Сгореть и вознестись

У Тенакт есть поверье: «Быть поцелованным пламенем — высшая честь перед восхождением к Десяти». Маршал Коталло видел множество тел тенакт, покрытых погребальным саваном и которых трогало жадное пламя — безжалостно слизывающее истории, вписанные в тела воинов племени. Первый погребальный костер, который он запомнил, был посвящен его родителям: Коталло никогда не забудет, как огонь лизал тела его матери и отца, и печальное благоговение, когда их пепел был подхвачен ветром, позволившим им парить над горными вершинами. Потом были Красные набеги. Коталло стоял рядом со своими павшими товарищами до самого конца, не забывая восхищаться их доблестью, пока он смотрел на каждый костер, затаив дыхание. А потом были погребальные костры для всех маршалов, погибших в посольстве. Его братьев и сестер. Король — Солнце Авад говорил, что Фашава так же пожрало пламя. Регалла тоже погибла в огне, хотя он чувствовал, что ее предательство сделало ее недостойной такой чести. Сам Коталло чувствовал, что ему суждено сгореть еще до того, как он испустит свой последний вздох. Особенно когда его личный ад время от времени смотрел на него своими зелеными глазами, как будто он был достоин вознесения еще при жизни. Благоговейный трепет, который он изначально испытывал к ней, сменился тихой любовью и глубоким уважением. Но у нее была миссия. Кто он такой, чтобы отвлекать ее? Кто он такой, чтобы заявлять на нее права и жаждать ее внимания, особенно когда он был калекой? Это правда, что он принял себя и больше не убегал от своей реальности. Он уже раз за разом доказывал особо дерзким, что он цел и может заставить любого есть песок на арене Мемориальной Рощи. Но что касается ее, то не робость сделала Маршала осторожным. Это было уважение к ней и ее чувствам. Даже если ее зеленые глаза скрывали что-то внутри, как будто она не осмеливалась открыть это самой себе. Даже если перед битвой с Зенитами она пришла к нему так, как будто это было единственное тихое место, где она могла сгореть. В его присутствии она как будто чувствовала себя как дома. Но Маршал знал, что всему свое время. Его командир вернулся в Мемориальную рощу, чтобы посетить Кундет, фестиваль, где каждый тенакт вспоминал тех, кого пламя поцеловало в последний раз. Всех мертвых. Ушедших. Она не видела его, но ее уверенная походка посеяла искру в его сердце. Ее волосы, тронутые огнем, и опаленные ветром щеки, веснушчатая кожа ее плеч. Это заставило его содрогнуться и задуматься о простых вещах. На что было бы похоже поцеловать ее в губы? Как бы ощущалась ее кожа под его прикосновением? Были ли веснушки такими же обжигающими на ощупь, как искры от трепещущего костра? Она зажгла в нем все забытое. Он любил ее. Кровь десяти, он любил ее так сильно, что это причиняло боль. Девять раз он познал эту правду, но только сейчас понял, что устал ничего не делать, просто смотреть на нее и забывать о своих чувствах. Впервые зеленое пламя ее глаз обожгло его, когда он пообещал ей остаток своей жизни. Робкая искра от ее удивленной и счастливой улыбки коснулась мертвого сердца Коталло и запустила его заново. Во второй раз он почувствовал покалывание внизу живота, когда она снова пришла в его стратегическую комнату. Своими длинными, изящными пальцами она коснулась бусин, которые Коталло подвесил к потолку, которые выглядели почти как летний дождь. Когда она подошла к нему ближе, ее нежная ладонь уничтожила голографическую карту земель тенакт, и эта бледная голограмма оставила странные тени на ее коже. Коталло увидел, как она покраснела, и нашел очаровательным то, как она пыталась скрыть свое смущение во время их неспешного диалога, прикасаясь к давно знакомым вещам. И в этот момент ему захотелось взять ее ладонь и поцеловать костяшки пальцев, чтобы посмотреть, усилится ли ее румянец. В третий раз она прикоснулась к нему во время их спарринга, впервые за долгое время победив его в рукопашном бою. Она гордо восседала у него на животе, прижимая предплечье к его горлу и подминая под себя его единственную руку. Ее торжествующая усмешка сказала ему о многом. — Мой маршал повержен… Она сама не понимала, как эти слова нашли отклик внутри него. И если бы не его солдатская гордость, он проигрывал бы ей каждый раз, чтобы почаще слышать эти слова. Затем были четвертый, пятый, шестой и седьмой раз. От событий после спасения Беты и Геи из рук Зенита до нерешительных взглядов и молчаливой вежливости во дворце Короля-Солнца, они оба каждый раз танцевали вокруг друг друга, словно не доверяя своим чувствам. В восьмой раз он почти потерял самообладание, когда они вместе отправились решать проблему с мятежниками, оставшимися после восстания Регаллы, которые все еще создавали проблемы на Землях Тенакт. Она стояла, раскрасневшаяся после битвы и с кровью их врагов, окрашивающей ее безупречную кожу. Хотя он считал, что их кровь недостойна того, чтобы касаться ее кожи, она выглядела красиво. Коталло задрожал, когда адреналин заплясал в его крови, и то, как она смотрела на него, заставило его умереть и сгореть одновременно. Он сделал несколько шагов к ней и почти обнял ее в этом диком порыве. Ее губы были приоткрыты, ее проворный язык обводил нижнюю губу. Кровь десяти, она смотрела на него так, как будто пожирала его живьем. Но она была его командиром. Коталло отступил, стараясь не удивляться странному огорчению на ее веснушчатых щеках. В девятый раз Элой заставила его кожу и разум гореть после захвата Гефеста, решающего шага в их миссии по победе над Немезидой. Она тогда ликовала и в порыве чувств мимолетно коснулась его ладони, с улыбкой обращая его внимание на процесс слияния Геи и Гефеста. Теперь, на Кундете, он наблюдал, как Элой ходила от костра к костру и слушала истории с восхищением и почти детским удивлением. Коталло не знал, было ли это потому, что она была лишена таких вещей в детстве, или потому, что вся эта жизнь была для нее новой, или и то, и другое. Но он был рад видеть восторг на ее лице от присутствия на фестивале. Он следовал за ней, как тихая тень, восхищаясь ее расслабленностью и радостью. Его командир зачарованно слушал истории, которые солдаты рассказывали друг другу о своих товарищах и их доблести. Она в изумлении уставилась на вымпелы всех цветов кланов и на костры, окрашенные железом, магнием, медью или натрием. Коталло появился рядом с ней, протягивая маленький холщовый мешочек. Он был польщен, когда она взяла мешочек с медной пылью из его рук и бросила горсть в огонь. Она громко рассмеялась, когда пламя стало сине-фиолетовым, и на краткий миг Коталло подумал, что она ждет от него действий. Она улыбнулась ему, широко и ясно. Маршал вздрогнул, встретившись со сверкающей зеленью ее глаз. Либо он сгорит сегодня ночью, либо никогда больше не осмелится взглянуть на нее. Он надеялся, что Десятка придаст ему сил. — Командир. Он слегка наклонил голову, едва улыбаясь и игнорируя напряженность, с которой она смотрела на него в ответ. — Коталло. Я рада тебя видеть. Твоя броня такая… необычно легкая. Ах, она заметила. Сегодня на нем были только укороченный плетеный жилет и тканые брюки. — Я не всегда хожу в полном вооружении. — Он жестом велел ей двигаться дальше и замер, потому что ее ладонь коснулась его предплечья. — Вы должны помнить это по нашим тренировкам на Базе, Командир. — Я помню, Маршал. Это трудно забыть… так много татуированной кожи. — Она дразнила его самым дерзким образом. Коталло ухмыльнулся и пошел с ней, взбираясь по деревянным полам арены выше, на самое высокое место в Роще. Он хотел показать ей, как сотни костров освещают священное место Тенакт. Они наконец прибыли. Ее реакция последовала быстро. — Вау. Это… так много костров и огней. И так много ярких цветов. Я не знала, что это так важно для тебя. Я думала, что тенакт считают смерть естественной, как дыхание, и не думают о прошлом. Она присела на край деревянного выступа, свесив ноги и зацепившись руками за края досок. — Это… сложно объяснить, — сказал Коталло, садясь рядом с ней, достаточно близко, чтобы чувствовать жар ее тела, но не настолько близко, чтобы обжечься. — Мы можем не помнить имена, деяния или истории, которые были написаны на коже мертвых. Но мы знаем и чтим память всех тех, кто погиб. Мы все цепкие, тенакт, даже разделенные на кланы. И костры — это один из способов помочь воину встретиться с Десятью. — Потому что дым поднимается высоко? — Поинтересовалась Элой. Свет свечей и факелов, даже на высоте, мягко отражался от ее волос и загорелой кожи. Маршал напевал. — Нет. Потому что пепел легко уносится ветром. Особенно с такой высоты. Она вскинула голову, и многочисленные бусинки в ее волосах зазвенели сквозь завесу ночи. Он коротко улыбнулся и потер затылок, пожимая плечами. — Каждый мертвый Тенакт целует пламя в последний раз. Для меня было бы честью взлететь так высоко, как Крылья Десяти. Его ладонь метнулась к сердцу и виску, прежде чем он протянул руку к небу. Она уставилась на него и прикусила губу. — Я думала, вы хороните мертвых. — Не всегда, Элой. Это редкость. Мы не Утару. Мы не стремимся к земле, мы стремимся дальше, за пределы неба. — Ты… Говоришь об этом так спокойно. Как будто ты знаешь свой конец и примешь его… Их взгляды снова скрестились, словно заточенные лезвия. До прибытия Немезиды оставалось так много и так мало времени. И все равно это было пока еще самой необъяснимой и ужасной вещью, которая могла с ними случиться. — Я тенакт, Элой. Когда-нибудь я погибну в погребальном костре. Но… Он замолчал, слушая, как кто-то начал поминальную песню снизу, вскоре к ней присоединились другие. Коталло бессознательно напевал знакомые слова, вырезанные у него в голове, и Элой зачарованно слушала его. — Но…? — Охотница нетерпеливо заерзала. — Иногда мне кажется, что я буду гореть при жизни. Элой удивленно сдвинула брови и качнула ногой, а затем посмотрела вниз, свесив руки с колен. К Десяти, он почувствовал ее аромат и тепло ее тела. Он знал, что не должен бояться и должен рискнуть. — Что ты имеешь в виду? — Ее голос внезапно стал тихим и робким. Маршал говорил так же тихо и невозмутимо: — Ты — пламя, командир, то, в кого я влюбился и я готов гореть в нем вечно. Она повернулась к нему, поджав под себя одну ногу. Что-то закрутилось между ними, сильнее, чем это было раньше. Это было так, как будто искра, которая всегда вспыхивала, когда они были в присутствии друг друга, разрасталась в огонь. — Коталло… Он принял решение и протянул руку, сначала проведя грубыми, мозолистыми пальцами по ее предплечью, а затем к плечу и подбородку. От нее чудесно пахло, и это, его десятое прикосновение, призывало его идти дальше. Свет от факелов, яркие вспышки костров снизу и игра теней от полной лунной ночи и звезд ложились на ее кожу и воспламеняли ее косы. Коталло выдохнул и опьянел от смелости, коснувшись ее щеки костяшками пальцев, а затем коснулся ее волос. — Любой Тенакт мечтает умереть с честью и встретить свой конец, целуя самое жаркое пламя… Он нежно отвел прядь ее волос, свободную от бусин, и выдохнул. Элой не двигалась, но ночные тени и костры внизу рисовали вокруг нее свои собственные узоры. Он сходил с ума, или ее волосы тоже были сделаны из огня: ее прядь обжигала его пальцы, но таким нежным образом. Он наклонился ниже, руководствуясь ее запахом и ясностью момента. Его тенактская натура рычала и бушевала внутри него, требуя вмешаться и захватить ее всю, но Коталло слишком боялся погасить эту искру, вспыхнувшую между ними. Не сейчас. Придет время, когда огонь ее души поглотит его полностью. — Я хочу сгореть, Элой… Я хочу прикоснуться к твоему огню. Она вздохнула и закрыла глаза. Коталло мог поклясться Десятью, что ее самообладание пошатнулось так же сильно, как и его. Что-то произошло внутри его командира. Что-то яркое, что заставило ее открыть глаза и посмотреть на него так, как никогда раньше. Элой протянула к нему руки, подсаживаясь ближе, и Коталло повторил ее позу. Она провела руками по его плечам, поглаживая затылок. Она подняла голову, и интенсивность ее взгляда заставила его забыть о дыхании. — Так сгори, Коталло. Поцелуй меня и сгори, — прошептала она. Ему не нужно было повторять дважды. Коталло отвел прядь ее волос, коснулся ладонью ее щеки и наклонился, целуя ее первым своим дыханием. И только когда он почувствовал ее ответный вздох, он коснулся ее губ в поцелуе. Невесомое первое прикосновение. Жжение от ее поцелуя проникло в его сердце. Он все еще не верил в происходящее, но Коталло снова рискнул, почувствовав ее молчаливое согласие. Маршал чувствовал себя опьяненным от ее вкуса и сильного жара ее тела рядом с ним, углубляя поцелуй, прижимая ее все ближе и ближе к себе. Она тоскливо вздохнула и обняла его в ответ. Влажный воздух становился сухим от жара пламени, разгоревшегося вокруг них. Было так прекрасно ощущать вкус ее губ. Было так прекрасно чувствовать ее руки на своей коже и жар, который они дарили. Жидкое пламя потекло по его венам, и Коталло почувствовал, что Десятка, если не близко, то уже протягивает к нему руки. Они расстались с трудом, тяжело дыша. — Ты знаешь… что я никогда раньше не целовалась? Он знал и радовался тому, что был у нее первым. — Да. Она наклонила голову и поднесла свои пальцы к лицу, чтобы деликатно коснуться своих губ, глядя на него всего. — Ты сказал, что сгоришь… Но я думаю, что ты все еще тлеешь. Он мог представить, как Крылья Десяти смеются высоко наверху, потому что они уготовили ему такую судьбу. Маршал ухмыльнулся и притянул ее, чтобы усадить к себе на колени. — Элой. Мое сердце. Мое пламя. У нас впереди целая ночь. Она замурлыкала от его слов, когда Коталло снова с головой окунулся в свой личный ад. Он показал бы ей больше, умирая и возрождаясь каждый раз, когда она прикасалась к нему.