Всему свое время

                     Предисловие от переводчицы: Небольшое (или как получится) введение о переводе. Во-первых, весной прошлого, того самого, года я внезапно обнаружила целый фандом Диско Элизиума, и летя в Стамбул, единственным, что меня удерживало на минимальном жизненном плюсе — это фанфики по этому фандому, а главным образом великолепный перевод великолепного фика «Кардиозона не глушит стоны» (если вы еще каким-то образом не читали — пожалуйста проследуйте по ссылке). Я читала фанфики по этому фандому на фикбуке и ао3, застряв на холмах Стамбула в пять утра под нестройное многоголосье муэдзинов, то сливающихся в идеальную гармонию, то распадающихся в дикую какофонию, зовущих весь город на пятичасовой утренний намаз, отражая в своей голове такой же нестройный хор голосов, зеркалящий экспертный совет в голове Гарри. Вместо запланированных двух недель я застряла в Стамбуле на все три долгих месяца неопределенности, и опять таки единственным, последним средством удержания своего кукундия в рамках вменяемости и копинга для меня стало перепрохождение Диско Элизиума, потому что ни одна другая игра не могла организовать мне необходимого уровня эскапизма. И уже летом я встретила этот фик. Во-первых, я уже лет десять нежно люблю этот троп, с которым я впервые познакомилась в Докторе Кто (Ривер-Доктор, любовь навеки ♥♥♥). И да, я регулярно встречалась с разными реализациями этого тропа, но никогда исполнение не дотягивало до оригинала. И вот я читаю фик и понимаю, что — оно. Я иду спрашивать разрешения на перевод, и понимаю, что он уже обещан другой, причем переводчице, одной из немногих, которых я очень ценю и уважаю. И я пытаюсь напроситься хотя бы в соавторы-беты, но не судьба, и я кусаю локти, а потом мне отдают перевод. А потом меня переезжает жизненными обстоятельствами на полгода, я факаплю все личные и нет сроки. Доперевожу. Оставляю текст “отлежаться” и кхм… В общем, огромное спасибо hartwig_n, если б не она, фик отлеживался бы еще дольше. Теперь мы здесь. Лучше поздно, чем никогда. В общем, это фик где все находятся в гармоничном союзе, заботятся и любят друг друга. И каждую секунду ваше сердце будет разбиваться. Удачи! Кхе-кхе…                      День 1        Он открыл глаза и понял, что лежит на боку. Сверху что-то придавливало. Тяжелое, но не слишком. Излучающее тепло сквозь слой ткани. Он посмотрел вниз и обнаружил что-то волосатое — руку — услужливо подсказал мозг. Рука словно почувствовала его пробуждение и слегка напряглась. Его не то чтобы удерживали, нет, но... лежать больше не хотелось.Он осторожно отодвинул обнимающую его руку. За спиной зашевелились. Он обернулся. Перед глазами замаячило расплывчатое лицо. Человек сонно моргнул и поинтересовался:       — Ким? Что такое?       Он чисто рефлекторно открыл рот и потерялся, не зная, что делать дальше. Попытался скопировать человека напротив, напряг горло:       — Хм... Я... — он растерянно оглянулся — вокруг все плыло и тонуло в неясных очертаниях. Человек резко сел и встревоженно переспросил:       — Ким? Ты как?       Вопрос в целом понятный — человек спрашивал, как он себя чувствует, но в голове царила полная каша, и вытянуть из нее нужную мысль не представлялось никакой возможности. Он должен был что-то найти... Но что именно? В воздухе все ощутимее разливался запах страха. Он и сам был на грани паники. Он напрягся и наконец выдавил из себя:       — Муть какая-то...       Человек рядом с ним ощутимо расслабился.       — А, очки. Ты снова забыл, — сказал мужчина и потянулся через него, что-то доставая с... прикроватной тумбочки, подсказал мозг, а затем водрузил очки ему на лицо. И только тогда черты его потрепанного помятого лица наконец обрели некоторую четкость. Человек запустил пятерню в седеющую копну волос и обеспокоенно оглядел его. Зелеными глазами.       — Ну как? Лучше? — спросил он.       Он явно ждал ответа. Наверное, можно было кивнуть, так что он кивнул, и не то чтобы это полностью успокоило мужчину, но уголки его губ слегка изогнулись вверх — улыбка — и он сказал:       — Пойду завтрак приготовлю.       Мужчина наклонился и прижался губами к его лицу — поцелуй в висок — а потом вышел через одну из дверей.       Он встал с кровати и огляделся вокруг — в голове возникали слова. Простыни и одеяла — бежевые. Напротив стены стоял комод с несколькими фотографиями. Быстро изучив их, он пришел к выводу — на всех были изображены одни и те же люди: уже знакомый ему мужчина и второй, ниже первого, темноволосый и в очках. На ближней тумбочке у кровати стояла лампа. Рядом лежал синий блокнот с ручкой. Повинуясь инстинкту, он подхватил и раскрыл блокнот. Страницы были исписаны витиеватыми каракулями, странными, но в тоже время знакомыми, правильными, как одежда на нем сейчас. Он сразу же шестым чувством понял — это его почерк. На последней странице, отмеченной закладкой, он прочитал:       Меня зовут Ким Кицураги.       Я живу с Гарри.       Я пью кофе без сахара, с капелькой молока.       Сегодня 12-е сентября, 71 год.       Мы живем в Ревашоле (Ре-ва-шоль), это город на острове Ле-Кайю, в Инсулинде.       …              Чем дальше он читал, тем больше сбивался с толку: нагромождение фактов и трудно запоминаемых слов, через которые приходилось продираться словно сквозь туман. Ким, подумал он, меня зовут Ким, и отложил блокнот обратно. Встал с кровати, вжался на пробу плотнее босыми ступнями в холодный пол. С равновесием у него оказалось все в порядке, но вот куда идти? Его ждали две приоткрытые двери, и он выбрал одну, гадая, там ли тот человек. Гарри. Должно быть, тот мужчина был Гарри.       Дверь вела в небольшую ванную. Темноволосый мужчина в круглых очках глядел на него из зеркала. Он поднес руку к лицу, и отражение повторило. Пробежался пальцами по бледным впалым щекам, по морщинам, по мешкам под глазами, жидким усам и редкой, едва заметной щетине на подбородке. Лицо странное, но в то же время знакомое и правильное. Его.       Мысль немного успокоила, несмотря на полную потерю воспоминаний.       Он открыл вторую дверь, и его тут же окутал густой аромат. Кофе. Небольшая гостиная была совмещена еще с более крохотной кухней, на которой мужчина занимался... чем-то, в одних только шортах на голое тело. С выцветшим узором, кажется, из каких-то птиц. Какаду. Ким почему-то был до странного уверен, что это какаду. Мужчина — Гарри — видимо услышал приближение Кима и крикнул, обернувшись:       — Одну минутку, — а потом склонился над столом, взметнув гривой волос.       Ким нерешительно выдвинул стул и присел. Вскоре мужчина принес две кружки. Взглянул на Кима и застыл на миг, словно почуял, что что-то не так, но прежде чем тот успел среагировать, встряхнул головой и продолжил, как ни в чем не бывало, выставляя перед Кимом одну из кружек. Оранжевую, со светло-коричневой жидкостью. Кофе с молоком.       — Все как ты любишь: без сахара, с капелькой молока, — тепло улыбнулся мужчина, уже вернувшись с тостом в руке. Он уселся напротив Кима. Тот изучил чашку и осторожно отхлебнул. Мужчина не ошибся: вкус ощущался правильным. Теплая жидкость нежно омыла горло, успокаивая натянутые нервы и придавая немного храбрости.       — Гарри? — спросил он, гадая, как звучит это имя вслух, но сразу после произнесения оно обернулось чем-то привычным, как будто он называл это имя уже миллион раз, хоть и не помнил. Знакомое. Правильное.       Его.       — Да, — отозвался Гарри, жуя тост.       — Мне кажется... — Ким попытался найти нужные слова. — Я ничего не помню.       Гарри оторвался от тоста, взглянул на него и слабо улыбнулся.       — Знаешь, я тебе тоже самое сказал, когда мы впервые встретились.       Ким нахмурился, снова напрягаясь.       — Этого я тоже не помню.       Кажется, Гарри совсем не удивился. Скорее, слегка расстроился. Мужчина задумался на секунду, а потом отсалютовал Киму кружкой:       — Не волнуйся, ты вспомнишь.       Немного помолчал. Киму показалось, что он как-то связан с этим приступом меланхолии, но понятия не имел, что сделать или сказать. Так что он просто потупил глаза и молча принялся за еду.       Покончив с тостом, он почувствовал на себе взгляд. Посмотрел на Гарри, тот улыбался:       — Но день энциклопедии же в силе?       Ким удивленно моргнул и быстро ответил:       — Конечно.       Потому что Гарри, кажется, ждал этого ответа, потому что он не хотел выглядеть слишком потерянным, и потому что энциклопедия действительно казалась подходящей штукой. Ему точно не помешает, учитывая как мало он знает о... обо всем, честно говоря.       — Ладно, — Гарри поднялся из-за стола и принялся убирать тарелки. — Она на журнальном столике. Я пока помою посуду.       Ким встал и послушно прошел к дивану. Ну да, там она и лежала — огромная книга на маленьком столе.       Вскоре Гарри присоединился к нему со своей книгой.       День пролетел незаметно. В какой-то момент Гарри вложил ему в руку сэндвич и велел его съесть. Под конец дня у Кима голова грозилась взорваться от количества узнанной информации. И именно Гарри мягко захлопнул энциклопедию в его руках.       — Думаю, для одного дня более чем достаточно? — улыбнулся он. Ким непонимающе взглянул на него, но когда Гарри забрал у него книгу, его догнало ощущение усталости. Даже голова слегка кружилась.       — Ага, — медленно ответил он с облегчением.       Той ночью Гарри лег рядом и обнял сзади. На секунду Ким слегка напрягся. Однако тело его, в отличие от него самого, кажется, прекрасно помнило Гарри, и даже само чуть подалось назад, ближе, мгновенно расслабляясь. Удобно. Уместно. Ким даже порадовался, что не стал отстраняться. Человек позади него тоже расслабился, и Киму резко захотелось спать. Лежать вот так, в объятиях, очень успокаивало. Да и немудрено, учитывая, в каком состоянии он проснулся сегодня.       — Спокойной ночи, — Гарри легонько поцеловал его в плечо. — Увидимся утром.       Ким уснул раньше, чем успел что-то ответить.        День 2        Он проснулся и слез с кровати, врезавшись в тумбочку. Шум разбудил Гарри, и он сонно пробормотал: — Очки, Ким, очки... Ким пошарил рукой и тут же нащупал, нацепил очки на нос — сели криво, так что он аккуратно поправил их несколько раз. На глаза попался синий блокнот. А он ведь мог бы записывать туда важную информацию, пришло ему в голову, так что он подхватил блокнот и вышел в гостиную.       Ким раскрыл блокнот, рассчитывая перечитать вчерашний текст, но сегодня закладка лежала на другой странице. Там не было ни его имени, ни первых важных вещей и фактов, ничего. Он отогнул резинку, пролистывая блокнот до конца, но все они были пустые. Неужели Гарри что-то с ним сделал? Но следов вырванных страниц Ким тоже не нашел. Ладно, в любом случае, стоит записать заново. Он достал ручку и написал:       Меня зовут Ким Кицураги.       Я живу с Гарри.       Я пью кофе без сахара, с капелькой молока.       Сегодня ...       Сегодня сентябрь, но какое число? Кажется, вчера было записано 12-е, но непонятно, когда была сделана запись. Ким решил, что вернется к этому позже, и продолжил: «Мы живем в Ревашоле (Ре-ва-шоль), это город на острове Ле-Кайю, в Инсулинде»...       Для старта самое то, подумал он. Затем он записал еще немного фактов из вчерашней энциклопедии. Изола — это континент, окруженный со всех сторон Серостью. Существует семь изол, Инсулиндиийский океан — самый большой. Серость — это материя, пролегающая между изолами, чья масса.... Ким заглянул в энциклопедию свериться с фактами — странно, кажется вчера он оставил ее в другом месте. Он продолжил заполнять блокнот деталями и базовыми знаниями, которые сложно запомнить.       В какой-то момент проснулся Гарри, и спустя время прокричал, что завтрак готов. Ким отстраненно хмыкнул. А потом вспомнил о незаполненной строчке в самом начале.       — Гарри, какой сегодня день?       Гарри глянул на лежащую рядом газету.       — Двенадцатое.       Ким записал: «Сегодня 12-е сентября, 71 год». Но... Что-то не сходилось. Разве сегодня не должно быть хотя бы тринадцатое?       Впрочем, он вчера пытался запомнить столько новой информации. Возможно, он что-то напутал. Ким покачал головой и отложил блокнот с ручкой, пошел к столу завтракать. На всякий случай проверил газету. Гарри не соврал, сегодня было двенадцатое сентября.        День 3        Он обнаружил, что последняя страница в блокноте снова исчезла. И в этот раз он порядком разозлился. — Гарри, ты что-то сделал с моим блокнотом? Его тон, кажется, поразил Гарри.       — Нет, ты что! Ты никогда не разрешаешь мне даже трогать его, — широко распахнув глаза, заявил Гарри, запнулся на секунду и добавил, словно боялся, что Ким ему не поверит. — И вообще, я бы никогда.       Ким нахмурился. Зачем Гарри врать ему, в принципе?       — Но в нем не хватает вчерашней страницы.       — Ну, так сначала ее надо написать? — улыбнулся Гарри, и тут с него буквально сошло лицо. — Но ты про это еще не знаешь... — тихо произнес он.       Ким запутался еще больше.       — Не знаю чего?       Гарри зажмурился и встряхнул головой, словно хотел отогнать лишние мысли.       — Ладно. Иди сюда. Кажется, такие новости лучше слушать сидя.       Он оглянулся по сторонам, схватил газету и подошел к дивану. Ким последовал за ним и сел рядом.       Гарри глубоко вздохнул и произнес:       — Если уж совсем упростить, то ты живешь наоборот.       — Наоборот, — автоматически повторил за ним Ким, глядя на него во все глаза.       — Вот уж не думал, что именно я буду объяснять тебе это... — пробормотал Гарри, снял колпачок с ручки и нарисовал на газете стрелку. — Допустим, для большинства людей время течет в этом направлении, а для тебя... — он нарисовал вторую стрелку, идущую в противоположную сторону, параллельную первой. — В обратном. Твое завтра — это вчера для нас, обычных людей.       Гарри смотрел ему прямо в глаза. Ким бы заподозрил во всем этом расказе какую-нибудь тщательно продуманную шутку, но Гарри выглядел слишком честным... и слишком расстроенным.       — Возможно, тебе понадобиться некоторое время, чтобы до конца все понять, — Гарри закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. — Господи, да у меня самого ушла целая вечность, пока я полностью понял, что это означает. Не знаю, как ты... — Он внезапно умолк.       Ким обвел пальцами стрелку, устремленную назад и тихо повторил:       — В обратном направлении.       Он перевернул газету. На первой полосе была отпечатана дата. Одиннадцатое сентября, 71 год.       — Ага, — Гарри слегка и очень грустно улыбнулся. — Боже, я всегда считал... всегда считал, что ты выяснил это сам. Ты просто всегда был таким... — он словно набрел на какую-то мысль, замолчал, а потом вздернул голову и оглядел Кима. — Ты наверное в самом начале. Сколько дней прошло для тебя?       Ким собирался ответить, но Гарри снова замотал головой.       — Нет, нет, не рассказывай. Ты был прав! Не рассказывай мне о вещах, которые еще не произошли, я не хочу знать. Ты был прав. Ты всегда был прав...       Гарри затих. Шмыгнул носом и произнес:       — Все хорошо. По крайней мере, у нас есть сегодняшний день. И мы проведем его вместе, как и всегда, — он выдавил из себя улыбку. — Чем займемся сегодня?       Глаза у Гарри покраснели. И он снова расстроился. И по какой-то причине Киму снова показалось, что он опять во все виноват. Но Гарри явно не хотел больше об этом говорить. Так что Ким отвернулся и заметил, что гигантский талмуд исчез.       — Энциклопедия, — произнес он решительно. — Она... Видимо, ее тут пока еще нет. А я не дочитал ее.       — Ну тогда в библиотеку! — выдал Гарри с фальшивой радостью. — Иди переоденься. На улице сегодня ветрено, — он кивнул в сторону спальни. Киму не хотелось оставлять его в таком состоянии. Он явно должен был сделать хоть что-то, но что именно? Так что он встал и ушел в спальню. Может быть, Гарри просто нужно побыть немного наедине с собой?       Как только Ким открыл шкаф, его внимание сразу привлекла оранжевая ткань. Две одинаковых куртки. Приятные, удобные. Он примерил одну, и она села как влитая. Знакомая. Правильная. Его.       Переодевшись, он вышел из спальни. Гарри, который все это время смотрел в стену, обернулся, и глаза его загорелись. В груди Кима разлилось странное тепло.       — Я сейчас, — Гарри исчез в спальне, но дверь закрывать не стал. Ким услышал приглушенную возню в шкафу, ворчание, и отвел глаза. Его поражало, насколько бесстрашно открытым был Гарри перед ним во всем. Сам бы он так никогда не смог. Взять даже выход из квартиры — он не то что бы боялся, но точно нервничал. Хотелось, по возможности, вооружиться до зубов. Немного подготовки никогда не помешает.       Ким поправлял свои перчатки, когда Гарри наконец показался из спальни — в зеленом свитере, брюках клеш и паре зеленых туфель из змеиной кожи. Весь наряд явно знавал лучшие дни и почему-то несказанно удивил Кима. Но в целом ему нравилось. Гарри подмигнул и выставил на него пальцы-пистолеты.       — Вот теперь мы подходим друг другу.       — Каким образом?       — Зеленое отлично сочетается с оранжевым. Ты сам мне это когда-то сказал.        День 21        На часах было уже три, когда Ким открыл глаза. Должно быть, он задремал на диване. Либо засиделся тут очень, очень сильно допоздна (что маловероятно), либо решил прикорнуть после обеда. И видимо каждый раз после засыпания, он движется назад во времени, к последней точке пробуждения (очень на то похоже). Ким лежал на кровати и пытался навести порядок в мыслях.       Один день бесцеремонно сменялся другим, и Ким постепенно набирался знаний — иногда из библиотечных книг, иногда из своих старых блокнотов (он также принялся конспектировать свои дни, чтобы оставить воспоминания будущему себе).       Иногда что-то подсказывал Гарри. Сначала Ким спрашивал очень осторожно: боялся выдать себя и показать, что ничего не знает об их общем прошлом — Гарри каждый раз видимо грустнел, когда до него доходило.       Но при этом Гарри всегда был готов отвечать, так что любопытство в какой-то момент победило осторожность. Так Ким выяснил, что они с Гарри служили в ревашольской городской милиции. От службы в РГМ у Кима осталась впечатляющая россыпь жутких шрамов на животе и спине («выстрел дробовика в живот» — объяснил ему Гарри и отвел глаза, кривясь от короткой вспышки боли). У самого Гарри на бедре имелся шрам от пули — от их первого общего дела в Мартинезе. С тех пор прошло уже двадцать лет, и с того самого дела они всегда были напарниками, пока пару лет назад у Гарри не случился жуткий сердечный приступ на работе, после чего они подали в отставку.       Гарри также рассказал, что Ким не единственный, кому приходится собирать себя с нуля. В Мартинезе, где они впервые встретились, Гарри схлопотал ретроградную амнезию, от которой он так никогда и не оправился. И виной тому стало «запоище апокалиптических масштабов», во время которого, со слов самого Гарри, тот продал свой ствол, утопил мотокарету в море, сиганув в него с крыши ломбарда как с трамплина, разбил окно в своем отельном номере ботинком и попытался повеситься на потолочном вентиляторе при помощи галстука. «К счастью, у меня есть эти голоса в голове», — сказал Гарри и показал пальцем на висок. — «Они мне говорят, что делать, подмечают подозрительное и все такое. Без них я бы то дело не раскрыл. Да, честно говоря, не только то».       Ким верил далеко не всему. Нет, в голоса верил (Гарри отлично это доказывал, потому что всегда знал вещи, которые не должен был знать), но вот все эти «запойные подвиги»... Гарри всегда выглядел надежным, великодушным, внимательным. Не без причуд, конечно. И манера одеваться вызывала вопросы. И да, Ким знал его всего ничего, но в одном был уверен — потребуйся ему помощь, и Гарри ради него в лепешку расшибется.       И все это подводило к вопросу на миллион реалов — кем Гарри был для него? Кем они были друг для друга?       Коллегами и друзьями, понятное дело. И еще семьей, наверное.       Но ведь не только? Ведь Гарри целовал его плечи и виски, обнимал по ночам, и иногда бросал эти взгляды, полные мимолетной грусти. И надо сказать, Кима никогда не беспокоила эта близость. Может быть, дело было в мышечной памяти старого тела, доставшегося ему всего несколько дней назад. Тела, каждый синапс которого был уже прошит на эти контакты до уровня инстинкта. Поэтому Ким не испытывал никакого отторжения при проявлениях... близости. Даже радовался им.       Так что, видимо, они были не только напарниками по работе, но и партнерами в жизни. Так? Может быть, любовниками?       Стоило признать, что мысль немного напрягала, хотя Гарри никогда не давал повода. Никогда не давил и уважал его границы наилучшим образом — он всегда был очень осторожен, честно говоря, что само по себе было странно, уж если они состояли в романтических отношениях. Судя по тем ограниченным знаниях Кима об отношениях подобного рода, так быть не должно.       Но он был бы не против, внезапно осознал Ким. Вообще нет. Возраст ничего не сделал ни с квадратной челюстью Гарри, ни с хорошо очерченной мускулатурой рук. Иногда Ким не мог отвести взгляда от его широких плеч. Если ветровка Кима помогала создать впечатление физической мощи, то Гарри эти уловки были ни к чему. Будь Ким посмелее, он бы с удовольствием ощупал эти плечи, прямо как все остальное, что он трогал в нынешние дни, тактильно знакомясь с новыми материалами и текстурами.       И Гарри бы ему позволил, наверняка. Ким просто пока боялся проверять.       Вчера — или завтра для всего остального мира — он отправился в библиотеку для небольшого расследования, в ходе которого выяснил, что хотя гомосексуальность и была декриминализована в Ревашоль, однополые браки до сих пор не были легализованы, а средний срок существования гомосексуальный пар длился от шести до восьми лет, согласно разным источникам. Исследований по холостякам, живущим в одной квартире, не существовало, но Ким подозревал, что едва ли обычные, живущие вместе холостяки так часто и так близко контактируют друг с другом, и уж точно вряд ли целуются.       Однако, он все равно не торопился с выводами. Главным образом потому, что был не готов к их последствиям.       Входная дверь со скрипом отворилась. Гарри позвал с порога:       — Ким?       Голос у него был немного запыхавшийся, наверное, нес тяжелые пакеты. Ким подскочил, спеша на помощь, но в глазах все резко помутнело. Где-то грохнулись пакеты на пол, и прежде чем Ким успел поймать равновесие, его подхватили сильными руками. Ким моргнул. Мир пришел в обычное состояние. Перед глазами маячило лицо Гарри.       — Да все в порядке, — пробормотал он. — Просто...       — Низкое давление, — закончил фразу за него Гарри. Все еще борясь с сумбуром в голове, Ким заглянул в его серо-зеленые глаза, и тут ему мозг закоротило от внезапной близости. Если... Он просто... Подастся вперед... И...       И Гарри поцеловал его первым.       Ким от шока замешкался буквально на мгновение, но потом в ход пошла мышечная память, и подсказала поцеловать в ответ. Однако даже эта заминка не укрылась от Гарри. Он отстранился:       — Ким? Что такое? — встревоженно оглядел его Гарри. — Что-то не так?       И тут же распахнул глаза, понимание накрыло его с головой.       — Ты только что проснулся? Ты еще не... Это первый раз...       Гарри сильнее сжал его в объятиях. Ким, удивленный его силой, смотрел в ответ, и тут внезапно все понял. Понял, что это означало для Гарри. Он открыл рот, но так и не придумал, что сказать. А у Гарри в глазах уже стояли слезы.       Он отпустил его и отошел на шаг, словно раненное животное. Потряс головой.       — Прости... прости, я просто...       В груди что-то сжалось, и Ким жутко испугался. Так неправильно. Все это было чудовищно неправильно. Что же сделать? Как стереть эту агонию с лица Гарри? Как вернуть его себе? Ким потянулся к нему без задней мысли, схватил за руку. Гарри всхлипнул. Ким чуть не разжал руку, но Гарри не отстранился, наоборот потянулся навстречу, так что он просто собрался с духом и протянул руки. Медленно. И, видя, что Гарри не возражает, обнял его.       Обнял сам, в первый раз. Хотя очевидно не в первый раз для Гарри. Тот тут же обвил руками его талию и зарылся лицом куда-то в шею, отточенным, очень знакомым, идеальным движением. Они так подходят друг другу, так совпадают, удивленно отметил Ким. Вся тревога разом испарилась, как только он успокаивающе провел руками по спине Гарри.       — Прости, — прошептал он.       — Ты тут ни при чем, — пробормотал Гарри в ответ куда-то ему в шею. — Мы ничего не можем поделать...       — Но мне все равно жаль. Жаль, что ты проходишь через все это...       — Нет, нет. Не надо. Просто... Все дело в том, что я еще не готов тебя отпустить, даже если я знаю, что должен, что рано или поздно мне придется. Я до сих пор не хочу, — Гарри тихо всхлипнул.       Ким обнял его крепче, тупая боль распускалась в груди. Он долго думал, что еще можно сказать, и наконец решился:       — Пока и не надо. Не сегодня.       — Хммм?       — Как ты и сказал. Мы проживем этот день вместе, как и всегда. У нас еще есть сегодня.       Может, Киму и показалось, но в ту ночь Гарри прижимал его к себе сильнее. Ким обрисовывал проступающие вены на его ладони, потом костяшки. Спустя какое-то время Гарри перехватил его руку.       — Ты же знаешь, что я тебя люблю? С самого первого взгляда?       — Прямо-таки с первого взгляда?       — Ну, может не с первого. Я плохо помню тот день. Но как минимум на середине дела я уже по уши втрескался в тебя.       Ким не нашелся с ответом, но Гарри сориентировался гораздо раньше, чем тот принялся паниковать. Он просто поцеловал Кима в плечо и произнес:       — Не переживай. Не нужно отвечать, я и не жду. Я просто хочу, чтобы ты знал, ладно?       — Ладно, — выдохнул Ким.        Он снова проснулся. Гарри еще спал. Ким надел очки и изучил спящее лицо перед собой. Такое довольное. Такое спокойное. Еще не подозревающее, что скоро его сердце будет разбито.       Может, этому и необязательно происходить. Вдруг существует способ... что, если он...       Гарри пошевелился. Медленно распахнул глаза, лениво улыбнулся Киму.       — Утречко, — голос у Гарри был хриплый ото сна. А на Кима нахлынуло непреодолимое желание попробовать эту улыбку, и он внезапно понял — а что его, собственно, останавливает? Поэтому он легонько поцеловал Гарри в уголок рта.       Тот вздернул бровь.       — У кого-то с утра игривое настроение? — он подмигнул и утянул Кима в долгий, медленный поцелуй. Ким старался изо всех сил, отвечая, подражая движениям Гарри. Отчасти полагался на рефлексы, толком не понимая, как правильно целоваться. Но, что бы он не делал, на Гарри это явно действовало. Ким задрожал, когда пальцы коснулись его лопаток. Кровь устремилась вниз. Он отчаянно дернул бедрами, сомневаясь — то ли убегать от странных ощущений, то ли отдаться им полностью. И тут он задел... Ох, стояк Гарри напротив его паха, и волна удовольствия прокатилась вдоль позвоночника, погружая в восхитительный транс. Гарри проскользнул ладонью в трусы и обхватил его член.       Ким задохнулся, и Гарри воспользовался моментом, проник языком в рот. Несвежее дыхание было не особо приятным, но щекочущая эйфория крыла все, так что Ким беспорядочно толкался в ладонь Гарри и вслепую шарил по чужой талии.       — Тише, — поддел его Гарри, сам приспустил шорты и обхватил своей широкой ладонью оба члена, а Ким цеплялся за его бедра и прятал лицо в изгибе шеи Гарри, медленно теряя себя.       И уже после, все, о чем он может думать, кроме щекотных бакенбардов Гарри, о которые он трется между поцелуями, это его лицо — все в слезах, с разбитым сердцем, спустя пару часов — спустя пару часов для Гарри.       Может, этому и необязательно случаться. Может, Ким все еще может все спасти. После обеда, твердо решив не засыпать, он сидит за обеденным столом и решает сегодняшний кроссворд. Он пока не может заполнить все клетки — не хватает знаний, но по крайней мере он не уснет.       Однако, веки тяжелеют, и в какой-то момент мозг сдаётся, капитулирует перед вопросами. Ким клюет носом. В конце концов, кажется, Гарри относит его на диван.        День 22        Он проснулся под неясный утренний свет сквозь занавески и понял, что ничего не вышло. Попытался сделать вид, что ничего не случилось, чтобы не волновать Гарри, прости господи, не выдать раньше времени, что произойдет завтра, но получилось не вполне. Гарри явно заподозрил неладное, но решил не выпытывать, просто как-то напрягся до предела. Киму это не понравилось — вся ситуация чем-то напомнила самые первые дни, когда Гарри очевидно сдерживал слезы и всячески старался сохранять дистанцию. Тогда каждый видимый признак слабости, уязвимости расстраивал Гарри.       Ким вовсе был не виноват, но все это так или иначе происходило из-за него, и ему вовсе не нравилось видеть, как Гарри расстраивается. Из-за него. Любая неосторожно выданная мелочь оборачивалась неожиданным наказанием.       Но у них в запасе еще было много времени. Он должен был подготовиться.        День 308        Он проснулся от поцелуя Гарри. Остывая от накала чувств, они соприкасались лбами и восстанавливали сбитое дыхание. Гарри тогда улыбнулся и сказал: — С годовщиной!       Годовщиной? Ким и глазом не моргнул. Потянулся и мягко поцеловал Гарри в губы.       — И тебя.       Они немного полежали, и Гарри добавил:       — В следующем году отметим двадцатилетие.       — Угу, — неразборчиво хмыкнул Ким и сделал себе зарубку проверить дату позже.       — Надо будет как следует отпраздновать в следующем году. Может, съездим куда-нибудь?       Ким вздернул бровь:       — Мы серьезно устроим кипиш из-за этого?       — Так это же почти наша годовщина свадьбы!       — Ну посмотрим, — Ким к тому времени понял, что в их паре он отвечает за голос разума. Но предложение, так или иначе, звучало заманчиво. Почему бы и нет?       На мгновение он совершенно забыл, что не помнит в своем прошлом ничего похожего на празднование той годовщины.       Утром он бесцеремонно проверяет календарь. Девятое ноября.       Внезапно он вспоминает второй день своей жизни. Двенадцатое сентября. А тринадцатого — полная пустота.       В следующем году в этот день его не будет вместе с Гарри.       — Ким?       Ким понял, что застыл перед календарем слишком долго.       — Просто накрыло чувствами, — даже стоя спиной к Гарри, он выдавил из себя улыбку в надежде, что она будет слышна в голосе и спрячет накатившую горечь.       Гарри ничего не заподозрил. Однако, радости Ким почему-то не испытал.        День 1237        Сказать по правде, Ким так до конца и не верил во все упоминаемые Гарри «великие дела», даже когда дело дошло до службы в РГМ, даже когда безрассудность Гарри принялась набирать обороты. Ким все равно не мог по-настоящему представить Гарри в той самой версии разлива «Текилы Сансет».       До сегодняшнего дня.       Гарри закряхтел в кресле, пока Ким склонился над ним, снял очки и сжал переносицу пальцами:       — Ты серьезно? Танцевальная дуэль?       — В моменте это казалось отличной идеей, — пробормотал Гарри.       Только что оштрафованные малолетки обругали их на чем свет стоит, и Гарри разозлился настолько, что вызвал пацана на танцевальную дуэль. И, надо признать, вышло у него в итоге более чем сносно, на взгляд Кима, даже «сногсшибательно», если учесть возраст. Даже молокососов проняло. В конце Гарри решил проделать чертово обратное сальто, и, к несчастью, неудачно приземлился, подвернул лодыжку с ужасающим воплем, а потом свалился на землю, весь покраснев и схватившись за грудь. Ким в ужасе метнулся к мотокарете за нитроглицерином, который всегда возил с собой. После того, как Гарри пришел в себя, Ким отвез его в участок. Сердечный приступ Гарри, из-за которого они вышли на пенсию, был, конечно, гораздо хуже, и Гарри тогда пережил его и добрался живым до больницы только благодаря тому, что Ким наизусть вызубрил инструкции из своего блокнота.       — Прости, Ким. Я наверное тебя напугал, — тихо извинился Гарри — чисто нашкодивший ребенок. Ким вздохнул. Гарри протянул руку и провел пальцами по нахмуренным бровям Кима, жалостливо пробормотал:       — Я больше так не буду. Обещаю.       Ким вздохнул, смиряясь. Он ведь знал, что даже если Гарри сдержит свое слово (которое, ретроспективно, он действительно сдержит), вся эта чушь и чепуха будет снова и снова происходит в будущем Кима. Вслух он ничего не сказал, но Гарри, кажется, понял ход его мыслей и изменился в лице — будь прокляты его голоса в голове. Ким быстро сориентировался:       — Хотя, надо признать, выглядел ты круто.       У Гарри загорелись глаза:       — Правда?       — Правда, — и тут Гарри мгновенно забыл обо всякой вине, а Ким не выдержал и фыркнул. В этом и был весь Гарри.       И другой Киму был не нужен.        День 2185        На дороге произошла авария, и Ким застрял в пробке. Он тарабанил пальцами по бедру, какое-то время поглядывая на часы каждые десять секунд, после чего не выдержал и припарковался в первом подвернувшемся месте, вышел из мотокареты и побежал к точке назначения.       Ким хотел остановить убийство.       За прошедшие годы он пытался и не преуспевал несколько раз — изменить предначертанное, защитить людей — каждый раз он либо опаздывал, либо отправлялся в группу прикрытия, после чего приходилось бросать дело на полпути, либо просто сталкивался с какими-то проблемами. Все это крайне удручало и деморализовало, он даже начал сомневаться, есть ли во всей его работе какой-то смысл, но завтра — или накануне по его личному времени — они обнаружат в глухом переулке Джемрока юную солийскую девушку. Изнасилованную и убитую. И никаких следов убийцы. В морге Ким будет смотреть на лицо жертвы, чем-то отдаленно напоминающее его собственное, и что-то в нем надломится.       Сегодня после работы он сбежал в такой спешке, что Гарри сразу догадался, в чем дело. Но не стал ни останавливать его, ни присоединяться. Так было всегда.       Время неумолимо приближалось к предположительному времени смерти, и Ким бежал все быстрее и быстрее, и даже его ноги, привыкшие к беготне за Гарри в его бесчестных расследованиях, замолили о пощаде. Но он не мог остановиться. Пусть он не успеет спасти девочку от изнасилования, но хотя бы сохранит ей жизнь. Выбежал на аллею и сквозь шумящую в ушах кровь и сбитое дыхание услышал приглушенную ругань:       — Блядь, тут кто-то идет! Какого хуя?..       А потом прогремел выстрел.       Ким застыл, а потом прибавил шагу, пытаясь нагнать хотя бы убийцу. Но человек уже исчез, оставив позади себя лишь тело девушки. Она лежала и слегка дергалась. Выстрел прямо в голову убил ее мгновенно, судя по результатам аутопсии. Тело двигалось на остаточных рефлексах.       Ким от отчаяния впечатал кулак в стену, боль прошил всю ладонь от костяшек до центра. На глазах навернулись слезы. Он яростно оттер их ладонью. Не заслужил он права на слезы.       Он остановился у двери, выуживая ключи, когда дверь отворилась сама, и на пороге показался Гарри. Он обеспокоенно окинул Кима взглядом:       — Привет.       Ким закрыл дверь за собой и шагнул в объятия Гарри, уткнулся лбом в его плечо. Наконец в безопасности, наконец распадаясь на осколки. Гарри обнял его и нежно огладил по спине, тихо утешая:       — Тшш, шшш, все хорошо.        День 3856        — Я все хотел спросить, а чего ты больше в Мартинез не ездишь? Мне казалось, вам бы с Гарри понравилось снова туда скататься, вместе. Вспомнить былое и все такое, — спросил его как-то ночью в баре Жан, где они всем участком выпускали пар.       Ким не то что бы «больше» не ездил в Мартинез, он в нем «никогда не бывал». По крайней мере в его личном времяисчислении. Им и раньше подворачивались дела в Мартинезе, но Гарри всегда умолял Жана подменить Кима, оставляя того с другими делами в участке.       В самое первое дело Ким ни о чем не подозревал — хотя в его заметках не сохранилось никаких упоминаний на этот счет, но он собирался поехать с Гарри и всецело доверял ему. Гарри введет его в курс дела в любом случае. Но тот, как оказалось, очень удивился.       — Нет, Ким, тебе не нужно ехать. Я уже переговорил с Виком... — он запнулся, видимо, на ходу понимая, что для Кима такое событие происходит впервые. — Конечно, если ты хочешь поехать, ты можешь, но...       Ким покачал головой. Он предпочитал работать, проведя подготовку. Он смотрел сквозь окно, как Гарри и Жан уезжают, и запоздало осознал, что даже если бы он подготовился и прочитал все материалы по делу, он все равно бы не хотел ехать в Мартинез.       В место, где все закончится. Не сейчас, но когда-нибудь. Честно говоря, он не знал, можно ли к такому вообще подготовиться.       — Ким?       Ким вынырнул из своих мыслей. Жан отпил из стакана и вопросительно вздернул бровь — он все еще ждал ответа.       Ким растерялся, поэтому задал встречный вопрос:       — А как Гарри это объясняет?       Жан фыркнул:       — Он говорит, что не разбалтывает чужие секреты.       Ким на миг задумался — а не рассказать ли правду? Но Жан не походил на человека, который запросто поверит в такое. К тому же, в «прошлом» Жан вроде никогда не был посвящен в его обстоятельства. Может, именно сейчас он подобрался к загадке ближе всего.       — Даже если я расскажу тебе, ты не поверишь, — вздохнул Ким.       — Что, у тебя в башке тоже голоса, как у нашего ебанько?       — Ну типа того.       Жан усмехнулся.       — Его безумие все-таки заразно? Или вы сразу были два сапога пара?       — Думаю, всего помаленьку: и того, и другого.       Жан хмыкнул и на время умолк, а потом снова спросил:       — Но все-таки, на самом-то деле что там?       Ким не хотел ему врать, после всего, что они прошли. Поэтому он сделал вдох и выдал:       — Можешь посмеяться, если хочешь. Но я бы хотел, чтобы мои воспоминания о Мартинезе были... уникальными.       Жан вздернул брови и уставился на него с подозрением, уже открыл было рот, явно собираясь спросить, не дурит ли Ким его, но тут же закрыл его. Видимо, заметил что-то в лице Кима. Отчего замялся еще пуще прежнего, но также понял кое-что новое: Киму этот вопрос причинял реальную боль, так что давить дальше нет смысла. Поэтому Жан с деланной бодростью передразнил его:       — Вот уж не думал, Кицураги, что в тебе есть сентиментальная жилка.       Ким ничего не ответил и с молчаливой благодарностью достал бумажник, привлекая внимание бармена, чтобы тот обновил выпивку Жану.        День 4849        Ким покупал в магазине пару толстовок. Во время утренних сборов заметил, что старые рубашки уже на ладан дышат. Ким шел к кассе, когда внимание привлекла цветная вспышка на периферии зрения. То были шорты длиною по колено, с принтом из какаду. Прямо как шорты Гарри, висевшие в шкафу с одеждой накануне.       Ким удивленно поднял брови и улыбнулся, вытягивая их с рейла. Девушка на кассе приняла шорты и с интересом взглянула на него — явно не ожидала что мужчина вроде него выберет что-то подобное. Полностью невозмутимый Ким только тихо вздохнул. И на что только не пойдешь ради любви.       К счастью, пакет с покупками был непрозрачным. Иначе пришлось бы эти шорты комкать и хоронить между белыми рубашками.       Дома он разложил покупки и бросил шорты в сторону дивана, где сидел Гарри:       — А это тебе.       Гарри замер на миг, а потом разразился диким смехом, кинулся к Киму, обхватил его за талию сзади. Осыпал поцелуями с ног до головы. Ким сначала пытался не реагировать, но потом не выдержал и стал целовать в ответ.       В дневник этот случай записывать не стал — в конце концов, он ведь не читал ни о чем подобном накануне. Иногда Ким так делал: опускал некоторые детали, предоставляя будущему себе узнавать о них самостоятельно. Иногда это касалось неприятных происшествий — зачем тревожиться раньше времени? Но иногда он оставлял место и для приятных сюрпризов, таких, как сегодня. За прошедшие годы он научился получать удовольствие от жизни «задом-наперед», наслаждаться ощущением, когда все частички сложного пазла наконец вставали на свое место. В свое время. Прямо как сейчас.       Жаль только, что он скорее всего больше никогда не увидит эти шорты. Глупо конечно, но он будет по ним скучать.        День 6152        Он открыл глаза и уставился в незнакомый потолок. Воздух вокруг густо пропах антисептиком. Больница. Сегодня был день, когда его выписывают из больницы, в которую он попал после ранения на службе. Долгие месяцы Ким стискивал зубы от боли на сеансах физиотерапии, и каждый новый день ему становилось все хуже, все больнее. День изо дня, день изо дня. И как будто этого было мало, ему еще приходилось иметь дело с Гарри, который с каждым днем становился все более тревожным и расстроенным. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это наконец закончится, пусть его рана перестанет расти и открываться день ото дня.       Впереди сорок дней в больнице. Он знал из материалов дела, из разговоров с коллегами и Готтлибом, и, конечно же, из ворчания Гарри: «Нельзя было выписывать его так рано, но конечно у Центральной больницы Ревашоль ограничены ресурсы, у РГМ никогда не хватает денег, а сам Ким Кицураги уперся рогами и копытами».       Даже несколько раздражало, что Гарри жаловался на то, что с ним еще не случилось, хотя Ким и старался не показывать. Но сегодня, как только Ким открыл глаза, он понял, что спорить тут не о чем. Он «уже» хотел домой. А сегодня... сегодня была еще и годовщина дня, когда они съехались. И он радовался, что ему не придется провести ее в больнице.       Отдельно радовало, что он уже почти мог передвигаться сам. По крайней мере в предыдущий день. Ким со всей возможной вежливостью спросил медсестру, когда он сможет уйти.       — Мистер Дюбуа сказал, что заберет вас утром. Так что, думаю, с минуты на минуту, — она оглядела его с нескрываемой тревогой, явно не одобряя такую раннюю выписку.       Отлично, еще один человек осуждал его за упрямство. Ким проглотил оставленные медсестрой лекарства, но к сожалению прошедшие месяцы натренированной осторожности никак не помогли унять боль от раны.       Гарри не проронил ни звука, когда приехал. Ким скорее чувствовал его присутствие, чем слышал, в воздухе повисла атмосфера надвигающегося шторма. Он обернулся и скорчился от боли, и Гарри подскочил к нему. Ким потряс головой, показывая что все в порядке, а потом увидел лицо Гарри.       Что-то было не так. Не так с Гарри. Он словно пытался обуздать хаос внутри себя, возможно, сдерживался до тех пор, пока они не доберутся домой. Наверное, не хотел устраивать сцену в больнице. В глубине души Ким догадывался, что Гарри тоже пытался сдерживаться ради него, знал ведь, как Ким не любит скандалить на публике. Для самого Гарри место и публика никогда не имели значения. Но Ким слишком устал и морально, и физически, чтобы оценить рассудительность Гарри по достоинству.       По дороге домой Гарри тоже был неестественно молчаливым. Когда он попытался помочь Киму выйти из машины, тот от него отмахнулся. И почти сразу пожалел, когда принялся подниматься по лестнице — ноги под конец едва заметно дрожали, но ему удалось подняться до самого конца.       Зайдя в квартиру, Ким снял куртку и насколько возможно незаметно оперся о стену, пытаясь скрыть одышку после всего лишь пары лестничных пролетов. Гарри наконец не выдержал и разразился:       — И сколько еще ты будешь притворяться, что в порядке?       Ну, понеслась. Ким устало вздохнул. Он не хотел бы спорить сейчас с Гарри, но того уже подорвало. По крайней мере больше не нужно было ждать, когда он взорвется.       — Да, это всего лишь ширма, но я бы хотел сохранить достоинство.       Гарри затряс головой.       — И ради достоинства ты будешь разыгрывать этот спектакль, пока не сломаешься? Да? И ведь ты, признайся, знал, что это случится? Ты всегда знал, что тебя подстрелят!       — Знал, — согласился Ким, не видя повода отпираться.       — Тогда почему не рассказал мне? Почему не сделал ничего? Почему не позволил мне хотя бы попытаться? — накинулся на него Гарри. Ким сжал пальцами переносицу.       — Потому что это ничего бы не изменило. Поверь мне, этот урок я усвоил. Ты бы просто испереживался раньше времени и потратил кучу времени в бесполезных попытках предотвратить это. Так что я оставил все как есть. Всему свое время.       — Но ты мог хотя бы предупредить! Разве я не имел право знать? — Гарри кричал, почти что рычал на него.       Ким, не в силах поднять голос, только тихо произнес:       — Я оберегал тебя.       Он едва не оглох от вопля Гарри, а потом тот истерически рассмеялся:       — Оберегал меня? Да ты хоть представляешь, что я чувствовал, когда ты истекал кровью на моих руках? А я мог только смотреть! Ты знаешь, каково это, когда любовь всей твоей жизни умирает у тебя на глазах? Ты дышать перестал, Ким, у тебя не было пульса, я не мог нащупать твой пульс, и я мог только дышать за тебя... без остановки, потому иначе ты бы никогда не вернулся... — голос у Гарри надломился, и Ким ужаснулся — он и понятия не имел, что все было настолько плохо. — Ты хоть знаешь, через что я тогда прошел? Это как, похоже на оберегание?       — Прости... — Ким не знал, что еще сказать.       — Прости за что? За то, что ничего не рассказал мне? За то, что не доверял мне?       Ким покачал головой, уже толком не понимая — отрицает ли он обвинения Гарри или просто умоляет его перестать, но Гарри все давил и давил:       — Что еще ты скрываешь? С чем еще готов мириться? Ты смирился с пулей в кишках, так что наверное потерпеть такого идиота как, нарезающего вокруг тебя круги, для тебя раз плюнуть, да? Возможно даже забавно! А дальше что? Ты может уже знаешь, когда отчаливаешь? Может, не так много времени и осталось? Года три еще потерпеть, да? Ты наверное с таким облегчением ждешь этого момента...       Гарри тряхнул головой. Увидел лицо Кима и внезапно осекся.       Ким точно не знал, что в тот момент у него было написано на лицо. Его просто парализовало от тупой боли, равной которой он никогда в жизни не испытывал. Он даже пальцем пошевелить не мог. Лицо Гарри медленно перекорежило в гримасе ужаса.       Ким с трудом открыл рот и, не в силах совладать с дрогнувшим голосом, выдал:       — Как ты можешь такое говорить?       — Ким... — испуганно промямлил Гарри. — Ким... прости... я не хотел...       Он нерешительно потянулся к нему, но так и не осмелился коснуться.       Ким, честно говоря, в тот миг не отвечал за себя. Неизвестно, что бы произошло, дотронься Гарри до него. Его трясло — зуб на зуб не попадал, и Ким сжал кулаки, пытаясь справиться с дрожью в теле.       — Пойду прогуляюсь, — на автомате проговорил он, сжимая в кулаке ключи от мотокареты. Развернулся и захлопнул за собой дверь.       Он проколесил пару шоссе, пока не свернул на Восточный проезд, остановился перед разводным мостом Мартинеза и вышел в холодный ноябрьский ветер. Куртку он оставил дома, и холод отлично приморозил все чувства, остудил обжигающую боль и внес ясность в голову.       Гнать по мотошоссе было легко. Он целиком поставил свою жизнь на кон, и просто мчался, мчался, мчался. Только вперед. Ни шагу назад.       Но все это было лишь иллюзией, учитывая его жизнь. Даже его любимая «кинема» двигалась в обратном направлении, прямо как Гарри, молодеющий с каждым днем, с каждым днем все более незнакомый. Мотокарету ему подарил тоже Гарри — выкупил по дешевке у РГМ после того, как у нее вышел срок службы. Благодаря тщательной заботе она до сих пор была на ходу. Это встало им в копеечку, но Гарри расплатился из собственного кармана, не влезая в долги. И именно Гарри научил его водить в самые первые дни (или, «снова ознакомил его с правилами вождения», на что всегда упирал сам Ким). Но именно Ким любил скорость, любил гонять как дьявол.       Однако время он обогнать не мог.       Он не успел пересечь канал, не увидел места, где закончится их с Гарри история, наивно полагая, что если он не доедет до конца моста, то конец останется на другой стороне. Но что дает это бегство? В один день он должен будет приехать сюда, завершить их историю. Строительные краны великой ревашольской промышленной гавани и плотная застройка покосившихся жилых домов уже мелькали на горизонте.       Он выудил из кармана пачку сигарет, выкурил одну и потянулся за другой, на миг задумавшись — стоит ли нарушать привычный распорядок? Вспомнилось, как Гарри восхищался его крутизной. Ким раздраженно поднес зажигалку, собираясь подпалить вторую сигарету. Может, засранец прав — к чему все так усложнять?       На плечи опустилась куртка. Его оранжевый бомбер. Он не услышал, как Гарри подобрался к нему. Сам Гарри закутался в свой патрульный плащ.       — Прости меня, — произнес он.       Ким отложил неподожженную астру. Может быть, одной сигареты в день действительно достаточно для успокоения нервов.       — Знаешь... — голос Кима внезапно надломился. Он потупился, безуспешно пытаясь сглотнуть комок в горле. На глаза навернулись непрошенные слезы. — Ты же знаешь, что я вообще не хочу с тобой расставаться? Никогда.       Гарри ничего не ответил тогда, просто наклонился и уткнулся лицом ему в шею, осторожно приобнимая — он явно боялся потревожить рану.       Ким закрыл глаза и прильнул к груди Гарри. Он старался, но голос снова подвел на последнем слоге:       — Понимаешь?       — Я стараюсь изо всех сил, — прошептал Гарри, обхватывая застывшие ладони Кима в своих руках. — Поехали домой?       — С годовщиной нас, — дурашливо пробормотал Гарри, словно напортачивший ребенок, обнимая его ночью.       — Я уж думал, ты забыл.       — Я думал, ты забыл!       — Ну, это самое близкое к свадебной годовщине из того, что у нас есть.       Гарри ничего не ответил, только обнял его покрепче.       — Не знаю, как бы я жил, будь я на твоем месте, — произнес Гарри, нежно целуя его в тыльную сторону шеи.       Не знаю, как это переживешь ты, подумал Ким, и зарылся лицом в грудь Гарри. Иногда, в кромешной тьме, он сливался с Гарри, отодвигая время назад, задвигая его за скобки, игнорируя, словно он с каждой секундой не удалялся от Гарри.       — Неважно, как я это переживу, — прерывисто сказал он. — Этот день когда-нибудь настанет, и у меня просто не останется выбора.       — Но...       — Не волнуйся обо мне. Для тебя у нас с тобой всегда будет завтра.       — Это тебе не стоит волноваться за меня.       — Знаю, — тихо отвели Ким, уповая, что Гарри не станет копать глубже. В тот момент вообще не хотелось думать или разговаривать на эту тему. У него впереди еще вагон времени, в конце-то концов.       Гарри умолк и поцеловал его в лоб.        День 6112        В один миг Ким наблюдал за дремавшим у его больничной койки Гарри, а в следующий он распахнул глаза от всепоглощающей боли. Весь свет утянуло в воронку агонии, и тьма застлала собой все.       — Ким? — где-то звенел голос Гарри, а перед глазами маячил мутный образ. — Ким, держись, мы почти на месте.       Его держали за руку, ладонь прижималась к чему-то. Мягкая борода. Кожа. Влага. Лицо Гарри.       Он легонько сжал руку Гарри, пытаясь сказать, что все будет хорошо, но сил не хватило, и он снова нырнул в темноту.       Боль. Боль. Ничего кроме боли. Что-то чудовищно давило на грудь с каждым ударом сердца, грозясь размозжить грудную клетку в любой момент. В горящие легкие вдохнули воздух, и он попытался заорать, но только слабо закашлялся. Каждый мускул в теле орал от боли.       Кажется, он слышал голос Гарри, но скоро все снова пропало.       Он распахнул глаза и резко сел. Перед глазами встали старые домашние обои, смазанные очертания кабинета, Гарри, нависнувший перед ним.       — Ким, что? Что случилось? — сонно спросил Гарри.       Ким смахнул холодную испарину со лба и сжал трясущиеся ладони. Нужно успокоиться. Не подавать виду.       — Ничего, просто кошмар, — он понимал, что прозвучало неправдоподобно, но Гарри хотя бы перестал допытываться. Со временем Ким научился скрывать подобные вещи.       Возможно, слишком хорошо.       Гарри покрепче обнял его, и Ким послушно обмяк. Гарри обвил рукой его талию и вскоре снова уснул. Киму же не спалось. Он ощупал верх живота — раны еще не было, только нежная, слегка сухая кожа.       Позже, он первым выбрался из кровати, подхватил газету, как обычно, и пробежался по заметкам в блокноте, добавил пару деталей по делу, которое прочитал ранее. Было у него подозрение, что потом возможности уже не будет.       Он слышал, как проснувшийся Гарри пошел готовить кофе, ожидая Кима к завтраку.       Перед выходом Ким спросил:       — Вилье с тобой?       Гарри выставил на него пальцы-пистолеты:       — Всегда. Проснись и пой, Парабеллум. Пошли, расколем это дело.       Ким кивнул и ощупал сквозь карман куртки свой Кедзи А9.       Подъем, Парабеллум.       К этому времени Ким давно отказался от идеи изменить будущее. Но когда одна из шестерок Мадрэ наставила пушку в спину Гарри, Ким понял — даже будь у него выбор, менять бы он ничего не стал. Он бросился вперед, оттолкнул Гарри с траектории, раздался выстрел, и боль взрезала живот. Ким слышал следующий выстрел. Наверное, Гарри палил в ответ. Адреналин откатился, колени подкосились. Ким подсобрался, падая на землю.       Удара он так и не почувствовал. Гарри его подхватил.       — Ким? Ким!! — в голосе Гарри набирала обороты тревога. Что-то твердо вжалось в рану, и Ким вскрикнул от боли. Гарри захлебнулся:       — Ким!.. Прости, прости меня... Держись... Ким! Ты слышишь меня? Не отключайся!       Ким боролся изо всех сил, но их не оставалось даже на один вдох. Сознание снова покинуло его.       И пускай. Все Хорошо. Лучше он, чем Гарри. Он по крайней мере точно выживет. Гарри его спасет. Ким все равно проснется после.        День 6111        Он открыл глаза и понял, что лежит на боку. Гарри обнимал его за талию и прижимал к груди, пыша жаром сквозь футболку. Ким опустил взгляд и замететил, как волосатая рука Гарри сжала его крепче. Обернулся, в поле зрения попала всклокоченная шевелюра Гарри. Тот подслеповато моргнул и спросил:       — Ким? Что такое?       Ким потянулся и обхватил ладонью его лицо, ощупал твердую линию челюсти под баками. Гарри похудел. Ким притянул его ближе, и наконец четко разглядел лицо Гарри — непривычные морщины, борода на несколько оттенков седее, чем накануне. Давно он его таким не видел.       Его накрыло озарением, и Ким не смог вспомнить, когда в последний раз был так счастлив. Он с чувством поцеловал Гарри, и после секундного замешательства Гарри также рьяно откликнулся, чисто на инстинкте. Знакомый, родной. Его. Все еще его. Двое стариков возились в кровати, занимаясь любовью словно подростки. После Ким прижал голову Гарри к груди, восстанавливая дыхание. Тихо сказал:       — Я помню все.       Гарри приглушенно проворчал:       — Я понял.       Он снова плакал, его старый дурак, но Ким и сам не смог удержаться от всхлипа. На глаза навернулись слезы. Может быть, высшие силы наконец сжалились и дозволили провести остаток его жизни вместе с Гарри, сколько бы времени там не осталось.        Он снова распахнул глаза. В комнате до сих пор стояла темнота. Ким перевернулся на спину. Слезы текли по висками и исчезали в волосах. Гарри легонько похрапывал рядом с ним, тяжело обнимая своей волосатой рукой. Ким повернулся, разглядывая его силуэт в темноте.       — Я люблю тебя, ты же знаешь? — нежно пробормотал Ким.       Гарри полусонно пробурчал что-то в ответ и продолжил похрапывать. Ким обхватил его руками и снова задремал.        День 6973        Утром Гарри взволнованно выпалил: — Сегодня мы едем в Мартинез! Ким хмыкнул, вслушиваясь в сбивчивую болтовню Гарри, но постепенно до него дошло. Что-то не сходилось. Гарри, похоже, ожидал, что Ким действительно поедет с ним.       Как-будто и не догадывался, что Ким никогда не был в Мартинезе. Он обмер.       Даже не верилось, что этот день наступил так быстро.       Ким вклинился:       — Мне нужно кое о чем тебе рассказать.       Гарри сразу напрягся и поглядел на Кима с толикой испуга. Хотелось горько рассмеяться — боятся тут должен был только Ким.       Но ни к чему было откладывать неизбежное. Все, что должно случиться, обязательно случится, в свое положенное время.       — Я тебе еще не рассказывал свой главный секрет?       Гарри покачал головой, глядя на него во все глаза.       Так что Ким объяснил всю свою ситуацию так просто, как только мог. Даже вытащил газету и нарисовал две стрелки, идущие в противоположных направлениях. Прямо как Гарри в его первые дни.       Гарри следил за ним, не моргая, и Ким, опасаясь, что тот ему не поверил, пробормотал:       — Дай подумать, как я могу тебе доказать...       — Ты говоришь правду, — произнес Гарри, он до сих пор смотрел на Кима растерянно, но был явно уверен в своих словах. Ах, да, голоса в голове.       Ким кивнул и терпеливо продолжил:       — Я рассказал тебе это, чтобы ты понял, почему я не поеду с тобой сегодня в Мартинез.       — Но... — Гарри нахмурился и умолк. Распахнул глаза, озаренный пониманием. — Для тебя, выходит, Мартинез...       — Именно, — перебил его Ким и закрыл глаза. Дослушивать конец предложения совсем не хотелось.       — Как давно мы вместе? — внезапно спросил его Гарри.       — Я не собираюсь рассказывать тебе о будущем. Ты и сам не хочешь его знать.       Гарри открыл рот, уже готовый кинуться в спор, но Ким вздернул бровь. И Гарри снова замолк.       — Ну все, иди, — устало произнес Ким.       — Но... Участок назначил тебя...       — Найди Жана. Или скажи что я заболел. Мне все равно.       — Да ты не берешь больничный, даже когда по-настоящему болеешь.       — Знаю, — подтвердил Ким, прикрыл лицо и медленно выдохнул. — Иди уже.        День 7247        Вчера Ким заснул вместе с Гарри, а сегодня проснулся один в незнакомой кровати. День переезда. Много вещей он не нажил — в основном коробки с блокнотами, одеждой и мелочевкой, не особо дорогой сердцу. Наверное, он не из тех людей, кто любит собирать сувениры и украшения. В конце концов, их особо и не похранишь. Все, что он приобретает, рано или поздно исчезает позади.       Ким ознакомился с инструкцией в своих заметках и оставил немного денег владельцу квартиры в качестве компенсации за поврежденные предметы. Вскоре подъехал Гарри и помог с погрузкой коробок в кинему.       Остаток дня они провели, перенося и распаковывая вещи. Ким открыл последнюю коробку и потянулся, разминаясь. Подошел Гарри с двумя кружками — зеленой и оранжевой, вручил ему последнюю и выжидающе посмотрел на него.       — Чай, — произнес Гарри, и Ким благодарно улыбнулся. Гарри, кажется, не дождался нужной реакции, поэтому с деланным безразличием намекнул. — Купил эти кружки вчера.       О! Специально к событию. И Ким никогда их больше не увидит, с завтрашнего дня.       Ким проглотил комок в горле и улыбнулся:       — Вижу. Они подходят друг другу. Прямо как мы с тобой.       Гарри молча просиял. Ким сделал глоток чая, пытаясь разогнать холод в груди. Он всегда знал, что это случится, но чем ближе маячил конец, тем больнее становилось. Вся его жизнь оказалась клубком туго спутанных секретов и загадок, тяжкой ношей давящей на плечи. Например, не только Гарри пришлось собираться себя по кусочкам, с чистого листа. А еще Ким никогда не бывал в Мартинезе. И вот еще один секрет — первые двадцать лет своей жизни Ким готовился покинуть свой единственный дом.        День 7403        Гарри разве что не светится, пока прет сквозь расследование, раскалывая одного свидетеля за другим. А Ким готов без устали следить, как он «откупоривает» людей на допросе, и втайне мечтает, чтобы все остальные вокруг исчезли и наконец оставили их наедине.       Когда они выходят из допросной, Ким замечает, что в коридоре кроме них ни души — они проработали допоздна. Так что он хватает Гарри за руку и тащит в кладовку, захлопывает дверь, притягивает за галстук и наконец целует.       А Гарри не целует в ответ.       Ким отстраняется и понимает, что Гарри пораженно пялится на него во все глаза. Сердце ухает в пятки, но прежде чем он успевает отреагировать, Гарри хватает его за руку и свирепо целует.       Они сделали это прямо там, в кладовке, а потом трахнулись еще раз, когда добрались до квартиры Кима. После они тесно прижимались друг другу посреди смятых простыней. Ким поджег сигарету и кинул взгляд на клюющего носом Гарри. Тот рассмеялся и сонно пробормотал:       — Не смотри на меня так. Я никуда не денусь.       «Ты даже не подозреваешь», — с грустью подумал Ким, но вслух сказал:       — Спи уже.       После Ким нашарил блокнот и набросал пару заметок о деле. Устало погасил лампу, обнял Гарри и уснул, несмотря ни на что.       Нет смысла откладывать неизбежное.        День 7404        Ким просыпается в своей кровати один. Вырубает будильник на прикроватной тумбочке и швыряет вазу в стену, а затем бьет в квартире все, что только бьется. На следующий день все разбитое снова будет целым и невредимым, а Киму больше никогда не доведется поцеловать любимого человека.        День 7483-7484        Даже если Ким знал, как все закончится, знал количество погибших, знал, что Гарри выживет, непосредственный опыт все равно поверг его в ужас. Все сухие заметки в блокноте и документы к делу не смогли подготовить к буквально осязаемому напряжению между Гарри и наемниками, не смогли воссоздать крики объятого пламенем Кортенара, не смогли подсказать траекторию попадания прямо в глаз Рууда (Господи, прошу тебя), и конечно же, он никак не мог предвидеть объявший его ужас при виде Гарри, истекающего кровью на земле. Ким на инстинкте рухнул позади него, зажал рану ладонью, а кровь все текла и текла сквозь пальцы...       — Не молчи! Ты меня слышишь? Не отключайся...       — Нет... — прошептал Гарри и дрожащей рукой вложил свой пистолет в руку Кима. Тот с ледяной ясностью обернулся и выстрелил без задней мысли, рукоять пушки женщины впечаталась в лицо в тот миг, как он спустил курок. Пуля вошла в цель, женщина завопила сквозь слепящую пелену боли. На большее сил не осталось. Вилье Гарри выпал из ладони, а Ким полз к нему, выкрикивал его имя снова и снова, но тот больше не отвечал. Ким стянул зубами перчатку и впечатался пальцами в шею Гарри. Пульс еще слабо бился, что немного утешило. Он вытянул свой ремень и перевязал бедро Гарри, над раной. Даже зная, что тот выживет, даже понимая, что впереди у них двадцать лет совместной жизни, Ким пребывал в ужасе — что, если именно сейчас время схлопнется и обрушится в аннигиляцию, что, если Гарри умрет, и все пойдет прахом?       Тит помог дотащить Гарри до второго этажа. Ким прочистил и зашил рану, и наконец осел на пол, молча утопая в ужасе. Вытащил пачку «Астры» и прикурил сигарету. Руки, измазанные кровью Гарри, только сейчас затрясло. Ким стащил очки и потер лицо, скорее всего размазывая кровь по лбу. Но в тот миг это вообще не волновало.       Только сейчас он понял всю глубину страха Гарри, когда подстрелили самого Кима. А ведь тот мог только прожить, прорваться сквозь тот эпизод, это Ким обладал роскошью знания, что Гарри в итоге выживет. Благословение, обусловленное общим проклятием его жизни.       Ничего изменить он не мог. Даже если бы мог, он бы не стал пропускать Гарри через этот ад — уж лучше Ким проживет все это в одиночку, зачем мучить других людей? Для Гарри всегда будет завтра, и послезавтра, и следующий день, и тысячи дней впереди, ни один из которых Ким бы не поменял, дожидаясь Гарри.       Так что усталый и разбитый Ким тащится в душ, смывает с себя кровь Гарри, и омывает его самого, и снова оседает на пол. Смотрит, как он спит, а потом берет его ладонь и целует, вжимается лицом и прикрывает глаза. Другой возможности у него скорее всего не будет.        День 7490        Ким распахивает глаза и понимает, что находиться в своей крохотной квартире, в узкой кровати, уже довольно-таки знакомой. Он медленно поднимается и выглядывает в окно — небо до сих пор темное. Пол холодом обжигает босые ступни. Двигаться не хочется. Но Гарри, Гарри ждет в Мартинезе.       Ким дозвонился до восточного моторного участка и использовал свои связи в РГМ, чтобы надавить и заставить их опустить мост. Так он добрался на Кинеме до Мартинеза. Он так давно прокладывал маршрут, но никогда не решался проделать этот путь. Ким остановился в «Танцах в тряпье», впервые замкнув начало и конец.       Он наблюдал за похмельным Гарри, спускающимся с лестницы в слишком знакомом зеленом блейзере и желтых клешах. Гарри глянул на микрофон у сцены и проследовал к управляющему. Ким размеренно притоптывал ногой. Гарт глянул на него, и Гарри тоже повернулся в его сторону.       Ким неосознанно напрягся и глубоко вздохнул. Ну, поехали. Против воли в голову лезли мысли о его первом дне. Неужели он глядел на Гарри так же равнодушно и непонимающе? Неужели Гарри сразу понял, что конец близок? На этот вопрос ответа он никогда не получит. В каком-то смысле, это настоящая смерть. Смерть, приходящая понемногу каждый день. Смерть любимого человека, и его собственная.       Но разве у других не так же? Просто Ким знает немного дополнительной информации — знает, что случится, и даже зная, все равно остается не готов. Возможно, к утрате невозможно подготовиться. Никогда. Никому. Даже Киму.       Но для Гарри это миг возрождения. В конце концов, именно Гарри познакомил его с жизнью в этом мире, так что это долг Кима познакомить Гарри с миром после перерождения. Все по-честному.       Когда Гарри подходит, Ким видит его налитые кровью зеленые глаза, синие мешки под глазами, лицо в целом еще хуже чем вчера. На секунду перед глазами Кима мелькает более мягкий, нежный и спокойный Гарри, накладывающийся на Гарри, стоящим перед ним, пока еще не его.       Но всему свое время?       Ким щурится и приглядывается к Гарри, который стоит перед ним. Гарри хмурится в ответ, слегка удивляется, а потом все-таки жмет ему руку. Даже сквозь перчатку тепло рефлекторно вливается в сам позвоночник. Знакомое. Родное.       Больше не его.       — Здравствуйте. Я Ким Кицураги, из 57-го участка. Вы, должно быть из 41-го…        — Как ты стал таким крутым, Ким? Ким оборачивается и встречает взгляд Гарри, полный восхищения, и против воли слегка улыбается в ответ. Сладкая горечь затапливает усталое сердце. Гарри всегда полон сюрпризов. За несколько мгновений до расставания он дарит Киму такой неожиданный подарок.       — Вы об этом? Ничего крутого... просто праздное испытание силы воли. Вредное для здоровья к тому же — прямо как бриф, который Ким пытается затянуть насколько это возможно, прямо как его на грани флирта комплимент ботинкам Гарри из змеиной кожи («Мне нравится зеленый цвет. Отлично сочетается с оранжевым»), прямо как его долгий взгляд на почти дотлевшую в пальцах сигарету. Он пытался растянуть последние мгновения тишины, пытался отсрочить финал.       — Спасибо, — сказал Гарри.       Ким зажмурился. Ну вот и пора.       — Ага. Похолодало как-то. Пойдемте.       Он притушил окурок подошвой и направился к дверям.       — Спокойной ночи, — произнес Ким, отвернулся первым — опасался, что иначе не сможет отпустить Гарри. — Увидимся утром.       Как только дверь номера «2» закрылась, ноги наконец отказали. Ким осел на пол, погрузился в сжирающую темноту комнаты. Снял очки, прикрыл глаза дрожащей рукой, сжал переносицу и сдавленно выдохнул. Слез уже не осталось. Ему словно грудную клетку напусто выпотрошили.        Он открыл глаза и понял, что лежит на боку. Гарри обнимал его за талию и прижимал к груди, пыша жаром сквозь футболку. Ким опустил взгляд и заметил, как волосатая рука Гарри сжала его крепче. Обернулся, в поле зрения попала всклокоченная шевелюра Гарри. Тот подслеповато моргнул и спросил:       — Ким? Что такое?       Ким потянулся и обхватил ладонью его лицо, ощупал твердую линию челюсти под баками. Гарри похудел. Ким притянул его ближе, и наконец четко разглядел лицо Гарри — непривычные морщины, борода на несколько оттенков седее, чем накануне. Давно он его таким не видел.       Его накрыло озарением, и Ким не смог вспомнить, когда в последний раз был так счастлив. Он с чувством поцеловал Гарри, и после секундного замешательство Гарри также рьяно откликнулся, чисто на инстинкте. Знакомый, родной. Его. Все еще его. Двое стариков возились в кровати, занимаясь любовью словно подростки. После Ким прижал голову Гарри к груди, восстанавливая дыхание. Тихо сказал:       — Я помню все.       Гарри приглушенно проворчал:       — Я понял.       Он снова плакал, его старый дурак, но Ким и сам не смог удержаться от всхлипа. На глаза навернулись слезы. Может быть, высшие силы наконец сжалились и дозволили провести остаток его жизни вместе с Гарри, сколько бы времени там не осталось.