Боярышник

      Вечерело. Солнце тянулось к горизонту медленно и непреклонно. Нас можно было назвать забредшими путниками, которые ищут отдых и получасовой покой. Ноги уже налились свинцом и отказывались поочерёдно сменять друг друга. Но мой энтузиазм не угасал, поэтому я тянула сестру за собой вперёд, в неизвестное.       Да, моё родное село – это нечто неописуемое, особенно в лучах закатного солнца. Но жизнь сложилась так, что сейчас я живу в другом городе, вдали от малой родины. Примерно несколько раз в году мне удаётся вырваться из городской суеты и сменить тесноту пыльных зданий на простор сельских улиц с размытыми дорогами. Здесь меня всегда ждут родители и младшая сестра Марина. Так вышло, что я родилась на 7 лет раньше, чем она, поэтому, когда я переехала в другой город учиться, а потом и работать, она только-только перешла в третий класс.       С Мариной у нас всегда были хорошие взаимоотношения. Не могу сказать, что мы с ней особо близки; иногда переписывались, созванивались, поздравляли друг друга с праздниками. Такое же общение у меня было и с родителями: о самых важных вещах я узнавала по телефону. А что касается интересных историй или просто знаменательных событий (таких как семейная поездка или появление в нашей семье отличницы в лице Марины), меня уведомляли только лично, по приезду домой. Вот так приедешь, зайдёшь в дом, а там мама уже наготовила гору вкусностей, папа сидит с самогоном собственного производства. Обнимешь родных, сядешь за стол, заговоришь о своих делах, спросишь об их жизни, и так хорошо на душе становится, будто снова возвращаешься в беззаботное детство.       В последний раз я была у родителей в феврале, когда всё-таки получилось, вырвавшись из лап системы, получить отпуск. Отдыхалось в селе крайне хорошо: солнце не грело, но для февраля в степи было очень тепло. Слишком тихо, иногда так, что в ушах звенит. Казалось, что люди вообще не выходят на улицу; только дети изредка сотрясали улицы радостными воплями. Даже по вечерам встречались лишь бабушки, замотанные в шерстяные платки. Пожилых людей здесь много, прямо как голубей на проводах.       Обычно утром я помогала матери с домашними делами, днём валялась на старом, повидавшем многое, диване с какой-нибудь очередной книгой ужасов в руках, а вечером из школы приходила сестра, и мы вместе играли в настольные игры, рисовали или смотрели женские сериальчики. Помню, как-то раз она учила меня лепить из глины… Но больше всего мне нравилось гулять с Мариной. До одного случая.       В те дни мы очень часто выбирались из дома, ходили по улицам, сворачивая в неизвестных направлениях. Мы бродили бесцельно до тех пор, пока не начинали гудеть ноги. Радовали меня в таких прогулках постапокалиптические пейзажи, старые дома с ярко-голубыми ободранными створками, голые крючковатые деревья, раскинувшиеся так, что и проводам негде висеть. Ещë нравились мне тропинки из грязи и щебня, что должны были служить дорогами. Какой ужас, здесь ведь должны проезжать машины… Мне кажется, что автолюбители моего энтузиазма не разделили бы. В отличие от городских линейных улиц, здесь проулки всегда расположены под каким-то хитро изогнутым углом. Они могут напоминать загогулины, зигзаги, некоторые просто петляют, стелются волной. А некоторые начинаются в одном месте, а потом растягиваются в разные стороны, делятся на два, а то и на три конца. Большинство улиц вело в центр села, где находились все административные здания и главная торговая улица. Однако гораздо большую ценность для моей любознательной натуры представляли Богом забытые улочки. Они выводили идущего либо за село, в поля, либо в небольшой лесок, который, впрочем, тоже находился за сельскими пределами. Нравилось мне раньше исследовать новые тропки; уходить из дома по одному пути, а возвращаться совершенно по другому.       В тот вечер, когда я снова потянула Маринку гулять, мы пропетляли по десятку переулков, переходили через мостики, которые не вызывали у нас доверия, ковыляли между почти развалившимися маленькими домиками по заросшим тропкам, и в конце концов вышли в поле. Вдоль его левого края бежала речушка в овражке. На противоположной стороне, за овражком, раскинулась неизвестная узкая улочка, состоящая из одного ряда стареньких домишек. Мой энтузиазм разошёлся с новой силой. Пейзаж меня заворожил.       Я протянула сестре свой мобильный, попросила сфотографировать. Позировала я на фоне тяжёлых, серых, с синеватым отливом, туч, сидела на жёлто-коричневой, как будто пожёванной кем-то, траве, бегала между голых деревьев с рельефной, почти чёрной корой. А на одном из фото даже указывала на стадо коров. Одна половина неба была забита грозно нависающими тучами, а вторая сияла голубизной и золотистым солнечным светом. В феврале солнце всё ещё садилось рано, поэтому в пять вечера оно неуклонно начало падать за горизонт. Солнечные лучики добавляли особую теплоту и фотографиям, и нашей прогулке. После ещё парочки сотен сделанных фотографий мы решили идти дальше.       – Мне кажется, дождь будет. Может, повернём домой? – Марина глянула на меня, глаза её были полны надежды. Она еле волочила за собой ноги.       – Да, сейчас повернём. Только давай пройдём вдоль речки, дальше по полю, перейдём через какой-нибудь мостик, а потом пройдём по другой стороне в направлении дома? Там вон улица какая-то, куры бегают, – на лице сестры растянулась ехидная ухмылка, и тут же я почувствовала несильный толчок в локоть.       – Можно просто сказать: «Марина, я лечу, как с торпедой в одном месте, и не могу остановиться», - пародировать меня у неё получалось крайне нелепо. Это вообще не было похоже на меня!       – Ой, ну, даже если так... Давай пройдёмся? Дождь точно будет, но не в ближайшее время, а солнце сядет только часа через полтора. Времени ещё вагон и маленькая тележка. Найдём какой-нибудь мостик, перейдём и домой двинем. Должны же здесь быть мостики. Люди же, когда коров на пастбище выгоняли, не через речку прыгали? – я обернулась на стадо. Животные мирно жевали траву и изредка вздёргивали хвостами. А действительно ли мост может выдержать это стадо?       – А откуда такая уверенность, что мост должен быть? – последние два слова она повторила так, как будто снова пародировала меня. Нет, она именно этим и занималась, – У подружек спросила? – Маринка кивнула в сторону бурёнок. Спустя секунду, до того, как моё лицо исказилось в крайнем возмущении, её улыбка растянулась от уха до уха и засияла ярче, чем солнце. Я почувствовала себя дантистом, потому что смогла сосчитать все её зубы.       – Какая ты противная, надо было тебя потерять где-нибудь. Цыганам, что ли, на мыло продать? – Я скорчила наигранно задумчивое выражение лица, приложив ладонь к подбородку.       Раздался её заливистый заразительный хохот. Я не выдержала, подхватила эту волну позитива и тоже рассмеялась. Не торопясь, продолжая смеяться, мы продолжили путь вдоль реки, по неизвестному нам полю. Периодически моя галерея в телефоне пополнялась новыми снимками природы и селфи. Позади оставались деревья и холмы; река изворачивалась как змея.       Пейзаж на протяжении всего пути был абсолютно одинаковым. Вот на вид новое дерево, вроде даже размера другого по сравнению с предыдущими, а если не приглядываться и идти, не следя за дорогой, то кажется, что все они идентичны. Или, что ещё хуже, кажется, что это одно и то же дерево. Так не бывает в природе. Выглядело это странновато, но в общем пейзаже уместно. Такое же чудо происходило и с кустарниками, и с мусором в реке, и даже с перегнивающими кучами сена. Даже дома на другой стороне реки казались похожими на те, мимо которых проходили мы с сестрой десять минут назад. Такое чувство, будто у инженеров этой части села наступил экзистенциальный кризис. И если сначала я шла вдоль мелкой грязной речушки и за разговорами сестры не замечала этого, то в какой-то момент всё поменялось.       Время шло, мы тоже. Сестра всё такая же весёлая, но уставшая, а я к тому времени была выжата как лимон. Никакого мостика мы до сих пор не нашли. Была идея перепрыгнуть через речку, бегущую в овраге. В конце концов, овраг глубокий, но сама речка мелкая. Даже если сорвёшься – максимум, что тебе грозит, – это грязь по колено. Но что могло заставить взрослую, уравновешенную девушку, не имеющую никаких ментальных проблем со здоровьем, перепрыгивать через овраг? В здравом уме я бы тоже ответила «ничего», но мысль перебраться через реку посещала меня всё чаще и чаще.       Я начала узнавать ставни в окнах, собаку, спящую у дома, даже стадо коров, которое мы прошли в самом начале пути. Такого просто не могло быть, но вещи, которые я должна была видеть впервые, я помнила. И это было не дежавю – я точно знала, что мы уже видели всё это. Всё повторяется. Как в зажёванной пластинке. По спине пробежал холодок, во рту стало как-то вязко и сухо. Я обернулась через плечо. Начала пути не было видно, там простиралось лишь всё то же поле, та же речка, те же дома. Мелькнула мысль: «накручиваешь себя».       Бывает такое, когда человек хочет испугаться, жаждет этого. Вызывает всяких пиковых дам и гномиков, ходит с друзьями в недостроенные или заброшенные здания, рассказывает страшные истории на ночь. Людям нравится ощущение страха, и мне, как любительнице ужасов, тоже было это не чуждо. Но где-то в глубине грудной клетки зашевелился, заизвивался липкий червячок, шептавший предостережения. И каждый раз, когда я вылавливала краем глаза всё новые (а вернее, уже не новые) предметы, он будто вгрызался в мой рассудок, пытаясь его разорвать. Я чувствовала, что что-то не так. Я не понимала, что происходит, но я ничего не предприняла. Списав всё на свою усталость, ловким движением руки я расстегнула болтавшийся на плече рюкзачок и вытащила пластиковую бутылку с водой.       – О, – воскликнула сестра, – Я тоже пить хочу! – Открыв бутылку на ходу, я приложила её влажное горлышко к губам. Прохладная жидкость остудила мои волнения, расслабила иссушённое горло. Наслаждение такое, будто после кросса в школе подбегаешь к кранику с водой и начинаешь жадно глотать освежающую спасительную воду. Я сделала ещё несколько глотков, и бутылка перешла в руки Маринки. Она прилипла к ёмкости и встала на месте. Я остановилась рядом с ней. Закат догорал своими последними лучами, которые старательно пробивались из-за наступающих грозовых туч. Я огляделась. Собака, которую мы проходили уже, наверное, в четвёртый раз, смотрела на меня. Она лежала на том же месте, где и в прошлый раз, только сейчас её голова была повёрнута в нашу с Маринкой сторону. Чувство сухости в горле вмиг вернулось и тут же перерастало в какой-то комок, состоящий из напряжения и чего-то непонятного. Я нервно сглотнула.       Встряхнула головой.       «Подумаешь, собака смотрит. Как будто это что-то странное. Как будто это может быть страннее того, что мы её уже несколько раз проходили», – думала я.       А потом тут же осеклась: «Как это проходили? Не может быть. Что я такое думаю?».       Раздавшиеся резкий вздох и звук мнущейся пластиковой бутылки заставили меня вздрогнуть всем телом, развернуться на 180 градусов на источник звука, да так резко, что мои шейные позвонки чуть не вылетели из стройного позвоночного ряда. Перед глазами возникла сестра. Она глубоко вздохнула и нечаянно, по всей видимости, нажала на бутылку.       – Блядь, ты меня напугала, когда опускала эту хрень! – мои нервы нашли выход в чём-то вроде шутки. Марина захихикала.       – Сорян. Такой кайф, когда холодную водичку пьёшь... А чего ты пугаешься? – Она вопросительно уставилась на меня, немного склонив голову набок.       – Да ничего. Просто.       На этом тема моего страха больше не поднималась. Бутылка вернулась ко мне в рюкзак, а сестра продолжила рассказывать мне истории про школу, игры, знакомых, какого-то мальчика. А я всё чаще вертелась по сторонам.       Когда мы прошли ту собаку в пятый раз, она всё так же следила за нами. Стоя на четырёх своих маленьких лапках, она поворачивала голову вслед нашим движениям. Стадо коров в свете сумерек больше походило на большое тёмное пятно, но даже с моим зрением было видно, что голова каждой особи повёрнута в нашу сторону. Они провожали нас взглядом. Они не мычали, не ходили, не жевали. В окнах домов показались лица людей, наблюдавшие за нами. И с каждым новым разом, когда мы проходили мимо полуразрушенных старых домом, в окне появлялось ещё одно лицо, смотревшее на наши удаляющиеся спины. Я уже почти бежала. Я не знала, чего я хочу в этот момент больше: найти мостик и перейти на другую сторону или вообще никогда не появляться на другой стороне реки, убежать далеко-далеко, мимо коров, мимо деревьев и собаки, туда, где есть люди. Туда, где мир не сходит и не сводит с ума.       – Слушай, ты как, нормально? Ты так ускорилась… Я даже в темноте вижу, что ты какая-то бледная, – вывел меня из моих мыслей голос сестры. Вот за кого я больше сейчас боюсь – так это за неё. В конце концов, я взяла на себя ответственность за её состояние, я же старшая сестра. А в итоге завела её в какую-то дыру, в которой творится хер знает что.       – Прости… – на мои глаза навернулись слёзы. Меньше всего я хочу её пугать. Меньше всего я хочу видеть её панику. Но ситуация казалась мне безвыходной. Я остановилась, взяла её за руку. Еë ладонь была такой холодной. Это показалось мне странным. Может, это моя кровь бурлила… – Ты не замечаешь ничего необычного?       – В каком смысле? – она заметно напряглась, увидев слезинки, выступающие в моих испуганных глазах.       – Ты вообще смотрела на дорогу? – начала было язвить я. Сейчас-то понятно, что это были всего лишь расшалившиеся нервы, но тогда моё раздражение было для меня открытием. Я же сама не хотела, чтобы Маринка замечала происходящее вокруг, а тут вдруг упрекаю её. Я встала так, что перед моими глазами раскинулось поле, а дома с искривлёнными физиономиями остались за спиной, всмотрелась в глубь поля. Зрение у меня, мягко говоря, не ахти, очки уже не спасают. Но и моих минусов хватило, чтобы рассмотреть в поле кое-что новенькое. Дыхание спёрло, через тело будто пустили ток. Какое-то чёрное пятно, чернее, чем всё окружающее нас в сумерках, маячило из стороны с сторону и раскачивалось. Но не приближалось. Не давало провести сознанию хоть какие-то параллели с его происхождением: ни одного ясного образа мой разум не предоставлял для того, чтобы описать танцующее в поле чёрное пятно.        – Нет, не смотрела… Но мне и не нужно смотреть, – продолжила мысль сестра, пока уровень адреналина в моей крови нарастал. Ноги приросли к земле, не в силах двинуться или присесть. Сердце заколотилось как птица в клетке, готовое выпорхнуть из груди, если только дверца откроется. Я перевела взгляд с маячившего нечто в поле на лицо сестры. Меня передёрнуло. Я оторвала руку от мертвенно-холодной ладони так, будто этот холод мог меня ошпарить. Страх заставил отступить назад, к обрыву. На лице Марины была натянута неестественная улыбка, а глаза распахнуты шире, чем обычно.       – Марина?.. – только и смогла пропищать я. Существо, стоявшее передо мной, моей сестрой не было. Я точно это знала. Я допускала мысль, что она просто пытается меня напугать, но тот самый мерзкий червячок набрал силу, скрутил моё сердце в своих объятьях и сжал – «Нет, это не она. Кто или что угодно, но не моя сестра. И вообще, Оно не живое». В глазах нет огонька жизни, они пустые, бездонные, как будто у мёртвой рыбы. И эта растянутая улыбка, которая уродовала некогда румяное лицо толстыми складками на скулах, не могла быть естественной – выглядела так, будто кожу булавками притянули к ушам.       Существо не двигалось и молча смотрело на меня. Теперь, когда монологи моей сестры (это уже была не моя сестра) стихли, в мире не осталось больше звуков, кроме бешеного стука моего сердца и ритма пульса. Я застыла. Была просто не в силах шевельнуться, и всё застыло. И стадо, всё ещё пялящееся на меня, и то, что притворялось моей сестрой, и непонятная фигура, которая плясала в поле. В круге моего зрения всё остановилось, не издавало ни звука. Но я почему-то была уверена – овраг за моей спиной не уберёг бы меня от того, что находится по ту сторону речки. Червяк снова завопил: «Они точно ползут сзади, пока ты не видишь! Обернись, давай же!».       Тут же позади хрустнула ветка.       И я обернулась.       Резко, быстро, всем телом развернулась, чтобы успокоиться и понять, что хотя бы сзади мне ничего не грозит. Но прямо на краю оврага стояли люди: высокие, одинаковые, с натянутыми улыбками и пустыми глазами. Там же стояла и злосчастная собака. Они все смотрели на меня, не издавая ни звука и не шевелясь.       «От них нельзя отворачиваться» – думала я. Паника нарастала. Моя кожа покрылась липким потом, и я уже ничего не слышала, кроме пульсирующей крови в своих ушах.       Вдруг одна мысль кольнула так сильно, что заставила скрутиться мой живот в бараний рог: они приближаются, когда я не смотрю. И повезло, что те твари на другой стороне речки. Но что насчёт тех, кто стоит в паре шагов от меня? Я снова мотнула головой в сторону моей «младшей сестрёнки». В тот момент, когда мои волосы неровно упали на плечи, в тот момент, когда я только-только поймала краем сознания суть происходящего, только тогда я увидела, как беззвучно разрывается пасть.       Это была пасть, которая с лёгкостью могла бы уместить мою голову вместе с плечами, откусить своими кривыми жёлтыми зубами всю мою верхнюю часть и даже не поперхнуться. Это она и собиралась сделать. Я уже видела, как слюнные железы затапливали открывшийся моему взору зев, как дорожки слюны растягивались вслед за открывающимися челюстями.       «Вот и всё», – думалось мне. Мысленно я сравнивала пасть своей бывшей сестры с тем, как распускается бутон цветка на рассвете. Только сейчас уже поздние сумерки, да и смердящую пасть, обдающую жаром, тяжело назвать цветком. Челюсти существа схлопнулись, со свистом разрезая воздух, и мерзко клацнули пустотой. Звук удара зубов друг о друга вывел меня из животного оцепенения.       Осознала я, что случилось, когда уже бежала вслед за кем-то, кто тянул мою руку в глубину этого грёбаного поля, вдоль этой реки. Ноги сами несли меня, в голове вопросов не возникало никаких, кроме одного: «значит, этот стук был не хруст моих костей?».       Я и мой спаситель неслись через мёртвые деревья, продираясь с усилием сквозь темноту, как будто бы она имела плотность. Казалось, что она становится вязкой, а тело становилось менее и менее послушным. Рука, за которую меня схватил бегущий впереди человек, онемела, а вторая безвольно мотылялась за телом. Казалось, что только ноги в курсе, что тело бежит и что ему необходимо сейчас бежать. Даже червяк, который так усердно сверлил мою душу страхами до этого момента, исчез, и не осталось ничего больше, кроме бега, человека впереди и тяжёлого дыхания.       А нет, есть ещё кое-что.       Я обернулась через плечо.       И тут же моё сознание магическим образом сцепилось с телом, синхронизировалось. Мои ноги понесли меня так, что я выбежала на один уровень со своим спасителем. Рука, безвольно волочащаяся до этого, как будто с новой силой заработала, помогая прорываться сквозь тьму вперёд. Тело и душа теперь двигались в едином ритме, как это и должно быть.       Непонятная тварь ползла по полу, неестественно выгибая колени и локти существа, которое должно было быть моей сестрой. Голова была повёрнута так, что подбородок смотрел вверх, а лоб – вниз. И двигалась оно настолько быстро, насколько вообще это возможно в таком положении. В тот момент, когда я обернулась, его язык почти коснулся моей руки. Я была уверена, что одного касания хватит, чтобы остановить меня, парализовать, лишить возможности бежать, прятаться, лишить жизни. И только мысль, что меня не сожрали, но всё ещё могут, позволила моему телу включить режим животного выживания.       Несмотря на жгучую боль в лёгких, я летела вперёд, крепко держа за руку живого, настоящего, тёплого человека.       – Поворачивай! – крикнул знакомый голос, и я остановилась буквально на долю секунды, чтобы понять, чей это голос и куда поворачивать. Фигура спасителя снова выбежала на передний план и дёрнула меня влево, в какие-то высокие колючие кусты, прямо к речке. Но и этого необдуманного движения хватило, чтобы ощутить на своей ноге что-то лишнее.       Спаситель, которого я почему-то до сих пор не могла узнать, тянул меня вперёд изо всех сил. Только вот левая нога беспрепятственно могла продвинуться дальше, а правая упорно не хотела двигаться. Я снова обернулась и увидела то, что почти свело меня с ума. Пасть той твари, которая двигалась за нами с невероятной скоростью, теперь спрятало в своих недрах мою, чёрт возьми, ногу.       Оно схватило мою ногу по самое колено, о боже!       Мой животный вопль разрезал ночную тишину. Я почувствовала рывок со стороны схваченной ноги, но устояла благодаря поддержке руки спасителя. Но во второй раз тварь дёрнула меня на себя с такой силой, что я повалилась лицом в холодную, покрытую палками и колючей травой, землю. Руку, ставшую сейчас для меня синонимом самой жизни, я выпустила. И тут мне стало так горько, так плохо, так я стала ненавидеть эту неведомую зверушку, которая пыталась прокусить мои кожаные ботинки, что во мне что-то вспыхнуло и надломилось.       Схватив первое, что попалось под руки – какую-то палку – я занесла её над головой и несколько раз с силой, с ненавистью, с отчаянным желанием жить ударила в то место, где у людей должно быть лицо. А у этой твари там была наглая, довольная физиономия. Существо захрипело и сильнее вцепилось в мою ногу, начало ползти, как таракан, быстро перебирая вывернутыми конечностями. Оно собиралось утащить меня в поле, подальше от кустов и спасительной руки. Я уже чувствовала, как его зубы начинают дырявить сапоги, адски давят на кожу, прорезают её.       Странно, но тогда, когда моя голова почти оказалась в пасти, я думала, что Оно с лёгкостью меня перекусит. Оказывается, съесть меня заживо было бы не так легко – зубы его не такие острые, чтобы располовинить меня. Скорее, они бы сначала дробили мои кости, чтобы разделить меня на две части: тогда бы я не смогла убежать. А потом мне бы пришлось терпеть несколько десятков мучительных пережёвываний, пока моя голова находилась у него в пасти, пока она крошилась, давилась с сочным хрустом.       Я более остервенело начала долбить чудовище палкой. Голос давно сорвался, поэтому вместо криков я, как и тварь, издавала лишь разнотональное рычание и визжание. И тут перед глазами возник силуэт, очень знакомый настолько, что даже боль показалась не такой значительной. Марина схватила эту тварь за подобие волос и дёрнула в сторону. Кровь от головы оттекла. Я чувствовала, как моё тело каменеет. Страшно уже не было.       Вот она – Марина – живая! Живой и целый человек, который пришёл мне на помощь. Думаю, моё сознание просто пыталось найти ниточку надежды, островок разумности и спокойствия во всём этом безумии, чтобы не вырубиться от страха – и нашло. Я начала медленно отключаться.       Фрагментами я видела, как сестра что-то бросает в существо, а то, в свою очередь, орёт нечеловеческим голосом что-то на неизвестном мне языке. Потом картинки сменились озабоченным лицом Маринки. Она всё повторяла что-то вроде «всё хорошо» и «сейчас, только через мост перейдём». Потом я видела, как мы шли (вернее, она шла, а я висела на ней) через колючие кусты с чёрными иссохшими ягодками, дико напоминающими шиповник или боярышник. Потом спустились в овраг, пересекли маленький хлипкий деревянный мостик, вроде даже самодельный, и моё сознание окончательно потемнело.       Очнулась я лёжа спиной на земле. Всей задней части тела было очень холодно. Я попыталась шевельнуться, но тело слушаться не хотело, кроме того, правая нога отзывалась колющей противной болью. Я приоткрыла глаза и попыталась приподняться на локтях. Тут же ко мне подскочила сестра и, придержав меня за спину, помогла сесть. Она принялась осыпать меня вопросами о моём самочувствии, хотя на самом деле у меня вопросов было гораздо больше.       – Это что… Было? – я сделала небольшую паузу и огляделась. Мы всё так же сидели недалеко от деревянного мостика, по другую сторону от того злополучного места, где мне чуть…       – Что это было? – снова, но уже более осознанно, проговорила я.       – У нас такое бывает, нечисть всякая ходит. Но ты не переживай, всё в порядке. Из-за укуса ничего не случится, я остановила кровь. Сейчас домой доберёмся, обработаем твою ногу. Идти сможешь? – опять посыпались вопросы.       – Не-не, стой, погоди. Нечисть? Это прикол какой-то или что? – во мне закипала злость.       – Ну... У нас по селу с недавнего времени ходит всякое... Разное. И люди в общем-то привыкли, а те, кто не привык, уехали. Извини, я не думала, что при солнечном свете, ещё и рядом с живыми домами мы попадём в такую задницу... – на её глаза навернулись слёзы. Я не поняла, почему, но и у меня к горлу подкатил ком из остатков страха и обиды за себя. Маринка обняла меня за шею, уткнувшись мне в ухо. Она тихонько всхлипывала, а я всё так же ничего не понимала. Мне оставалось сидеть и поглаживать её по спине, пока она не успокоится.       Мостик, ведущий на другую сторону, остался лежать в двух-трёх метрах от нас. Всё пространство возле него занимали хаотично разросшиеся кусты, которые так же оставили на мне и сестре неглубокие, но жгучие царапинки. Потом овражек круто поднимался вверх и скрывал из виду всё, кроме ночного неба. По другую сторону, где сидели мы, спуск оврага был совсем пологим, настолько, что я почти полностью видела дома, стоящие совсем недалеко от речушки.       Через какое-то время мы обе пришли в себя, засобирались домой. Был уже десятый час. Нога моя болела, колола, но ходить самостоятельно я могла. Слава Богу, что с собой я взяла рюкзак, а не сумку – телефон не выпал, и мы смогли вызвать такси.       Усевшись на лавочку возле очередного незнакомого домика, мы обе уставились в темноту. Голова гудела, как и всё тело. Вопросов в моей голове было огромное количество, но почему-то вслух я их произнести так и не решилась. Сестра начала первая:       – Ты как? – спросила она.       – Жива, и Слава Богу… – если бы я курила, думаю, от пачки сигарет не осталось бы и следа. Руки била мелкая дрожь. Но несмотря на остатки страха, я крепко сжала руку сестры. Она сначала глянула на меня, будто не понимая, что я от неё хочу, но потом, приглядевшись к моему, я уверена, ещё бледному лицу, она начала свой рассказ.       – Ну, в общем, всякое недоброе у нас появилось. Где-то год назад село всколыхнулось новостью о какой-то неведомой херне. Если кратко, то люди у нас к порчам, сглазам и всему такому привыкли больше, чем городские. Ты и сама знаешь, что я тебе рассказываю... – она сделала паузу, глубоко вздохнула, – Вот поэтому паниковать никто не стал. Те, кто мог уехать – уехали, как я уже и говорила... А те, кто не мог – остались, приспособились. Да и в общем-то, ничего из ряда вон выходящего не происходило именно потому, что мы привыкли. Например, ночью лишний раз одному ходить не следует. Или, вот, тоже, – она кивнула в сторону мостика, – высаживают люди возле переходных мест всякие отпугивающие растения.       Она остановилась, замолкла, смутилась. Сестра видела моё ничего не понимающее лицо, а я, в свою очередь, молчала и покорно ждала, пока она продолжит рассказ, чтобы не вспугнуть её, не обидеть. Как будто мне было жизненно важно узнать, что тут такое происходит. С минуту мы просидели молча, потом она в который раз вздохнула и продолжила:       – Это кусты боярышника. Говорят, он от нечистой силы оберегает. Сами ветки не особо эффективны, большую пользу ягодки приносят, – она сунула руку в карман штанов, пошарила в нём немного и достала парочку иссушенных гнилых ягод. Действительно, это был боярышник. – Конечно, из него лучше делать настои, отвары или какие-нибудь обереги. Тем более, как говорят, наиболее сильным считается спелый боярышник, а не эта иссохшая бедолажка, – она усмехнулась, закинула голову вверх и продолжила.       – Я пыталась бросаться в Него палками боярышника, а потом дошло, что ягодки и бросать легче, и отпугивают они Его больше. Кроме того, ты как-то умудрилась пробить Ему палкой…       – Ой, не напоминай… А то тошно становится…, – пролепетала я.       – Что именно это такое – никто не знает. Да и дéла большого никому нет. Даже я знала, что вроде что-то завелось у нас; из школы раньше стали отпускать, чтобы допоздна дети не сидели, и новый автобусный маршрут проложили специально для школьников. Ну, думаю, есть и есть – хрен с ним. Но мама мне кое-что рассказывала...       – Мама?! – удивилась я, – А она откуда знает? И почему, если все знали, никто не сказал мне? – появилась какая-то странная обида. Тут по селу бегает какой-то монстр, а я об этом не знаю. Учитывая мою любовь к прогулкам, можно же было догадаться, что рано или поздно я на такое наткнусь!       – Мы не должны были его встретить, – голос её помрачнел, – Во-первых, днём Оно не ходит. Во-вторых, на людей не нападает. А если всё-таки хватает, то крайне редко: если найдёт кого-нибудь одинокого ночью в поле или в лесу. Ну и ещё, мне вот что мама дала, – она снова засунула руку в карман и на этот раз слишком быстро извлекла оттуда непонятный вощённый мешочек. Запахло свежескошенными травами.       – Это трава?       – Да, это крапива. Она тоже зло всякое отгоняет. Еë соседка заговорила. Ну и по идее, эта штука должна работать как оберег. Мне его передала мама, она же мне и рассказала, что и как делать при встрече с нечистью. А тебе никто не рассказал, потому что ты здесь появляешься раз-два в год, и пугать тебя зря никто не хотел. Да и не должна была ты об этом знать – это не было чем-то важным... – она не успела закончить.       – Ага, не было важным. Эта дичь мне сначала чуть голову не снесла, а потом пыталась отгрызть ногу! Это, по-твоему, не важно?! – я закипела. Жгучее чувство заметалось в груди. Я вскочила с лавки на ноги, но тут же мне пришлось сесть обратно – боль напомнила о себе.       – Извини... - прошептала Маринка, – этого не должно было случиться.       – Расскажи мне всё, что случилось там. В поле. С самого начала, – я направила взгляд в тёмное пустое небо. Ни одной звёздочки. Не на что смотреть. Но я до ряби в глазах вглядывалась в темноту, просто чтобы отвлечься. Чтобы не смотреть на сестру, на тот чёртов овраг и на треклятые кусты.       – Когда мы вышли к этому полю, было ещё светло, и я думала, что мы в безопасности. Тем более сначала всё было хорошо. Потом я начала замечать, что чем сильнее темнело, тем больше ты походила на запуганного кролика. Я начала беспокоиться, но виду не подала. Подумала, что ты опять сама себя напугала. Извини… – она снова извиняется... Меня начало это раздражать, но я не промолвила ни слова, – Потом, когда мы остановились попить воды, я выпила половину бутылки, на мгновение прикрыла глаза и… Тебя не оказалось. Только что тут была, а уже нет. Я огляделась, поняла, что не вижу тебя. И до меня дошло, что мы всё-таки вляпались. Меня, видимо, эта тварь затащить в свой закольцованный мир не смогла, потому что у меня была с собой свежая крапива, – она крутила в руках мешочек со спасительной травой, а у меня в голове крутился вопрос: «Что за закольцованный мир?», но я снова решила промолчать. – Я просто не подумала, что Оно может приблизиться к тебе, ведь у меня был… – она снова остановилась. Я услышала тихие всхлипы, но не смогла заставить себя ни обнять сестру, ни сказать что-либо. Мне всё ещё было больно смотреть на неё и на всё окружающее.       – Потом я всё-таки нашла тебя, схватила за руку. Ты была будто в трансе, а эта штука уже открыла пасть, чтобы… – У меня перед глазами опять возникли ряды острых зубов, глотка, слюна и зловонный запах, – Мы побежали. Я не знала, куда мы бежим, просто надеялась на чудо. И чудо свершилось. Пока мы бежали, я увидела мостик и какие-то кусты. Сразу поняла, что это был боярышник, потянула тебя туда. И мы практически пролетели сквозь эти кусты, но я почувствовала, что я больше не держу твою руку. Ты так кричала… Я никогда не слышала такого крика. Я испугалась, застыла и… Когда увидела, что Оно пытается утащить тебя в свой мир, я начала кидать в Него палки и ягоды. Думаешь, звучит как бред? А вот и нет. Боярышник оставлял на Нём чёрные следы. Понятия не имею как, но я так осмелела, что даже получилось пнуть Его ногой. Он взвыл и свернулся клубком. Я тебя подхватила, унесла оттуда в это место. Здесь безопасно. К кустам Оно приблизиться не сможет, не то что пройти. Боярышник отгоняет нечисть. Ты потеряла сознание и недавно проснулась. А дальше ты знаешь…       Мы обе молчали. Такси всё ещё не приехало. Может, таксист чувствует, что ехать сюда – плохая идея, поэтому просто игнорирует наш заказ? Теперь и Марина смотрела на небо.       – Когда Оно меня схватило, мы были уже в кустах, – вдруг до меня добежало осознание.       – Что? – переспросила сестра. Она не столько не поняла, сколько не хотела понимать.       – Мы почти пересекли кусты, когда Оно дёрнуло меня и потащило неизвестно куда. Оно было в кустах… Без проблем просунуло через них свою страшную рожу и схватило меня... – страх снова начинал холодить каждую клеточку моего тела, - Эта штука спокойно прошла через боярышник, – на лице сестры читалась смесь ужаса и удивления.       – Это невозможно… Я же отогнала Его именно этим боярышником. Либо дело в свежести ягод, либо Он слишком сильно хотел есть.       Вдруг улицу ослепил яркий свет, приближались звуки рычания мотора. Было ясно: подъезжает автомобиль. Удивительно, но таксист всё-таки приехал. Машина неспешно перекатывалась с боку на бок по мятой дороге. Марина привстала, поправила свою куртку, отряхнулась и молча подала мне руку. Я смотрела на протянутую ладонь. Хоть обида всё ещё не умолкала, я понимала, что она спасла мне жизнь. Если бы не сестра, я не знаю, нашли бы меня потом. Я крепко сжала её руку уже в который раз за этот вечер.       По-удобнее усевшись в машине, я пристегнула ремень. Марина, сидевшая рядом, назвала адрес родительского дома, и машина, качнувшись, неуклюже поползла по дороге, как косолапый мишка. Я уставилась в окно. Маленькая улочка со старыми домиками, аккуратными клумбам.. Только окна домов горели жёлтым светом, напоминая, что здесь ещё живут люди. Машина не без труда развернулась на неровном пятачке возле дома и двинулась обратно – по направлению, откуда приехала. Двигались мы медленно, и через окно со стороны сестры я видела, как проплывает мимо нас лавочка, на которой мы только что сидели.       «Наверное, она ещё тёплая,» – подумалось мне. Зачем-то я обернулась. Мне захотелось посмотреть в своё окно, на тот мостик, на те кусты. Как будто хотелось себя успокоить.       Но свет фар машины на пару секунд осветил широкую улыбку, рыбьи глаза, перевёрнутую голову и вывихнутые конечности. Оно стояло на мостике. Оно медленно махало мне своей рукой, провожая взглядом. Оно перешло через боярышник. Машина проехала мимо.       С тех пор я не перестала приезжать к родителям. История эта несколько смазалась в памяти, и больше напоминала страшный сон. Но прокусанные дорогущие кожаные сапоги и шрамы на ноге являются доказательством того, что мне это не приснилось. Теперь, когда я приезжаю к родным, мы всегда сидим дома. Я даже днём стараюсь не выходить на улицу.       Я навсегда запомнила свой крик в тот момент, когда тварь схватила меня. Но никто из людей, кроме моей сестры, не вышел на помощь. И если б не она – меня бы уже не было. Если вдруг ночью со мной что-то случится – точно никто не поможет. А днём рисковать я тоже не собираюсь, даже при том, что родители решили сделать мне оберег.       Да, я не испытываю панического ужаса. Человек – удивительное создание. Ночью ты можешь быть до смерти напуган и быть уверен в существовании всего на свете, а с наступлением утра все ночные кошмары как будто становятся лишь отголосками сна, плохого настроения или нездоровья. Мне жутковато оставаться дома одной днём, но не более. Всё равно компания родителей и сестры важнее страхов.       Я так думала. И думала я так ровно до того момента, пока посреди ночи, стоя в родительской кухне, я не услышала какой-то странный звук за окном, напоминающий клацанье зубов.