Молитвы того, кому молиться запрещено.

Музыка: «Ультранасилие» — влажность «Телу тоже больно» — найтивыход «Некрасивые глаза» — алёна швец «Не отпускай» — земфира

Холод пронизывал до костей, забирался под каждую клетку тела, проходил по венам и сковывал сердце. Жан дрожал от ужаса и страха, сжимаясь и стараясь стать как можно меньше, исчезнуть, раствориться, уйти, что угодно, чтобы черные стены перестали смыкаться над его головой, лишая кислорода, последней частички его существа и того, что осталось от его давно разбитой души. Жизнь Жана Моро до двенадцати лет была обычной, пусть и с отстраненными родителями, которым было не до него. Маленький мальчик никогда не жаловался, смотря на мир наивно и по-доброму, искренне веря в то, что у мамы просто нету времени, но она его очень любит. Один раз он с отцом даже поехал в диснейленд, кушал сладкую вату и катался на каруселях, чувствуя неподдельное счастье и восторг, распирающий легкие. Всё рассыпалось карточным домиком. Треснуло и разлетелось на миллионы осколков. Его продали. Просто променяли на бумажки, не сказав, куда везут и зачем. Пообещав вернуться и забрать его. Черные стены навсегда замкнулись над головой тринадцатилетнего Жана Моро. Сначала было не так плохо, благодаря Кевину Дею, что старался общаться с мальчиком и единственный мог успокоить Рико, но потом он сбежал. Бросил его. Так же, как и его родители. После того, как Морияма сломал Кевину руку, Жан беспокоился и постоянно о нём спрашивал, за что получил несколько новых шрамов. А Дею было плевать. Он просто ушёл, не оставив записки и ничего не сказав. Зная, что Рико будет зол и сорвётся на Жане. Тогда это случилось в первый раз. Он зашёл в его комнату, с улыбкой, от которой у Моро расползлись мурашки по всему телу. Морияма был не просто зол, он был в бешенстве и использовал на Жане новые методы пыток. Сломанные пальцы, порезы, причиняющие жуткую боль, пытки водой, ожоги от раскаленного металла, иглы под ногтями и черные глаза, которые обещали верную смерть. Моро быстро перестал сопротивляться, потому что крики и вырывания ещё больше провоцировали Рико. Он просто терпел, как шавка выучив все команды, опускался на колени, в ожидании наказания по собственной воле, если таковая у него ещё осталась. Но Морияме было так скучно. Так хотелось развлечься. День рождения Жана стал его личным адом. Рико пришел не один, но с верным подпевалой Ричером. Это стало первым, что насторожило Моро. Истязания ножом не закончились на порезах. Морияма решил провести «забавный» эксперимент, как он сам его окрестил. Тонкая работа по отделению кожи от мышц, но главной задачей было оставлять Жана в сознании. Это было невыносимо. Наручники и Ричер не давали двигаться, пока Рико разрезал его плоть, удаляя полоску кожи. Когда это закончилось, Моро испытал облегчение. Это было главной ошибкой. В гнезде нельзя радоваться. Нельзя надеяться. Нельзя чувствовать. Только подчинение хозяину. Потому что у собственности нет прав, нет возможностей и нет будущего. Это случилось быстро. Морияма рассмеялся и вышел, оставив его наедине с Ричером. Алчные глаза с ещё одной эмоцией, которую Моро не смог распознать. Сильные руки грубо перевернули его, Жан уткнулся лицом в лужу собственной крови и долго не понимал, что происходит. Он был обнажен, истерзан и напуган. А потом боль. Боль там, где её никогда не должно было быть. Моро кричал, до хрипа в горле, дергался в попытках вырваться, орал, срывая голос, молил о помощи, о спасении, но Ричер лишь веселился и, казалось, получал удовольствия от сопротивления. Жан громко рыдал. Это был его первый раз. После этого Жан лежал неподвижно оставшиеся пять часов до подъема, а потом Рико грубо схватил его и притащил на тренировку. Потому что он собственность. Собственности не больно, не страшно, она не испытывает чувств. Он должен был выполнять свою задачу или он бесполезен. Тренировки были всегда. Со сломанными пальцами ног и рук, с открытыми ранами, с адской болью в пояснице и с фиолетово-зелеными гематомами по всему телу. Моро привык. После четвертого изнасилования он не сопротивлялся. Рико быстро надоело играть с тем, кто не боролся. Жан покорно вставал на колени для наказания, делал все, что говорили и молча принимал все пытки. Наивность и доброта тринадцатилетнего мальчика, открывшего черную дверь в Гнездо, все его мечты и чаяния, свет в серых глазах, всё было растоптано. Смешано с грязью, стерто в порошок. Над его мечтами надругались, его личность разобрали по кусочкам, его волю к жизни сломили. Серые глаза потухли. В них не было света. Не было эмоций. Не было жизни. Только безразличие и бесконечная пустота. Отрешенность. Кто-то говорил, что жизнь состоит из черных и белых полос, но Жан Моро знал, что это полная чушь. Он не верил в это ровно так же, как и не верил в Бога. Ведь тогда его жизнь можно было назвать сплошной тёмной полосой. Ошибкой с самого рождения. Жалкое существо, влачившее столь же жалкое существование. Если бы был всевышний. разве он допустил бы это? Разве Жан заслужил то, что получил? Он недостоин большего? Недостоин счастья? Недостоин хотя бы пары часов отдыха после изнасилования? Недостоин насколько, что даже не может закончить свою бессмысленную жизнь?.. Всё вокруг было липким, грязным, отвратительным. В воздухе отчетливо чувствовался запах железа. Руки дрожали, соскальзывали со спинки кровати из-за крови. Жан не мог двигаться. Его тело представляло собой лишь изрезанное мясо. Моро пытался встать, но каждый раз усилия были тщетными. Мозг отчаянно бил тревогу. Он не в безопасности. Он беззащитен. Он ничего не сможет сделать. Он не в силах сопротивляться. Он бесполезен. Черная дверь напротив скрипнула. Медленно вошла высокая фигура спортивного телосложения, как смог определить Жан по размытой картинке. Человек в черном усмехнулся и Моро вздрогнул. Он забился ещё сильнее, но не мог ничего сделать. Жан пытался вдавиться в кровать, хотел закричать, быть в силах сделать хоть что-нибудь. Вопреки всему, что произошло с ним, он всё ещё был способен плакать, и сейчас слёзы бурно катились по его лицу, обжигая холодные щеки. Как рыба, он открывал рот, но не мог произнести ни слова. Ричер приблизился. Он опустился на один уровень с ним и его улыбка превратилась в животный оскал. Всё вокруг стало мутным. Только черный, беспросветный черный, кровь и руки. Руки, которые сжимали, били, причиняли ему боль, гладили в притворной ласке, чтобы потом снова провести ножом по коже. Жан был в грязи. Его тело уничтожили, осквернили. Он был грязным, мерзким, отвратительным. Шрамы и гематомы в виде отпечатков рук доказывали его испорченность. Только склизкие руки в его же крови продолжали утягивать всё дальше. Жан дергался, пытался пошевелиться, но все было бесполезно. Отчаянный вдох, на который ушли последние его силы и, наконец, он смог закричать. Жан открыл глаза. Все плыло, его окружала темнота. Кто-то был совсем рядом и что-то говорил, но Моро не мог ничего воспринимать. Он отползал назад, умоляя прекратить. Жан кричал о спасении, его затрясло ещё сильнее, когда он уткнулся спиной в твердую поверхность. Он в тупике. Ему не сбежать. Ему снова причинят боль. Резко загорелся теплый свет, ослепивший на мгновение, прежде чем Жан смог оглядеться. Нигде не было чёрного цвета или темно-красного оттенка крови. Напротив него сидел испуганный молодой парень, со светлыми волосами и голубыми глазами, наполненными сожалением и бесконечным волнением. -Жан, пожалуйста, дыши. Ты не в Гнезде. Ты в Лос-Анджелесе, в команде Троянов, я Джереми. Попробуй вдыхать вместе со мной. Тут никто не причинит тебе боль. Я не позволю этого. Ты в безопасности, Жан. Спустя несколько минут Моро смог дышать, воздухом, который был пропитан запахом моря и солнца. Совсем не так, как было в Гнезде. Его окружало тепло, забота и мальчик, который протягивал стакан с водой с нежностью во взгляде. Джереми Нокс стал личным солнцем для бывшего ворона. Светом, который согрел его вторым после Рене. Мальчик, окруживший его тем, что, как думал сам Жан, он вовсе не заслуживал. Любовью, добротой, терпением к его проблемам, пониманию и нежностью. Прошел год, полный психотерапии и попыток восстановиться. Десять месяцев с его попытки самоубийства после семи лет в Гнезде, наполненных страданиями. Девять месяцев с тех пор, как он понял, что жизнь может быть не только болью. Его новая команда заботилась о нём, даже если он выстроил вокруг себя стены мнимого презрения и полного подчинения приказам. Нокс смог пройти через них так же, как когда-то прошла Рене. Джереми показал ему, что он может чувствовать, радоваться и даже улыбаться, что не все люди хотят причинить ему боль, что он достоин нежности и. любви. Шесть месяцев прошло после того, как Жан осознал симпатию к своему капитану. Он был напуган, растерян и подавлен. Казалось невозможным, чтобы после всего произошедшего ему нравились мужчины. Неужели его испортили? Неужели он действительно такой, каким его называли вороны? Грязная шлюха, проститут, которому нравится, когда его трахают. Но часы психотерапии и Рене, которая постоянно разговаривала с ним и обсуждала его эмоции, а ещё окружала поддержкой и заботой на пару с Джереми взяли верх. Жан смог говорить о своих чувствах, это было огромным прорывом в его состоянии. Но самым шокирующим для него стало то, что Джереми испытывал тоже самое. Они могли общаться и со временем даже обниматься, хотя раньше этого удостаивалась только Рене. Нокс никогда никому не говорил, но в день, когда Жан обнял его, он разрыдался в туалете, пораженный проявленным доверием защитника. Моро изучал свою сексуальность, учился воспринимать своё тело, людей вокруг и открывал для себя то, что было непостижимо — нормальную, обычную жизнь. У него всё ещё были плохие периоды, ужасные кошмары или панические атаки, но он старался. Жан справлялся и делал успехи, он видел прогресс и впервые ощутил счастье, гревшее его сердце. Он обнимал Джереми, впервые поцеловался и почувствовал, что значит, когда тебя любят. Узнал, что спорт может быть удовольствием, а не пыткой. Что у него могут быть хобби и свои интересы. Что он может делать то, что ему нравится. Постепенно ему открывался новый, удивительный мир с личным солнцем, которым был мальчик со светлыми волосами, очаровательными веснушками и нежной-нежной улыбкой. В этом мире Жан мог лежать в обнимку с Ноксом и тихо читать ему на французском, зная, что от этого мальчик засыпал быстрее. Он мог сидеть с Джереми на скамейке в парке, целоваться, встречая рассвет, и между поцелуями болтать о ерунде. Мог увидеть семью, настоящую семью, где люди любят друг друга. Родители, братья и сестры Нокса, его домашние животные приняли его как будто это было естественно. Жан мог обсудить любимую книгу с сестрой Джереми или стратегию экси с его старшим братом. Моро мог бегать по утрам на пляже с Ноксом и подкалывать его из-за плохой выносливости, что, как справедливо заметил капитан, не может быть правдой, ведь по меркам Жана выносливым человек мог быть только тот, кто пробегал двадцать километров за час. Жан мог критиковать стратегию команды, обсуждать тактику и спать больше, чем пять часов в сутки. Моро первый раз встретил свой день рождения без боли. Он получил огромный сладкий торт и подарки даже от тех членов команды, с которыми почти не общался. Жан узнал, что сюрприз может быть не только плодом извращенной садистской фантазии Рико, но и пикником в тени деревьев напротив моря, со вкусными фруктами и нежными поцелуями, улыбками и с любовью запакованной серией книг о Гарри Поттере на французском, которую Нокс ему подарил, узнав, что Жан не знает кто такой мальчик-который-выжил и никогда не слышал о Хогвартсе, а ещё отметив, что Моро пусть и робко, но проявлял интерес к книгам. Милая открытка с надписью «Надеюсь, что тебе понравится, с любовью, Джереми» и нарисованным котиком в углу, а ещё коробка с бантом, которую Нокс вручил, отчаянно краснея и, запинаясь, сказал, что он сам испек. Внутри были булочки с корицей, которые, как выяснилось после десяти минут расспросов, Джереми начал учиться готовить после того, как Жан посмотрел на них в кофейне и промолчал перед тем, как сказать «нет» на предложение Нокса купить парочку, хотя обычно сразу от всего отказывался, не раздумывая. Моро был поражен вниманию к таким несущественным деталям его личности и его вкусам. Жан учился жить после долгих лет выживания. Сейчас он сидел в постели, в свежей одежде и после горячей ванны, которую ему набрал Нокс, успокоив и дав время прийти в себя после кошмара. На его плечах лежал плед, а в руках был горячий шоколад с зефирками. Джереми включил ночник и тихо читал ему вслух, вставляя между строк свои комментарии. —А что это, спросил Гарри, беря в руки упаковку «шоколадных лягушек». Это ведь ненастоящие лягушки, правда? — А если бы ты был на его месте, тебя бы, наверное, вовсе не расстроил тот факт, что они настоящие, да? Жан закатил глаза, фыркнул и смотрел, как Нокс мягко смеется над своей (совсем несмешной!) шуткой. Моро медленно ставит стакан на тумбочку и, садясь ближе, спрашивает: — Джереми?.. —неуверенно начал Жан. — А? —Нокс вопросительно поднял бровь, заинтригованный. — Я могу тебя обнять? —Моро чуть покраснел и опустил взгляд. — Ну конечно, Жан!.. —Подняв глаза он столкнулся с пронзительными голубыми, наполненными щемящей любовью и широко расставленными, приглашающими руками. Медленно приблизившись, защитник сначала неловко обхватил Джереми за талию, а потом прижался сильнее, почувствовав, как его обнимают в ответ. Жан жадно вдыхал приятный запах от волос Нокса и его тела, находя в нём спокойствие и умиротворение. Его личное солнце. Островок безопасности. Моро нежно прикоснулся губами к этим золотым волосам и запечатлел на них легкий поцелуй. Когда он отодвинулся, то увидел красное лицо нападающего и смотрящие в пол глаза. Жан поднял бровь, на что Джереми, сложив руки на груди, смущенно пробормотал: — Хватит ухмыляться! Моро в ответ лишь поднял вторую бровь, и тогда нападающий приблизился к нему быстро, но так, чтобы Жан смог отследить его движение и завис напротив его лица. Их отделял последний сантиметр, когда Джереми хриплым голосом спросил: — Могу я?.. Но Жан закатил глаза и первым коснулся мягких губ, стараясь передать все свои чувства, которые ему так непросто выразить словами, через это мягкое прикосновение. Джереми нашел его руку и на секунду разорвал поцелуй для шумного вдоха. — Я говорил, что тебе стоит больше тренироваться, — Надменно произнес Жан с ухмылкой победителя на лице, убежденный в своей правоте. — Но ты никогда не пытался замотивировать меня поцелуями! — Джереми продолжал вдыхать и через несколько секунд произнес, — Возможно тебе стоило сказать мне об этом раньше, теперь я уверен в том, что мне стоит поработать над своей выносливостью. Нокс улыбнулся, на что Жан фыркнул и голосом, не требующим возражений, сказал: — Завтра мы устроим пробежку и на этот раз отговорки тебя не спасут. У нас через месяц матч с лисами, а ведь у их команды выносливость хоть куда, посмотри на того же Джостена! Нам стоит не только уделить внимание скорости, но и не забывать про время. Думаю, что трех часов на пробежку для начала достаточно, а потом. Джереми быстро прервал надвигающуюся лекцию по экси и важности тренировок, а также по безалаберному, по мнению Моро, отношению троянцев к тому, чтобы увеличить время занятий хотя бы на два часа. — Я думаю, что нам нужно начать тренировать мою выносливость прямо сейчас. Жан посмотрел на хитрое выражение лица Нокса и понял, что что-то от него ускользает. Коварная улыбка говорила о том, что капитан его команды определенно что-то задумал. Моро нахмурился: — Как ты собираешься тренироваться прямо сейчас? Предлагаешь пойти на пробежку? Ночью? В принципе можно, надо.. Его монолог прервали неожиданным поцелуем, и Моро удивился наглости нападающего, который спустя несколько минут смотрел на него совершенно невинно: — Ну как тебе? — Джереми, очевидно, ждал смеха, но так как его не последовало, озадаченно посмотрел на Жана, — Понимаешь, я имел ввиду, что долгие поцелуи с тобой будут развивать мою выносливость, это была такая шут-…. Моро громко фыркнул и на этот раз сам первым поцеловал тараторящего Нокса. Они наслаждались близостью ещё полчаса, после чего снова легли спать, перед чем Джереми много раз спросил, нормально ли будет, если они лягут вместе и не стоит ли ему лечь на другую кровать, будет ли Жану комфортно, нужно ли ему что-то для спокойствия. На его расспросы Моро кратко, но честно ответил: «Да, нужно», после чего Нокс вскинул голову в ожидании, а Жан продолжил: «Мне нужен ты». Джереми мило, как отметил про себя защитник, покраснел, и больше вопросов не задавал. Он лег рядом и позволил Жану обнять его, чтобы потом прижаться спиной к груди нападающего и мягко сказать, зевнув: «Спокойной ночи, Жан». Через четверть часа, когда Джереми уже заснул, Моро смотрел на мирно вздымающуюся грудную клетку нападающего и, перед тем, как тоже погрузиться в сон, он пробормотал: — Я, наконец, счастлив. На улице дул прохладный ветерок, медленно разгорался рассвет, а солнце освещало своими первыми лучами дома. В комнате общежития одной из лучших команд лиги, Троянцев, мирно спали два человека, прижавшись друг к другу. Их сон ничто не тревожило и мягкое сопение, слышимое из окна, уносил с собой мягкий утренний бриз. Под окнами общежития, сидел пожилой мужчина, лет шестидесяти, с мягкими морщинами на лице. Заметив двух котов, первого с белой, как снег, шерстью, яркими рыжими пятнышками на спине и мордочке и второго, черного, с выразительными серыми глазами, которые, казалось, смотрели в самую душу. Пушистые грелись на солнышке, прижавшись к друг другу. Мужчина добродушно улыбнулся и, вставая, пробормотал: — Эх, хорошее сегодня утро! — И, потянувшись, незнакомец поспешил по делам. Да, утро и впрямь было хорошим.