Сквозь ладан

Мрачное, нарочито затемнённое помещение освещали лишь неоновые надписи на стенах и неприятная подсветка у шестов, вокруг которых крутились полуголые девушки. У барной стойки толпятся в очереди, на кожаных диванах сидят и лежат, удовлетворяя животные потребности друг друга, бессмертные. Музыка так громко бьёт по ушам, что стонов не слышно. Этот ночной клуб — один из многих сотен таких же имений демона похоти, разбросанных по всему Аду. На этого демона работаю я — новоиспечённый суккуб, которому надо питаться чьей-то энергией, а здесь за это ещё и содержат. Моего босса зовут, как известно из Библии и книжек по демонологии, Асмодей, сокращённо — Ади. Рыжий, властный, но на удивление лёгкий в общении, он с радостью позвал меня к себе работать, когда я только появилась в Аду. Лакомая добыча каждую ночь, такие сорты похоти — невиданное угощение, я с аппетитом согласилась, за что вскоре получила неплохую квартиру и рабочее место со свободным графиком. Ночами соблазняю демонов, по весне — людишек, мне достаётся сытная пища, ему — новые имена в списке душ, которыми он владеет буквально или психологически. Всё честно и просто, без контрактов, зловеще подписанных кровью, или рукопожатий, скреплённых ею же, без вверений своей души, хотя вряд ли таковая всё ещё при мне. На Ади работают как суккубы напару с инкубами, так и эскортницы, заложившие за «безопасное» рабочее место тело и душу. Кто-то скажет, что я — шлюха, но поверьте, он будет жуть как неправ. Формально-то я свободна как ветер. Однако, да, природа моя вынуждает быть зависимой от эйфории, получаемой во время соитий, заставляет питаться энергией разврата, снова и снова разливая по венам сладкий яд, отравляя и принося жизнь. Никто не имеет права осуждать меня за мой образ жизни, ведь я его не выбирала. У меня не спрашивали, каким именно демоном я хочу стать, я просто вынуждена делать всё это, чтобы продолжать своё бренное серое существование. Я — суккуб, демон похоти и разврата, но я не торгую своим телом; я живу за его счёт, а это не одно и то же. Продажных девиц берут, не спрашивая, а я сама кого хочешь возьму, демоны и люди, с которыми мы спим — не клиенты, а одноразовая добыча. Так что не стоит путать понятия, я — не недолюбленный инфантильный ребёнок, ушедший в эскорт в поисках нежности. Совсем напротив, меня растил прекрасный любящий отец, мать конечно умерла в детстве, но мне её вовсе не нехватало. Нет, я не тоскую по ней, даже сейчас, находясь в Аду, я не думаю, что мне необходима была «правильная женская модель поведения, чтобы вырасти нормальной», как считают людские психологи. Что за бред сумасшедшего? Я и так нормальная. Не курю, не пью, не торчу, не пошла по жёлтому билету. Чёрт, да я даже не ношу вульгарную одежду и почти не крашусь, о каком ещё «нормально» может идти речь? Я даже сейчас, на работе, не выгляжу пошло, хотя может и стоило бы. Чёрное мини платье с полупрозрачными рукавами фасона «Мария», аккуратно уложенные волнистые каштановые волосы, пятнадцатисантиметровые каблуки, матовые губы в оттенке «пыльная роза» и едва заметные острые стрелки во внешних уголках глаз, на шее покоится ожерелье, сплетённое мною из бисера лавандового цвета. Сложно представить более скромный образ для работы в ночном клубе, не правда ли? А ведь мои товарищи по званию «демона похоти», если присмотреться к диванам неподалёку, уже и вовсе без одежды. Что немудрено — на часах полночь, пора бы и мне сорвать с себя одежду и как следует подкрепиться. Безалкогольной пино-коладой ведь не наешься, нужен секс. Помнится, когда училась в католической школе, нам вместо уроков полового воспитания читали натации о целомудрии и его исключительных преимуществах с таким энтузиазмом, что казалось, будто стоит потерять девственность, как сразу на тебя обрушится гнев Божий и ты умрёшь в муках. Но подобные лекции, как можно наблюдать исходя из моей дальнейшей судьбы, не возымели должного эффекта, и всё чаще, стоя на коленях в соборе, меня стали посещать вполне себе порочные мысли о том, например, как я так же стою на коленях, но уже перед кем-то, кому расстёгиваю ширинку. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям, пора на охоту. Госпожа фортуна сегодня на моей стороне, вот лёгкая добыча присела рядом. Парень лет тридцати с виду в атласной алой наполовину расстёгнутой рубашке и чёрных брюках, одно крыло чёрное, другое — белое. Метис ли? Частые красные пряди его волос, часть которых была собрана в хвост, прятались в чёрной копне, как кровь в пепле. На шее его красовалось увесистое серебристое украшение, строением напоминающее скелет позвоночника. Голубые глаза сверлят меня слегка заинтересованным взглядом. Я отставила коктейль всторону и ответила на его взгляд, позволяя своим чарам выйти на волю и обворожить его. — Я не видела тебя здесь раньше. Ты не местный? Широкие брови метиса немного расслабились, его губы расплылись в нейтральной улыбке, а сам он оживился, как-бы готовясь к беседе. — Я из столицы. Приехал по работе, — он пробежался по мне взглядом, оценивая, и бесстыдно прикусил губу. — Слышал, здесь вновьприезжим оказывают по-настоящему тёплый приём… — его взгляд потемнел, когда я, в любопытстве приподняв одну бровь, повернулась к нему всем телом и моё без того короткое платье само собой слегка приподнялось. — Не окажешь? Я ухмыльнулась. «Птичка в клетке», — раздалось в моей голове. Низ моего живота потянуло от желания, кровь прилила к щекам. Я по-лисьи хитро улыбалась, говоря коварным тоном. — Куда именно ты хочешь, чтобы я оказала тебе «тёплый приём»? Метис облизнулся, опустив взгляд на мою медленно вздымающуюся грудь. — Куда тебе угодно, красавица. Это было сказано слишком развязно, чтобы держать себя в руках. Я приблизилась к нему и, схватив за ворох рубашки, оседлала метиса. Он сжал мою талию, прижимая к себе, таким образом заставив меня прогнуться в спине, после чего погладил бедро, задрав юбку. Одна его рука проникла под мою одежду и отодвинула в сторону насквозь промокшую ткань, а другая сжала запястье и прислонила мою ладонь к паху парня. Я стала послушно проводить вверх-вниз по его стволу, чувствуя, как мужская рука начинает ласкать мою плоть. Пусть думает, что ведёт, так даже интересней. Я прекратила свои действия, когда почувствовала внутри себя два его пальца и откинулась назад, закатывая глаза. Мой стон утонул в звуке музыки, так беспощадно вводящей в транс и заставляющей утонуть в омуте плотских утех. Свободной рукой метис завёл мне запястья за спину, сжимая так сильно, чтобы я не могла пошевелить руками. Продолжая движения внутри меня, он стал то сочно и со страстью целовать мою шею, то кусать её, то оставлять алые засосы, которые исчезнут через пару минут, будто их никогда и не было. Чары суккуба развращают даже самое целомудренное сознание, что уж говорить о таких вот индивидах, частенько просиживающих деньги в местах, вроде этого. Каждой клеткой своего тела я чувствовала, как энергия бессмертного проникает под кожу. Вот оно — это чувство: больше, чем просто эйфория, сильнее, чем экстази, ожесточённей, чем наркотик в вене, роднее, чем окситоцин с эндорфином. Я была готова впитать этот нектар весь, весь без остатка, до последней капли, неважно, с кем, где, когда и как, я должна принять свою долгожданную дозу. Я жду. Жду нетерпеливо, с остервенением жду желанного момента. Но что-то не так. Он остановился, что-то определённо не так, как я хотела. Жгучий взгляд на спине, знакомая рука легла на моё плечо. Я знаю, кто это, но зачем он пришёл? — Господин Астарот, — деловито улыбаясь сказал мой босс тому парню, с которым я из-за него не успела потрахаться. — Я вынужден украсть у вас эту девушку. Надеюсь, это не составит проблемы? Здесь много других девиц, которые будут рады угодить Вам. Я стиснула зубы от злости. Астарот еле слышно недовольно выдохнул, но внешне остался совершенно невозмутимым и нехотя отпустил меня. Я знала, ему сейчас нет дела ни до кого, кроме меня, но с самообладанием у парня оказалось всё в порядке и он позволил Ади забрать меня у него. Рыжий демон приобнял меня за талию, уводя из шумного помещения в звукоизолированный коридор. Едва за нами закрылась дверь, как я вспылила, в гневе вырываясь из рук парня. — Какого чёрта, Ади?! Забирать пищу у суккуба — да это низость! Он беззаботно улыбался, хватая меня за запястья, чтобы я, чего доброго, не ударила его в порыве гнева. — Прости, милая Вики, но к тому, к кому я тебя виду, следует идти натощак, — сказал он спокойным терпеливым тоном, не предвещающим для меня ничего хорошего. Я непонимающе нахмурилась, вгоняясь в ступор, и демон отпустил мои запястья. — Что ты имеешь ввиду? Куда мы идём? — тихо спросила я. — Ну, не надо смотреть на меня такими испуганными глазками, детка, — Ади двумя пальцами обхватил мой подбородок. — Если будешь хорошей девочкой, то тебе там понравится. В панике я почти истерично оттолкнула его. — Я тебе не «детка»! — крикнула я, сжимая кулаки, готовая защищаться, но мои действия вызвали у демона лишь усмешку. — Мне нравится твой нрав, Вики, но не перебарщивай. Успокойся и иди за мной. Я не могла ослушаться, но попытаться отчасти прояснить ситуацию я могла. — Скажи хотя бы, к кому ты меня ведёшь, — взмолилась я, с надеждой заглядывая в янтарные глаза. — Пожалуйста. Не прекращая идти вглубь коридора, когда мы уже зашли в вип-зону, Ади наконец подал голос. — К господину Люциферу, — сказал он строго, будто вынося приговор. — Довольна? Мои глаза расширились от удивления, когда я услышала имя первого по значимости демона во всём Аду. Меня начало одолевать навязчивое чувство тревоги, чувство, что так быть не должно, словно что-то там непременно случится. — Ты хоть понимаешь, в чью постель меня подкладываешь? — говоря это, мой голос дрожал от страха, я шла к самому дьяволу, я шла в неизвестность, не зная, чего ждать. — Почему из всех суккубов и шлюх Ада он выбрал именно меня? Ади раздражённо закатил глаза. Заговорил, не глядя на меня, как если бы меня тут и вовсе не было. — Не он, а я. На этом моя спесь и поубавилась. К горлу подступил противный липкий комок страха. Я стала судорожно вспоминать, чем таким могла насолить своему боссу и в чём столь ужасном могла провиниться. Но не успела я открыть рот, чтобы сказать что-то в свою защиту, как услышала пояснение. — К таким знатным гостям положено приводить не дешёвых девок, а одну дьяволоугодную суккубшу, — тон равнодушный, до оцепенения холодный, запредельно безэмоциональный. — Так что лучше побудь послушной одну ночь, — он помолчал, а после пригрозил голосом, в котором просквозило недовольство. — Если не хочешь остаться на голодном пайке. Я молчала и не понимала, за что он так жесток со мной. Я ведь всегда выполняла свою работу самым лучшим образом, не перечила своему начальнику, а если и протестовала, то обоснованно. А он берёт и безжалостно ведёт меня на плаху, где неизвестно, что со мной будут делать. Я этого «господина Люцифера» никогда в лицо не видела, и при этом должна буду его ублажить? — Я не твоя собственность, Ади! И я имею право отказать. Видимо, мой голос прозвучал не решительно, а даже слишком жалостливо, так что демон немного переменился в лице, и оно стало изображать уже не равнодушие, а некое подобие обеспокоенности. — Ты всё ещё цела, Вики, лишь потому, что я нахожу твоё свободолюбие весьма забавным. Очевидно, он просто хотел заткнуть меня, и говорил он без злобы или угрозы, как если бы пытался неудачно соврать. Тем не менее, этого хватило, чтобы я умолкла, поджав губы, и как-то даже обидно перевела взгляд в пол, продолжая через «не хочу» идти вслед за рыжеволосым. Мы уже почти дошли до конца тёмного коридора, когда я, обдумывая наш с демоном недавний диалог, поймала себя на мысли, что испытываю дежавю. «Побудь послушной одну ночь… Так он сказал? Я где-то уже это слышала» — раздалось в моей голове далёким эхом. Наконец, Ади остановился у тупиковой двери с выгровированной на ней надписью «VIP». Отрыв оную, он посмотрел на меня недвусмысленным взглядом и кивнул внутрь, призывая войти. Я нерешительно шагнула вперёд и тут же дёрнулась, порываясь сбежать прочь. Где-то на затворках сознания я слышала звон церковных колоколов темпа «благовест», что отдавался болью по всей голове, ударяя в сознание то-ли от недостатка энергии, то-ли от предчувствия. Демон мягко подтолкнул меня, заставляя пройти в комнату, и как только я переступила порог, дверь за моей спиной закрылась с убившим последнюю надежду на побег щелчком. Я осталась один на один с далёкой, удушающей меня взглядом фигурой мужчины, что расслабленно сидел на диване и курил. Вся комната была затянута невесомой вуалью дыма, местами клубящегося, но стоило мне сделать рваный вдох, как я сразу поняла, что чую не табак. Я почувствовала запах, ни с чем не сравнимый, выедающий сердце, сжигающий душу и перекрывающий доступ к кислороду. Запах, который лишает чувств и мыслей, который невыносимой адской мукой проникает под кожу, впитывается в волосы, который ничем не смыть и не очистить. Его невозможно забыть, а каждый раз, вдыхая, невозможно воспринять. Этот запах ощущается всем телом, всем естеством, он выжигает разум и сознание. Ладан. Будь он трижды проклят, ладан! Я знала этот запах лучше любого другого в Аду. Я знала его с детства, со школы, с каждой грёбаной службы в соборе, куда нас силком тащили каждое утро и каждый вечер. — Подойди ближе, — раздался кинжалом, приставленным к горлу, низкий бархатистый баритон. На негнущихся ногах я шагнула вперёд, неизбежно вновь вдыхая ненавистный мною запах. Звон колоколов назойливо гудел в моей памяти, пробуждая воспоминания, отдающиеся болью в груди.

***

Канун Пасхи. Всенощное бдение. Собор Девы Марии рядом с пансионом при католической школе, где я училась. Вечерами в церквах было мало прихожан, только священник и около сотни детей и подростков, на которых приходились две озлобленные преподавательницы. Эти женщины, естественно, не были в состоянии уследить за всеми сразу, поглощённые богослужением. А я была хитра не для своих шестнадцати лет и стабильные пять раз за неделю умудрялась соскочить с молитв, прогуливаясь в окрестностях храма или, как в тот поздний вечер, по коридорам, отдалённым от общего зала. Но решение побыть в одиночестве конкретно в тот вечер стало для меня ужасной ошибкой. Чья-то грубая рука остановила меня, схватив запястье. Я вскрикнула, испугавшись от неожиданности, но неизвестный сзади меня быстро среагировал и накрыл ладонью мой рот, предотвращая любые попытки закричать или запротестовать словом. Страх подкатил к горлу и я оцепенела. Он прижал меня к себе, обездвижил руки и по бугору в штанах незнакомца, уперевшемуся в мои ягодицы, я поняла, что это был парень. Этот парень шумно дышал у меня над ухом, облизнул шею. Я сжалась ни-то от страха, ни-то от отвращения. Он нетерпеливо сорвал с моей головы платок, заставляя меня почувствовать себя беззащитной, будто полностью голой. Я попыталась вырваться из кольца его рук, но парень, оказавшись в разы сильнее, только крепче сжал запястья за моей спиной и переместил руку со рта на горло, несильно сдавливая. — Отпусти… — прохрипела я. Мужская рука надавила на моё горло сильнее, после чего я услышала незнакомый голос. — Ещё одно слово, и я сверну твою тонкую шею, — прошипел парень и зашагал к близстоящему аналою, вынуждая последовать за ним. — Ты давно здесь ошиваешься. Соблазняешь, искушаешь. Зачем ты вводишь меня во грех? От бессилия и отчаяния по моим щекам беззвучно потекли слёзы, но всхлипывать, как и издавать любые звуки, я боялась. Он наклонил меня вперёд, вдавив в икону. Задрал юбку, сорвал бельё, больно сжал грудь и мерзко прикусил мочку уха. От звука расстёгивающейся ширинки моё сердце сжалось, но я осознавала плачевность своего положения, понимала, что сейчас это неизбежно и, закусив губу, стойко всё стерпела. В школе ведь учили смирению. Жаль только, что лекции о целомудрии проводили лишь девушкам, в то время как сильный пол рос во вседозволенности. Парень сделал это омерзительно, бесчувственно и быстро. Когда моя пытка закончилась, он бросил меня истекать кровью и ушёл, напоследок пригрозив, что если кто-то об этом узнает, то обвинят во всём меня. А мне и не о чем было рассказывать, я ведь даже его лицо во мраке ночи не запомнила. Утерев слёзы я встала на ноги и, покачиваясь, наклонилась, чтобы поднять с пола головной платок. Покрутила в руках, глубоко вздохнула. Посмотрела на горящую лампаду, что висела над иконостасом, ставшем местом моего распятия. Встав на цыпочки я подожгла платок, заворожённо наблюдая, как вместе с розоватым кружевом сгорает, обращаясь в пепел, моя честь. После этого я ушла дальше по коридору, до куда доносился дым кадила, а вместе с ним и запах ладана. Людям почему-то нравится романтизировать насилие, но ровно до тех пор, пока они сами с ним не столкнутся. Тогда их розовые очки бьются стёклами внутрь. Я больше не прогуливала молитвы, страшась нарваться на ещё одного ублюдка. Стала носить каблуки подлиннее, чтобы при малейшем намёке на интим надавить ими на яйца или кадык намекающего. Дни слились в единую серую тошнотворную массу. Воспоминания о злополучной ночи преследовали меня в кошмарах, а просыпалась я от боли во всём теле. Но жизнь продолжалась, хотела я того или нет, и с течением времени мозг мой до того извратил память, что мне начало казаться, будто то, что я пережила, было не так ужасно, как казалось в начале. «Зачем ты вводишь меня во грех?» — звучало в моих воспоминаниях уже как комплимент. Я стала осознавать умение довести до греха как талант и великий дар, а не как что-то порочное. Кто-то скажет, что это аморально, но по чьей морали? У меня не было никого, кто мог бы объяснить, что насилие, которое я пережила — не нормально. А значит, и повода думать иначе у меня не было. В конечном итоге фраза «Побудь послушной одну ночь» стала моей мантрой на первые несколько мучительных рабочих ночей в Аду, уже после смерти. И пусть эта работа приносила мне мгновенное удовлетворение и насыщение, она бросала меня в тлен и уныние каждый раз, сразу после мимолётного экстаза.

***

Я сижу на коленях перед дьяволом. Звучит многообещающе, не так ли? Оказалась я в таком положении по его приказу, хоть и могла начать препираться, заявляя о своих правах. Не хотелось. Ноги почему-то сами по себе надломились, опустив меня на пол. Алые глаза буравят взглядом, всматриваются, выискивая что-то, давят, не позволяя прервать зрительный контакт. Моё дыхание сбилось, сердцебиение участилось, ногти впились в ладони. Окружённый клубами серебристой пыли, его глаза горели, как луч солнца во тьме, как алеющий рассвет. Свет и тепло, исходящие от него, манили и притягали. Когда я вошла в комнату, то невольно подумала, что он сделает всё быстро, бесцеремонно, как делают большинство демонов. Но этого не произошло. Люцифер не спешил, выжидал, наблюдая за мной, как хищник за добычей. И до моего сознания смутно доходило, что сейчас, под прицелом багровых глаз, я несомненно была именно добычей. Впервые за мою загробную жизнь я ощутила, что нахожусь в чьей-то власти. Но меня это отнюдь не пугало. Чёрт возьми, да мне это нравилось. Дьявол держался на расстоянии, не двигался, замер, готовый наброситься в любой момент, но всё такой же спокойный. Я вдруг почувствовала себя Маргаритой на балу у Сатаны, когда та не могла ни на что повлиять, будучи обнажённой телом и душой, покорно и с достоинством принимая свою участь. — Тогда почему я — не Воланд? — спросил Люцифер так неожиданно, что я вздрогнула, вырванная из своих мыслей, чем вызвала лёгкую ухмылку на мужских губах, которые вновь затянулись сигаретой. — Вы увлекаетесь земной литературой или читаете мои мысли, Мессир? — ни без доли иронии уточнила я. Дьявол коротко усмехнулся. — И то, и другое, Маргарита Николаевна, — ответили мне и потушили сигарету двумя пальцами, после чего отложили её дотлевать в пепельницу. Когда я поняла, что святой аромат не будет преумножаться более, облегчение накрыло меня. И хоть я продолжала вдыхать тяжёлый дым, тело моё расслабилось, а всё внимание сконцентрировалось на мужской фигуре, перестав отвлекаться на раздражительный запах. Всё же положение моё меня чрезвычайно волновало и, несмотря на относительную доброжелательность собеседника, мне до жути хотелось узнать, зачем я здесь. — Что ты намерен делать со мной, господин? — сказала я осторожно, прощупывая почву. Взгляд дьявола стал острее, с недобрым прищуром. — А ты сама как думаешь? — спросил он лукаво, с каким-то подвохом, будто ответ был мне очевиден. — Асмодей приволок тебя ко мне, как жертву на алтарь, и даже не объяснил, зачем? Он медленно поднялся, глядя на меня свысока, оценивающе. По нему было ясно видно, что он действительно ждёт ответа. Люцифер неспешно прошёлся по кругу и остановился сзади меня, я же тяжело сглотнула и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Но сделать это, будучи на коленях перед самим дьяволом, весьма проблематично. — По сравнению меня с жертвой не трудно и самой догадаться, — с трудом выдавила я из себя. За спиной послышался тихий, низкий, бархатистый смех. — Можешь быть спокойна, Вики, — сказал демон и заставил моё сердце пропустить удар. — Ты не девственница на ритуале, чтобы тебя убивать. Моя грудная клетка взвывала от тахикардии, вызванной внезапно нахлынувшим страхом. Слова, которые были сказаны для моего успокоения, помножили тревогу на два. — Откуда ты знаешь моё имя? — дрожащий полушёпот, выдающий моё волнение. Дьявол опустился на одно колено позади меня, при этом оставшись гордым и величественным. Я ощущала это всем телом — настолько властной была его энергия. Я вздрогнула, почувствовав в невообразимой близости его пальцы, что лёгким движением заправили мне за ухо прядь волос, прикрывавшую часть лица. — Ты дала мне достаточно времени покопаться в своём разуме, горе-католичка, — шёпот над самым ухом, посылающий табун мурашек. Я приоткрыла губы, судорожно обдумывая ответ, но он не позволил мне сказать что-либо. — Ты не похожа на остальных суккубов. Пытаешься оставаться чистой даже в этом борделе. Напрасно. Тут моя нервозность отошла на второй план, уступая место какому-то вялому подобию недовольства и обиды. А между тем господин перекинул волны моих волос набок, оголив шею. Наклонил голову и медленно, смакуя, втянул аромат моих волос, шеи, ключицы, едва-едва касаясь кожи кончиком носа, вызывая дрожь и жгучую судорогу внизу живота. Он невесомо поцеловал мою шею, потом настойчивее, а после и оставляя алую отметину. Я облизнула пересохшую губу. — Почему?.. — протяжным выдохом вырвался из моих уст тихий вопрос. — Тебе же хуже, — отвечал дьявол, скользя руками по изгибам моего тела. — Ты невинна, а естество твоё требует… распущенности, — сказал и добрался прикосновениями до моего лона. — Рано или поздно кто-то осквернил бы тебя по-настоящему. Так позволь мне сделать это гуманней, чем кто-либо, — настойчивые мужские пальцы стали ласкать меня, вынуждая запрокинуть голову и прикусить губу, дабы не застонать. — Доверь мне свою израненную душу, и ты перестанешь терзаться. Моё демоническое тело, так и не получившее сладкой порции энергии, изнывало от непреодолимого желания, пожирающего меня изнутри. Голод разъедал душу, невозможно было отказать настолько мощному искушению. Готовая на всё, что угодно дьяволу, я сдалась. — Нужна моя душа? Забирай, господин, она твоя. Удивительно, но мой голос прозвучал пусть и с придыханием, но чётко и уверенно. Смешок. Настойчивые руки на подбородке повернули меня к себе лицом. Шёлковое прикосновение к губам, постепенно становящееся настойчивее, и лёгкое головокружение. Земля ушла из-под ног, а сердце — в пятки, когда Люцифер поднял меня на руки, не разрывая поцелуй, так легко, будто я была весом с перо. Аккуратно, как драгоценность, уложив на диван, он в один миг раздел меня и теперь любовался результатом проделанной работы, смотря из-под полуопущенных ресниц. Стыдно признаться, но мне стало как-то неловко и за свою наготу. Я вдруг поняла, что дьявол был ужасно прав, называя меня невинной. Годами я работала на Владыку похоти, еженощно трахаясь с десятками парней, не имея ровным счётом никаких личных границ или зажатостей, а под натиском алых глаз засмущалась. Мне пришлось закрыть на замок все свои чувства и эмоции, давая слабину голоду и демоническим инстинктам, но нравилось ли мне это? Действительно ли я этого хотела? Воистину, Дьявол зрит самые глубины сердец и, осознав это, щёки мои стали пунцовые, а руки неосознанно потянулись прикрыть грудь. Но он не дал мне этого сделать. Покрытые до боли знакомыми мне библейскими сюжетами руки моментально припечатали мои запястья по бокам, обезоруживая и делая безпомощной. Я загнанно дышала, с опаской ожидая дальнейших действий мужчины. — Поздно прикрываться, Вики, — прошептал он мне в губы и вновь накрыл их поцелуем, на этот раз мокрым и энергетически тяжёлым. Возможно, настолько, что я не сразу сумела воспринять его, но за пролетающие секунды тело стало адаптироваться к быстрым потокам желанной манны, восполняя, наконец, голод. Но этого было мало, наркотик «вожделение» уже влился в кровь, пропитавшись под кожу, однако доза была недостаточна. Сладкая судорога внизу живота требовала большего. Люцифер оторвался от моих губ, обращая своё внимание к шее. Дразняще медленно он втянул воздух, зарывшись носом в мою шею, и на выдохе опалил её, обжигая дыханием. В буквальном смысле обжигая: кожу шеи будто обдало кипятком. Я взвыла от боли, извиваясь под парнем, что крепче сжал мои запястья. Триггер. Мне не дают вырваться, на подсознании появляется страх. — Чёрт! Зачем ты… — простонала я, дёргаясь. Голос дьявола несколько переменился, став нежнее, снисходительнее. — Расслабься, — говорил он, успокаивая. — Боль скоро утихнет. Настолько убедительный был его тон, что внушал непоколебимое доверие. Глупо доверять демону, но в который раз за эту ночь я повторяю ошибку. И, прикрыв глаза, подставляю свои ключицы и грудь под его поцелуи, то вверх, то вниз гуляющие по моему телу. Странно, но боль действительно прошла быстро — спустя несколько, судя по всему, исцеляющих поцелуев осталось лишь едва ощутимое покалывание. Страх сам собой сгинул, когда широкая ладонь накрыла мою грудь, сжимая её. Приоткрыв глаза, я изумилась: на Люцифере уже не было верха одежды, хотя он от меня ни на секунду не отстранялся. А между тем, времени он не терял. Широко разведя мои ноги встороны, дьявол навис надо мной, расправив алые крылья, оставив в поле зрения лишь себя. Меня мучила мелкая дрожь предвкушения. Как дева, которой только предстояло познать тепло мужского тела, я замерла. — Не бойся, — до того успокаивающе, что мурашки по коже. Толчок. Я выгнулась ему навстречу, протяжно стоная. На мгновение мне почудилось, что такую сокрушающую энергию я не буду в силах принять, но сомнения мои рассеялись со следующим толчком, заполнившим меня до краёв. Ох, да мне грозит перенасыщение. Его сила на вкус была, как самая насыщенная клубника, залитая пьянящим ликёром, была яркая на языке и с долгим шлейфом горько-сладкого послевкусия, напоминающего горький шоколад. Движения Люцифера становились всё глубже, резче, его руки вдавливали мои в черноту дивана. Я тонула в эйфории, в квинтэссенции эмоций и чувств. Возможно, это в самом деле был первый раз, когда я по-настоящему, искренне, всей душой, а не только телом отдалась мужчине. Впервые моё тело во время соития заполняла не бездушная животная похоть, а взаимная, обоюдная страсть. Я подумала, что могла бы быстро привыкнуть к такому чуткому, человеческому отношению к себе. Я поняла, что не знала нежности. Ни к себе, ни к другим. Но сейчас, в объятьях Люцифера, я понимала, что ко мне спустя столько лет относятся не как к куску мяса, а как к чувствительной и кроткой девушке, женщине, заслуживающей нежности и, в конце концов, понимания. И что я отношусь к мужчине во мне не как к источнику пропитания своей демонической сущности, но как к спокойному и понимающему демону, которому можно довериться. За одно касание я стала зависима от этого чувства. Движения внутри разгоняли темп, а вместе с ним и жар по телу. Вот, что значит «гореть в адском огне», теперь я это поняла. Затёкшие запястья получили свободу, когда Люцифер переместил одну руку в копну моих волос, а вторую — на грудь. Стоны мои стали громче, дьявол приглушил их поцелуем. Он погладил моё бедро, приподнимая его, и стал входить до упора, страстнее и жёстче, возводя меня на вершину счастья.

***

Ближе к утру я уснула, прижимаясь к дьяволу, а уже около полудня проснулась одна, в своей кровати. Привычная обстановка комнаты будто издевалась надо мной, как-бы говоря, что всё так, как должно быть, всё правильно, но в моей душе был хаос. Я встала с постели и, подойдя к зеркалу, обнаружила себя одетой. Ни растрепанных волос, ни синяков на запястьях. Не было на моём теле ни одного свидетельства прошедшей ночи, и её словно не было. Я уже было подумала, что тронулась умом, но, приподняв волосы, подавилась воздухом от удивления или даже испуга. Вместо ожога на моей шее красовалась кроваво-красная пентаграмма, в центре которой вырезанными по коже буквами виднелась надпись «Luciferi Possessionem». Чтобы скрыть этакое «клеймо проститутки» мне пришлось сплести из бисера чокер пошире. Да, вот только смотрелся он далеко не как изящное украшение, а скорее как ошейник на цепной собаке, ну или как шарнир на шее марионетки с привязанной к нему ниточкой, за которую дёргает кукловод. После адского аналога земной вербовки в моей жизни ни то, чтоб сильно что-то изменилось. Разве что Ади стал менее раздражительным при моих проёбах, ведь понял: я теперь ему обязана. Успокоился, увидев моё положение и метку на шее, когда притянул меня к себе, взявшись за ожерелье. Стоит также отметить, что он не остался равнодушным к переменам в моём настроении. — Неприятно, знаю. Но рано или поздно со всеми случается, — утешаюче сказал он, стоя, облокотившись на колонну позади меня, на балконе, где я держалась за перила, отговаривая себя от заманчивой идеи сброситься вниз. — Нихрена ты не понимаешь, Ади, — слёзы полились по моим щекам беззвучным ручьём, чтобы он не услышал. — Сам же меня к нему притащил, сам! — крик, переходящий в истерику. На смену тревоге пришло уныние. Оно обуяло меня, заполнив собою всё до краёв. Мир померк, став чёрно-белым, и только лишь алые глаза являлись по ночам, виднеясь сквозь дымку. Не знаю, можно ли назвать это плюсом, но своё слово Люцифер сдержал. После той ночи, что теперь казалась сном, боль действительно покинула спектр моих чувств, оставив за собой необъятную пустоту. И не тревожили меня ни кошмары о прошлом, ни горячие губы, чьи призрачные касания настигали меня при взгляде на метку, ни запах ладана, так навязчиво въевшийся в сознание. Благодаря моему дьяволу я обрела покой. Вот только, жаль, я не этого искала.