Sweet obscurity

      Аркадию было душно. И очень неудобно. Сорочка плотным кольцом обхватила шею, платок натянулся будто аркан на молодом коне и жилет вдруг стал тесным и мокрым от пота. Маленький, но знатный бал. Маленький и совершенно не знатный почти что юноша, едва ли мужчина. Точнее, он. Здесь, в господском доме Кровных князей Симарглычей в Петербурге, которые сегодня бал давали. Приглашение ему пришло прямо с гонцом в руки. Начальник петербургского департамента, который и был одним из Князей Симарглычей, сам пригласил его, лично отмечая заслуги перед глазами света.       Смущаться приходилось нещадно. На балу на молодого «сыскареныша» из мещан, только что одаренного дворянством, смотрели косо и откровенно презрительно. Аркадий давно привык к таким взглядам, но то была служба, а не собрание Кровных, которыми здесь были каждый второй, если не первый.       — А вот и солнце петербургского департамента! — его в спину подтолкнула мощная, как лапа медведя (и такая же мохнатая) ручища, выставляя на всеобщее обозрение. — Представляю вам, господа, Меркулов Аркадий Валерьянович, по делам стервозным лучший следователь!       От громкого баса Михаила Игнатьевича Урусова, одного из князей Кровных Симарглычей, начальника того самого департамента, в котором Аркадий работал последнее время денно и нощно, ещё совсем юноша содрогнулся. Он крепко взял себя в руки, тряхнул головой, будто сбрасывая с себя посмертный саван волнения, и шагнул к компании мужчин. По их взглядам, были они не очень рады его видеть и это даже не скрывали за светскими манерами и дружелюбием. Аркадий подавил желание оскалиться в ответ, как волчонок, и облизнул губы, ненароком показывая свое волнение.       — Здравствуйте, — он поклонился быстро и легко, как кланяются младшие перед старшими, и выпрямился, что края лопаток едва не коснулись друг друга. Жилет заскрипел по его белой сорочке так громко, что, наверное, было слышно всем, и Аркадий покраснел. На него смотрели разными взглядами: с презрением, с пренебрежением, но и был в них интерес. Аркадий подавил желание отвести глаза и заглянул в каждое лицо прямо и бесстрашно.       — Рады с вами познакомиться, — один из компании мужчин Кровных перед ним изогнул губы в маленькой улыбке, но глаза его не выражали доброжелательности. Наверное, думал, что на балу делает вчерашний мещанин, пытающийся вырваться в настоящие люди. — Аркадий... Валерьянович.       Имя его, такое простое и привычное, звучало из уст Кровного так, будто это было что-то не из литературы. Аркадий подавил в себе ужасное, нестерпимое желание презрительно поморщиться в ответ. Ему было страшно, как если бы перед ним была орда мертвяков, а не мужчины в безупречных брючных парах. Стало сейчас обидно и зло – эти люди, пусть и глубоко уважаемые Кровные, могли думать о нем что угодно, и он должен был давно привыкнуть, но к боли притерпеться невозможно. К такой – особенно.       — Вы что-то припозднились. Я думал, вы не придёте, — Михаил Игнатьевич положил на грудь свою ручищу, облегчённо выдыхая. — Хотелось познакомить вас со всеми и всех – с вашими успехами на службе. Вы, наверное, уважаемые, уже знаете, Аркадию пожаловал дворянство сам государь-император!       — Это большая честь, — смущённо улыбнулся молодой мужчина. Аркадий ведь правда был смущён и радостен: его дети будут дворянами, его внуки – тоже, и у них будет достойная жизнь.       — Даже... слишком большая, — все тот же мужчина улыбнулся ещё милее и шире, от чего губы Аркадия дрогнули:       — Не хотите представиться... ваша светлость? — звучало это очень по-полицейски.       — Сергей Михайлович. А это мои младшие братья: Николай и Константин. Белозерские, — добавил он в конце. Аркадий сдержал себя, чтобы не отступить на шаг. Князья Белозерские! Моранычи! Голубые, очень светлые глаза мужчины почти в два раза старше него подернулись будто чернилами на мгновение, стоило Аркадию моргнуть. Когда он перестал жмуриться, то вновь смотрел в голубые глаза. По телу забегали мурашки, руки напряглись и Аркадий силой воли затолкал посеребренный нож обратно в ножны под рукавом. Рефлекс повторного умерщвления стервецов чуть не сработал на самом Кровном князе!       Поняв, что маленькое представление возымело нужный эффект, Князь Сергей удовлетворенно хмыкнул. Он окинул Аркадия последним смурным взглядом и, откланявшись, но не перед ним, а перед другими Кровными в их компании, отошёл. Аркадий, слушая излияния начальства о его подвигах, краем глаза наблюдал за тем, в какую сторону отлучился князь.       Сергей Михайлович остановился перед женщиной, черноглазой и черноволосой, по лицу которой невозможно было угадать возраст. Только проступившие морщинки от улыбки на ее лице показывали, что она старше, чем выглядит. Рядом с ней стояла ещё одна женщина, маленькая и хрупкая, едва не тонущая в пышных юбках своего платья. Ее светлые тонкие волосы были заплетены в причудливую прическу, из которой нарочно неряшливо выглядывали несколько крупных локонов – они удачно оттеняли ее покатые женственные плечи. Тонкие брови на бледном лице были спокойны, губы расслаблены и смотрели уголками вниз, и само ее лицо было умиротворённым, будто она спала с открытыми веками. Аркадий столкнулся с ней взглядом. Ее черные глаза были неподвижны и не выражали ни одного чувства, если они были у Ее Светлости на уме.       Ледяная рука схватила его сердце как лань, трепыхающуюся в капкане охотника. Со спины будто обрушилась ледяная волна, и волоски на руках под рукавами сорочки встали от какого-то первобытного страха. Но взгляд отвести Аркадий не мог, как ни старался. Черные провалы вместо глаз на лице с благородными чертами притягивали его, как мотылька к фонарю. Сердце забилось часто-часто то ли от того самого страха, то ли от того, что он так долго держит зрительный контакт с Кровной княжной. Точнее, держит его взгляд она. Невидимые нити будто натянулись в ее руках, хотя нежные сухие ладошки девушка держала сложенными перед собой. Аркадий сморгнул сухость с глаз, понимая, что за все это время даже не моргнул. Он быстро отвернулся, но все ещё чувствовал, как прямой взгляд втыкается в его спину, точно нож.       Начался танец. Кавалеры приглашали дам, дамы – кавалеров, весь бальный зал превратился в танцевальный круг из вихрей платьев и темных пятен мужских костюмов. Аркадий так бы и остался неловко подпирать стенку, если бы Михаил Игнатьевич на скорую руку не нашел ему пару в виде пухленькой дворяночки и чуть ли не насильно толкнул в поток танцующих. Аркадий подавил навязчивое желание оставить даму без кавалера и без танца, но взял ее за руку и повёл. Он старательно отводил взгляд и, когда так и оставшаяся безымянной дворяночка пыталась к нему прильнуть, он в нужный момент всегда уворачивался и застенчиво ей улыбался, как умел, надеясь задействовать все свое еще юношеское очарование. Учиться приходилось в моменте и всему и сразу: правильно кланяться, правильно улыбаться, правильно отвечать. Планка, поднявшаяся над головой Аркадия, висела над небесами, но эти трудности не должны были его сломить.       Партнёрши в его руках менялись, музыка останавливаться даже не собиралась, и от постоянного кружения вокруг себя и невидимого круга танцующих даже чуточку тошнило. Аркадий сжал тонкую маленькую ладонь в своей руке сильнее обычного и обхватил стан, туго стянутый корсетом.       Он решил обратить внимание на женщину, которую непозволительно сильно сжал в своих объятиях. И содрогнулся. Перед ним стояла та самая Кровная княжна. Аркадий почувствовал, что краснеет, и сделал шаг к ней, прижавшись возмутительно близко. Кажется, он даже услышал, как сидящая в стороне княгиня Белозерская, ее матушка, ахнула.       Аркадий побледнел. Снова покраснел, чувствуя, как предательски вспотели ладони, как меж лопатками собираются капли пота. Аркадий был совершенно не смущён ее внешностью, в конце концов, не все княжны были поголовно Лельевны, а эта и вовсе Морановна, да ещё и из слабосилок, но сам факт того, что он! танцует! с княжной! с большой буквы княжной!       Аркадий прижался так близко, что ее локоны щекотнули его красные щеки.       — Сделайте шаг назад, — ее голос был бесцветным и холодным, но Аркадий уловил нотки возмущения.       — Я нисколько не сомневаюсь в Вашем превосходстве, сударыня, — голос был удивительно твердым как при допросе подозреваемых. — Но я не могу.       Он сначала размышлял, откуда исходит этот странный звук? Перед его ухом тихо посмеивалась княжна таким смехом, будто это было карканье довольного ворона, а не нежный голос девушки. Его мурашки забегали с большей силой.       — А вы наглец, Аркадий, — мурашки по его телу разогнались до скорости поездов, которых первыми пускали по недавно уложенной железной дороге между Москвой и Петербургом.       — К-как вас зовут? — только и выдавил из себя он, смущённый и одновременно польщенный тем, что княжна знает его имя.       — Рогнеда, — ее шепот шелестел как пыльные страницы старой книги. Мгновение они ещё находились друг у друга в объятиях, но вот ледяные пальчики Княжны отпустили его плечи, и все очарование короткой минуты танца прошло. Аркадий чувствовал себя так, будто вышел в слишком лёгком сюртуке в непогоду, где с каждым моментом становилось все холоднее и холоднее, но княжны Морановны перед ним уже не было. Вздрогнув как от промозглого петербургского ветра, молодой мужчина повёл другую барышню в танце, но утонченная и столько же таинственная княжна не могла покинуть его мысли.       После первого большого танца голова все ещё кружилась, но уже приятно, особенно, после короткого мига в объятиях Кровной княжны. Почему Аркадий был так околдован, он не понимал. Вот она стоит в компании других Кровных княжон, обмахивается веером из черных перьев. Ее запястье, не скрытое ни рукавом платья, ни белой перчаткой, выглядывало, когда она заставляла веер двигаться у своего лица. И в лице не было ничего удивительного: разве что нос был до неприличия... большим. Только на лице ее братьев – Николая и Константина – и ее матери большой нос смотрелся хорошо, а ей это... совершенно не шло. Так чем же Аркадий был очарован?       Аркадий покраснел, побледнел и снова покраснел. На краткий миг его сердце остановилось, но он, почувствовав, что явно трусит, твёрдым шагом направился к стайке барышень. Заметив его приближение, девушки зашептались громче и быстрее. Рогнеда, замечая их волнение, обернулась, чуть не столкнувшись с тем партнёром, который так бесцеремонно смел приблизиться к ней в танце.       «Надеюсь, пришел просить прощения?»       Аркадий поклонился, протягивая свою руку:       — Могу ли я надеяться, что вы удостоите меня ещё одним танцем? — он точно решил, что не выпрямится, пока не услышит ответ. Девушки ахнули. Аркадий поднял глаза, наблюдая, как покраснели до того бледные щеки княжны и как на ее ресницах застыли слезы смущения, вот-вот готовые упасть.       — Вы наглец, — могильным холодом веяло от ее голоса, пока Рогнеда закрывалась веером. Она ликовала, видя растерянное лицо мужчины перед собой, но ей нужно было играть воспитанную и смущенную таким поведением кавалера барышню. — Вы, наверное, не до конца знакомы с правилами этикета, сударь. Приглашаете на танец во второй раз, то, будьте любезны, зовите сразу замуж. Если осмелитесь.       Аркадий подавил желание попятиться. Всё-таки Кровная Сила, пусть и такая слабая, как у княжны, производила впечатление на него, простого смертного.       Аркадий поклонился ещё ниже, показывая степень своего раскаяния.       — Прошу прощения, Ваша Светлость. Я не хотел... вводить вас в заблуждение, — он тяжело сглотнул. Было до ужаса неловко даже глаза поднять, не то, что выдавить из себя слова под прицелом черных глаз, пусть и наполненных слезами смущения. Он почувствовал, как собственное смущение отразилось на его лице, вмиг ставшем красным как краска на пожарном ведре. Аркадий спешно ретировался, поджимая плечи от того, какие взгляды были направлены в его сторону.       — Не трус, — мужчина, стоявший чуть поодаль, отделился от стены и подошёл к девушкам, которые квохтали как курицы над его смущенной кузиной. Рогнеда едва не плакала.       — Брат... Алексис... — только пробормотала она, маленьким платочком вытирая уголки глаз.       — Возмутительная дерзость и отсутствие манер. Чего ещё ожидать от них, — брезгливо отмахнулась одна из девушек, как раз та, которая подала княжне платок. — Не стоит обижаться на того, кто своей вины не разумеет.       — В-вы правы... — тонкие губы Рогнеды дрожали, она прикрыла смущённое лицо веером. Ее глаз следил за тем, как ошеломлённый отказом Аркадий отходил в сторону под неприязненными взглядами.

***

      — Мне нужно сообщить вам важную новость, братья.       В доме сквозь окна просачивался горячий свет весеннего солнца, что было так необычно для пасмурного Петербурга. Пыль летала в лучах света, отделяющего гостиную полосой черной тени. Рогнеда поставила чашку на блюдце, звон фарфора в тишине имения раздался как гром.       Сергей, Николай и Константин разместились вокруг накрытого стола с пирожными и чаем.       — И для этого нужно было устраивать тайное собрание? — младший брат Константин усмехнулся, но его пальцы были напряжённо сцеплены в замок. К своей чашке он даже не притронулся.       — Оно не тайное, матушки просто здесь нет, — Рогнеда не разделяла его веселого настроения и была очень серьезна. Сергей заметил это по тому, как ее обычно расслабленные брови были нахмурены и как ее и так тонкие губы сложились в ниточку.       — Так о чем ты хочешь сообщить?       — Я... попросила матушку дать разрешение... на свадьбу, — необычно для всех и себя, но Рогнеда с трудом выдавала слова... Сергей нахмурил густые брови, но в то же время хотел их вскинуть: его сестра... была смущена?       — Хочешь сказать, ты позвала нас, чтобы сообщить о скорой свадьбе? — Николай оживился, привстав на стуле и потирая ладони, будто готов был слушать новую сплетню. — И кто же этот несчастный, решивший согласиться?       — Николай! — Константин ударил его по руке, извиняющимся взглядом посмотрев на сестру. Она насупилась ещё больше обычного, но продолжила:       — Вы помните... Аркадия Меркулова? Несколько месяцев назад Михаил Игнатьевич Урусов приглашал нас на бал, там он тоже... был. Аркадий Валерьянович, имею в виду, — Рогнеда перебирала в пальцах салфетку, которая измялась по несколько раз, а после превратилась в... пыль. Сергей, увидев это, вздохнул. Скорее всего, сейчас сестре станет плохо: голова закружится, ее затошнит и она, извиняясь, сделает книксен. И уйдет, просто поставив их перед фактом.       — Он же... не дворянин даже, — Сергей скривил губы, но Рогнеда посмотрела на него так, что он постарался скрыть свое недовольство за ободком чашки. — Точнее, дворянин, но... в первом поколении! Как матушка вообще дала разрешение?       — Дала разрешение... с прискорбием, — призналась Рогнеда, беря новую салфетку в руки. Княжна едва заметно побледнела... Точнее, она и до этого была бледна, но за года, пока они росли вместе, братья уже научились определять степень недомогания сестры.       — И как тебе удалось ее убедить? — Николай задумчиво размешивал сливки в своей чашке, посмурнев. Сергей отлично его понимал: Кровная княжна не должна никогда волноваться о достойной партии и замужестве... Если она была из сильной Крови.       — А вы согласны? — губы Рогнеды тронула слабая улыбка, и взгляд ее потеплел, насколько позволяла его чернота, от чего братья разом напряглись. Они редко видели такое выражение ее лица.       — Нет, — хором ответили они. Плечи Рогнеды поникли, губы задрожали, как детстве, и Сергей взял на себя обязанность исправиться первым:       — Ты достойна лучшего. Наследница великого и знатного рода и какой-то... простолюдин? — было ясно, что Сергей хотел выбрать слово покрепче. — Кровная княжна и... сыскарь из мещан?       Рогнеда тяжело вздохнула, будто ее хрупкие плечи едва держали груз чужих слов. Она взяла чашку, погрела об нее руки, подумала – по ее лицу было видно, что она хотела сделать глоток – и поставила обратно на блюдце.       — Вы сами знаете, братья, — голос сестры стал звучать так жалостливо, от чего камень должен был зависнуть над сердцем, — от Кровной княжны как я разве что название... Да и не Лельевны все княжны поголовно, но и они хоть сколько-нибудь красивы, а я... Вы ведь сами видите.       — Ну что ты такое говоришь? — Константин положил свою руку на ее сухую ладонь, сжимая.       — ... И приданое у меня не велико, — Рогнеда выдернула руку из хватки брата рывком, скуксившись ещё больше. Дамам Туманного Альвиона скорбь только шла и красила их, но сестре... она выглядела ещё плоше обычного.       — Ты все равно не можешь выйти за него замуж. Сколько раз вы виделись? Два! — Николай поставил свою чашку на стол так, что чай вылился за ободок.       Рогнеда обвела усталым взглядом братьев. Вот как их уговорить... Остался лишь последний аргумент. Девушка вздохнула. Вновь взялась за чашку и снова ее поставила, будто это могло ее подготовить к самой серьезной части этого разговора.       — Кажется, я люблю его, — тихонечко сказала она и хотела уже спрятать лицо за чашкой, но, поняв, что оставила ее на столе, только опустила глаза. Ее пальцы комкали новую салфетку, но и она уже стала тлеть по краям. Сергей нахмурился ещё больше: Сила проявлялась в сестре сегодня особенно... сильно. «Наверное, это всё-таки из-за волнения», — подумалось ему.       — А он тебя лю...?! — вскинулся Николай, но Константин так метко ударил его в солнечное сплетение, сунув ему кремовое пирожное, что брат завалился спиной на оттоманку, едва не задыхаясь.       Младший брат пересел, закрывая кашлящего кремовым пирожным другого, и мило улыбнулся, вновь взяв сестру за руку:       — Я очень рад за вас, сестра моя. Но... Николай... озабочен тем, — Константин посмотрел себе за спину, сверкнув злобным взглядом на второго по старшинству брата, и продолжил: — что ваши чувства... могут не встретить взаимности. Вы точно уверены, что хотите за него замуж?       — Я. Люблю. Его. — Печатая слова, сказала сестра шепотом, но таким, что его было слышно в каждом уголке дома. От черноты, залившей ее глаза, братья отпрянули, и Константин выпустил ее ледяную ладонь из своей. — Я думаю, матушкиного разрешения достаточно. Если вы не хотите дать своего.       — Разрешаю, — Сергей, кажется, и не дышал все это время. Он вздохнул и будто для смелости глотнул из своей чашки. Чай был потрясающим: бергамот являлся дорогим ингредиентом, который привозили из самого Туманного Альвиона. Такой чай не в каждом доме Петербурга можно было бы испробовать. Он ещё немного засмотрелся на непроницаемую черноту чая и поднял глаза на лицо Рогнеды.       Она была серьезна лишь чтобы сдержать свою радость и благодарность: брови все ещё нахмурены, губы сжаты, но подрагивают. Если бы Сергей не знал свою сестру слишком хорошо, решил бы, что она сейчас заплачет от счастья. Но она чинно возложила измятую салфетку на стол и разгладила ее – будто бы салфетке это помогло.       — Нет слов, которыми бы я могла выразить свою благодарность, — начала она. Голос едва не срывался от радости, но она старалась звучать так, чтобы не показать своего восторга, — я очень признательна вам, братья, что выслушали меня и приняли мою волю. Давайте выпьем чаю.       Николай только-только откашлялся от эклера и сел на оттоманке. Его губы все ещё были в креме, сам он кидал недовольные взгляды на Константина. Николай оправил жилет, прическу, вытер губы салфеткой и, прокашлявшись, начал:       — Но, сестра...       — Что? — только спросила она. Ее губы скривились, будто она очень разочарована. Николай поймал ее взгляд и понял: она точно разочарована!       — У матушки всегда есть женихи на примете, она подберёт тебе достойного мужа, а не... человека без роду и без имени.       — Аркадий Валерьянович – достойнейший из мужчин, с кем мне доводилось встречаться, — Рогнеда качнула головой, как норовистая лошадь, и стиснула кусочек скатерти в кулаке. Вот и она начнет сейчас тлеть... — Что ж... — она поднялась со стула, сделала книксен и выпрямила спину, гордо задирая подбородок, — разрешение матушки получено, а ее слово решает все. Я хотела поступить по совести, попросив благословения у вас, но, я вижу, вы не разделяете моего желания. Вам остается лишь смириться, брат Николай.       Сергей поднял голову. Теперь сестра возвышалась над ними, будто старшей была она, будто они перед ней провинились. Сергей каждый раз поражался такой смене расстановки: его сестра, настоящая Кровная княжна, умела сменять свой лик и голос, когда того требовала ситуация.       — Но!... — Николай вновь вскинулся, но крепкие руки Константина удержали его.       — Я, как глава рода, дал свое благословение, — Сергей поднялся с места, оправил складки жилета, наклоняя голову в чинном поклоне. — Будьте счастливы.

***

      Аркадий с каким-то предсмертным хрипом понял, как перед его глазами дорога до алтаря удлиняется. Гости рассаживались на деревянных скамейках. На той половине от алтаря, где будет стоять его невеста, тьма тьмущая родственников в роскошных нарядах. А говорили, тихая будет свадьба...       Аркадий поежился от сквозняка, гулявшего часто у него по хребту в присутствии родственников своей невесты, и... стоп. Невесты... Невесты... Аркадий мысленно перекатывал это слово на языке несколько раз на дню, пробуя на вкус буквы, стараясь разложить слово на мельчайшие оттенки. От самого этого слова потели ладони и становилось душно.       Аркадий себя убеждал, что женится ради связей и протекции, которых сулил брачный союз с Кровной княжной Морановной. Они ведь ему первые предложили такой удачный вариант: взять в жены малокровную дочь с маленьким приданым и лицом, не самым достойным Кровной княжны. И Аркадий не смел и, тем более, не сумел отказаться от такой возможности – чуть ли не все двери станут открыты перед ним не только потому, что он преуспел в службе и дослужился до дворянского чина, но и что родственники, обладающие властью, у него теперь в наличии.       Тогда почему сейчас, дожидаясь у алтаря, где их тонкие узы свяжут узлом брака и обязанностей, Аркадий так нервничал? Он перебегал взглядом то на один причудливый мозаичный узор, то на другой, то по лицам гостей, то по ковру, стелящему пол домашней церквушки Белозерских. Его взгляд все равно возвращался на двери в томительном ожидании того... А того – это чего? Что они развалятся и упадут вперёд, являя гостям и ему, в особенности, маленькую фигурку его невесты? Или то, что они так и останутся закрытыми? Аркадию было страшно от любого из исходов, и он не прекращал себя пугать различными комичными ситуациями, которые разворачивались у него в голове одна за другой: на землю обрушился дождь из коров, поэтому свадьбу придется отменить из-за погодных условий. Или, может быть, Нева взбесится, выйдет из берегов и смоет их всех, не оставив никого в живых?       Аркадий поразился своим мыслям, дал себе ощутимую ментальную пощечину и встретился взглядом с братьями... Не его, но ее. Сергей, Николай и Константин сидели по старшинству в первом ряду и каждый смотрел своим взглядом: задумчивым, пренебрежительным и ласково-смущенным, как обычно смотрят на бродячих животных, которых доброе сердце не смогло обойти стороной на улице. От этого становилось лишь хуже. Он не похож на какую-нибудь божью тварь, у которой до прихода мессии в лице Константина Михайловича не было радости в жизни. Может, Константин думает, что Аркадий теперь ему обязан? Или так думают и остальные Белозерские? Их матушка, его будущая свекровь, в особенности... Он же видит, с каким прищуром она на него смотрит. Но его не обманешь этими черными глазами – Аркадий был поразительно устойчив к любому из темных взглядов Белозерских... За исключением ее.       Аркадий понял, что задержал дыхание, когда двери отворились, и он наткнулся на ее черные глаза, которые сверкали сквозь летящую ткань фаты. Только следовало им пересечься, Аркадий почувствовал, как шея взмокла и воротник липко к ней прижался. Он точно видел, как ее непроницаемые, такие карие, что были черными, глаза засверкали ярче и веселее, и было в них что-то такое, от чего Аркадию стало ещё страшнее, но при этом необычно приятно. Будто она была правда счастлива оказаться здесь...       Аркадий прикрыл глаза, но губы сами растянулись в тихой улыбке. Только каблучки ее туфель застучали, отбивая дробь по ковру даже сквозь бархат, который должен был глушить звук, Аркадий сглотнул. По телу прокатился липкий холод, как только он осознал это. Она была счастлива оказаться здесь. Она все устроила так, чтобы выйти за него замуж. Она уговорила матушку дать согласие на свадьбу.       Аркадий приоткрыл зажмуренный глаз, когда Рогнеда, сверкнув глазами, приподняла пышную юбку до жути белого платья и шагнула на маленькую сцену, где он стоял со священником. Перед Аркадием стоял злой гений. Умный, смелый и прекрасный. Она чинно сложила ладони перед собой, встретилась с ним взглядом и дернула уголком губ. Ее черные глаза, такие холодные в первую их встречу, были наполнены странными чувствами, от чего Аркадию стало ещё хуже.       Но он мужественно встретил ее взгляд, послал такую же маленькую улыбку в ответ и повернулся к священнику вместе с ней. Даже первобытный страх и липкое беспокойство не могли испортить этот день. День его свадьбы. День их свадьбы.       Аркадий плохо запомнил события, которые следовали после церемонии. Все гости переместились в просторную залу, пахнущую цветочной пыльцой в этот пасмурный весенний день. Едва перевалило за полдень, а свет был тусклым и серым, и свечи на люстре совсем не прибавляли яркости. Только эти воспоминания в его голове не заволокло туманом, хотя Аркадий точно помнил, что выпил совсем немного, разве что отпраздновать...       Рогнеда ушла после того, как солнце закатилось за горизонт и свечи перестали светить в пустую. Сказала, ей нездоровится. Попросила служанку проводить ее до покоев. Аркадий направлялся как раз туда. Через пять дней они выезжают поездом в Москву, но пока что поживут в отчем доме под крылом заботливой матушки.       Пока Аркадий высчитывал от скуки, сколько секунд они проведут в пути, он уже успел дойти до дверей ее... спальни... Теперь их. На короткие пять дней она станет их спальней. Сорочка, уже переставшая быть свежей с самого утра, неприятно липла к телу и в планах было принять ванну, нагретую слугами, но успеет ли он?... Может, Рогнеде уже стало лучше, и она его ждёт? Может, она уже спит? Что ему вообще нужно сейчас сделать? Как поступить? Аркадий чувствовал, как сердце противно громко билось в груди. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, глубоко выдохнул и зашёл без стука.       Комната дохнула старой пылью, женскими духами, которые слуги честно пытались выветрить, и ещё чем-то сладким, наверное, цветами. Аркадий оглядел темную комнату с масляной лампой, чьи отсветы кидали мрачные тени. Дверь от гуляющего по коридорам сквозняка захлопнулась, чуть не придавив его пальцы. Аркадий вздрогнул всем телом; свет стал ещё темнее, хотя куда уж больше? Углы покоев едва-едва угадывались в полумраке. Он прищурился, оглядев комнату, которая точно была размером с его служебную квартиру в Москве, в которой он когда-то жил. Аркадий перевел взгляд на кровать в самую последнюю очередь. Сердце билось уже где-то в горле.       Стук крови теперь был в голове – кровать была пуста. Аркадий прижался к двери, чувствуя себя в клетке с частоколом тонких прутьев.       — Не тушуйся. Это невежливо. — Тихий голос возник прямо перед ним из воздуха, будто выступил из окружающей темноты. Аркадий сглотнул вязкую слюну и опустил взгляд. Перед ним стояла его невеста... жена. В ночной сорочке. И ее тонкие ключицы были видны. Сердце, которое до этого билось во всем его теле, на краткий миг ухнуло куда-то в грудь и умерло там. Сквозняк прогнал огонек с масляной лампы, которая в этот момент так удачно перестала гореть, и погрузил покои во тьму. Сорочка и пшеничные волосы Рогнеды светились потусторонним блеском. Свет луны, вышедшей из облаков, чиркнул резкой полоской света между ними, окрасил волосы женщины перед ним в совсем белый, заставляя их светиться. Аркадий как заворожённый наблюдал за этой картиной. — Что стоишь? Страшно?       Аркадий не ответил.       — Мой... муж, — выдохнула Рогнеда, вытягиваясь на носочках. Она положила руку ему на грудь, и Аркадий, переживая какой-то нестерпимый страх, мужественно не отступил, а наклонился к ней.       — Вам... Тебе уже стало лучше? — между их губами оставались считанные сантиметры, и Аркадию стало как-то очень легко и спокойно, будто уже не о чем было волноваться. Ещё один маленький шажок, и он полетит в пропасть, но будет совсем не против.       — Тебе не стоит об этом волноваться, — вот-вот их губы должны были соприкоснуться, но она чего-то выжидала, смущённо потупив взгляд. Аркадий облизнул губы. Они стояли так близко друг другу, так, как могут стоять только муж и жена и только наедине; ее рука была на его груди, вторая трепала лацкан сюртука, и именно на таком моменте она решила остановиться. В сущем мраке комнаты Аркадий успел разглядеть то, каким необычно красным было ее лицо. Не красивым, а именно красным. Она была испугана и смущена не меньше него, а он так смешно прижимался спиной к двери и боялся любого шороха, будто был готов взметнуться рысью и сбежать в любой момент.       Аркадий должен взять ситуацию в свои руки. Он сжал кулаки, снова возвращая себя в реальность. Она же воспитанная, порядочная, невинная девушка! А он все гадал, почему она не может первая его поцеловать.       Аркадий кивнул сам себе, ловя растерянный взгляд Рогнеды, и положил ладони на ее пояс, там, где ночная сорочка расплывала очертания ее фигуры. Но память Аркадия была свежа, и память его рук, сжимавших ее тонкий стан на том самом балу, тоже была сильна. Он резким движением прижал ее к себе. Наверное, даже слишком резким, ведь Рогнеда вдруг задрожала в его руках как осиновый лист. Аркадий ещё раз внимательно заглянул в ее глаза и с довольством подметил, что нашел в них чистое удивление и скромный, тщательно скрываемый восторг.       Наклонился и поцеловал. Ее губы были шершавыми и неподатливыми, но от того было и интереснее. Аркадий сам был в этом далеко не профи и действовал по наитию. А оно нужным образом повело его губы в ту сторону, кое-где помогая подтолкнуть чужие губы к нужному ритму. Аркадий сжал ее в своих объятиях, целуя так крепко, как только умел и как только позволяли ему остатки приличия.       — А-аркадий... — Рогнеда отстранилась первой. — В-вы... ты... — она замолчала. В ее глазах стояли смущённые слезы, и от этого вида Аркадий не смог сдержать немножечко самодовольной улыбки. Он взял ее маленькую ладонь и повёл к кровати.

***

      — Куда изволите, ваш-блаародь?       — Только домой, — отмахнулся Аркадий, поднимая воротник так, чтобы закрыть лицо от ветра, который гулял по узкой коробке экипажа, который он поймал последним на ночной улице Москвы. На улицах было совсем темно; летняя беззвездная ночь накрыла город душным толстым одеялом так, что воздухом дышать было трудно. Чтобы не уснуть по пути домой, Аркадий в сонной задумчивости прокручивал в голове подробности последнего раскрытого дела.       Аркадий подтянул край воротника ещё выше и повернул голову на другой бок, чтобы в лицо не хлестал поднявшийся ветер. Мысли текли сонно и медленно, много раз в своей голове Аркадий начинал диалог с самим собой с одной и той же фразы: «Двадцать первого августа в двенадцать минут пополудни было найдено тело г-жи Кирсановой в кровати их с супругом спальни. Супруг вину отрицает...»       Аркадий всегда любил запутанные дела: будто соревнуешься с убийцей. Кто кого догонит быстрее? Вычислит ли Аркадий его или случится «несчастный случай» уже с ним самим? Ему всегда было интересно, кто виновен, до последнего. Это был настоящий азарт: как Лельевичи рисуют свои картины и сочиняют песни, как Огневичи куют железо в кузнях, как Данычи соревнуются на лодках сквозь бурные реки.       Если бы был бог сыскарских дел, Аркадий поклонился бы ему первым. Но таких среди Кровных Предков не наблюдалось, и ему оставалось надеяться на свою наблюдательность, смекалку и немалый вклад в расследование наследников Кровных Родов: Симарглычи, Моранычи и все, кто мог помочь найти убийцу.       Моранычи... Один такой трупорез водился у них в леднике: мужчина в возрасте, тихий и скрытный, будто призрак. Он так и выглядел: белые выцветшие волосы, светлые глаза, а белый халат только добавлял отстветов его неземной внешности. Ещё парочку Моранычей он видел в Москве и на других постах: военные в чинах, суровые и немногословные, преданные Родине и Долгу. Такие люди вызывали только глубокое уважение и уже никакого благоговения перед Кровной Знатью, какое у него было сначала. Наверное, так сказалось близкое родство с Великим Кровным Родом и общение с женой.       Жена... Аркадий сквозь полусон дёрнул уголками губ при одном только воспоминании о ней. До свадьбы он откровенно стеснялся и даже подумать не мог, что Кровная княжна была согласна на брак с, считай, простолюдином. Аркадий действовал только из простого расчета: связи, протекции, чин. Ничто больше его не заботило, и он был уверен, что их отношения будут довольно... холодными. Но то, чего он ожидал, не случилось.       Молчаливая и кроткая жена, не часто говорившая, но много слушающая, создавала с ним, Аркадием, страстным и охотным до любого дела, идеальный симбиоз. Он пересказывал ей служебные дела, подмечал малейшие детали расследований. Сначала она смущалась, когда они только-только начали жить вместе, но после уже участвовала с ним в горячих спорах о том, кто же убийца. Аркадий никак по-особенному не относился к такому, но и помыслить не мог, что у женщины может быть такой острый и четкий ум. Она удивительно точно оказывалась права во всех расследованиях, и теперь Аркадий всегда просил у нее совета. И вот в такие моменты, когда они за ужином или в спальне перед сном обсуждали улики и подозреваемых, он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он был счастлив! В браке с женщиной, которую не любил.       Которую не любил... Мысль о любви ввинтилась так быстро в поток слов, появляющихся мысленно перед ним, что Аркадий ойкнул от неожиданности, когда экипаж наконец остановился перед домом.       Сунув извозчику монету, Аркадий вышел на холодный ночной воздух и протер глаза. Несколько окон на первом этаже дома горели слабым светом – это были кухня и спальни прислуги. Они всегда дожидались его, если он задерживался. Он лениво побрел к крыльцу и забрался на ступеньки, чувствуя, как с каждым шагом сон наваливается на него все сильнее. Несколько дней без отдыха в погоне за раскрытием очередного дела так на нем и сказались...       Аркадий дождался, пока ему отворят двери, и вошёл в прихожую, скинув верхнюю одежду служанке, которая не спала в эту ночь.       — Распорядиться погреть ужин?       — Нет, — Аркадий покачал головой и сонно добрел до лестницы, ведущей на второй этаж. — Почисть, — он вяло кивнул в сторону верхней одежды, которую служанка держала в руках, — там кровь.       Он уже не увидел ужаснувшегося лица девчушки. Мужчина так широко зевнул, что едва не вывихнул челюсть, когда наконец добрался до двери их спальни. Шаги Аркадия, тяжёлые от усталости, стали едва слышимыми, как только он приблизился к двери. В комнате было сумрачно, совсем тоненькая полоска лунного света выделяла каждую ворсинку на ковре. Аркадий засмотрелся на эту потустороннюю картину, бесшумно вошёл в спальню и скинул одежду на стул.       Тихо подойдя к кровати, он забрался под одеяло и хотел было уже сомкнуть глаза, как невольно засмотрелся. Рогнеда спала всегда на спине, сложив руки на животе так, будто совсем не живая. Наверное, это была какая-то причуда Моранычей? Она была похожа на труп, когда ее скулы очерчивал лунный свет, а волосы становились белыми как молоко. Аркадий поймал себя на мысли, что разглядывает ее ресницы слишком долго, подложив руку под голову. Сон как рукой сняло, а неприятное ощущение под глазами на краткий миг испарилось, пока он наблюдал, как во сне дрожат ресницы жены.       Ее глаза неожиданно распахнулись, залитые чернотой, и Аркадий, до сих пор не привыкший к такому, испуганно вздохнул. Она сонно моргнула ещё раз, ее глаза вернулись к своему обычному состоянию, точнее, стали просто черными, а не полностью, и Аркадий наконец выдохнул.       Она перевела на него немигающий взгляд, и едва заметная улыбка тронула ее тонкие губы:       — Привет.       — Привет, — он виновато покачал головой и в порыве какого-то вдохновения коснулся уголка ее губ. Она никогда не стала бы целовать первой, но это было и не нужно. — Извини, не хотел тебя будить.       Она улыбнулась ещё раз, но шире, нежно взглянула на него. Он зажмурился от удовольствия, уже поцеловав ее в губы, продолжая поддаваться нежности. Кажется, он влюблен.