Любить

Густая пена прячет за собой изгибы обнаженного тела и чуть шуршит под напором теплой, нежной воды, сочащейся из крана. С каждой секундой уровень воды поднимался все выше, так и норовя вылезти за края, выплеснуться и оставить на плитке мраморного серого цвета маленькие лужицы. Воздух как будто целиком напитан эфирным маслом с нежнейшим запахом мандарина, бьющего в нос и заставляя довериться всем нутром этому жгучему аромату цитруса. Тойя откладывает в сторону махровое полотенце, которым ранее вытирал влажные и мыльные руки. Именно эти руки заставляли Шинономе почувствовать себя таким свободным от постоянного саморазрушения, именно эти руки гладили рыжие непослушные ,как и их хозяин, волосы, именно эти руки дарили незаменимое тепло. Акито поднимает глаза на Аояги когда вслед за полотенцем он аккуратной стопкой складывает и свою домашнюю полосатую пижаму из серо-голубого нежного хлопка. Казалось что нежнее могут быть только руки Тойи. Так и было, определенно. Вода слегка поднимается, чуть не выливаясь за края, но вовремя останавливается, когда Аояги садится, чувствуя каждым сантиметром своей кожи комнатную температуру воды, пушистую пену, легкую тяжесть нагретого воздуха. Пальцы ложатся самими кончиками краника и выключают воду одним простым движением. Становится тихо. Молчание, повисшее такой же нежной пеленой как и запах эфирного масла, заставляет Акито вдохнуть глубже и прикрыть глаза. Он никогда и представить не мог, что они с этим очаровательно нужным парнем дойдут до таких вот ванильно -нежных вечеров в ванне. Он никогда и представить не мог, что кто-то усадит его в теплую воду, а не в обжигающий кипяток, заставляющий кожу чуть ли не рваться на части, покроет каждый сантиметр легким румянцем довольного наслаждения температурой и вниманием, которое ему уделяли. Шинономе не мог даже мечтать о том, что кто-то будет настолько рядом, настолько близко, что даже необходимо. Молчание всегда напрягало Акито, напрягало так сильно, что каждая клетка его тела трепетала от силы, вложенной в то , чтобы сжаться до минимального размера, стараясь пропасть насовсем, стараясь скрыть такое испуганное и нервное лицо. Но прямо сейчас и молчание стало чем то большим, чем-то особенно невероятным и невесомым, дающим ощущение полета. Так невероятно хочется подарить то же самое окрыление и потерю земного притяжения парню напротив. Хочется поблагодарить того, кто подарил ему чувство покоя и нужности. Внезапно Акито понимает, что чужие ладони, уже вновь мокрые от мягкой воды, касаются его красных коленей, покрытых синяками. Теплые пальцы касаются своей влажностью и гладят, так нежно, едва ощутимо, что хочется плакать. Столько невероятных волнений и чувств распирают где-то под кожей и плотью, что каждый удар затрепетавшего сердца проходит так шумно и медленно. Шинономе поднимает глаза на Тойю,с презрением и такой тонкой жалостью смотрящего на фиолетово-розовые колени. Так хотелось бы прямо сейчас забыть, что существуют проблемы, которые Аояги не в силах решить. Он не может просто избавить Шинономе от рвения к самоповреждениям одним только взмахом палочки, как фея крестная. А еще он не может перенаправить Шинономе лишь одним взмахом руки, как дирижер. Он не сможет . А потому и гладит чужие колени так смиренно грустно и нежно. Хочется укутать Акито этой заботой целиком, но не давя, не оставляя синяков и шрамов. Хочется показать ему, какой чистой бывает его же душа и разум, какими нежными бывают чужие прикосновения. Зеркало, висевшее на стене, не запотевало так сильно , как это было, когда Акито стоял под кипятком. Тогда он был без присмотра, а потому делал себе так больно. Так невыносимо больно. Но все это в прошлом. Все это навсегда останется позади. Шинономе не хотел рассказывать о том, что чувствует, он не хотел этого, но в конечном итоге рассказал. Он больше не чувствует вины за это и больше не тянется к кранику с горячей водой каждый раз, когда нуждается в утешении. Он больше не оставлял алых полос, он больше не просил мужчин за клубом гладить его по голове и хвалить. Теперь он в надежных руках,а хозяин этих самых рук невероятно счастлив видеть, как Шинономе загорается заново. Аояги видит и плачет, а слезы текут не потому что больно, совсем нет. Все из-за того, что он любит. Он любит и ценит Акито таким, какой он был с самого начала. Он любит его таким, каким он будет. Безусловно. Шинономе тоже плачет, плачет тихо, еле слышно, но Тойя слышит. Он услышит даже самый тихий всхлип и стон, он услышит каждую кроху страдания и не позволит ни одной слезе скатиться из драгоценных глаз. Он не позволит никому ранить этого драгоценного человека, он не позволит никому даже кончиком пальца притронуться к старому шраму или синяку. Он защитит Шинономе, а потому утирает его слезы большим пальцем, а Акито жмется к руке. Теперь это не ладонь взрослого мужчины, которого он даже не узнал бы сейчас, теперь это тот, кто сделал его счастливым. Теперь это и есть тот, кто сможет быть рядом. Это и есть тот, кто может по-настоящему любить.