Жадная Янтарь

— Ты меня недоделала, — Совершенный осторожно ткнул пальцем Янтарь в грудь (так, чтобы не уронить со второй своей руки, в которой та и сидела). Янтарь приподняла брови и склонила голову к плечу. Утро едва-едва обозначило небо светлыми мазками облаков, кроны гигантских деревьев потрескивали от раскрывающихся где-то в вышине громадных цветов, птичья возня над самыми мачтами заглушала даже плеск Дождевой реки. Янтарь снова спала в колыбели сильных рук, но потом откуда-то сверху прилетел случайный сучок, встал на лапки и прополз сначала по ней, потом по кораблю, а потом был сброшен в воду - но она уже проснулась. И теперь такие заявления. Сонно потерев глаза, она непонимающе пожала плечами. — О чем ты? — Взгляд Янтарь переместился к кривоватому носу корабля, но тот, конечно, имел ввиду не это "несовершенство". Иначе сказал бы давно. — У меня тут ничего нет, — корабль между тем показал не на лицо и даже не на торс, а на нижнюю часть оного торса, туда, где набедренная повязка плавно перетекала в само судно. — То есть?.. — Почему у меня там ничего нет? У всех матросов есть. Ну, кроме Альтии. И Йек, — подумав, решил он. — Чем я хуже? — Ты не хуже! Ох, Совершенный, — она прижала ладони к щекам и показалась кораблю даже очаровательной. Нет, она всегда была очень милой, но он никогда не пытался оценивать ее внешность. Хватало чистого знания. И того доверительного контакта, который она дарила ему. — Но разве кораблю... Нужно? Я никогда не видела живых кораблей с подобным... — Оснащением, — подсказал он. — Ну и что? У всех же есть. У матросов есть. У Брэшена есть. У тебя есть. А я?! Он с интересом посмотрел на то, как румянец красит золотистую кожу, даже повыше поднял руку, чтобы лучше видеть. Даже густые сумерки не мешали ему все видеть. Янтарь молчала, и молчала так отчаянно, так сжимала крошечные кулачки (один - в тонкой перчатке), что корабль заподозрил, наконец, неладное. — Ты что, думала, я не знаю? — Он улыбнулся, получая редкостное удовольствие от чужого стеснения и наивности. — Янтарь, ты буквально живешь во мне. Ты ходишь по моим палубам, спишь в моих стенах, забираешься по моим мачтам. Ты касалась меня без перчаток. И ты знаешь меня. Конечно, я знаю, кто ты. Янтарь? Ты что? — Она, обняв прижатые к груди колени, уткнулась в них лицом, немудреным образом прячась от его взгляда. — И тебя это не смущает? — Буркнула она, наконец, когда он успел и испугаться, и расстроиться. Вопрос поставил Совершенного в тупик. — А меня должно это смущать? — Наконец определился он с вопросом, и тут же продолжил, не давая ей ответить: — Альтия переодевалась в мальчика. Тебе нравится наоборот. От этого ты не перестаешь быть собой. Не-ет, ты меня не собьешь. Почему у меня нет, а у тебя есть?! Янтарь горестно всхлипнула в ладони и нервно захихикала, подглядывая сквозь пальцы. Он фыркнул и, обхватив рукой, поднял - Янтарь беспечно покачивала ногами над ядовитой Дождевой рекой, даже не пытаясь вырваться, и все еще хихикала, обнимая его указательный палец. — Я не над тобой смеюсь, Совершенный. Правда. Просто мне и в голову не приходило задаваться таким вопросом... Да и зачем бы?... — Но у всех есть, — обижено пробормотал корабль. — Чем я хуже?! — Почему же хуже? Может, наоборот. И ты совершеннее всех нас. Тебе не нужно думать о свежей воде и достаточном количестве пищи, и многие желания не тревожат тебя. Есть чему позавидовать. — Ну да. Я совершенен, — согласился он, но все равно нахмурился: — Но это нечестно, Янтарь! Совершенный еще немного подержал Янтарь в руке, потом положил на ладонь, она тут же села, уютно поджав ноги. Он задумался, не должен ли он думать теперь о ней не как о женщине? Но он знал давно, это никогда не мешало. Альтия была Альтией, во что бы не оделась. И Брэшен был Брэшеном. И даже если бы он надел юбку... Хм, нет, пожалуй, он не был готов представлять это. Возможно, дело в том, что он видел - и ощущал - Янтарь именно как женщину, все это время? И его знание не стало противоречием только потому, что личность была важнее наличия чего-то, чего женщинам обычно не положено? — Ты жила с Йек и Альтией в одной каюте, — вдруг он сам захихикал, радуясь, как ребенок радуется забавной шутке. Янтарь снова уронила лицо в ладони. — Я честное слово не подсматривала! — Ага, я знаю, — согласился он, — но это все равно ужасно забавно. А почему не подсматривала? Они ведь красивые. Но ты тоже красивая, — поспешил утешить он, сообразив, что женщинам это важно. Даже если они, например, живые корабли. А Янтарь, может быть, не вся целиком была женщиной, но что-то в этом человеке было очень Янтарь, так что... Ну, он в самом деле считал Янтарь красивой. Она походила на медовое дерево, или на золотую монетку, и чуть-чуть на диводрево на закате, когда солнце очень-очень яркое и все в нем рыжее и медное. — Потому, что это было бы нечестно. Даже будь я на самом деле женщиной, я не стала бы смотреть, это неправильно... Некрасиво. Я думаю, правильно - не смотреть. Она поворошила отрастающие волосы, ветер раздул их и совсем разлохматил. Корабль нахмурился и тронул свой кривой нос, но спрашивать не стал. Люди - сложные, а он еще не отошел от собственной неполноценности. Ну у всех же есть! — А я видел, — поделился он. — Я все видел. Но я не подсматривал. Я просто всегда все знаю, только про тебя знаю меньше, чем про других. У тебя ужасно много тайн, и ты жадная, Янтарь. Ты не хочешь вырезать мне чресла, не хочешь делиться секретами, не хочешь остаться со мной насовсем, — тут он надулся: последнее было самым наболевшим. — Все? — Вдруг напряглась Янтарь, принимая совершенно уже неудобную для людей, но по прежнему на редкость уютную позу. Она вообще часто напоминала кораблю кошку, из тех, кто порой грелись на пристанях, ожидая рыбку-другую от сердобольных моряков. И дело было не только в ее странной светлой уютности или в грации, не женственной, но яркой, но и в свободолюбивости. Совершенный знал: Янтарь приходит к нему потому, что сама так решила. Сама захотела. — Все, — подтвердил он. — Я знаю, что ночью капитаны делали друг с другом детей. Только им очень нравится процесс, так что, я думаю, они не ради детей. Хотя я бы хотел. У них будет ребенок, и он родится на моей палубе, — мечтательно вздохнул он. — А еще я знаю, что некоторые матросы делают это даже по одному. — Что делают? Напряглась Янтарь. — Детей? — Ну, нет. Так детей не получить. Но они трогают себя за чресла. Не понимаю, зачем. Люди - странные. У них с одной стороны все входит, с другой - выходит, они сделаны из разных кусочков, хрупкие такие, нежные. Но интересные. Но я все равно не все понимаю. А еще они столько всего чувствуют, что просто даже слишком много всего. Ты себя тоже трогала, — добавил он заинтригованным шепотом, поднеся откровенно смущенную "ношу" почти вплотную к лицу. — Тебя почти нельзя уловить, но я все равно сумел. Я учусь чувствовать себя, всего себя, лучше. Мне нужно знать всего себя. И я тебя видел! Кораблю показалось, что Янтарь слегка дымится, однако она все-таки не загорелась - хотя равномерно пунцовела от ушей до шейного платка. Наверное, еще одна человеческая заморочка о "нельзя говорить об этом вслух". А делать, значит, можно. На самом деле, открытие, что все эти прикосновения к себе, то, что делали с мальчиком, и то, что делали капитаны, и появление детей - что все это связано - было не новым, но теперь вызвало интерес уже всерьез. Почему Янтарь смущается? Он позволил ей дать ему новое лицо. Разве это - недостаточное доверие? — Ты тоже ужасно много всего чувствуешь, — поделился он. — И тогда, и сейчас. Я думаю, ты не делала ничего плохого. Никто не видел. Кроме меня. И ты делала это гораздо реже, чем другие. — Это... Утешает, — нервно хихикнула она, беспокойно ерзая. — Совершенный, кораблик, мы могли бы не говорить о подобном? — Конечно, — великодушно кивнул он. И тут же задал другой вопрос: — А ты не хотела смотреть на Альтию и Йек потому, что они девушки, или потому, что они не мужчины? — Совершенный! — Ахнула она, вскакивая и всплескивая руками. — Ну, знаешь ли, когда я попросил тебя сделать мне новое лицо, ты вырезала на нем совсем не женские черты. Совсем светало, но до реки солнце пока не доставало, хотя кроны теперь казались далекой черной паутинкой, так высоко, что сложно представить. Они молчали, и оба смущались по своим собственным причинам. — Я просто не хотела смотреть, — вздохнула она. — А на него, — корабль ткнул себя пальцем в щеку, — смотрела бы? Ответ был короток, честен и полон отчаянного стеснения: она кивнула, обнимая себя за плечи. — И он смотрел бы на тебя? — Я... Не... Нет. Нет, он не стал бы. — Потому, что думает, что ты женщина? — Потому, что думает наоборот, кораблик... — Надень юбку и бусы. — Ох, если бы все было так просто! — Она прикрыла глаза и, потянувшись, прислонилась лбом к его лбу - он держал ее достаточно высоко для этого, маленькие ладошки невесомо опирались на его брови. — Не дразни меня. Пожалуйста. Совершенный вздохнул. Ох уж эти люди! Ох уж эта Янтарь, в самом-то деле!