Пульт

— Бомгю, мать твою, куда ты спрятался, — орал Ëнджун, в надежде докричаться до неугомонного парня с нравом ребёнка. На кухне его нет. В спальнях — тоже. Парень стоял на первом этаже и в зале, как партизан выжидал, откуда выскочит этот сопляк. — Хëн, оставь его, давай сыграем, — звал Кай из своей каморки, которую делил с Тэхёном, ожидая, чтобы спокойно проиграть или же выиграть в карты. — Он всё равно скоро объявится! Чхве печально выдохнул и потопал, как ворчливый дед, дальше рубиться в дурака. Агентство запрещало любые азартные игры, но когда камеры выключены, правилами они часто пренебрегали. Но и не только правилами, через ярых стажеров, которые готовы были рисковать, покупали айдолам что-то эдакое, к примеру, карты. Их было трое: Кай, Ëнджун, Тэхён. Всем уже раздал Кан, как вдруг Хюнин сделал заманчивое предложение: — А давайте на желание? — макнэ как-то странно посмотрел на Чхве и растянулся в дьявольской улыбке. Ëнджун помялся. — И что вы там удумали? — Не переживай, — хитрая ухмылка Тэхёна выдала его уверенность, отчего Чхве испугался. Что-то плохое затеяли эти двое. Комната слабо освещалась тусклым горящим светом, излишне нагнетая на Ëнджуна. Тэхён перетасовал колоду, подобно фокуснику, и карты тихо зашептались с друг другом, кто кому достанется. Хюнин зорко наблюдал, как руки Ёнджуна дрожали. Игра началась, и карты заплясали у них в руках, одна за другой открывая свою судьбу. Тэхён играл, будто зная наперед, с лёгкостью расставался с картами, особенно, с дамами, словно с бывшими любовницами, из-за чего нервы Чхве взяли над ним верх, и его рука дрожала, когда он клал карты на стол. Глаза Кая блестели от удовольствия, когда он наблюдал за развитием игры, и напряжение в комнате росло с каждым мгновением. Наконец, последняя карта Ёнджуна была разыграна, и судьба игры была решена. И вдруг пробка в анале завибрировала, в нём всё сжалось, от неожиданности Ëнджун согнулся, а ухмылка Тэхёна стала шире, когда он показал свою руку, и сердце Чхве упало, когда он понял, что проиграл. Хюнин ловко собирал карты, его глаза сияли от удовольствия. — Удачи в следующий раз, — сказал он с лукавой улыбкой, а Тэхён весело усмехнулся. Но Ëнджун их уже не слушал, в голове крутилась лишь мысль, как можно быстрее вытащить пробку, но загвоздка состояла в том, что её конец чрезмерно большой. Пока Чхве приходил в себя, друзья посмеялись, и Кан сказал: — Поцелуй Субина в губы, завтра узнаем, проверим, — после чего удалились на кухню, мол, они проголодались. Ëнджуна трясло, он и пошевелиться был не в силах от страха, что кто-то нашёл пульт. Маленький, розовый, ни с чем не перепутаешь. Вибрация усилилась, и он, как девица, скрестил ноги, а к щекам прилилась кровь. Румянец разогревался от тёплого дыхания и от постоянного попадания по простате. Он частично не понял суть наказания, но имя «Субин» настолько втрескалось, что из-за путаницы мыслей, которые мучили его, туго соображала голова. Он понял одно — ему нужно отыскать лидера. Совладав с собой, он, кряхтя и дрожа, встал на ноги. Внизу живота тянуло отчего сильно, стиснув зубы, Ёнджун мог лишь скрючиться, как эмбрион. Чхве поклялся, что убьет того, кому жизнь не дорога, и нашёл заветный пульт. Ёнджун плелся, подметая подошвой всю пыль до двери, да с такой громкостью, будто не стонал, а звал на помощь. Парень мог поклясться чем угодно, что они там ржали над тем, как он тут умирал от стояка. Наконец-то он схватился за ручку, в общей комнате никого не было. Правда, соседняя приоткрыта, но света не наблюдалось. Вибрация скакала от еле-еле заметной до того, что терял равновесие, Чхве стоял стойко, и что-то подсказывало ему, что похититель скрылся именно там. Перебирал все возможные, невозможные и порой весьма незаконные виды пыток, в надежде, что хоть одну можно применить к этому самоубийце. Ёнджун сделал пару шагов. Пробка затихла, он ускорился, вибрация на максимум. Она попадала прямо по простате, отчего Чхве сел на корточки и тихо застонал, весь красный и такой чувствительный, не способный рассуждать здраво. Парню хотелось прямо здесь раздеться и удовлетворить себя, но остатки разума призывали его убрать руки с лямки штанов, либо вернуться или же добратся. Тихо воя от беспомощности он не замечал, как краем уха услышал смешок. Вот он! Ёнджун вскочил и бросился в приоткрытую комнату. Он грубо её открыл и голодным зверем оглядел комнату. Темнота, ни окна, ни лампы не отбрасывали света в освещенной тьме. Парень насторожился, расслабил лицо, ибо пробка стихла, но стоило отвернуться, как она заработала пуще прежнего. Последний режим. От него можно кончить почти мгновенно. Взгляд затуманился, в душе буря. Старший упал на колени, застонал, и из глаз потекли слезы. Шорох кровати, и из тени выглянули острые ключицы и тонкая рука. Ëнджун не видел лица, и, лишь глотая ртом воздух, пытался сохранить частичку здравомыслия. — Ëнджун, бедный Ëнджун, как тебе не стыдно, извращенец, — голос нежный, перетекающий в томный, когда дама пик на кураже и кроет короля. Субин, черт тебя дери. Старший уже был на грани. Он думал, что кульминация его достигнет, но вибрация сошла на нет. Ёнджун собрался с силами и потянулся стягивать спортивные штаны, как огрубевший голос его остановил: — Стой! — будь ты проклят Чхве Субин! Пальцы словно свело, он лишился способности двигаться, будто инстинкт подчинения, что глушил всю жизнь, изливался в руки и сплетал их, — Подойди ко мне! — скомандовал он. Запах пота, сводил с ума, с каждым шагом одеколон младшего сливался и доводил их двоих до безумства. Футболка уже намокла, и парень хотел было её снять, но взгляд приказывал оставить всё неизменным. В спортивках член стыдливо выпирал, но это их ничуть не смущало. И вот, Ёнджун уже рядом и сел на колени, как послушный мальчик. Он видел его змеиные глаза, в Чхве чувствовался хищник, что схватил свою жертву. — Подними руки и не опускай, — отрапортовал младший, и старший, опьянённый сбываем мечт, подчинился. Субин одну руку направил туда, где была пробка, массируя кольцо мыщц. От этого Чхве непроизвольно сжался. Другой же освобождал член Ёнджуна. Старший протяжно стонал так нежно и женственно, что младший на секунду застыл от изумления. Это его голос? Такой милый. Субин сам мог кончить, от того как Ёнджун дрожал, всхлипывал или же тёрся об штаны. В Ёнджуне было прекрасно всё: голос, манера, внешность, как он мастерски юлил, стоило взяться за основание члена. Предэрекция стекала, от чего в трусах член стал скользким. И Субин, пробуя, как бы невзначай провел вверх-вниз. Старший, кряхтя, пытался свести колени, и ещё сильнее сжать палец, проталкивающийся вперед вместе с пробкой. Они двигались миллиметр за миллиметром, делая себе проход. Руки тяжелели, каждая секунда делала невыносимее приказ, но он ведь послушный мальчик. — Пожалуйста… Ах! — молил Ёнджун, в надежде заполучить заветную разрядку, как вдруг попадание по простате и резкая вибрация добили его. — Нет, нет, нет. — Что малыш? — старший сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, его грудная клетка вздымалась так, будто он пробежал марафон, и его глаза невидяще смотрели в потолок, пока кончики пальцев Субина на его члене вырисовывали спирали. Наконец, он, пунцовый от смущения, собирался с мыслями: — Пожалу-у-йста… можно мне кончить! Ах! — пробормотал он, закрывая глаза и опуская голову, как покорный слуга. Младший ухмыльнулся. — Всё, что пожелает мой малыш. Спазмы накрыли его с головой, он откинулся назад, сердце бешено заколотилось, из головки обильно вытекла сперма, что запачкала торс Субина, а в глазах забегали сердечки, старший хотел что-то сказать, но язык заплетался и в сознании был один сумбур. Отчего он потерял сознание.

💦💦💦

Ёнджун не помнил, чем всё кончилось, и что случилось после. Но обнаружил себя уже в собственной комнате, нежно накрытым мягким одеялом. Рассвет за окном, говорил о том, что наступил новый день. Но было ли всё вчерашнее сном? Он не решался пошевелится, хотя тело и без того болело. Ёнджуну было стыдно за вчерашнее, потому что другие могли их услышать. Он схватился за волосы от бессилия. Что подумают они? Субину понравилось? Вопросов так много, что старший скинул с себя одеяло. И выгибаясь, и кряхтя, надел штаны и футболку, и, как морально лишенный чести, пошёл обедать с мемберами. Уже за столом шум гам, сменился, стоило им заметить Чхве, на тихие смешки, в духе «хорошо вчера было». С опущенной головой, Ёнджун сел, не осмелился посмотреть на Субина, но услышав слова младшего, поднял глаза: — Спасибо тебе, Бомгю. Мозг Чхве сварился от смущения, он накрыл лицо ладонями и сидел так, пока завтрак не закончился.