стайками бегают, ну а что, смотреть прикольно. — Я выпил за другом и довольно закусил лимончиком. — Прикинь, у них новый тренд — у каждой второй в обед на столе книга по нумерологии. Леший заржал, обливаясь коньяком, и закурил. — Нумерология? Ты серьёзно? — Ага, сидят, высчитывают, восхищаются: «как всё совпадает, какая же наука точная», — скопировал я фразы девчонок с работы. Друг опять заржал. Я, посмеиваясь, хлопнул его по плечу и перевёл взгляд на экран, где двое трахали парня с длинными волосами. Один из парней уже намотал их на свой кулак, заставляя своего партнёра вобрать член глубже в рот. — Ну сам посмотри — девка, только с хером. Вон как в рот берёт. Глубокая глотка бля. Леший согласно кивнул и достал новую бутылку, откупорил и разлил по рюмкам. — А давай-ка выпьем за то, чтобы эта мерзость к нам не цеплялась. Какие бы бабы ни были тупые, лучше трахать их. Сиськи — это всё! — он поднял свою рюмку и облизнулся, глядя на экран телика. Я, согласно мыча, стукнул своей рюмкой об его и опрокинул её в рот. — Да будет так, — просипел после того, как выпил. Вокруг уже всё кружилось. — И пусть наш секс будет куда продуктивнее, чем сегодняшняя игра, и не такой позорный, а то бабы нам не простят! Идём спать, друг мой. Или ещё чуть-чуть, и мы от гей порнухи перейдём к нумерологии. — Не, — покачал головой Леший, — сначала поцелуи, потом нуми… нум… нимироло… ну ты понял, — он опять налил, и мы выпили. — Поцелуи, — повторил я тупо и, всё ещё глядя на экран, дёрнул к себе друга, впиваясь в его губы своими. Леший задёргался в моих руках, но потом притих, отвечая. Довольно хмыкнув, я отстранился от его губ и пробормотал, пьяно смеясь, снова отвернувшись к телеку: — Стас, а ты ахуенно целуешься. Сука … — выдохнул, видя, как длинноволосого оприходуют с двух сторон, а тот довольно стонет. — Я не сука… — обиженно шикнул Леший и постарался выбраться из моих лап. Но у него не вышло. Я, как ни странно, держал крепко и уже смотрел в его глаза. — Нет, конечно, ты красивее, — усмехнулся и дёрнул его на себя, снова впиваясь в губы. Через минуту Леший ответил на мой поцелуй. Под стоны парней с экрана я переспал с лучшим другом… натуралом… будучи сам натуралом. Так же? Мы же оба натуралы. Были. Ещё утром.***
Проснулся я от того, что закрываемая украдкой входная дверь скрипнула, подставив убегающего от меня новоиспечённого любовника. Поморщившись, я сел и осмотрелся. По телеку по-прежнему кто-то кого-то трахал. Шесть бутылок выжранного на двоих спиртного валялись по комнате. Там же были бычки, рюмки, остатки еды. Я что, отымел его прямо на столе? Вот же кретин, он же… сукаааа. В голове была каша, но ужас произошедшего пугал. Нет, на столе мы начали, закончили в кровати… но это, кажись, всё только усугубляет… Каша в голове начала шевелиться, отчего сама голова затрещала, но я упорно вспоминал прошедшую ночь. Я завалил. Он стонал. Не сопротивлялся, отвечал, минет сделал! Он мне профессионально минет делал! Да какого происходит?! Он мне сам на член насаживался при… Так, стоп. Я сполз с кровати в поисках своего мобильника и не заметил, как открылась дверь, и удравший с позором трусишка зайка серенький вернулся. — Я купил еду и полечиться, — сказал надо мной хорошо знакомый, но сейчас какой-то виноватый голос. — Я… мне… нет, нам… — Да, — спас я его. — Нужно кое-что обсудить. Он осторожно протянул бутылку воды, и мы сели друг напротив друга. — Завтрак? — его голос был тихим, виноватым и бесцветным. Подняв глаза, я поймал его растерянный взгляд и удивлённо приподнял бровь. — Ты гей? — от моего вопроса Стас дёрнулся и чуть не свалился со стула, на котором сидел. — Осторожно, я не умею лечить пробитые о бутылки головы. Стас молчал, стал бледным, на висках появились капельки пота. Он прикусил губу и кивнул. — Прости, я сейчас свалю. Только сумку с ноутом заберу. И извини, я не скажу никому. Ты был пьян, я сам виноват. Я должен был остановиться, я не хотел, чтобы всё так вышло, я… — Я думал, ты гомофоб, — констатировал я, и Стас осёкся. — Ты же всегда громче всех кричал, что ненавидишь педиков. Что они лицемерные твари и уроды. Ты даже не пошёл с нами на шоу транс-дивы той, что приезжала… как её там, забыл… — Мадонна, — прошептал Леший. — Я не хотел на кого-то нарваться, боялся потерять тебя как друга. Ты же всегда высмеивал всё, что хоть как-то напоминало о том, что парень может любить секс в зад. Или вообще любить парня. Ты же у нас гомофоб. Я помню, как ты в школе травил блондина из «А» класса нашей параллели. А он даже не был геем. Его слова заставили меня вернуться в тот день, когда я рассматривал блондинчика, который в обтягивающих зад спортивках прыгал по колёсам на стадионе школы. Наши классы всегда соприкасались на уроках физры. Класс «А», «Б», и «В» выстраивали в одну шеренгу у одного препода, и он гонял нас до изнеможения. А тут эта тварь заболела, и мы болтались без дела. Блондин решил попрыгать по колесам, и я заметил его фигуру. В голове мелькнула мысль о том, что я бы его… И тут меня сзади по плечу хлопнул Макс. — О чем задумался, душа моя? — Ещё раз так скажешь, и я тебе яйца на шею намотаю. — Прости, прости, — Макс поднял руки вверх и кивнул мне на прыгающего парня. — Посмотри, какой пасик лапочка у нас распрыгался, а давай его трахнем! — сказано это было назло громко, чтобы услышали все. И пуля, выпущенная Максом, достигла цели. Девчонки, сидящие тут же, на турниках, заржали, а блондин замер, повернулся на наши слова и непонимающе уставился на Макса. — Вы больные? — спросил он негромко. — Мы — нет, — улыбнулся Макс. — А ты точно мерзкий гей, дающий всем трахать себя в зад. — Это неправда, — прошептал почти одними губами тот. — Да? А зачем такие штаны натянул на свой зад? Чтобы все видели и знали, что он рабочий, — стебался мой друг. Парень покраснел, спрыгнул с колеса и нацепил на себя длинную ветровку в надежде прикрыться, зная, что в раздевалку уйти не выйдет, так как до конца урока она закрыта. — Да нет же, Макс, — подхватил я эстафету, так как был пойман Максом за созерцанием чужого зада. — Он нам свой товар предлагает, что, не ясно? — Нас уже окружили почти все ребята из трёх классов, посмеиваясь и внаглую рассматривая парня в ветровке. — Смотри как покраснел, понял, что задуманное удалось. Макс кивнул и облизнул хищно губы, отчего блондин, и так полностью сконфуженный, сделал шаг назад. — Макс, ты куда? — заржал я. — Ты же у нас девственник, куда тебе, я сам всё проверю. Кто же друзей-то на амбразуру кидает. Всё сам, — встав с забора, я потянулся и двинулся на блондинчика. У того на лице отразился ужас, а у Макса злоба. Мысленно я похвалил себя. А вот нечего, друг, ловить меня на гействе. Кишка тонка. Я почти дошёл до красоты в облегающих спортивках, как между мной и ним выскочил Леший и встал, усмехнувшись. Высокий, с длинными, по плечи, русыми волосами и зелёными, как молодая трава, глазами, которые при плохой погоде отливали серым. Как сейчас помню, скрестил руки на груди и сделал шаг ко мне, спрашивая: — У тебя к моему другу претензии? — Да, пусть задом тут своим гейским не виляет. — А ты, смотрю, с опытным глазом? Геев сразу определяешь? — Именно, — усмехнулся я, — как и мой друг Макс. Мы эту нечисть всю выведем из нашей школы. — А откуда же столько опыта? Небось сами подкачиваете на гей порно? А то никто из нас на зад Андрюхи-то и не покосился, кроме вас двоих. — Я замер, прищурился и не нашёл что ответить. — Вот видишь, как неприятно, когда на тебя клевещут, да, Светлов? А ты сейчас Андрея в таком свете выставил. Может, извинишься? Макс сзади заржал и встал рядом со мной. — Чтобы я, да пред этой подстилкой гейской извинялся. Да не в жизнь! — Ну да, ты же, я смотрю, опытный гей, чтобы слёту определить, кто пас, кто актив. А ты, Максик, сам-то в какой роли? — Леший улыбнулся. — Пас небось у Светлова-то? И мой тупой друг купился. Зарычав, он раздул ноздри, как бык на красную тряпку, и выдал: — Я актив, само собой. Вокруг зависла тишина. Все уставились на Макса, я же лихорадочно соображал, что делать. — Ловко ты, Стасик, словами жонглируешь. А мой доверчивый друг Макс так легко нырнул в расставленные тобой словесные сети. Теперь вижу, как неприятно, когда друга обижают, — улыбнулся я Лешему и подмигнул. — Хорошо, ты прав, я приношу извинения тебе и твоему другу Андрюше. Мы были неправы с моим Максом. — О как, а ты в вашем дуэте кто? — усмехнулся Стас. — Я друг, — рыкнул я и, развернувшись, пошёл из круга затихших к лестнице, на которой курили старшие, тем самым заканчивая спор и стёб в одном флаконе. С того момента я ещё долго наблюдал за парнем с фамилией Леший из параллели. Усмехнувшись и сделав большой глоток из бутылки, я посмотрел на сидящего напротив того самого парня из параллели. — Ты позволил себя трахнуть, — решил я не комментировать свои поступки в юности. — Я был пьян. Не врубил бы ты это чёртово видео, всё было бы хорошо. Где ты только его взял… что, постебаться собирался с пацанами, да? Я задумчиво кивнул на слова друга. Где-где, в спальне в скрытом ящике, в шкафу там много такого добра. — Прости, я знаю, тебе противно, — продолжил он. — Я пойду. Не переживай, это с нами и умрёт, я не опозорю тебя. На работе не узнают. Прости, я бы уволился, но сейчас, сам знаешь, родители болеют, я не могу остаться без дохода. Я попробую по возможности не отсвечивать. Стас ещё что-то трещал, а я вспоминал все годы, проведенные вместе. И ведь ни разу не запалился. Мы с ним с первого курса за одной партой, в общаге, грубо говоря, на одной кровати, и он ни разу. Да я считал его стопудовым натуралом. Всё жалел, что в школе не успел с ним подружиться. Перед десятым классом был вынужден уехать в этот город — батю перевели. А через два года увидел в своём универе на первое сентября его. Коротко стриженого, в очках, длинном свитере и широких штанах. В ботах на толстой тракторной подошве и с рюкзаком с ноутом за спиной. Так с той минуты и неразлучны. Лучшие же друзья. — Херню несёшь. Что ты почувствовал, когда меня на первое сентября увидел? — выдал я вопрос. — Чего? — Стас как-то ошалело на меня посмотрел. — На какое первое сентября? — Ну там, в универе. Ты стоял и пялился по сторонам, потом увидел меня. Я тебе помахал, а ты отвернулся. Я подумал тогда, что ты в очках меня не заметил. Но когда нас забрали группой в кабинет, я отлучился покурить, вернулся и сел рядом с тобой. Поздоровался, ты улыбнулся и ответил что-то там про пути господни. — А-а-аа. Я перепугался и пошёл в деканат забирать документы, но мне сказали, что поздно пить боржоми, и отправили на первую пару. Я только вошёл и сел, а тут тебя занесло. Я буквально онемел от ужаса, помня, как ты издевался над мне подобными, в голове была одна мысль: избавиться от тебя. А ты ко мне приклеился как банный лист к заднице, и ничего не оставалось, как стать крутым мачо. Со временем я привык к этой роли. Научился подражать тебе. Хаять геев, девушек. А ещё я понял, что ты мне дорог. Ты помогал мне с родителями, мы учились, защищали друг друга. Я выучил твои вкусы и замашки. Научился обходить подводные камни, умело поддакивая тебе. Не потому, что боялся, а потому что ты стал моей семьёй. Я стал полностью доверять тебе во всём, кроме своей ориентации. А вести себя как самец породы «мужик обыкновенный» не так и сложно. Я говорил тебе, что ненавижу сладкое и цветы, которые требуют девки на свиданиях, и обожаю пиво. Что ненавижу свой стильный костюм, якобы он педерастический, но нет выбора и вынужден таскать. Я смотрел с тобой всегда боевики, хотя мне не чужды другие жанры. Стас говорил и говорил, а я слушал и лакал воду, пока не понял, что в бутылке пусто. — Да уж, я бы пожрал. Поел, то есть. Нужно что-то заказать… — Зачем? Я умею готовить. Сейчас что-нибудь придумаю. — Ты же говорил, что это чисто бабское. — Угу, ты же всегда твердил, что мужик, который готовит, сто пудово пидор. Думаешь, я бы рискнул пожарить тебе гренки в сырном кляре? — Ты умеешь жарить гренки в сырном что бы ты там ни назвал? — Да, я всё умею, у меня мама шесть лет парализована, а отец пашет за двоих, думаешь, я его что, сухими макаронами из пакета кормлю? — Нет, я знаю, что у тебя дома всегда есть первое, второе, компот, десерт, но я думал… — Что? — Стас скрестил руки на груди и приподнял бровь, отчего я почувствовал себя тупым уродом. — Я не думал, — вынужден был я признаться. — Да ты всегда не думаешь. Дим, ты крутой прогер и отличный друг, лучшего и не придумаешь. Ты отличный сын и сотрудник. Но ты тупое быдло по жизни. Стал встал и пошёл на кухню. Быстро же он очухался, мелькнула у меня мысль. Где-то в дальнем углу моего сознания почему-то заскрёбся вопрос, что раз он так легко меня принял… ну, то есть мой член, и кончил… Выходит, у него кто-то есть? Его кто-то помимо меня трахает? От этой мысли я разозлился и пнул бутылку в стену, а та в ответ отрикошетила прямо мне в лицо. От этого я разозлился ещё больше и раздавил её. И что теперь? Потерять друга? «Да ни за что», — рыкнул я про себя, скрестил на манер Лешего руки на груди и задумался.***
Выскочив на кухню, я выдохнул. Руки на месте, рёбра целы, лицо не подправлено кулаками — уже хорошо. Одного не пойму, что за разговоры? Я ждал пинок под зад и как минимум требование уволиться с работы, чтобы не отсвечивать перед ним. А он развёл демагогию. Что я почувствовал, увидев его на первое сентября? Да чуть не подох от ужаса, когда увидел его улыбающуюся рожу. От мысли, что мы будем учиться в одном универе, становилось плохо. Я и правда рванул в деканат узнавать, как забрать документы, на что секретарша посмеялась и, похлопав меня по плечу, сказала, что всё будет хорошо. Знала бы она, что я пережил от урода Макса, дружка этого натурального придурка, такого бы мне не говорила. Но увы, выбора у меня не было, и я вернулся в свою группу. Сел за самую дальнюю парту и расслабился. Но ненадолго. Через пару минут принесло Светлова. Тот, не тормозя на поворотах, с порога приземлился рядом и обнял. — Твою же мать! Я так и знал, что это ты, Леший! — проорал на всю аудиторию, привлекая внимание всех. Вот и пожил тихой студенческой жизнью. Я же специально поступил в эту дыру, чтобы подальше от всех. Как тебя-то, придурка, сюда принесло? Эти мысли громким звенящим эхом проносились у меня в голове, отчего она разболелась. — Отлепись, — шикнул я. — Да ладно тебе. Что, до сих пор за школу злишься? — улыбнулся во все тридцать два чёртов гомофоб. Мне захотелось крикнуть, что да. Злюсь. И ненавижу его и его друга. Что они оба испоганили мою жизнь. Что я не делал ничего плохого, просто был собой. А эти уроды заставили меня быть кем-то другим. Учиться заново говорить, одеваться, жестикулировать. Чтобы никто ничего не заметил. Чтобы быть как все. Чтобы не выделяться и не получить клеймо «педик» и в новой школе. Да, я злюсь, и я не хочу дружить с ему подобным. Я вообще ни с кем дружить не хочу. Меня тошнит от людей. От их правил, моралей, законов. Я хочу просто выучиться и чтобы меня никто больше не учил, как нужно. Я сам знаю как нужно. Я сам разобрался, научился и натянул на себя маску. А ты отвали от меня! — Нет, мы с тобой даже не общались. Чего мне злиться, — я повёл плечом и скинул руку Димы. — Эй, так это нужно наверстать. После пары идём обедать, — констатировал он и тут же переключился на вошедшего препода. — Пути господни, сука… — пробормотал я. — Что? — Слушай, — шикнул я на сидящего рядом и открыл ноут, как сказал новый преподаватель. С тех пор он так от меня и не отлипал. Чёрт, я знаю все его замашки и настроения. То, как он чихает на солнце и как у него чешется нос от запаха пива. Что он ненавидит мыло и моется только детским, а кофе пьёт только с обезжиренным молоком. И как так вышло, что я всё это знаю? Для чего? Я из-за него даже парня найти себе не могу, потому что он всегда рядом. Я, сука, научился дрочить только по воскресеньям — лишь в этот день его нет где-то поблизости. И почему так вышло, что из всех людей на планете моим самым близким человеком стал этот гомофоб? А чёрт его знает. Я быстро натирал сыр, косясь на сидящего в комнате Диму. Надулся, о чём-то думает. Что у него на уме? Почему не реагирует на то, что переспал со мной и я гей? Это так пугает. Пугает, что могу потерять его, пугает, что опять стану всеобщим посмешищем, пугает всё — моя маска просто рассыпалась. Когда я ушёл с одиннадцатого и перевёлся на домашнее обучение, я дал себе слово стать другим. И я стал. Замкнутым, безразличным и холодным. Никого к себе не подпускал. А потом появился Светлов, и мне пришлось одевать новую маску. Социально активного крутого парня. И я и с этим справился, с трудом, но справился. А что теперь-то делать… Я опять останусь один. Даже если с работы не попрут и дай бог он меня не сдаст, я останусь без него. И как теперь жить? Опять собирать себя по кускам. Получится ли… Хлеб румянился на сковородке, запахло жареным сыром. И я почему-то вспомнил, как в столовке Макс бросил в меня кусок ещё горячего сыра, который, как назло, попал мне на голову. Я постарался смахнуть липкую жирную субстанцию, но не тут-то было — она тут же прилипла к волосам. Макс заржал и стал тыкать в меня пальцем, а я от злости запустил в него половиной яблока, которое грыз. И оно попало в цель — прямо в лоб обидчика. Тот перестал смеяться и рванул на меня с кулаками. Светлов тут же подставил ему подножку, и тот рухнул на пол лицом вниз и разразился трёхэтажными матами. Дима на это сказал, что кулаками дело не решают, раз первый начал, умей и получить ответку. Именно тогда Макс затаил на меня злобу. Никогда я не понимал их дружбу. Макс всегда хвостиком бегал за Светловым. Всегда старался его перепакостить. А Димка, в свою очередь, делал пакости Максу. Но при этом они были друзьями и всегда носились вместе. Странная дружба этих двоих всегда вызывала у меня желание вымыть руки от омерзения. Со мной же он всегда был другим. Его волновало моё мнение, мои желания, и он всегда был на моей стороне. Первый год общения я поражался: как так-то? И ждал удара в спину. Каждый день шесть дней в неделю как по минному полю. Каждое движение, каждое слово — всё было отточено до мелочей. Но подвоха так и не последовало. Прошло уже десять лет с нашей встречи на первом сентября, и ни разу он не предал, не обидел. Я даже забыл, что этот Дима Светлов и тот парень из параллельного класса один и тот же человек. Иногда Дима становился прежним по отношению к другим. Он мог так осадить человека, что тот никогда больше не рискнёт подойти и заговорить. И я этого всегда боялся. Боялся попасть в разряд тех, кого он не любит, не бережёт, ненавидит. И вот сейчас, после нашей совместной ночи, в разряд какой категории в его голове попал я? Заварив чай и выложив гренки на тарелку, я нарезал колбасу и понес всё в комнату на стол, за которым до сих пор сидел мой друг. — Вот, пробуй то, что умею готовить я, — поставил всё перед ним. — А ты? — А я пойду. — Куда? — он поднял удивлённый взгляд. — Мы не договорили и не позавтракали. Ты же тоже голодный. — Дим, ты странно себя ведёшь для гомофоба. — А ты ждал, что я сначала тебя трахну, а потом морду набью? — Да, — кивнул я, соглашаясь, потому что, зная Светлова, именно этого я и ждал. — Хорошего ты обо мне мнения, — рассмеялся он, взял гренку, положил на неё кусок колбасы и откусил. — Ты менеджера с третьего этажа избил в баре за то, что он взял тебя за зад год назад, — напомнил я ему события одной из наших пятничных вылазок на попойку с друзьями в клуб. — Нет, я его избил, потому что полгода трахал его в туалете перед обеденным перерывом, а он, сука, лёг под первый номер в туалете клуба. Я не люблю делиться своим. — А, ну тогда ясно, почему ты был таким злым, — я сел, откусил колбасу от взятого куска и подавился от осознания. — То есть как это трахал полгода в туалете? — Ну ты странный, — жуя, сказал Дима и запил всё своим любимым чаем. — Закрываешь двери, приваливаешь партнёра к раковине или стене. Есть те, кто извращается и прямо на унитазе, — усмехнулся «натурал». — Я не про это, — проговорил я по слогам. — Я про то, что ты же натурал! — Ну да, для всех. Ну и для тебя до сегодняшней ночи, — пожал плечами мой друг, продолжая спокойно есть. Я положил колбасу обратно на блюдце и вытер губы. Потом подорвался и со всех сил, что у меня были, вмазал Светлову по роже. Тут же перепрыгнул через стол и повторил свой удар, а затем пнул его ногой со всех сил по почкам. После чего уже не понял, как оказался сверху на его туше, прижатый к ней же обеими руками. Меня трясло от злости. — Ну и падаль же ты, Дима! — рычал я. — Да-да, успокойся, — прошипел он, языком стараясь остановить кровь с губы, что я разбил. — Успокоиться?! Ты стольких извёл. Сколько издёвок и комментариев от настоящего мачо, сука! А сам такой же, как и мы! — меня начало трясти. — Лицемер! Ублюдок! — Не нужно, я рождён в законном браке, — усмехнулась наглая рожа, не выпуская меня из лап. — Пусти! — Нет, пока не успокоишься. Я, как и ты, держал марку и исправно носил свою маску. За что ты сейчас врезал мне? — в голосе этого придурка читалось искреннее непонимание. — Ты серьёзно? Ты же уничтожал всех, кто был хоть как-то не такой как ты! — Неправда, я защищал свой тыл. И твой тоже, как выяснилось. Пока все смотрят на кого-то, мы с тобой в безопасности. Неужели не ясно? — Нет, не ясно. Мне не ясно, как можно клеветать на кого-то за свои грехи! А ты знаешь, что со мной твой Макс сделал вот так же? Просто потому что нужно было, чтобы все смотрели на кого-то, а не на его грешки! Это ты его этому научил! ТЫ! Светлов напрягся и сел, не выпуская меня из рук. — И что же сделал Макс? — голос стал как всегда ледяным и тихим, что говорило о том, что передо мной Дмитрий Анатольевич Светлов — редкостная сука, умеющая раздавить кого угодно при необходимости. — Леший, начал говорить — говори. Ты же знаешь, я поеду и задам тот же вопрос Максу. — Нахрена оно тебе нужно? Не скажу. Пусти! — но меня сжали сильнее, и я почувствовал, что резко стало не хватать воздуха. — Ещё раз в виде исключения для друга. Что сделал Макс? Из-за него ты ушёл на домашнее обучение в начале одиннадцатого класса? — Не собираюсь я с тобой это обсуждать. Что было, то было, больше десяти лет прошло. — Я безумно любопытный, ты же знаешь, — Светлов улыбнулся мне, — и терпеливый. У нас выходной, посидим, подумаем. Глядишь, вспомнишь, что я хочу знать. Зная своего друга как облупленного, я был уверен, что сидеть мы так будем до утра в лучшем случае. Он всё равно своего добьётся. — У нас не было третьего урока физры, нас, как и всегда, ставили по три класса. Потому все шатались по стадиону. Погода была отличная. Курилку вашу убрали ещё в десятом, потому все ходили курить в туалет на первом этаже возле кабинета истории. — Дима кивнул, явно хорошо помня, о чём я говорю. Я продолжил: — Я опоздал на физру, потому не был сослан из школы на эти сорок пять минут. Обрадовался своему счастью и, недолго думая, залез именно в этот туалет. Туда редко кто ходил из преподов, и был шанс спокойно отсидеть без шатания по улице. Скинув рюкзак на пол, я достал плеер и врубил музыку. Всё шло по моему плану, пока в окно туалета не вломился Макс. Не обращая на меня особого внимания, он достал сигареты и закурил. Потом развернулся, присел на корточки и выдохнул дым мне в лицо. Недолго думая, я подбил его ноги, и он рухнул на меня. В этот момент в туалет вошла учительница истории и тут же давай Макса обвинять в курении. Тот на миг окаменел, а потом с воплями подорвался с меня и отшатнулся к стенке с криками, что я творю. «Анжелика Борисовна, он на меня напал и поцеловал. А я просто сделал ему замечание, чтобы он не курил в туалете! А он напал и поцеловал», — твердил Макс, тёр губы, демонстративно давил из себя рвотные позывы и размазывал слёзы по щекам. А я так и сидел в углу на рюкзаке и пялился на него. Возле меня лежала его упавшая дымившаяся сигарета. Бедная историчка чуть инфаркт не получила. А потом понеслось. Мать в школу. Обвинение в попытке изнасилования. В меня кидали едой и тетрадками. Я не мог доказать, что такого не было, училка же видела, как я держал его прижатым к себе. А твой Макс просто наблюдал за всем со стороны. Педсовет заслуживает отдельного рассказа. Все учителя собрались в актовом зале и долгих три часа читали мне нотации, какой я неправильный. К тому моменту я устал доказывать, что я не целовал Макса, и просто молчал. Отцу это надоело, и меня перевели на домашнее обучение. Я год почти не выходил из дома, потому что в меня тыкали пальцем и вслед кричали, что я педик. А потом я переехал в другой город, поменял внешность и встретил тебя. И стал тем, кем являюсь сейчас. Доволен? — Что за идиотизм. Как так поверили, не проверяя, просто потому, что сказал один дебил? — Дима рычал мне в ухо, прижимая к себе. — И ты молчал? Всё это время молчал? Я его, суку, уничтожу. Кто он там у нас? Выучился? Работает? Целовали его? Выебу, вывезу в лес, выкину и закопаю, — Диму трясло, и каждое слово было страшнее предыдущего. — Отпусти. И успокойся! А ты разве не так же всегда делаешь? Переводишь внимание на что угодно, только бы избежать внимания к своей персоне, когда тебе это не нужно? Меня отпустили, я встал и отошёл подальше. Светлов тоже встал и таки вытер кровь, что уже стекала на его футболку. — Может, и так, но я не калечу чужие жизни, — прошипел он, усаживаясь обратно за стол. — Уверен? Вспомни Андрея. Ты знаешь, что он перевёлся в другую школу и потерял возможность представлять нашу школу на математической олимпиаде? Школа проиграла, а он не получил рекомендации, необходимые для его универа, и ему пришлось поступать в обычный. А помнишь ту девчонку полненькую, которую вы загнобили, из «Б» класса? Нет? А я помню. Она до выпускного, как перепуганный заяц, по стеночке в школе ходила. Хотя прекрасно рисовала и могла бы развиваться. Но нет, боялась высунуться из норки благодаря тебе и Максу. А рыжего парня из «В»? — Всё, хватит, я всё помню, — Дима тряхнул головой. — Я не знал, что ты так меня ненавидишь. Я думал, у нас столько общего. — Общего? Я прикидывался натуралом, рассказывал, как ненавижу фэнтэзи, романтические фильмы и книги, что это для педиков и баб. Как обожаю футбол, ведь все нормальные мужики его смотрят. Обожаю пиво и водку с виски, а коктейли для ты сам знаешь кого! — сорвался я на крик. — Тогда почему ты не ушёл после учебы? Почему остался рядом? — Потому что, если убрать тот факт, что ты сука по жизни, ты мой лучший друг. И даже если я всегда был уверен, что узнай, кто я, ты меня убьёшь или покалечишь, я всё равно боялся тебя потерять. Потому что во всех остальных аспектах ты лучший, как бы это ни звучало! — Во всех? — Да. — И в сексе? — Ты идиот? — Да, — Димка улыбнулся. — Я идиот, что только сейчас допёр, что ты теперь можешь быть мне кем-то большим, чем просто другом. — Не могу. — Это почему же? — Потому что ты любишь только себя. — А ты перевоспитай меня. Давай познакомимся заново? — Думаешь, это так просто? «Я Стас и я гей, давать дружить?» — так что ли? — Нет, — Светлов подошёл ко мне и протянул руку. — Привет. Я Дима. Я твой лучший друг. Как и ты мой. Мы много знаем друг о друге, но нам ещё очень много нужно узнать. Давай дадим шанс нашим вторым сущностям обрести себя и быть счастливыми. У нас для этого ещё целая жизнь впереди. Ты же согласен? Я посмотрел в глаза Светлова, он улыбался и на удивление был спокоен. А вдруг правда у нашей дружбы есть какое-то другое будущее? — И сколько ты готов ждать и обретать себя другого? — Сколько нам обоим это будет нужно. Теперь-то у нас есть только наше мнение и мнение окружающих нам не страшно. Так же? — Я не знаю. Мнение окружающих всегда страшно, оно как ком засасывает. — Это если оно тебя интересует. — А как же работа? Мы тут же вылетим. — А ты что, собираешься бегать по коридорам и кричать: «Светлов меня трахнул?» — Нет, — зашипел я на друга и его глупые аналогии. — Вот и я нет. Мы же теперь умеем носить маски для мнения? Вот и будем снимать их дома. И заново учиться дружить без них, ладно? Я кивнул и улыбнулся. Странно слышать от него умные вещи. Но ещё страннее соглашаться с ними. Наверное, и правда есть шанс подружиться с другим Светловым, тем, который уязвимее и настоящее его масочной копии. Удачи мне. Я в себя верю. Теперь уже верю.