Детки в клетке

В зале кафе работали кондиционеры, растворяя летнюю жару в холодноватом свежем воздухе, но волосы Скаута намокли и на затылке, и на висках. Иногда он стаскивал кепку и прижимал ее к столу ладонью, потом снова надевал и так низко опускал козырек, что голубые глаза начинали светиться в густой тени, как глаза барсука, загнанного в нору. Скаут проголодался и выглядел особенно озлобленным. Верный признак того, что он несчастен. — Я не хочу есть, — заявил Скаут, высыпал на тарелку жареную картошку и принялся жевать. Снайпер придвинул к нему колу. — В чем дело? — без обиняков спросил он, и Скаут поглядел на него дикими глазами. — Я ничего не боюсь, — выкрикнул он, вскакивая с места. — Я ничего не боюсь, урод, хватит ржать! Снайпер сидел молча и даже не улыбался. — Но туда я больше не вернусь, — подытожил Скаут, снова усаживаясь в кресло, обтянутое красным кожзаменителем. — Не хочу. Он вытянул из стаканчика бумажную салфетку и яростно вытер ею лоб. — Чем будешь заниматься? — спокойно и миролюбиво спросил Снайпер. — Умеешь что-нибудь делать? — О да. — Скаут надкусил гамбургер, пожевал его с задумчивым видом, с трудом проглотил слишком крупный кусок и закончил: — Меня возьмут на любую работу, куда захочу, туда и возьмут. — А сейчас денег у тебя нет? — Они мне не нужны, — хмуро ответил Скаут и посмотрел на бургер. — Я буду тебе должен. Эй, парень в юбке, принеси мне счет! — Он не в юбке, а в фартуке. Где ты собираешься жить? Скаут рассердился и снова вскочил. Он наклонился низко, так низко, что стало видно — он слегка дрожит. От его тела лился страшный жар. Он ткнул пальцем в лоб Снайперу, слегка сдвинув с него шляпу. — Не лезь в мои дела, ссыкун, — предупредил он опасным хриплым голосом, — благодетелям я разбиваю головы, а Респа здесь нет, и тебе ничто не поможет. — Да, здесь все иначе, — согласился Снайпер, убирая его палец и нахлобучивая шляпу. — Здесь все не так, как в Туфорте, правда? Скаут нерешительно оглянулся. — Я боюсь, что он заменит и меня тоже. — Снайпер дотронулся до вздрагивающих пальцев Скаута, пытаясь убедить его в важности сказанного. — Мне принесли счет, — с облегчением ответил Скаут, помахал перед Снайпером беленьким чеком и поднялся, сгребая со стола остатки бургера и бутылку колы. — За мной должок! — крикнул он у самой двери. На спине его, на синей ткани футболки, виднелось темное продольное пятно, тянущееся между лопаток от шеи до поясницы. Скаут не потел даже под шквальным огнем, прыгая туда-сюда как сумасшедшая белка, но вымок сидя под кондиционером в прохладном малолюдном зале кафе. Снайпер остался один. Он неспешно закурил, не обращая внимания на вопросительный взгляд официанта. Тот заметался было, поглядывая то на запрещающий курение плакат, то на дымящего посетителя, но из каких-то собственных соображений решил не вмешиваться и правильно сделал, потому что Снайпер находился в том особом состоянии, когда его внешняя неподвижность и сосредоточенность сулили смертельную опасность. После ухода Скаута в кафе стало медово-тихо. Солнечные лучи неспешно лились через огромные светлые окна и ложились на красные клетчатые скатерти. Сияли солонки и перечницы. Медленно и с еле различимым скрипом вертелись лопасти люстр-вентиляторов, давно используемых только для декора. Вращалась и стеклянная стойка с засохшими пирожными в глазури диких цветов. Было там пирожное, покрытое салатовой коркой, был пончик, намазанный чем-то ярко-оранжевым, словно изнанка старой тыквы; и кексы с безжалостно раздавленными вишнями. Вряд ли кто покусился бы на эти десерты, но официант придавал им много значения и то и дело протирал стекла стойки. В углу сидела молчаливая парочка и жевала сосиски с жареной капустой, у двери сонно щурился старик с газетой в руках. Все они придавали залу вид заброшенной сцены, с которой никак не разойдутся актеры, изображавшие посетителей забегаловки с названием «У Молли». Не в первый раз за последнее время Снайпера посещало ощущение, что кругом него наспех сколоченные декорации. Поначалу он не доверял ему, но с течением времени подозрения начали усиливаться, и Снайпер пару раз поддавался и пытался проверить реальность на прочность. Она никогда не сдавалась. Она была издевательски натуральна, и Снайпер, пожалуй, усомнился бы в своем психическом здоровье, если бы не одна странная история, связанная со Скаутом. В характере Скаута нервозность сочеталась с уверенностью, а пылкость с определенным хладнокровием. Характер настолько противоречивый, что Снайперу даже связываться не хотелось. Он не любил людей, у которых не было стержня, а у Скаута его не было. Скаут держался на самоуверенности и злости, ресурсах изматывающих и ненадежных. Снайпер, привыкший к спокойному и умиротворенному методу убийств, видя бегающего туда-сюда окровавленного Скаута, слегка раздражался, но считал его в целом нормальным и неплохим парнем, а Скаут вдруг взял и очень знакомо свихнулся. Он расстреливал тряпки. Снайпер застал его за этим странным занятием и не решился подойти ближе. В разгар боя, повернувшись к врагам задом, Скаут всаживал пулю за пулей в старые скомканные куртки, оставленные еще строителями локаций Туфорта. Губы у него кривились, как у ребенка, которому на Рождество вместо трансформера подарили учебник по алгебре. Он был в том состоянии, в котором разъяренный Пулеметчик начинает орать благим матом, но его прервала прилетевшая граната, упавшая на деревянный пол с глухим стуком. Снайпер быстро убрался из коридора, не желая разваливаться на кровавые куски. Респ возвращает к жизни безболезненно, но момент смерти никому и никогда не давался легко. Скаут не успел укрыться от взрыва. Его расплескало по коридорчику, а оторванная рука с ободранными пальцами осталась висеть на стене. Сумасшествие у каждого свое, и каждому принадлежит свой страх. Снайпер сам иногда окунался в свои страхи так глубоко, что принимался ощупывать стены, оконные рамы и даже пол, желая убедиться, что этот мир не декорация, и за разрисованными конструкциями не прячутся длинные коридоры и комнаты с грязноватым реквизитом. Страх был объясним — Снайпер боялся, что зрение обманет его, ослабнет и оставит без работы и без уверенности в себе. Чего боялся Скаут? После недели раздумий Снайпер все-таки отправился к психотерапевту и, лежа на сиреневом диванчике, обитом вылинявшим бархатом, кратко обрисовал суть проблемы: — Мне иногда кажется, что предметы вокруг не настоящие. — Вы наемник Туфорта? — прямо спросил психотерапевт, даже не раскрывая блокнот. — Да. — Я могу побеседовать с вами, но не гарантирую результат. Ваша психика серьезно изменена воздействием Респа, а нужного вам специалиста в городе нет. Снайпер подложил руки под голову. Твердый диванчик отлично расслаблял уставшую спину. От постоянного наклонного положения у Снайпера испортилась осанка, и часто побаливало между лопаток. — Что конкретно меняет в людях Респ? — спросил он. — Это довольно непросто объяснить, — отозвался психолог, обрадованный тем, что тема соскользнула в сторону. — В человеческом сознании закреплена модель мира, где людское существование конечно, и нарушение этой модели вызывает непредсказуемые изменения психики. — Хм… — сказал Снайпер. — Вы боитесь умереть? — Нет. — Вы верите в смерть? Снайпер вспомнил минуты не-бытия, описать которое словами не мог. — Верю. — Должно быть наоборот: человек обычно боится смерти, но не способен в нее по-настоящему поверить. — Док, — сказал Снайпер, — где вы взяли такой отличный диван? Он внимательно приглядывал за Скаутом все эти месяцы и примечал малейшие изменения. Скаут обрел привычку пугливо озираться даже тогда, когда никого рядом не было и быть не могло. Он начал задерживаться на Респе, спотыкаться на бегу и путать своих и чужих, будто вдруг разучился различать цвета. Если бы Снайпер захотел описать состояние Скаута, то сказал бы, что у того на шее затягивается невидимая веревка. Он не знал тогда, что тень той же веревки нависнет и над ним. — В чем, мать твою, дело? — рявкнул Снайпер на Скаута, поймав его за шкирку во время попытки пройти сквозь стену. Скаут вскинул на него испуганные глаза, а потом перевел взгляд куда-то в сторону и замер, почти не дыша. Его ладонь, перетянутая обмотками, крепко схватилась за плечо Снайпера. Так нервно и цепко хватаются утопающие. — Ну? — тряхнул его Снайпер и обернулся посмотреть, что там такого страшного появилось в раскрытом шкафчике. В шкафчике лежала смятая кепка, баллончик с краской, пара брелоков, коричневый бумажный пакет и банка энергетика. Все грудой валялось на полке, а ниже, на привинченном крючке болтался синий карлик с получеловеческим лицом. Карлик улыбался. — Это твои вещи, — хрипло пробормотал Снайпер, с опаской засовывая руку в шкафчик. — Это всего лишь футболка. Смотри: она висит на крючке, а освещение делает из нее страшилку. Скаут сглотнул, метнул на Снайпера тревожный взгляд и разжал пальцы. — Никому ничего не говори, — предупредил он, дыша прерывисто и с легким присвистом. — Если скажешь кому, что мы обосрались от мятой тряпки, я скажу, что меня тут не было. Снайпер пожал плечами. Секунда, заледенившая ужасом, ускользнула, как утром ускользают воспоминания о приснившемся кошмаре. Скаут, все еще бледный и перепуганный, но уже обозлившийся, напомнил ему хорька, кусающего руку, подающую кусочек сырого мяса. — Я сказал, — повторил Скаут, отходя к дверям, — никому! Ночью Снайпер проснулся оттого, что кто-то тяжелый завалился ему на ноги. Вскочив и ощупывая складки одеяла, Снайпер вспомнил, сколько раз за последние три месяца раздавались в темноте и тишине крики Скаута. Наутро Скаут оправдывался тем, что во сне переживает дневные бои, но на вопрос, что такого в этих боях, что нужно так орать, ответить не смог. В ногах никого не оказалось. Одеяло сползло на пол. Наклонившись, Снайпер увидел вдруг, как карабкается и исчезает в щели под дверью что-то темное и неуклюжее, но орать не стал, а схватился за тяжелую рукоятку ножа и метнул его прямо под дверь. Клинок ударился об пол с глухим стуком, будто восковое яблоко. Никто и ничего не издало ни звука. Утренний бой отменили. — Ночью заработал выключенный Респ, — пояснил Инженер, по случаю перерыва нацепивший клеенчатый фартук и взявшийся готовить печеночный паштет. — Сбой в системе Респа смертельно опасен для любого из нас, вот и кукуем… Он деятельно завертел ручкой чудовищной старой мясорубки, перемалывая слизистые куски сырой печени в жидковатый красный фарш. Скаут, понуро сидящий за стаканчиком холодного молока, вопросительно посмотрел в глаза Снайперу, но тот лишь надвинул шляпу пониже. — Могу сделать не паштет, а пирог, — озабоченно сообщил Инженер, — добавлю в фарш хлебушка… — Сначала печень нужно было бланшировать, — заметил Шпион, выпукло вырисовываясь из пространства за плечом Инженера. — Такие паштеты бывают двух видов, и я лично люблю тот, что похож на нежное суфле. — А этот на что похож? — поинтересовался Инженер, задумчиво потирая затылок. — А этот выкинь. — Ты убил его? — как ни в чем ни бывало спросил Скаут, выходя на улицу вместе со Снайпером. — Убил? Ты видел кровь? У него была кровь? Я знал, — фыркнул он, запрокидывая голову и широко улыбаясь, — я знал, что это не рак мозга! — Ты думал о раке мозга? — удивился Снайпер. — При чем тут рак мозга? — От него начинаются галлюцинации, — объяснил Скаут, — но раз он пришел и к тебе, значит, либо у нас двоих один и тот же рак, либо все это правда. — Кто — он? — спросил Снайпер. Страха больше не было. Если что-то можно убить и воскресить, значит, оно вписано в систему Туфорта и Респа, и ничем не отличается от наемника красной команды. — Кто он? Скаут помрачнел, закусил губу и стал похож на обиженного мальчишку. — Я не уверен. — Скаут. — Да пошел ты, — со злобой отчеканил Скаут и отпрянул от Снайпера. — Купи себе свои мозги и думай. Терпения Снайпера хватило бы на дюжину Скаутов, и поэтому он просто проводил его взглядом, а не дал пинка, как полагалось бы. В этом был весь Скаут — его противоречивость не поддавалась контролю и объяснению. Оставалось надеяться, что он понимает пользу сотрудничества и вскоре прекратит вести себя как девственница на султанских торгах. Султанская девственница пришлепала босыми ногами в три часа следующей ночи. Снайпер еще не спал. Он не мог заснуть, потому что в окно бледно и ярко светила полная луна, изуродованная серыми оспинами, а подняться и задернуть шторы было лень. — Это я, — сухим шепотом сказал Скаут. — Я пришел с тобой спать. На нем болталось одеяло, выбившееся из пододеяльника. Широкие трусы еле держались на узких бедрах, обнаженное плечо светилось, как старый бильярдный шар. — Ложись, — ответил Снайпер вполголоса и подвинулся. Он еще не раздевался и даже шляпу не снял, а в руках держал тот самый нож и поигрывал лезвием. Скаут выпростал из-под одеяла руку и с серьезным лицом положил на столик свой пистолет. — Я был на Респе, — прошептал он, — я… сломал там кое-что. Надеюсь, он издох. Поделившись, он быстро улегся Снайперу под бок и через три минуты задышал глубоко и ровно. Снайпер приподнялся и посмотрел в его лицо. Хотелось увидеть, как из обычного наглого и напряженного выражения проступают мальчишеские черты, но Скаут спал со злым и нервным видом, только губы чуть разжал. Он либо болен, либо вот-вот заболеет, подумал Снайпер, легонько касаясь пальцами прохладного лба. Скаут слегка повернулся, белый свет луны обнял его и обесцветил. Снайпер подтянул одеяло, но оно тихонько поползло вниз. И снова Снайпер дернул его бездумно, рассчитывая укрыть Скаута, но оно больше не поддавалось. Кто-то цепко держался за другой его конец. Пришлось взяться на нож. Пистолет Скаута Снайпер трогать не стал — слишком много можно наделать шума, а шум совершенно лишний тогда, когда лежишь в постели с молодым парнем и охотишься на невидимку. Первым, кто припрется на звук выстрела, будет Солдат, а ему невозможно втолковать даже сюжет «Кота в шляпе», так что объяснения затянутся. Наступила полная тишина. Одеяло просто зацепилось за ножку кровати. Снайпер наклонился и поправил его, а потом повалился на спину и увидел на потолке голубоватые блики в круглых глазах, похожих на пустые стеклянные шарики. Глаза вросли в темное бесформенное тельце, а тельце раскинуло длинные паучьи лапы. Под боком дернулся Скаут, подскочил на месте, а потом схватил со стола пистолет и почти не целясь всадил в потолок шесть пуль. Стойку он выбрал удобную — на одном колене, но коленом уперся Снайперу в яйца, и тому оставалось только молча корчиться от боли. Дальше все получилось так, как и предсказывала тренированная интуиция Снайпера: с потолка посыпались искры и штукатурка, повисла на проводе лампа дневного света, упакованная в длинный пластиковый короб, и оказалось, что глаза — лампы, а тени — лапы. Первым ворвался Солдат, и пока Снайпер осторожно дышал, согнувшись пополам, Солдат допрашивал Скаута, а Скаут почему-то курил, распотрошив портсигар Снайпера. Потом пришел Медик и принялся искать раненых. Инженер притащил стремянку и полез чинить лампу, об него споткнулся пьяный Подрывник, явившийся разобраться, в чем дело, и только Шпион остался в своей комнате, спрятав голову под подушку, а Пироман зашел только на минуточку, чтобы вынести ругающегося Подрывника на улицу и оставить подышать свежим воздухом. *** Монстры из шкафчиков, они появляются в доме тогда, когда ребенок начинает понимать, что живет, и что жизнь его кратковременна, а враг всегда рядом. Враг с мохнатыми черными лапками и загнутыми когтями. Он так похож на папин халат и мамину куртку. Он мастерски маскируется под брошенные на пол джинсы. Он всесилен и ужасен, но не может проникнуть под одеяло. Главное — не оставить ни единой щелочки… *** — Это нехорошо, — сказал Медик Снайперу, доставая с полки большую рыжую банку с йодом. Снайпер присел на операционный стол, потрогал скальпель и слизнул с пальца капельку крови. — Что нехорошо? — осведомился он. Медик обернулся. Лицо его выражало некий союзнический упрек, будто он вместе со Снайпером спрятал во дворе сокровища и теперь вот узнал, что Снайпер поверх сундука закопал труп мамаши троих детей. — Двое взрослых мужчин в одной кровати — нехорошо. Мне потом кое-кому в задницу смотреть придется, дело-то травматичное… — пояснил Медик. — Ты зачем пришел-то? — Порезался, — сказал Снайпер, демонстрируя палец. — Вот йод. — Хорошо. — Снайпер протянул Медику руку, и тот принялся медленно обмазывать порез йодом. — Скажи мне, друг, что ты знаешь о влиянии Респа на наши кишки-потрошки? Медик запястьем поправил круглые очки. — Я знаю, что ты хочешь знать, — ответил он, не заботясь о правильности фразы. — Тебя волнует, являешься ли ты тем же самым человеком, что прибыл сюда, или Респ создал сотни твоих посмертных клонов, и ты уже давно не настоящий? — Нет. Меня волнует не это, — с легким удивлением ответил Снайпер. — С чего ты взял? — Шпион недавно заходил и интересовался… Он по-настоящему встревожен. Надо же, я выдал врачебную тайну. — Я никому не расскажу, — пообещал Снайпер. — А ты ничего здесь не боишься? Медик медленно завинтил крышку банки и поставил ее на место. — Нет, — через несколько секунд ответил он. — Не боюсь. Меня все это только забавляет. Уже уходишь? Могу отдать йод и тюбик вазелина. Почему — нет? Я не проктолог!.. Лучше предупредить, чем пролечить! Инженер искал печеночный фарш. Он не выбросил его по совету Шпиона, а оставил в большой эмалированной миске, а миску поставил в холодильник. Она там и обнаружилась, но пустая. От фарша осталась только размытая кровавая лужица. — Кто-нибудь его брал? — вопрошал Инженер. — Кто-нибудь брал мой печеночный фарш? — Да ты с ума сошел, — сказал Снайпер, мельком глянув на миску. Снайпер сел за стол, выпил чашку черного кофе, потом еще одну, но Скаут так и не появился. Спрашивать о нем теперь было как-то неловко. Команда тактично умалчивала о ночной сцене, значит, большинство предпочло бы забыть и не думать об этом. Пришлось наливать третью чашку кофе и ждать. Новости о Скауте принес Демо. — Сопляк сдался, — хрипло сообщил он, явившись на кухню, — обосрался и двинул прочь, а за Респ с него вычли. Он его ночью раздолбал, как псих микроволновку. — Опять ремонт? — спросил Инженер, глядя в пустую миску. — Странно, что тебя не привлекают, — заметил Снайпер, выливая кофе в раковину. — Респ — машина не для наших умов, — философски ответил Инженер. *** Остается только верить, что это настоящая плоть и кровь, а не синтетические белковые соединения, обученные думать, что они являются настоящим человеком. *** Он ушел и сказал, что не намерен возвращаться. Снайпер осознал, что его нет и не будет больше рядом только спустя неделю. Негласно считалось, что Скаут сбежал не из-за выволочки за разгромленные системы Респа, а из-за того, что вся команда видела его в постели Снайпера. Условия, в которых жила команда, располагали к вечным подозрениям на эту тему, но прежде они не подтверждались. Никто не хотел обитать вместе с парнем, способным переспать с другим парнем, и уходу Скаута многие были рады. Почему-то именно на Скаута свалили всю ответственность и именно его посчитали во всем виноватым, а фигуру Снайпера из истории вымарали, не заставляя его ни оправдываться, ни объяснять. Он и не объяснял, отчасти потому, что считал оправдания подтверждением вины, отчасти потому, что не был уверен, что не виновен. С недавних пор Скаут начал вызывать в нем чувство, похожее на эротическое притяжение. Не зная, как истолковывать его и с какой точки зрения — психологической или с точки зрения физиологии, Снайпер решил о Скауте просто-напросто забыть, благо, тот убрался из Туфорта. Решив так, Снайпер промаялся неделю, а потом отправился искать Скаута в город, нашел и сделал поездки к нему привычкой. Должен же был кто-то приглядывать за Скаутом. Забегаловка «У Молли» обзавелась еще одним официантом. Скаут наотрез отказался надевать фартук, но носил теперь красные форменные футболки, чем неуловимо раздражал, а на футболку прикреплял бейджик с именем. Снайпер старался на имя не смотреть. Ему хотелось, чтобы Скаут оставался Скаутом и никем другим. — Ты не можешь ходить жрать в другое место? — раздраженно спросил Скаут, наливая Снайперу кисловатый кофе из пластикового красного кофейника. — Здесь мне нравятся... десерты. Скаут обернулся и посмотрел на стойку с пирожными. — Я себе лучше голову вилкой отрежу, чем попробую это дерьмо. — Правда? — деланно удивился Снайпер. — А мне нравятся. Принеси парочку вон тех, оранжевых. — Томми, принеси два куска оранжевого дерьма! — крикнул Скаут, не оборачиваясь. — Да, забыл сказать: приятного аппетита. — У тебя остался пропуск в Туфорт? — спросил Снайпер. — Ты бываешь там? Скаут поставил кофейник и сел напротив. Он стал внимательным. — Я читал сказку про эльфов, которые похищали младенцев и заменяли их на своих ублюдков, — с нажимом выговорил он, словно делился какой-то важной и непреложной истиной. — Мне кажется, что я вижу тебя в Туфорте, — признался Снайпер и потрогал ложечкой принесенный официантом десерт. Ложка провалилась во что-то мягкое, из пирожного потекла зеленоватая жижа. — Что это? — Киви, — хмуро ответил Скаут. — Долбаное киви. — Значит, тебя украли эльфы... — Издевайся дальше, — отрезал Скаут. — Мне плевать, что ты думаешь. Правда в том, что я вырвался оттуда, а ты нет. Все, что осталось там, — твоя проблема, а не моя. То, что осталось там, там и живет и меня здесь не достанет. — Я тебя пятый раз спрашиваю, что это или кто это? — задал вопрос Снайпер. — Ты молчишь. Какого черта ты молчишь? При чем здесь эльфы? — Они крадут детей, — неопределенно ответил Скаут, — дети боятся... Мне надо работать. Не приходи сюда больше. Я живу в трейлерном городке, под седьмым номером. Если захочешь потрепаться, приходи туда. И он вдруг улыбнулся, спокойной, но осторожной улыбкой. Именно из-за этой улыбки Снайпер счел, что Скаут лжет, и на самом деле имеет доступ к Туфорту, несмотря на свой неожиданный и якобы окончательный уход. Дело было в том, что Снайпер не только видел его — обычно мельком, в самых темных нишах, в углах и тупичках. Видел светящиеся голубые глаза, знакомых очертаний руку, высунувшуюся из-под стула или кровати; или одинокую тень, задержавшуюся во дворе. Снайперу не приходила в голову абсурдность таких видений: он не мог не доверять своим глазам. Сидя на кухне за чашкой утреннего кофе, он поглядывал под стол и видел его ноги, черные кроссовки... видел, как Скаут сводит и разводит колени. Он был рядом. *** Если перестать верить тому, что видишь, реальность рухнет и никогда не станет прежней. Держись за нее до последнего. Береги рассудок и будь уверен: все, что видит глаз, существует на самом деле. Скаут здесь: его ноги, правая рука и, пожалуй, тень. Не сомневайся в этом. Одеяло спасает от тряпочных чудовищ. Респ восстанавливается сам, его никто не ремонтирует, ты знаешь об этом. Он сам по себе. Чтобы восстановиться, он ест сырую печень. *** Он пришел в одну из тех ночей, когда особенно хочется спать, потому что день выжал все силы, но сон не приходит, а заменяется какой-то мутной и опасной дремой. В дреме кажется, что некоторые вещи реальнее, чем должны быть. — Все нормально? — шепотом спросил Скаут, присаживаясь на край кровати. — Можешь не отвечать. Снайпер мог и не ответил. Он внимательно рассматривал Скаута и узнавал каждую его черточку. Подделкой это быть не могло. Скаут повернул голову и знакомо ухмыльнулся. В темноте его голубые глаза тихонько светились и казались пустыми стеклянными шариками. — Все вы рано или поздно начинаете понимать, — сказал он, — некоторые из вас не имеют ничего против, а некоторые пытаются прокидать меня, как дешевую шлюху. Почему так? Что я делаю плохого? Теперь можешь говорить. Мне нужен ответ. — Если я заведу курицу, — ответил Снайпер, присматриваясь к нему, — заведу одну несчастную курицу и буду тысячи раз отрубать ей голову, чтобы пообедать куриной лапшой, ей будет за что на меня обижаться? Скаут покачал головой. — Мне жаль, — сказал он. — Но у тебя крайне узкие взгляды. Скаут устроился удобнее, подложил руку под подбородок и вцепился в Снайпера колючим взглядом. — Мамочка отвела тебя на ярмарку, — проговорил он, — четвертак за то, чтобы выбить пять банок и получить плюшевого мишку. Ты всегда хорошо стрелял и получил своего мишку, потому что твоя матушка сказала: «Дайте ему кто-нибудь мишку, бога ради! Ребенок не должен этого запомнить!» Она наклонилась, погладила тебя по голове и сказала: «Этот дядя всего лишь декорация, дорогой. Он такая же декорация, как и баночки. Его кровь не настоящая... Дайте сюда гребаного медвежонка, иначе я всажу вам пулю во второй глаз! Мой мальчик выиграл этого медведя, слышите!» — Последние слова Скаут прокричал высоким женским голосом, и Снайпер, перетерпев холодные мурашки, потянулся за портсигаром. Как такое можно было забыть? — Вот так, — примирительно сказал Скаут, наблюдая за Снайпером. Кончик его языка прошелся по серебристым от света луны губам. — А еще есть такое, — тихо рассмеялся он, — такое: «Ты опять не спишь? Ты опять не спишь, мелкий сучонок? Ты не спишь, твою мать? Я предупреждал — если еще раз услышу, что ты боишься этого шкафа, я отрежу тебе голову вилкой! Боишься темноты? Говори немедленно, что страшного? Шмотки? Это твои шмотки! Все еще боишься? Я принес вилку с собой, смотри сюда, не смей меня отталкивать и смотри сюда! Прекрати орать!» Скаут проговорил последние слова шепотом. — Вот так, теперь спи, — сказал он. — Ты молодец. Давай я тебя поцелую. Он наклонился и поцеловал Снайпера холодными жесткими губами, а потом ушел, оставив дверь открытой. Снайперу пришлось смотреть в черный пугающий проем. Во рту остался сладковатый мерзкий привкус чего-то то ли сырого, то ли протухшего. На работе Скаута не оказалось. — Не его смена? — спросил Снайпер у второго официанта. — Его, — мрачно ответил тот, — он не пришел. И не предупредил! А между прочим, договаривались, что он даст мне уйти пораньше... Снайпер развернулся и вышел. Жаркий летний денек выглядел угрожающе. Солнце светило слишком ярко, небо держалось слишком высоко, а ветер гонял по асфальту быстрые черные тени. Город кипел обычной жизнью: текли по улицам автомобили, шагали люди. Промчались мальчишки на велосипедах, голуби пестрой тучей опустились под ноги старушки с половинкой булки в руках. Город — не Туфорт и не может быть его частью, думал Снайпер, заводя мотор фургончика. В городе все иначе и возникло по желанию самих людей. Захотели люди и выстроили себе дома, маленькое здание театра, стадион с желтоватым газоном, парк с фонтаном в виде веселого дельфина, больницу, полицейский участок и магазины. Все это — отдельный и настоящий мир, а Туфорт создан искусственно, имеет границы и не выходит за них, не может выходить. Трейлерный городок располагался на берегу реки. Попасть в него можно было через мост, старый и ненадежный. Под мостом сонно плескалась голубоватая вода, сквозь которую виднелось рыжеватое дно. Вокруг было тихо. Возле одного из трейлеров маленький мальчик сосредоточенно играл с собакой, у другого трейлера женщина вешала белье, и ветер трепал ее юбку. Под номером седьмым было тихо и пустынно. Сам трейлер стоял, покосившись. Окна кто-то заложил фольгой, и заглянуть в них не удалось. Снайпер выбросил окурок и затоптал его каблуком. В правую руку он взял пистолет, а левой открыл дверь. Та поддалась, тихонько скрипнув. Внутри оказалось жарко и душно. Обстановку составляла откидная кровать, забросанная смятыми простынями, откидной же столик и шкафчик. Напротив шкафчика на полу сидел Скаут, держа на коленях дробовик. — Тихо, — сказал он, не глядя на Снайпера, — я его с ночи караулю. Не спугни. — Помочь? — Садись. Снайпер присел на пол рядом со Скаутом, посмотрел на его влажный от пота висок и щеку, на обкусанные губы. — Мы можем уйти. — Нет, — сказал Скаут, — он некоторое время ищет, а потом находит. Нашел один раз, найдет и во второй. Его нужно прикончить. — Странный запах, — заметил Снайпер, нацеливая пистолет на шкаф. — Дежурное блюдо, отозвался Скаут, печеночные оладьи. Я весь ими пропах... ненавижу печень. Она воняет мертвечиной. Стреляй, когда он откроет дверцу. Он быстро облизнулся. Снайпер расслышал тонкий злой скрип — Скаут скрежетал зубами. — Ты спрашивал, кто это. Это... Дверца шкафа дернулась и поползла. Маленькие черные коготки подцепили ее изнутри и потащили в сторону. Внутри шкафа оказалось темно, темнее, чем в безлунную ночь. Солнечные лучи остерегались заглянуть туда и разбивались возле. — Бу, — хриплым голосом рявкнуло то, что жило в шкафу. Скаут дернулся и горячим плечом прильнул к Снайперу. — Стреляй. Стреляй. Стреляй! — заскулил он. Дробовик выпал из его рук. — Бу, — повторило существо и поволокло свое тело наружу. Оно было длинным и зыбким. Колыхалось, будто наполненное чернилами. — Стреляй... - замирающим шепотом умолял Скаут, вжимаясь в стену. Снайпер смотрел на него и на существо. Он видел, как существо доползло до Скаута, не спеша забралось к нему на колени, вытянуло дряблую шею и, сладострастно зажмурившись, оттяпало Скауту голову. — М-кусно... Отрезал вилкой, — самодовольно пробурчало существо, с хрустом пережевывая голову. Из толстых и мягких губ выплескивалась кровь, и существо, хлюпая, всасывало ее обратно. Снайпер все видел, но ничего не мог сделать. Он и его тело оказались отсоединены друг от друга. Он пришел в себя только после того, как дверца шкафа закрылась, впустив распухшее посередине, как у пообедавшего удава, тело существа. В трейлере остались обезглавленный Скаут, еще теплый и с подрагивающими конечностями, лужа крови и Снайпер. *** Маленьким детям не говорят о том, что они умрут и никогда больше не вернутся к жизни. Маленьким детям говорят, что смерть так далека, что ее вовсе не существует, а если она и придет, то вскоре ее действие закончится, и малыш снова откроет глазки. Открой свои голубые глазки, малыш. Смерть прошла. *** Скаут сидел за столом перед стаканом с холодным молоком. Снайпер знал, что найдет его здесь, но не знал, кем именно он будет. — Что как? — спросил Снайпер, вынимая из шкафчика свою синюю чашку. — Выспался? Хорошо спал? — Бу, — ответил Скаут и тихо рассмеялся, увидев, как разлетается выпавшая из рук Снайпера чашка. — Ну и нервы у тебя... — он залпом допил молоко, вытер губы и ухмыльнулся. Жесткий азартный взгляд голубых глаз поддразнил Снайпера больше, чем слова. — Нельзя сюда с нервами, — продолжил он, — с нервами тут умирают. — И воскрешаются, — закончил Снайпер. — Респ, — пожал плечами Скаут, внимательно глядя на Снайпера. — Все мы немного Респ, правда? — Пожалуй, — сказал Снайпер. — Мы все — Респ.