Тысяча и один порок

Село Китаяма встретила летним зноем и тишиной дорог. Поздний вечер уже вовсю царил в поселении, но в небольших домах горел свет, извещая о том, что жители ещё не спят, несмотря на луну, что скромно выглядывала из-за тяжёлых тёмных облаков, настолько хмурых, что, казалось, они с обиды намереваются озарить ночное небо молнией и громом. Как и всегда, перед грозой воздух становился невероятно жарким и словно лишался своей свежести, густым клубом оседая в лёгких, мешая дышать и заставляя пот выступить на висках. Окружающая среда, подражая погоде вокруг, становилась неторопливой, словно ленивой. Казалось, что даже листья опадали с некоторой ленцой, вьясь и кружа, прежде чем приземлиться на пыльной земле, на которой росла высокая душистая трава, ничем не истоптанная. Село, как стало понятно, было не особо популярно в широких кругах. Находясь далеко на краю юга страны Огня, оно самозабвенно жило, не вникая в конфликт близлежащих кланов. Можно было сказать, что Китаяма подобна Аките, но главной разницей был тот факт, что Акита — город, который теперь Тобирама ненавидел всей душой — была известна на весь мир шиноби, славясь своими развлечениями, а Китаяма — никому неизвестное село. Сам Тобирама услышал о нем ещё в детстве, когда ребёнком выполнял курьерскую миссию, в которой путь лежал как раз через это село. Он тогда не задерживался в нём, только мельком взглянул, решив обогнуть, но надолго запомнил: к северо-востоку от поселения находился невысокий холм, взобравшись на который можно было рассмотреть село полностью, словно оно лежало на ладони. Такой умиротворяющий вид задел какие-то неизвестные доселе нити души, чем, собственно, и запомнился. Тобираме казалось, что у всех шиноби есть такое место, которое они встретили давным-давно, но постоянно посещали из-за его красоты, иначе он не знал, как объяснить тот факт, что его брат так любил навещать реку Нака, на которой пару лет назад произошла та несчастная стычка между кланами Учиха и Сенджу. Входя в поселение и не сильно вглядываясь в детали, он решил сразу посетить дом старейшины, дабы известить того о своём прибытии. Из-за того, что земли были далеко не так богаты различными растениями, дома не отличались особой роскошью, но угадать, где же жил старейшина со своей семьёй было несложно. Иногда Тобирама поражался тщеславностью людей, занимающих хоть какие-нибудь высокие посты. Они словно всеми способами пытались отдалить себя от «обычных», невзирая на то, что сами не представляют из себя ничего экстраординарного. Дом, сделанный из соломы и укреплённый глиной, с вальмовой крышей и небольшим двориком, немного отличался от остальных своим размером. Нельзя сказать, что разница была колоссальна, но было заметно, что минка, находящаяся в центре села, чутка больше площадью, чем те же здания на периферии. Проявлять хоть какие-то манеры было совсем невмоготу, сказывался долгий путь, но Тобирама, пересилив себя, вынудил руку подняться и слегка постучать в деревянную дверь, которая распахнулась буквально через секунду. Его встретила неприветливая женщина, одетая в слишком яркое кимоно, которое, однако, было сделано из дешёвой ткани. Взгляд, сначала тяжёлый и словно осуждающий, вмиг сменился, стоило ей понять, кто же потревожил в такой поздний час. — Вы наконец прибыли, — широкая улыбка озарила лицо старушки, подчёркивая морщины в уголках губ, объясняя, откуда же они взялись, — Мы Вас так ждали! Проходите-проходите, — быстро отойдя от порога, она впустила гостя в свой дом. Тобирама признавал, что путь занял и правда слишком много времени. Изначально предполагалось, что перемещение из центра страны в окраину с его скоростью займёт максимум полтора дня, но стоило ему начать свой путь, как через пару часов тело словно отказалось слушаться: он уставал слишком быстро, вынужденный устраивать втрое больше привалов, чем планировалось. В итоге дорога заняла не день с половиной, как планировалось, а целых трое суток. Припасов, собранных заранее и вовсе не хватило: голод его преследовал словно по пятам, кусая за пятки и требуя насыщения, из-за чего Тобираме пришлось заходить в деревни, что встречались на пути, дабы пополнить запасы. Однако, помня запрет отца, он питался лишь водой, в которой был разбавлен сахар. Такой способ выживания очень помогал, когда есть было совсем нечего. Но, наконец, прибыв в село, он понимал, что устал настолько сильно, что готов уснуть прямо здесь и сейчас. Истощение и объясняло, почему же ему было лениво даже постучаться в чужую дверь; будь он в городе, снял бы комнату в отеле и, выспавшись, предстал бы перед старейшинами, но поселение было совсем маленькое, так что гостей здесь почти не было, что исключало необходимость создания отелей. Пройдя глубже в здание, не забыв разуться, Тобирама продолжал слушать рассказы женщины, которая назвалась Асеи Китаямой. Её муж — Шичимо Китаяма — встретил гостя в подобии гостиной, полусидя за столом. Вид его был болезненных: серая кожа просвечивала синие вены, глаза словно впали в череп и казалось, что морщины были настолько глубокие, что в них скапливалась пыль. По словам Асеи-сан её муж был очень болен и нападения «мерзких негодяев» лишь сильнее выбили его из колеи, усугубляя самочувствие, сам же Тобирама на такие рассказы лишь поражался тому, как фривольно себя вела женщина, позволяя при госте такие грубые слова. Сев за стол и отказавшись от чая, который, однако, всё равно принесли, Тобирама принялся расспрашивают Шичимо-сана о подробностях, не ожидая услышать чего-то стоящего. — Знаете, шиноби-сама, — начал свою речь старейшина, не желая называть Сенджу по имени, несмотря на то, что тот представился, — эти разбойники тут были давно. — костлявый палец поднялся, словно пытаясь показать масштаб того промежутка времени, о котором говорит рассказчик, — но в последнее время они и правда позволяют себе лишнего. Мне кажется, — старое тело склонилось вперёд, мужчина подполз ближе, перегибаясь через весь стол, заговорочно шепча, — среди них появился Ронин. — Да чего ты говоришь! — хозяйка дома слегка шлёпнула супруга по плечу, нервно смеясь, — На старости лет совсем с ума сошёл. Вы его не слушайте, ничего подобного нет, — начала оправдываться она. Было забавно наблюдать разницу между их одеяниями: пока женщина одета слишком ярко, её муж же был облачён в самое обычное кимоно с лёгким хаори поверх. Видимо, за их бюджет как личный, так и принадлежащий селу, отвечала Асеи-сан, которая понимала, что казна слишком мала, чтобы заплатить шиноби за работу. Может быть, дело было в её жадности, учитывая, как сильно она любила наряжаться. Однако, что бы ни говорила женщина, Тобирама понимал, что ждут его не просто разбойники. Повезёт, если среди них затесался всего лишь ронин. Ронин, как понимали в мире шиноби, это всего лишь слегка обученный военному ремеслу крестьянин. Чаще всего это были самураи, научившиеся пользоваться чакрой на каком-то начальном уровне и, из-за отсутствия нормального наставника, не контролируя силу, убившие своего хозяина. Вынужденные странствовать по миру они не брезговали пользоваться чакрой ради ограбления домов богатых торговцев или вандализма. Однако не это исключало того, что любого противника следует воспринимать всерьёз. Иногда Тобираме казалось, что он утрирует, готовясь к бою слишком тщательно, чтобы в итоге победить, не приложив усилий, но, как он считал, «лучше перебдеть, чем недобдеть». К моменту, когда беседа между Сенджу и Катаямами закончилась, ночь уже вовсю вступила в свои права. Луна однако скрылась за облаками, что прямо сейчас горько проливали слёзы, грозясь размыть дороги, что вели в село, окончательно стерев возможность как войти, так и выйти из Китаямы. Тобирама всегда понимал, что никогда не смог бы жить в месте настолько маленьком, так как его всегда тянуло изведать что-то новое, из-за чего в детстве он, подобно Анидже, иногда сбегал из дома, дабы посмотреть, что же находится в лесах, принадлежащих клану Сенджу, но, в отличие от того же старшего брата, он никогда не разговаривал со встреченными людьми, даже если бы они были из одного с ним клана, по большей мере потому, что те могли рассказать отцу, что он гуляет вдали от дома. — Я подготовлю для Вас спальню, — всё также улыбаясь, хозяйка дома грациозно встала, направляясь к выходу из комнаты. Тобирама, оставшись один на один со старейшиной, хотел было вновь вернуться к теме о разбоях, но тот словно не слышал его. Ему стало несколько некомфортно, так что Сенджу принялся рассматривать интерьер комнаты, который, однако, не отличался особой красотой. Самый обычный дом с самым обычным убранством. Видимо, любовь к красоте Асеи-сан распространялась лишь на наряды, но не касалась дома. Температура внутри была прохладной. Из-за того, что стены были тонкие, ветер снаружи словно без спроса заходил внутрь, тревожа обитателей. Окна дребезжали от порывов стихии, но не желали распахиваться. Поёжившись, Тобирама в который раз за свою недолгую жизнь посетовал на стихию, которой владеет. Являясь пользователем суитона, он мог не только охладить себя в зной, но и никак не был способен согреться. Иногда зимой становилось неимоверно холодно не из-за мороза снаружи, а из-за холодной воды, что текла по нитям чакровой системы. Сёдзи аккуратно и неслышно отодвинулись, и в комнату вошла Асеи-сан, извинившаяся за долгое отсутствие. Она, оставив мужа сидеть в холодной комнате, даже не взглянув на того, принялась провожать Тобираму в комнату, выделенную ему. Коридоры были короткие, не такие изукрашенные картинами, как в главном доме клана Сенджу, что было логично, но в то же время от них веяло непонятным комфортом. Было видно, что в этом доме живут, активно пользуются всем находящимся внутри. Женщина, словно подражая атмосфере вокруг, молча шла. Дойдя наконец до нужной комнаты, она отодвинула сёдзи, сама же встав чуть сбоку, пропуская гостя, который, в свою очередь, застыл в центре комнаты, неловко и незаметно переминаясь с ноги на ногу. Асеи-сан не улыбалась, как весь вечер до этого, лишь задумчиво смотрела на Тобираму. Это непонятное взаимное разглядывание друг друга продолжалось около пары секунд, но Сенджу всё равно заметил, как она задумчиво моргнула и вдруг вновь натянула уже знакомую улыбку. — Спите спокойно, — произнесла она негромко. — Обычно они приходят днём, так что Вы точно не пропустите такое событие, — ленивая шутка вылетела с её уст почти неслышно, так как она в это время уже разворачивалась, оставляя Тобираму одного. Тот, наконец в одиночестве, принялся разбирать вещи, принесённые с собой. Неспеша, словно нарочно, он принялся доставать свои немногочисленные пожитки, переодевался в тонкое белое кимоно, предназначенное для сна. Футон, что заботливо был разложен в комнате, был холоден, словно тех мизерных минут, которые были необходимы для того, чтобы привести Тобираму в комнату, было достаточно, чтобы он так сильно пропитался ледяным ветром, что так свободно гулял по комнате. Ложась с некоторой осторожностью, Тобирама закутался в одеяло, желая поскорее уснуть и выспаться. Усталость преследовала его все эти три дня пути. <p align="center">風 風 風 Негромкий грохот откуда-то слева разбудил Сенджу, который лежал на футоне в позе эмбриона, заставив вскочить и шокированно озираться по всей комнате. Он не знал, что ему снилось, но было ясно, что что-то неприятное, может быть кошмар, так как он никогда так резко не просыпался из-за какого-то тихого звука. В то же время, его сон всегда был чуток и для него было нормой просыпаться несколько раз за ночь, но в этот раз он проспал все часы, не просыпаясь. Неужели дорога отняла столько сил? Погода на улице была промозглая, видимо, дождь закончился совсем недавно. Ветер холодным шлейфом ходил по полу, кусая пятки, так что Тобирама принялся как можно быстрее одеться. Сложив футон и спрятав его, он начал убираться в комнате, пряча оружие как можно подальше. Стараясь придерживаться принципов, что помещение должно выглядеть так, словно никто здесь и не находился, он направился к выходу. По планам первые дни он желал расспросить жителей о происходящем. Насколько ему стало известно вчера из разговора с Асеи-сан, грабежи происходят два раза в неделю и самый недавний произошёл накануне его прихода. Назойливая мысль о том, что, стоило ему прийти пораньше, он смог бы разобраться с этой миссией за более короткий срок, если бы не странная усталость, что преследовала, мешала думать. Может быть, он был столько изнемождён в наказание за тот случай? Вполне может быть, что растения, которые он растирал, всё-таки подействовали, из-за чего сейчас он был не в лучшей своей форме. Одевшись максимально «обычно», он, накинув тёплое хаори, прошёл в комнату, в которой вчера провёл так много времени за беседой со старейшинами села. Шичимо-сан, как и вчера, сидел на том же месте в той же одежде. Ненароком закралась мысль, что он никуда и не уходил, ночуя за столом. Асеи-сан, в свою очередь, уже что-то делала по дому, бегая с одного угла в другой, но, заметив Тобираму, остановилась. — Вы проснулись, — уголки губ приподнялись, встав в своё привычное место, заставляя лицо улыбнуться. — Вы так долго спали, видимо, устали, пока добирались? А я ведь так и не предложила Вам приняться ванну. — приложив руку к щеке, начала сетовать на себя она. Прежде чем Асеи-сан успела ещё что-то добавить, Тобирама поспешно сказал: — Не переживайте, я воспользуюсь сэнто, — прозвучало с его уст слегка неуверенно. Глаза женщины загорелись, она вновь начала тараторить: — Конечно-конечно! Бани у нас превосходные, Вы не пожалеете. Я могу попросить сына проводить Вас, желаете? Про то, что у семьи Катаяма был сын, Сенджу слышал впервые. Обычно мужчины, даже после свадьбы, не покидают отчий дом, живя вместе с родителями, но ни вчера, ни сегодня Тобирама ни разу не пересёкся с таинственным сыном. Желая как можно скорее приступить к выполнению миссии, он с радостью согласился, в ответ получив предложение позавтракать, прежде чем идти в баню. Сам Тобирама время считал слишком поздним для завтрака, но всё равно был не против. Сев напротив Шичимо-сана, они вместе принялись за поздний приём пищи. Как бы Тобирама не желал заговорить с ним, тот всё равно сохранял тишину, словно обидевшись на что-то. Предположение звучало глупо, но Сенджу не знал, какая же ещё может быть причина молчания. Несмотря на бедность села, стол был приличным: рыба, мисо-суп и рис стояли рядом со всякими соленьями и салатом. Как бы то ни было, Тобирама ничего не съел, помня наказ отца. Стоило ему сделать вид, что он закончил трапезу, как в комнату вошёл жилистый мужчина, представившийся Акаги Катаямой. Признаться, ничего общего у него не было с родителями: кожа на тон темнее, глаза на тон светлее, — все эти детали чуть-чуть, но не сходились с отчими. Как бы то ни было, Тобирама всё равно выдвинулся по дороге вслед за мужчиной. Солнце даже не было в зените, давно покинув эту точку, так что Сенджу наконец полностью понял, как же долго проспал. Жара к этому времени уже спала, так что идти было даже комфортно. Село было совсем маленьким, так что путь много времени не занял. Уже заметив знакомый норэн голубого цвета и лаконичную надпись «горячая вода», он понял, что их небольшая компания уже подходила к месту своего назначения, а нормального разговора так и не вышло. Пытаясь исправить ситуацию, он предпринял попытку налаживания отношений: — Не желаете пойти вместе? Я планирую после сходить в храм, но не знаю, как туда дойти, — поспешно добавил он вторую часть, дабы не показаться странным или назойливым. Акаги-сан, в свою очередь, не задумываясь, согласился. Мужчина создавал вокруг себя образ типичного труженика, всю жизнь зарабатывающего на жизнь тяжёлой работой в поле. Иначе говоря, никакой опасности он не представлял. Заплатив за себя на входе, заодно купив полотенца, Тобирама и Акаги прошли дальше в раздевалку, быстро переодеваясь. Кажется, оба мужчины желали как можно скорее расслабиться в бане, отогреваясь. Пока Тобирама стягивал с себя одежду, он кинул мимолётный взгляд на свой живот, боясь увидеть, что низ его живота выпирает, но ничего подобного там не было: пресс привычными кубиками украшал его торс. Сам того не заметив, он облегчённо выдохнул и уже увереннее прошёл дальше в здание. Погружение в воду было самым приятным событием за весь день. Прозрачная жидкость приятно касалась кожи, обволакивая и заставляя расслабиться. Откинув голову назад, Тобирама просто дышал, пытаясь выкинуть из головы всё, что до этого назойливо жужжало, крича о незаконченных делах. — Вы ведь хотели спросить насчёт тех придурков, что мешают всем жить? — низкий голос, раздавшийся напротив, принадлежал Асаги, чьи уста теперь украшала дерзкая ухмылка. Коротко кивнув, Тобирама даже не взглянул на собеседника, ожидая продолжения. — Да что уж тут говорить, — лениво начал тот. — Приходят себе в поселение, берут что хотят и уходят восвояси. Изначально мы недовольны были, пытались бороться, а они, падлы, сильные. Хулиганы малолетние, — было видно, что мужчина хочет сплюнуть, но он понимал, что это невежливо. — Почему же малолетние? — Примерно Вашего возраста, шиноби-сан. Вы уж простите, но для меня Вы ещё совсем ребёнок. Такой комментарий развлёк Тобираму, так что он слегка усмехнулся. Давно его не называли молодым: годы войны плохо сказались на нём, из-за чего он постоянно ходил хмурый, так что окружающим казалось, что ему давно за тридцать, что было невозможно. Продолжать разговор не хотелось ни Тобираме, ни Асаги, так что они просто какое-то время ещё понежились в воде. Старший мужчина время от времени разговаривал с посетителями, видимо, своими знакомыми. Стоило Сенджу услышать что-то о юна, как он понял, что вникать особого желания не имеет. Наконец закончив, они направились к выходу. Проходя мимо бандайя, он заглянул на часы, что висели сверху и поразился тому, как долго находился в бане: почти полтора часа. — Не желаете чего-то? — ненавязчиво предложил Асаги, не смотря на Тобираму и уже покупая что-то. — Нет, спасибо, — Сенджу не желал тратить немногочисленные деньги на это, учитывая, что его ждал поход в храм. Теперь их ждал путь в местное святилище. Святилища всегда почитаются кому-то, будь то ками-предки императорской семьи или же каким-либо божествам. В Китаяма — совсем маленьком селе — ожидать какого-нибудь святилища высокого ранга, подобно дзингу, не стоило. Здесь было лишь дзиндзя — небольшое святилище, чьим синтайем была ближайшая невысокая гора, что не отменяло его величия и красоты. Священное место находилось на той самой горе, о которой шла речь. Длинная лестница вела ко входу, в начале которой стояла тории ярко-красного цвета. Поднятие вверх по неизвестной Тобираме причине далось сложно, так что к моменту, когда они уже подходили к храму, у него была небольшая одышка. Мельком взглянув на своего гида, он заметил, что тот находился в прекрасном состоянии, не уставший, в отличие от Тобирамы. Зайдя в павильон, находящийся у входа, и подойдя к тэмидзуе, выполненную в форме навеса на столбах, под которым находится ёмкость с проточной водой, он радовался, что храм был несколько современным и не приходилось совершать ритуал в близлежащей реке или источнике, так как, прислушиваясь к своим ощущениям, у него появлялось ощущение, что он скорее бы свалился в воду, чем омовил бы руки и рот. Итак, Тобирама принялся сначала ополаскивать левую руку, слегка поёжившись из-за низкой температуры, после правую. Потянувшись за бамбуковым черпаком, необходимым для того, чтобы увлажнить губы, его руки тронул холодный вечерний ветер. Его тело, совсем недавно нежившееся в тёплой воде, словно поразилось такое резкой перемене, из-за чего пальцы стали совсем непослушные, деревянные, но, несмотря на это, Тобирама всё равно схватил необходимый инструмент, слишком крепко однако. Наклонившись, дабы омыть рот, он краем глаза заметил Асаги, что всё время провожал его. Однозначно потом придётся отблагодарить мужчину за такую доброту, сам Тобирама точно бы не стал своеобразным гидом для туриста, что случайно забрёл в поселение Сенджу. Закончив с ритуалом, они вдвоём зашли в хайдэн, сделанный по-настоящему огромным, что, однако, не отвлекло от несколько бедного интерьера. Проходя к алтарю, Тобирама восхищался красоте места, в котором построен храм. Гора была не голой и скалистой, как большинство, а наоборот заросла деревьями, что сейчас цвели и пахли, украшенные симэнавой. Появлялось ощущение, что всю солому, собранную с урожая, потратили на то, чтобы связать верёвки, настолько они были толстые. Зайдя внутрь, Сенджу кинул монету в ящик, украшенный узорами и поклонился так глубоко, как мог, выражая всё своё уважения. Хлопнув в ладони, он принялся тихонько читать молитву, не обращая внимания на окружающий мир. Стараясь вложить в свою мольбу всё сожаление, которое он испытывает за попытку убийства невинного дитя, он просил о прощении, по-настоящему переживая по этому поводу. Несмотря на то, что он уже закончил читать молитву, Сенджу слегка задержался, всё равно испытывая муки совести за то, что ведёт себя лицемерно, прося прощения сейчас, в то же время держа в голове наставление отца. Когда мужчины направлялись обратно домой, Тобирама всё-таки решил начать беседу, что до этого то начиналась, то затихала. — Спасибо, что помогли, — сказал он, посмотрев в глаза Асаги, которые были самого обычно коричневого цвета, не выделяясь оригинальностью. — Мне не сложно. К тому же, компания была довольно приятна, — подмигнув и слабо улыбнувшись, он прошёл чуть вперёд, ускоряя темп и одновременно с этим начав тараторить, подобно матери. Сенджу в этот момент почувствовал как холод, что ли этого лишь мешал рукам нормально двигаться, течёт по всему телу, сковывая движения. Слова мужчины окатили его неожиданным страхом и теперь ему казалось, что Асаги представляет опасность, что его взгляды полны непонятного желания, словно тогда, в бане, говоря о куртизанках, он бросал похабные взгляды на Тобираму. Широкая сильная спина закрывала обзор на дорога, людей резко стало меньше, руки с неподвижных превратились в трясущиеся. Медленно идя за мужчиной, Сенджу всеми силами пытался поддержать разговор, чтобы тот не разозлился неведомо из-за чего. Стоило на горизонте появиться уже знакомому дому, в котором ярко горели свечи, как Тобирама ускорил шаг, всё равно не смея обгонять, только начав ходить шаг в шаг. Приближаясь к двери, которые раскрылись прямо перед носом, Сенджу всё никак не мог успокоить сердце, что сейчас стучало в ушах. — Вы поздно, — недовольно произнесла Асеи-сан, — Уже ужинали? Быстро разувшись, Тобирама, чуть глубже закутавшись в своё хаори, поспешно буркнул что-то про то, что то ли «не хочет», то ли «уже поел», что было неправдой. Оставив семью Катаяма позади, он почти что бегом зашёл в комнату, в который раз пожалев, что не имеет возможности заселиться в рёкан. Комната встретила холодной чистотой. Было видно, что никто не заходил, что успокаивало. Тело, как и вчера, было изнемождено, желая уснуть, но организм всё ещё был напряжён. Тобирама решил, что, пока будет доставать футон и переодеваться, успеет успокоиться, так как привычные действия наверняка убедят, что он не находится в опасности, в чём был прав. Вскоре, укладываясь на такой же холодный футон, что и в прошлый раз, он, завернувшись, повернулся лицом к сёдзи, не рискуя лежать спиной, жалея, что день прошёл так бесполезно. Завтра он проснётся пораньше и успеет сделать больше нужный вещей. <p align="center">風 風 風 Ночь выдалась беспокойная, ливень в этот раз агрессивно бил по стенам дома, словно назойливо стучась в просьбе пустить внутрь. Холодный воздух гулял теперь не только по полу, но и по всей комнате в целом, так что, как бы Тобирама не пытался, всё равно мёрз. На протяжении всего сна он просыпался бессчётное количество раз, постоянно казалось, что кто-то хочет зайти в комнату, но каждый раз он ошибался, из-за чего за все часы так и не проспал нормально. Посмотрев на положение солнца, он понял, что сегодня смог раньше, чем вчера: времени было около девяти-десяти часов дня. Это всё ещё было слишком поздно по его ощущениям, учитывая, что обычно он просыпается чуть ли не с рассветом, но буквально день назад он проспал чуть ли не сутки, так что повод для небольшой гордости был. Солнце светило слабо, тучи всё ещё обиженно ползли по небу, своим видом нагоняя тоску. Наскоро одевшись как можно теплее, понимая, что день, скорее всего, будет пасмурный, Тобирама тихо вышел из комнаты, аккуратно зашагав в направлении выхода. Жители дома либо до сих пор спали, либо уже разошлись по делам, что было Сенджу абсолютно неинтересно. Выйдя из дома, он огляделся, примерно начертав траекторию своего пути. Вчера, по пути в баню, он заметил небольшое кафе, наверняка единственное во всём селе. Скорее всего, там любят собираться местные, дабы отдохнуть или пообсуждать кого-то. Время было раннее, и если кто-то и пожелал бы сейчас посидеть за чашечкой чая, так это только сплетницы, чтобы были везде. Мельком слушая их разговоры, можно было без проблем узнать всё необходимое буквально за пару минут, так как те успевали за долю секунды сменить несметное количество тем. Тихо проходя по дорогам, окружённым домами, неплотно расположенными друг к другу, Тобирама пытался вспомнить, где же видел то самое кафе, решив, что, пройдясь по знакомой дороге до общественной бани, сможет пройти мимо необходимого места. Он оказался прав, так как кафе находилось совсем близко к сэнто. Видимо, все общетственные места располагались в одном месте, так как совсем рядом был открыт небольшой магазин, а чуть поодаль дети резвились у слабой реки, не доходящей даже до щиколоток Тобирамы. Сенджу всегда поражался ребятам, совсем маленьким, которые просыпались очень рано. Стоило солнцу только выглянуть, а петухам закукарекать, как дети тут как тут, бегут разведывать тайны места, в котором живут. Сам Тобирама ещё с самого детства любил подольше поспать, просыпаясь позже всех, но, стоило его тренировкам начаться, как пришлось забыть о уже бывшей привычке понежиться в постели. Подойдя к дому, чей первый этаж был оформлен как кафе, он попытался сесть не слишком далеко в тени, дабы его не посчитали странным, но и не слишком в центре, не желая привлекать внимания. Заказав данго, которое он в любом случае не будет есть, он принялся подслушивать разговор двух старушек, что даже не взглянули на него. Тобирама считал забавным, что сплетничать любили не только молоденькие девушки, но и совсем пожилые старушки. Он также слышал, что обсуждение других людей сближает, но никогда не пробовал этого на опыте, чего нельзя сказать о его брате, что всегда знал обо всём, что происходило с людьми, с которыми он даже на был знаком лично. — А завтра по прогнозам снова те придут, да-да, — высоким голосом произнесла дама, потрясая головой в подтверждение сказанному. — Я слышала, что старейшина-сама даже вызвал кого-то, чтобы разобраться с ними, — видя, что собеседница не поверила, она добавила, — да-да. — Смысл ведь не в этом, — закатила та в ответ, поправив чёрные волосы за ухо, которые потихоньку покрывались сединой, — Смысл в том, что дочь Мацумото-сана, кажись, влюбилась в одного из тех ублюдков! — Асука-чан?! Как же так, хорошим же ребёнком была? — приложив руку ко рту, она притворно шокированно покачала головой, — А я знаю, в кого влюбилась! Помнишь того странного, который огнём дышит? Вот в него! Да-да! В этот момент Тобирама навострил уши, ожидая, что женщины станут обсуждать, что же за дыханием владеет таинственный ухажёр, так что сел удобнее. Но те не оправдали ожиданий, решив акцентировать внимание на несчастной девушке, перемалывая все грехи, которые та успела за свою жизнь совершить. В то же время к его столику принесли три палочки данго, щедро покрытые пастой анко. Весь вид вызывал урчание живота, слюни уже заполнили рот, но Тобирама помнил, что ему нельзя питаться на протяжении тридцати дней. Насколько он помнит, прошло лишь пять дней — ней даже половины, так что он обязан держаться. Женщины уже перешли на другую тему, обсуждая самого Тобираму, но они, видимо, не знали, кто они такой, называя «ленивым ниндзя, что весь день отдыхает в бане». Такие комментарии забавляли, но он не обращал на это внимания, понимая, что всё самое интересное он уже услышал и ничего более не предвидится. Люди уже потихоньку начали просыпаться, начиная работать. К этому времени дети успели устать от своих игр, так что направлялись по домам, дабы чутка отдохнуть и вновь вернуться к друзьям. Сенджу, в свою очередь, думал, куда же идти теперь. Сидя и играясь с салфетками, он заметил, как небольшая тень накрыла нетронутую тарелку: кто-то подошёл к его столу. Подняв взгляд, он заметил двух детей, что жадно смотрели на его сладости. — Извините, а Вы не будете это есть? — в селе, где все друг друга знали, было нормой, что едой делились. Никто никого не подозревал, так что дети были несколько наивны. Это позабавило Тобираму, так что он пододвинул тарелку детям, разрешая им полакомиться. Взяв каждый по одной палке, они начали упелать шарики за обе щёки. Заметив, что осталась одна палочка с тремя данго, они застыли, неловко смотря на Тобираму, который, смотря на это, бессловно разрешил им доесть до конца. Последний, третий шарик, мальчик, что был постарше, отдал девочке, который, облизав пальцы, спросил: — Мы с имото впервые Вас видим. Неужели о́ни добрались и до Мицуэ? — глаза ребёнка широко раскрылись в истинном беспокойстве. Мальчик резко обернулся к своей младшей сестре, громко, взвизгнув, говоря, — А я говорил, что разбойники потревожат о́ни! Совсем скоро вся страна Огня будет в демонах. Крометц возглас испугал девочку, так что она съёжилась, испуганно озираясь. — Значит, до этого разбойники не мешали о́ни? — говоря спокойным голосом, он пытался своим примером показать, что переживать не о чем. — Они иногда прибегали, но мой одзи-сан быстро с ними справлялся! А потом пришёл самурай, который, как дракон! Плюётся огнём во всех-всех, — мальчик принялся активно жестикулировать, пытаясь таким образом донести весь масштаб проблемы. — Одзи-сан наказывал не рассказывать об этом. — мрачно пробормотала девчушка, быстро успокоившаяся. — Не отведёте меня к своему дедушке? О́ни и правда в последнее время зачастили к нам, — вливаясь в их особый мир, в котором всё ещё существовали мистические существа, он решил взять ситуацию в свои руки. Может быть, их дедушка сможет рассказать побольше, так как работал с ними непосредственно. Дети, совсем доверчивые, тут же принялись провожать Тобираму до их дома, повиснув на руках и без конца болтая. Сенджу их не слушал, пытался только поддерживать равновесие. Дом находился совсем рядом, всего в двух поворотах от кафе. Возможно, дело в том, что село, опять-таки, было маленьким, по главной дороге которого можно было пройти от начала до конца, словно разрезая поселение напополам. Пожилой мужчина нашёлся на заднем дворе, в огороде, где активно ухаживал за растениями. Совсем скоро нужно будет собирать урожай, иначе тайфуны унесут всё, из-за чего есть будет нечего, так что было необходимо заиметь как можно более точные плоды, дабы зима прошла без происшествий. Стоило детям заметить знакомое лицо, как они с криком бросились прямо в руки дедушки, перебивая друг друга рассказывая историю о «бедном человеке, которого достали о́ни». Подойдя к худощавому мужчине, Тобирама встал в полуметре от него, показывая, что не представляет никакой опасности. Мужчина же отправил своих внуков в дом, утверждая, что пора обедать. — Так Вы и есть тот шиноби? — во второй раз Тобирама поразился проницательности жителей Китаямы. Они словно читали мысли и могли наперёд ответить на вопросы. — Ну, помогите, что ли, а я расскажу, что да как. «Двух зайцев одним выстрелом, хм», — усмехнувшись, подумал Сенджу. Этот старик явно не так прост, как кажется. Сняв хаори, Тобирама зашёл глубже в имения семьи, быстро сообразив, что необходимо делать. Повторяющиеся движения успокаивали, а низкий голос рядом убаюкивал, но он не подавался атмосфере спокойствия, внимательно вслушиваясь в слова говорящего. — Разбойники-то эти в банде состоят. Не помню, как называлась, но заходили они часто. — старик говорил тихо, вдумчиво, казалось, что он просто бормочет под нос, а не рассказывает историю, — Обычные дети, что возомнили о себе слишком много. Но около месяца назад к ним пристроился какой-то странник. Огнём владеет, ну Вы уже это наверняка знаете. Дело вот в чём, — остановившись, он приподнял полы свое одежды демонстрируя ужасный ожог, что шёл от щиколотки вверх по телу, скрываясь под кимоно. — Хорошо слишком владеет, малец. — кинув хмурый взгляд исподлобья, он замолчал. После они работали в полной тишине. Начинало вечереть, но солнце в этот раз не скрывалось за облаками, мстя за те дни, что было вынуждено скромно смотреть за происходящим. Лучи падали на тела, заставляя потеть и тяжело дышать. Хотя, Тобираме казалось, что он устал намного раньше мужчины рядом, который, конечно, взмок, но стоило учитывать, что тот работал дольше. Может быть, дело было в том, что паразит в нём стал активнее вить нити, смешиваясь с его телом? Стоило как можно раньше вступить в бой, так что он надеялся, что прогнозы сплетниц были действительны. Стоили им закончить, как дедушка обернулся в сторону своего помощника и сказал: — Давайте вместе отобедаем, в благодарность, так сказать? Тобирама не знал, что ответить: отказываться было невежливо, но в то же время, если хозяева заметят, что тот ничего не ест, то могут что-то заподозрить и начать задавать вопросы. Как бы то ни было, он всё равно согласился. Проходя в дом, старик для начала предложил сходить в офуро, дабы освежиться. Уже в который раз, раздеваясь, он мельком посмотрел на свой живот, сравнивая по памяти размеры, боясь, что с каждым новым днём он будет больше и больше, а может Тобирама как-нибудь и вовсе проснётся, а его брюхо будет спухшим, с уродливыми растяжками, готовым к родам. Стол был накрыт скромно, вместе с ними ели уже знакомые Сенджу дети и молодая скромная женщина, скорее всего, их мать. Тобирама принялся брать небольшие порции и размазывать их по тарелке, делая вид, что ест, заодно поддерживая беседу, дабы отвлечь внимание от того, что же он делает. Как оказалось из разговора, эта семья давно жила в этих краях, зарабатывая своими особыми помидорами, которые они мариновали способом, который передавался из поколения в поколение. Сами же дети утверждали, шёпотом и втайне от мамы, что помидоры эти самые обычные, просто имеют странный цвет. Сенджу был доволен новоприобретённый компанией, которая была явно приятнее семьи старейшины. Давно он так не забавлялся над детьми, что своей наивностью иногда поражали. Путь назад занял не так много, больше потому, что он помнил, как идти. Место своего временного прибывания встретило погасшими свечами, никого в доме не было. Он считал грубым избегать семью Катаяма на протяжении целого дня, но не мог ничего с собой сделать, испытывая слишком сильную усталость. Зайдя в уже почти что родную комнату, встретившую знакомым холодом. Он осознал, что все эти дни ни разу не зажигал свечи, вовсе не боясь теней, как в отчем доме, что считал странным, но не требующим внимания. Засыпая, он надеялся, что завтра проснётся ещё раньше, желая исправить режим сна. <p align="center">風 風 風 Учитывая всю известную Тобираме информацию, эта банда на самом деле меньше, чем было оговорено ранее: по словам дедушки Ясуо, их количество не более шести. Это упрощает задачу, так как выходит, что вероятность того, что на него нападут толпой так, что он не сможет защититься, ниже. С другой стороны, почему Асеи-сан сообщила о большем количестве, если из-за этого цена возрастает? Может ли быть, что неизвестный ронин обладает не только стихией катон, но и способен на технику теневого клонирования? Может быть, дело в том, что на «охоту» идут лишь небольшими отрядами? В таком случае, необходимо не только разобраться с теми разбойниками, что придут в село творить свои дела, но и оставшимися. Значит, тактика «убить на месте» не подходит. Необходимо позволить им сбежать, дабы выследить убежище, в котором они прячутся. Таинственный ронин всё равно не давал покоя, но Тобираму не пугал тот факт, что он не знает всего арсенала техник, которымм тот обучен, его пугало иное: вдруг информация ложна. Крестьяне могли либо утрировать навыки ронина, как дети, утверждающие о том, что он подобен дракону, или же преуменьшать. Обе альтернативы были пагубны для Тобирамы. Стоило ли вообще их убивать? Быть может, старейшина хочет наказать их иначе? Но, сколько бы раз Тобирама не проходил по селу, ни разу не видел здания, хотя бы отдалённо похожего на тюрьму. К тому же, было лень церемониться с подобными им — отбросами. Сенджу росли с жёсткими принципами, запрещающими делать что-то, что противоречило жизненным ценностям главы клана. Считалось, что именно глава решает, каких взглядов будет придерживаться народ, какую веру будет поддерживать и какую политику будет поддерживать. До прихода Сенджу Буцумы, в клане был Совет, выполняющий функцию некого проводника, что уравновешивал желания народа и возможности главы, но он был распущен, так как, по мнению ото-сана, нужды народа всегда равны нуждам лидера: если Буцума идёт войной, то народ идёт войной. Но эта политика не была распространена по всему миру. Те же Нара предпочитали и вовсе не иметь какого-то определённого лидера, выбирая лицо, представляющее народ, путём выборов, причём глава, по факту, не выполнял абсолютно никакой функции: всё решал Совет, чьи члены также были избраны буквально обычными жителями. Тобирама эта система не нравилась абсолютно, так как главная цель, с которой избирался лидер, стиралась. Зачем нужен глава, если он не играет особой роли в жизни клана? Конечно, эта система учитывала мнение народа, из-за чего вероятность возникновения мятежа уменьшалась многократно, но при этом угнеталась верхушка. Но, по мнению многих кланов, возникших от дворян, эта система не была самой отвратительной: особо выделились Инузука и Хатаке. Из-за близости с животными, их лидер выбирался так же, как у псовых: кто сильнее, тот лучше. После смерти прошлого главы устраивались странные бои, в которых и становилось ясно, кто же теперь руководит кланом. Иногда эти бои были по-настоящему кровавыми, с многочисленными жертвами, но в последнее время такое происходило всё реже и реже. Некая агрессивность такого метода отталкивала высшие лица, предпочитавшие тихие войны, проходящие за столом переговоров. По причине того, что традиции кланов так сильно отличались, Тобирама считал, что собрать их все в одном месте просто невозможно, так как одно всегда будет сталкиваться с другим, но Хаширама всё равно мечтал о каком-то странном мире, сам не сильно отличаясь от отца, предпочитая в будущем править самостоятельно, без Совета, что многих могло не устроить. Сама тема с соединением всех кланов в одной системе была интересна, так что Тобирама время от времени размышлял, как мог бы воплотить это в жизнь, будь у него возможность. Нет, он не считал возможным создать деревню, но было увлекательно пытаться расположить кланы так, чтобы близкие друг другу альянсы, как Ино-Шика-Чо, были рядом, а слегка враждующие лишь в шутку, как Инузука и Хатаке, подальше. Отдельной задачей было что-то придумать с кланом Хъюга, так как Сенджу ни разу не сталкивались с представителями из-за их географического расположения, слишком далёкого от лесов. Как бы то ни было, всё это делалось только ради забавы, никак не потому, что Хаширама вдохновил Тобираму. Все эти размышления были в любом случае бессмысленны прямо сейчас, когда напротив Тобирамы стояла кучка пресловутых разбойников. Он проснулся днём, слишком поздно по его мнению, и то не потому, что желал того. Его разбудили шаги, топот, почти крик Асеи-сан, что бежала в сторону его комнаты. Тобирама, дабы не показаться лентяем, тут же вскочил и начал чистить оружие, что было не зря. Сплетницы были правы: сегодня на них напали. Разбойники были глупы и самонадеянны, бессовестно грабя мешки с только что собранным урожаем, пока другие члены забегали в дома и обчищали комнаты. Жители на препятствовали этому, боясь и предпочитая стоять в стороне, совестливо отвернувшись. Забавно, что с ними не было ронина. Пара-тройка человек горделиво воровали, слишком уверенные в себе. Такое поведение раздражало Тобираму, так что он решил, что, если один из этих негодяев умрёт, то ничего такого не случится. Он за шиворот оттянул мужчину, который уже делал шаг в чужой дом, слегка покачиваясь из-за мешка, полного украденным. Человек внешностью был самым обычным, шатеном с карими глазами, широко разкрытыми в шоке, как только тот заметил Тобираму, который повалил его на спину. Его дружки, услышав вскрик товарища, обернулись, тут же насупившись и бежа на помощь. Их вид, полный негодования и гнева, мог бы развеселить Сенджу, но вызвал лишь отвращение. План ближайших действий уже выстраивался в его голове, так что он принялся тут же воспроизводить его в жизнь. Проблема в нападении толпой была в том, что все целились в одно место — голову, но любой достаточно опытный шиноби понимал, что правильно делать наоборот: каждый член банды должен отвечать за отдельную конечность. В таком случае можно было бы наверняка разобраться с обидчиком, так как защитить себя от удара в голову и ту же ногу одновременно невозможно. С только что упавшим человеком он расправился быстро — пнул в голову, чтобы тот потерял сознание и отбросил в сторону, чтобы не мешался и отпрыгнул в сторону, бросив кунай в сторону ближайшего противника. Дубинка, которой был вооружён мужчина, пролетела рядом с головой, слабо задев плечо. Не глядя, Тобирама пнул ногой и попал совсем молодому парню в солнечное сплетение, из-за чего тот согнулся и выронил железную палку. Самый старший из них вытащил из-за пазухи кунай, неуклюже его держа и размахиваясь, словно ребёнок. Отбросив сюрикеном преграду, Сенджу бесцеремонно вонзил свое орудие в шею противнику, резко дёргая кунай на себя. Стоило телу упасть замертво, как разбойники наконец поняли, с кем имеют дело. Их лица побледнели, почти позеленели в страхе. Видимо, они еще ни разу не видели мёртвого тела. Тобирама, не желая задерживаться, чтобы дать им время прийти в себя, сделал шаг в сторону следующей жертвы, позволив оставшимся схватить бессознательного товарища и отступить. Единственный оставшийся мужчина, поняв своё положение, поднял руки над головой, признавая поражение. Жители села тут же его скрутили, молча и хмуро делая своё дело, пока Тобирама следовал за сбежавшими. Те двигались совсем медленно, неуклюже тащя на себе раненого. Самый младший, шатен с голубыми глазами, весь трясся, оборачиваясь и спотыкаясь. — Может, оставим его? — спросил неуверенно тот, — вдруг за нами сейчас пошлют кого-то? Тогда мы точно не спасёмся! — Заткнись, Рико! — громко вскрикнул мужчина со слабой бородкой, который, видимо, был за главного. Поправив на себе тело, что висело мёртвым грузом, пошёл чуть быстрее, чем до этого. Эти четверо человек, как понял Тобирама, были лишь пешками, обычными людьми без чакры. Куда же делся ронин? Дорога лежала недолгая, но муторная. Банда нашла своё убежище на горе, в непонятном углублении, в котором было удобно прятаться. Подъём был сложен, было видно, что дело не в дополнительной нагрузке, а в непривычке. Видимо, до этого приют находился где-то рядом, в более доступном месте. Скорее всего, с приходом нового лидера в из банде всё сменилось, чем некоторые было недовольны, прямо как тот мужчина с бородкой, что прямо сейчас пыхтел и проклинал некого Масаказу, называя напыщенным и эгоистичным. Масаказу, как понял Тобирама, является именем ронина, иначе непонятно, кого же ещё обвинять в том, что убежище находится в столь неудобном месте. Рико, только заприметив лагерь, побежал в сторону палаток, крича что-то в истерике, откуда вылезли ещё трое человек. По подсчётам Сенджу выходило, что набралось человек уже восемь. Видимо, слова старика были ложны. Что ещё было ложью? Тобираме, на самом деле, было всё равно, так как он на опыте смог понять, что крестьяне не представляют абсолютно никакой опасности. Он боялся, что ронин, стоило ему появиться в банде, начнёт учить своему мастерству членов, дабы терроризировать не только прилежащее село, но и целые города, но этого не произошло. Масаказу, видимо, слишком высокомерен, чтобы учить товарищей своему ремеслу. — Надо что-то делать. За нами могли следить, — хмуро произнёс до этого молчавший член команды, — Я не видел никого, но тот человек явно опытен. Может быть, он прямо сейчас нас слушает, — понизив голос до шёпота, произнёс тот. — Мураками-сама говорил нам дождаться его с охоты, — неловко произнёс пухлый мужчина рядом, параллельно пульпируя бессознательного шатена. Было видно, что тот ничего не смыслит в медицине и его максимум — перевязка, так что всё, что он делал, это лишь показательно пытался оказать медицинскую помощь. — И когда он вернётся? — с писком произнёс малец. — Вечером, как всегда, — уже знаменитый своей бородкой, произнёс мужчина, сплюнув. Вскочив на ноги, он принялся расхаживать, хромая на правую ногу. Проведя рукой по волосам, он обернулся, чтобы что-то сказать, но, махнув рукой, продолжил свой путь. Видимо, эти люди в самом деле боялись делать что-то без ведома лидера, так что вечером наверняка будут на месте. Тобирама, всё равно неуверенный, оставил клона, который следил бы за ними и, если что, сообщил бы, если те решат сбежать. Клон был лишь прототипом, неидеальной версией идеальной техники, но даже так Сенджу было его сложно создать. Тихо и быстро направляясь обратно в сторону села, он пытался унять сердце, что сейчас громко стучало в висках. Обычно такая мелкая потасовка никогда не выбивала его из колеи, но прямо сейчас он дышал кое-как, через раз. Видя знакомые очертания домов, он сбавил шаг, пытаясь отдышаться. Стоило ему только подойти поближе, как ему навстречу выбежали жители деревни, наперебой задавая вопросы. Тобирама, не слушая их, направился прямиком к старейшине, что сейчас криво стоял у границы Китаямы. — Я нашёл их убежище. Оно находится на юго-западе от села, вверх по горе, примерно в двадцати минутах умеренного бега.— низко произнёс Сенджу, — Они устроили привал, так что я планирую вечером устроить засаду. Отправьте двух-трёх человек через полчаса после моего отправления, — оглянув собравшуюся толпу взглядом, он направился в сторону дома, в котором всё это время жил, планируя собрать необходимое оборудование. Шичимо-сан так и остался стоять там, но Тобираме было слишком всё равно. <p align="center">風 風 風 Ветка послушно приняла вес, ничем не выдавая его присутствия, в отличие от листьев, которые шелестели от малейшего дуновения ветерка. Совсем недавно закончился дождь, недолгий и слабый, но всё равно размывший дорогу, из-за чего ходить было сложно и слишком громко, так что Тобирама принял решение дойти до места пешком. Дойдя до пункта назначения, он увидел уже знакомые лица, что судорожно собирались. В центре стоял высокий мужчина с маской, перекрывающей пол-лица, с длинными чёрными волосами, ничем не собранными. Видимо, это и был Мусаказу Мураками, ничем не помогающий своим товарищам. Мужчина стоял гордо, с несколько недовольным лицом, остальные же члены банды бегали из угла в угол, роняя вещи и чертыхаясь. Тобирама, не собираясь задерживаться ещё дольше, решил потихоньку избавиться от каждого по очереди, не наводя панику. Спустившись и спрятавшись в ближайших кустах, затаился, ожидая жертву. Иронично, что первым подошёл Рико — самый младший и самый истеричный из всех. Схватив того сзади за шею, давя на нос и шею, Тобирама оттащил его назад в кусты, привычно сворачивая шею. Как его проинструктировал старейшина, в селе в самом деле не было тюрьмы, и жители планировали в любом случае казнить разбойников, так что ничего страшного, если за них это сделает Тобирама. Обитателям оставалось лишь убрать трупы с дороги, дабы не шокировать случайного прохожего. Сенджу решил тихонько отойти к соседнему кусту, уже предвидя, кто же подойдёт. Толстый мужчина, выполняющий работу медика, совсем рядом с Тобирамой собирал еду в мешок, чтобы было удобнее переносить и очень удивился, когда почувствовал холодный кулак, с силой ударивший в висок. Тобирама всегда выполнял свои задания тихо и без свидетелей, обычно чисто. Ему не нравилось после оттирать одежду от крови, учитывая, что та почти никогда не хотела оттираться. За такой способ выполнения миссий он и был широко известен. По очереди разбираясь с каждым из них, он понимал, что долго продолжаться это не могло. Вскоре кто-то заметит, что стало слишком тихо и спокойно. Так и произошло. На удивление умный бородатый мужчина, чьего имени Тобирама не знал, первым заметил что из восьми человек осталось лишь четыре. Замерев, тот оглянулся, посмотрел по сторонам, пытаясь увидеть причину странной пропажи товарищей. — Эй! Куда все делись? — обернувшись в сторону ронина, спросил он. Мужчина в маске тоже осмотрелся. Ругнувшись под нос, тот сказал, что пойдёт разыщет «лентяев», ещё не зная, что эти самые лентяи прямо сейчас лежат в полуметре в кустах бездыханные и потихоньку остывающие. Тобирама, как только Мусаказу отошёл достаточно далеко, приземлился в центре поляны, привлекая внимание. Люди, испугавшись, замерли, не зная что делать, но Сенджу не давал им времени опомниться, стремительно приближаясь к одному из них, параллельно с этим кидая тройку сюрикенов в рядом стоящих. Подойдя к бородатому мужчине, он с размаху всадил тому кунай в глаз, отчего тот ту же упал, всё равно твёрдо держа Тобираму за руку. Сенджу нравилось избавляться от противников ударом в глаз: если оружие было достаточно длинным, то можно было расправиться с человеком тут же, а, так как в глазу было не так много кровеносных сосудов, то испачкаться было невозможно. Оставшиеся погибли тут же, от одного единственного сюрикена, не успев даже сбежать. В списке остался один единственный человек: Ронин, обладающим огнём. Предвкушая встречу, Тобирама повернулся навстречу человеку, чьи шаги, тяжёлые и громкие, уже слышал. Зайдя на поляну, брюнет встал как вкопанный. Глаза забегали, замечая мёртвые тела товарищей. — Так о тебе они говорили? Не так уж ты и страшен, — самоуверенная улыбка расцвела на его лице, что было заметно по маске. Высокомерные слова разозлили Тобираму. Он не понимал, что такого страшного в нём нашли окружающие. Быстро надвигаясь, он достал кунай, целясь в шею. Мужчина встал в позу, уверенно держа в руках вакидзаси, что достал из-под шкуры животного, накинутого на голое тело. Отбив удар, он замахнулся, дабы ответно нанести урон, но отодвинул руку слишком далеко, из-за чего тут же поплатился, получив колющий удар прямо в плечо. Правая рука была повержена, но левая нет. Увидев знакомые знаки рукой, Тобирама понял, что мужчина собирается использовать технику массового огненного уничтожения — любимую технику Учихи Мадары. Столп огня большой площадью двинулся в сторону Тобирамы, но он использовал воду, дабы защититься. Пар поднялся над полем боя, но Сенджу не обратил на препятствие внимания: сердце резко начало биться сильнее, перед глазами размывалось, казалось, что сейчас он сражается не со слабым ронином, думающем о себе слишком много, а с опытным шиноби, имеющем ненавистное имя Мадара. Его движения стали резкими, порывистыми, в них не угадывалось системы. Нанося противнику раны, он не обращал внимания на его движения, игнорируя всё вокруг, так что удар в живот был для него шоком. На мгновение в глазах потемнело, острая боль прошлась от живота вверх и вниз по всему телу, отдаваясь в кончиках волос. Посмотрев наверх, Тобирама увидел тёмную фигуру, нависающую над ним. Наверняка сейчас этот человек заткнёт ему рот, скрутит и сотворит что-то ужасное. Не контролируя себя, Тобирама достал Катану, которой даже не планировал пользоваться и импульсивно нанёс со всего размаху удар, снося голову противнику. Тело упало, брызжа кровью во все стороны, но Сенджу было всё равно. Всё, что он видел, так это труп человека, которого он так яро ненавидит. Услышав слева от себя топот многочисленных ног, он понял, что это те самые мужчины, которым он сказал прийти. Тобираме казалось, что у сельчан совсем плохо с счётом: Сенджу просил послать двух-трёх человек, а пришли целых пятеро. Как бы то ни было, он двинулся обратно, решив, что на этом его работа закончена. Проходя медленным шагом, он почувствовал сильные руки, что сжимали запястье. Обернувшись, он увидел Акаги-сана, выглядевшего почему-то виновато. — Эй. Послушайте, если я Вас как-то оскорбил... Вы простите, ладно? Я совсем не обучен этике, — карие глаза выглядели по-настоящему грустными, передавая все чувства говорящего, но Тобираме было безразлично и на его стыд, и на его глаза. Прямо сейчас он словно находился в неком пузыре, не слыша и не видя происходящего. Путь в село размылся перед глазами, а отчёт старейшине и вовсе звучал, словно Тобирама погрузился глубоко под воду. В душе засела неприятная эмоция, какая-то смесь горечи и страха, эхом бьющая по черепу. Он не понимал, почему чувствовал некую грусть, так как задание закончилось хорошо — разбойники убиты, а дополнительная миссия от отца наверняка выполнена, иначе Тобирама не знает, как объяснить ту отвратительную боль, что разлилась по венам, стоило ронину ударить его в живот. Мысли отягощали состояние, так что стоило голове только-только коснуться подушки, как он тут же заснул, пытаясь забыться. <p align="center">風 風 風 Голова гудела, тянущая боль тянулась от затылка до висков, сжимая, сдавливая. Виски словно прижимали друг к другу, заставляя череп деформироваться, поддаваясь неизвестной силе. Попытавшись повернуться, Тобирама ощутил, как сильно затекла его шея. Подняв голову, он понял, что спина была слишком чувствительна, отказываясь выпрямляться. Оглянувшись, превозмогая боль, Сенджу огляделся и понял, что утро только-только наступило. Видимо, он уснул вчера вечером сразу после выполнения миссии и проснулся лишь сегодня. Может быть, он смог исправить свой режим? Солнце светило, в этот раз более спокойно следя за происходящим. Не было признаков того, что недавно был дождь, дороги были сухие и чёткие, не смытые водой. Жары с утра не было, но Тобирама предвидел, что всего через три часа наверняка наступит зной и выдвигаться домой будет сложно. Наверняка он будет вынужден устраивать многочисленные привалы, так что логичнее всего будет выдвинуться вечером, когда жара спадёт. Ещё один вопрос был в том, начнётся ли ливень ночью. Тобираме следовало уточнить ближайшую погоду у местных жителей, наверняка знающих приметы надвигающегося дождя. Встав, он осознал, что был в пижаме. Неужели он переоделся, пока был в полубессознательном состоянии? Как бы то ни было, Сенджу быстро переоделся в гражданскую одежду, на всякий случай взяв лёгкое хаори. Отодвинув сёдзи, он медленно пошёл по коридору прямиком в гостиную, предвещая встречу с хозяевами дома. Он оказался прав, так как, зайдя в комнату, он узрел всю семью Катаяма в сборе, сидящих за столом, ожидая завтрак. Все члены разом обернулись, посмотрев на Тобираму, словно узрев восьмое чудо света. — Вы проснулись! — доброжелательно вскрикнула Асеи-сан, — Мы так переживали! Вы проспали целых три дня и три ночи, мы уже не знали, что делать, — вскочив из-за стола, она подошла к Сенджу, беря того за локоть и ведя в сторону стола. Полученная информация поразила Тобираму. Он не ожидал, что пробыл без сознания так долго. Однако он не чувствовал никаких ранений, не видел бинтов, украшающих тело. Неужели дело просто в усталости? Поняв, что женщина желает накормить его, Тобирама запротестовал, на ходу выдумывая, что делать. — Нет, я... — горло першило с непривычки, хотелось что-то выпить. — Сначала мы сходим в баню. — подал голос Акаги-сан, словно заметив яркое нежелание Сенджу. — после долгого сна неплохо бы прийти в себя, а потом есть, — улыбка, которая украсила его лицо, была копией материнской. Наскоро согласившись со словами мужчины, Тобирама буквально отцепил руки женщины от рукава, направляясь в сторону выхода. — Акаги-чан, вы ведь в прошлый раз шли вместе? Идите и сейчас вдвоём, — произнесла Асеи-сан, говоря с обиженной интонацией. Мужчина, которого только что назвали таким странным образом, не подходящим возрасту, откинулся на Тобираму, спрашивая разрешение. Утвердительно кивнув, Сенджу направился в сторону выхода, смиряясь с перспективой провести целый день в компании человека, которого не очень-то и любил. Обуваясь, Тобирама заприметил, что Акаги держит некую дистанцию, не подходя слишком быстро. Не понимая причины, Сенджу пытался вспомнить, что же произошло накануне, но не мог: воспоминания были размыты. Путь к бане занял меньше времени, чем обычно, так как оба человека чувствовали некую неловкость, из-за чего ускоряли шаг почти в два раза. Подходя ко входу, Асаги подал голос: — Не желаете... Чего-то? — произнёс он неуверенно, боясь посмотреть в сторону оппонента. Тобирама, не желая отказываться от предложения, угостился сладким напитком. Шатен, осмелев после этого, начал вести активный разговор. Для Сенджу всё время, что они провели вместе, словно растворилось в луже, которая прямо сейчас была у него вместо мозгов, так что он просто не понимал, что говорит собеседник, просто время от времени поддакивая. Время то растягивалось, разливаясь по венам тягучей жидкостью, то бежало с невероятной скоростью, унося с собой в даль. — Когда Вы планируете уходить? — вдруг выплыв из непонятного состояния, услышал Тобирама. — Вечером. — невнятно произнёс он, только сейчас заметив, что почти полностью погрузился под горячие воды. Может быть, это объясняло его непонятное состояние. — Сегодня вряд ли получится, — запрокинув голову назад, пробормотал шатен. — Дождь надвигается. Вот завтра будет лучше, — многозначительно произнёс он. Прикрыв глаза, Тобирама кивнул, не заботясь о том, увидел ли Агаки этого. Парились они довольно долго, успело стукнуть десять часов, когда они только-только вышли из сэнто. Сенджу невероятно сильно к тому времени захотел покоя, так что на предложение пойти в храм «по традиции» ответил отказом. Смотря в сторону уходящей спины, всё ещё слыша в голове отзвуки голоса, он решил пойти в то самое место, которое всё это время фигурировало в его воспоминаниях. Путь до холма, который был до сих пор в его памяти, был намного дольше, чем Тобирама ожидал, так как ему следовало не только выйти из села, но и круто свернуть на северо-восток. Сейчас, проходя мимо знакомых мест, он замечал мелкие детали, которых раньше там не было. Огромная поляна пару лет назад была пустынной, словно только-только пережив какое-то сражение, но сейчас она расцвела, радуя цветами жёлтого, розового и синего цвета. Это приятно удивило Тобираму, так что он решил не доходить до излюбленного места, а остаться здесь, наслаждаясь запахом. Изначально он планировал пойти к утёсу, с которого видно не только село Китаяма, но и храм, но цветочное поле манило намного больше. Буквально упав в объятия зелени, он закрыл глаза и просто отдыхал. Почему-то трое суток без сознания оказали на него противоположное влияние. Сам того не осознавая, Тобирама приложил руку к животу, пытаясь что-то почувствовать. Сгусток ли неизвестной чакры или просто увеличение живота, он не знал, но в итоге, ничего не ощутив, он понял, что в самом деле избавился от ребёнка. Ребёнка, который мог вырасти кем угодно, стать кем угодно, иметь свой собственный характер и повадки, но теперь думать об этом было поздно. Тобирама слишком поздно начал думать о поле ребёнка, слишком поздно начал пытаться предугадать, с какой же внешностью родится малыш. Сейчас, лёжа на поляне, вглядываясь в ромашку, что склонилась над его носом, он понимал, что тот грех, который он совершил, простить невозможно. Как бы он не умолял богов понять причину, те бы не подумали бы даже о возможности позволить подобному ему отдельное место в Чистых Землях. Как бы то ни было, Тобирама невероятно сильно желал пойти и помолиться. Не за себя, не за братьев, а за ребёнка, который так и не увидел белый свет. Сенджу не готов сказать, что в мгновение ока полюбил дитя, но точно мог утверждать, что сожалел о содеянном. Он осознавал, что жалел не своего ребёнка, а малыша априори, малыша, каким был сам когда-то, какими давным-давно были его братья, малыша, который мог попытаться быть счастливым в этом жестоком мире, как Хаширама, что противостоит не только Учихам, но и собственному отцу, веря в светлое будущее. Может быть, Тобирама мог бы отдать новорождённого в какой-нибудь клан, дабы те воспитали, как своего, может быть, Тобирама мог бы сказать всем, что отправляется в путешествие, а сам всё это время воспитывать ребёнка. Но был бы ребёнок счастлив? Был бы доволен, что обязан постоянно прятаться от окружающих, чтобы те не поняли, кто же его родители? Сейчас уже ничего не скажешь. Повернувшись на бок, Сенджу только-только осознал, что всё это время находился в непонятном состоянии дремоты. Казалось бы, что он не спит, чувствует, что происходит вокруг, но в то же время дрейфует где-то на периферии сознания. Открыв глаза, он посмотрел на небо, не удивившись тому, что начинало смеркаться. Тяжёлые облака летели по небосводу, с каждой секундой хмурясь сильнее и сильнее. Асаги был прав, когда говорил, что этой ночью будет дождь. Интересно, как жители это понимали? Несмотря на осознание того, что следует как можно быстрее уходить домой, дабы спрятаться от непогоды, Тобирама на позволит себе этого, направляясь в сторону храма. Путь предстоял долгий, учитывая нежелание заходить в само село. Свинцово-серые тучи начали кружиться, заставляя светило растерянно скрыться за их боками. Небо разделило надвое молнией, настолько яркой, что, казалось, она могла бы на секунду ослепить. Через долю секунды в далеке пророкотал гром, подтверждая, что совсем скоро пойдёт ливень. Звери начали суетиться, ища укрытие, из-за чего обычно тихий лес начал шуршать, чирикать и громыхать. Лишь деревья начали радостно трепетать, приветствуя холодный ветер, подчиняясь его воле и наслаждаясь спасению от жары. Первые капли дождя начали омывать землю, тут же впитываясь в пересохшую почву, что с энтузиазмом ждала новую порцию. Наконец, следом за ними уже летят другие капли, которых становится всё больше. Они сталкиваются боками, суетятся, теснятся и толкаются — каждая стремится поскорее, желательно самой первой упасть на разгорячённую летом поверхность земли, размывая дороги, мешая в будущем повозкам дойти до их пункта назначения. Все хотят быть первыми — ведь именно о первых каплях дождя пишут писатели. В крайнем случае, о последних, но никто не пишет о тех каплях, что упали в самый разгар дождя. Это кажется Тобираме таким ироничным: все в этом мире думают лишь о начале и конце жизни, совсем не обращая внимания на то, что происходит в её течение. Дождевых капель уже так много, что они сливаются в сплошные потоки и дождь расходится, сливаясь и вновь отклоняя капли. Храм был пуст, не было видно даже его служителей, из-за чего казалось, что Сенджу прямо сейчас находится наедине с богами, что будут строго слушать его молитву. Подойдя к алтарю, Тобирама крепко зажмурил свои глаза, как в детстве, когда хотел вложить в мольбу все чувства, что бушевали внутри. Прося дать неродившемуся ребёнку в будущем шанс на жизнь и заботливых родителей, он лишь надеялся, что его просьба не будет слишком наглой. Ему предстоял долгий путь в дом старейшин, долгий и неловкий ужин, долгое переодевание в пижаму и долгие попытки уснуть, но прямо сейчас он кричал, умолял Богов прислушаться к просьбе, искренне жалея, что не смог выполнить данной ему миссии быть родителем. <p align="center">風 風 風 Тобирама никогда даже не смел предположить, что расправа с жалкими людьми, терроризирующими маленькое село, может привести к настолько сильному обожанию. Сельчане, стоило ему только проснуться, сразу же окружили, громко радуясь обычной встрече. Уже знакомые дети, утверждавшие, что фирменные помидоры их семьи ничего примечательным не отличаются, прямо сейчас пытались втолкнуть свёрток с овощами ему в руки, тем самым благодаря. Их дедушка в это время стоял чуть поодаль, задумчиво улыбаясь. Иные же почти что преследовали Тобираму, назойливо благодаря за «спасение». Старушки почти что плакали, говоря, какую же услугу им оказал Сенджу, веря, что теперь могут «спокойно умереть, не беспокоясь, что внуки будут голодать». Забавно, что те же старушки пару дней назад называли его ленивым. Тобираме это казалось ужасающе неприятным. В его клане подобные вещи, как хорошее выполнение миссии, были безусловными. Никого не хвалили за это. На самом деле, его не хвалили априори, считая, что всё, что он создал: техники, печати, — было само собой разумеющимся, так как он являлся наследником клана и именно поэтому все творения посвящал родным, как любой другой «хороший наследник». Тобирама не помнит, от кого услышал это жалкое оправдание, но был уверен, что от Хаширамы, так как только он мог сказать нечто настолько глупое. Как бы то ни было, сейчас Тобираме было необходимо выдвигаться в путь. Жители села так сильно его раздражали, что он был готов уйти чуть ли не с утра, как только столкнулся с таким вниманием, а не вечером, как планировал. Солнце уже встречалось с горизонтом, окрашивая весь мир в кроваво красный. С каждой секундой зной уходил вместе со светилом, что спокойно ложилось спать, устав за день честной работы. Весь лес в закатных лесах словно преображаелся: зеленый цвет растений становится все насыщеннее, контрастнее. Уже занеся ногу в сторону леса, Тобирама услышал, как его окликнули. Обернувшись, он увидел Акаги. Казалось, что этого мужчину он видел чаще, чем своё отражение. — Хороший Вы выбрали день, — медленно подойдя к собеседнику, что был вынужден поддержать разговор, он задумчиво посмотрел на небо, щурясь, словно забыв, что сам позавчера отговорил Тобираму от того, чтобы тот двинулся в путь.— Я заметил, что Вы вообще не ели за все эти дни. Диета? — усмехнувшись, он принялся рыться за пазухой, желая что-то достать. Тобирама в это время чуть ли не передёрнулся, в который раз осознавая, какие же наблюдательные жители этого села. Само же отношение к мужчине было противоречивым: Сенджу до сих пор помнил иррациональную панику, не понятно почему возникшую в компании этого человека. — Вот. — сказал Акаги, вручая Сенджу небольшую бутылку, чьё содержимое было приятно белого цвета. Молоко, видимо. — Вряд ли Вы съедите сладости, так что... — рука так и осталась висеть, было видно, насколько мужчине некомфортно. Тобирама, очнувшись только сейчас, поспешно протянул руку, взяв подарок. — Спасибо, — тихо произнёс он. Спрятав бутылку в своей походной сумке, которая и так была доверху набита вещами, вручёнными сельчанами, соседствующими с отчётом, надёжно спрятанном в кармане и платой, наспех брошенной куда попало, он начал тихонько разворачиваться, всё равно смотря на Акаги, полагая, что тот всё ещё хочет что-то сказать. Может, так оно и было, но мужчина так ничего и не произнёс, задумчиво смотря на Тобираму, что уже набрал скорость и спешил домой. <p align="center">風 風 風 Быстро пробегая мимо знакомых ворот с надписью «Сенджу», Тобирама спешил в комнату, чтобы наконец просто-напросто вздремнуть. Вечер лишь недавно вступил в свои права, украшая небо узорами. Небосвод горел у горизонта, но сверху был темен и грозен. Одинокие звёзды временами горели белым светом, словно спрашивая солнце, когда же оно наконец ляжет спать и даст возможность им воссиять. Но светило никуда не спешило, медленно встречаясь с горизонтом, точно устав от их каждодневной встречи. Всё больше и больше звёзд появлялось на небе. Появлялось ощущение, что они всё активнее и активнее заставляют солнце уйти, с нетерпением ожидая луны, чтобы всю ночь напролёт радовать одиноких зверей своей красотой. Опустив взгляд, Тобирама направлялся в сторону главного дома, стыдясь смотреть на дерево, выращенное Хаширамой. Ему казалось, что всё вокруг смотрит на него с осуждением: и трава, временами шуршащая под ногами, и деревья, чьи листья задорно играют с ветром, что стал активнее лишь сейчас, и даже облака, которые медленно ползли по небу, дабы лучше увидеть Тобираму. Наверное, даже дома, находящиеся на пути к главному дому, тоже осуждающе глядели на наследника клана Сенджу. Что уж говорить про место, в котором проживал Аниджа? Окна плакали, точно предвещая реакцию Хаширамы на известие о том, что он уже не станет «лучшим одзи-саном в мире». Лёгкие жгло, они активно требовали кислорода, хотели жить и помогать телу существовать, заставляя делать всё больше и больше позорных вдохов. Ворвавшись в кабинет отца, он замер, делая вид, что вовсе не пытается сейчас отдышаться. Встав с неприлично прямой спиной, он ждал, когда ото-сан разрешит зачитать заготовленный отчёт. Наверняка специально Буцума медленно поднял свой взор, смотря исподлобья, тем самым давая согласие. Внимательно слушая слова сына, он почти что буквально навострил уши, когда речь зашла о битве, случившейся накануне. В этот момент он чем-то был похож на собаку, которая наконец услышала любимое слово «гулять», «есть» или что-то в этом роде. Мужчина не обратил внимания на то, что, учитывая, что путь обратно занял четыре дня, суммарно на задание ушло целых две недели, предпочитая делать вид, что данный факт не имеет значения, что, конечно, было не так. Миссия изначально предполагалась, конечно, долгой, но Сенджу никогда не позволяли себе задерживаться на задании, ограничивая себя неделей, так как в любой момент может понадобиться активный воин, что героически заступится за свой клан, стоит недоброжелателю напасть. Сам Тобирама не мог нормально объяснить, как же так вышло, что он так сильно устал, из-за чего дни растянулись на многие часы. Тихонько благодаря Акаги за его подарок, что дал много сил, когда это было необходимо, он понимал, что причина изнеможения может крыться в долгом голоде, что он испытывал, однако это оправдание звучало глупо, так как он и до этого бывало долго не питался, и симптомы никогда не мешали работать настолько сильно. — И что насчёт проблемы? — заговорщически наклонившись вперёд, спросил Буцума. Тобираму забавляло, что отец как мог избегал слова «ребёнок», используя эвфемизмы. — Дитя погибло в ходе миссии. — не желая поддакивать желанию отца сплетничать, он сказал это ровно и без запинки, словно не он пару дней назад переживал из-за этого так сильно, что умудрился простыть под дождём, пока молился в святилище. Сейчас он не понимал, почему ото-сан так яро хотел «сплетничать», говоря полушёпотом. В конце-концов, в комнате никого не было, слухи бы не поползли, если бы только Буцума не рассказал кому-то. Тобирама наверняка не планировал распространяться об этой истории не просто знакомым, но и самым близким людям. Проигнорировав грозный взгляд, который на него кинул Буцума, Тобирама ждал, когда же его отпустят. Глаза слипались, с каждым разом отмыкать веки друг от друга было всё сложнее и сложнее. Казалось, что он скоро уснёт стоя, учитывая как сильно временами покачивалось его тело. Было видно, что Буцума не желает отпускать сына, его глаза буквально горели жаждой как-нибудь ужалить, оскорбить, но, не потакая себе, мужчина позволил Тобираме ретироваться в свою комнату. Проходя по коридорам, в этот раз ставшим непривычно длинными, Тобирама, как бы стыдно ему ни было, совсем не желал общаться с кем бы то ни было, а особенно с братом, который наверняка его встретит с распростёртыми объятиями, параллельно спрашивая, как же поживает его племянничек. Сенджу, на самом деле, не понимал уверенности брата в том, что у него родится мальчик, так как срок был ещё слишком маленьким, но уже не задумывался по этому поводу, так как было поздно. Всё равно никто не родится: ни мальчик, ни девочка. Тобираму буквально преследовало желание запереться в комнате, начиная с того, как он покинул село. Он неимоверно сильно хотел лечь на свою постель, накрыться с головой и просто уснуть. Желательно на всю жизнь, так как Тобирама просто-напросто устал от не заканчивающихся проблем, что не хотели заканчиваться. Не перестающая тошнота, появившаяся на днях, только ухудшала и без того плохое настроение. Комната встретила такой, какой её оставлял хозяин чуть больше двух недель назад: чистой, опрятной, но с тонким слоем пыли. Однозначно следовало пожурить слуг, что якобы убирались в их доме. <p align="center">風 風 風 Сидя за низким столиком, находящемся в его комнате, Тобирама пытался отдышаться. Совсем недавно он рывком проснулся, ощущая, что совсем скоро то ничтожное в его желудке выйдет наружу. И был прав. Утренняя тошнота отвратительным образом разбудила Сенджу, заставляя побегать. Из-за того, что он не питался как минимум пятнадцать дней, Тобирама, чувствуя сокращения желудка, абсолютно ничего не вырывал, просто страдая от спазмов. В какой-то момент он ощутил, как желчь, кислотная и неприятная, стекает по глотке, желая выйти из тела, и ничего не мог сделать против. Неизвестно почему, но эти непонятные судороги продолжались слишком долго, по мнению Сенджу, так что он за это время успел не просто побледнеть, но и посереть. Казалось, что организм желал, чтобы он чуть ли не вывернул наизнанку свои органы, беспощадно сокращаясь. После того, как инцидент исчерпал себя, Тобирама понял, что явно не просто простыл под дождём. Попросив слугу позвать его старшего брата, он вернулся в свою комнату, ожидая Аниджу, как палача. Мысли о том, что это состояние — наказание от Богов, лишь усугубляли его панику. Уже готовя ответы на далеко не приятные вопросы, Тобирама сидел сгорбившись, прижав ладонь ко лбу, чувствуя холодный пот на висках. Наверняка брат какой-нибудь спросит про ребёнка, переживая не только за состояние Тобирамы, но он не знал, что в таком случае отвечать. «Прости, Аниджа, ребёнок отменяется»? Хаширама точно разозлится на отца, будет винить не только его, но и себя. Может быть, даже устроит что-то необыкновенно глупое. В то же время Тобирама полагал, что тошнота — не симптом простуды. Он слышал, что беременные девушки часто испытывали утреннюю тошноту, вплоть до того, пока не родили, но не был уверен, правдивы ли эти знания. К сожалению, ото-сан никогда не был озабочен образованием детей в... Интимной сфере жизни. Быть может, Буцума полагал, что они сами догадаются, что и как делается, без его помощи, что было правдой лишь в отношении Хаширамы. Тот, стоило ему достаточно повзрослеть, стал посещать район красных фонарей настолько часто, что стал чуть ли не постоянным клиентом, объясняя своё поведение интересом к... Чему бы то ни было. Тобирама в этом смысле был несведущ, больше интересуясь своими исследованиями, а не плотскими утехам. Вполне может быть, что дело было в его застенчивости, а может брезгливости, но он в самом деле даже, в каком-то смысле, пропустил период сильного интереса к самоудовлетворению, потратив его на бессонные ночи в лаборатории. Но, как ему казалось, его брат тоже, как и он, не особо много смыслил в теме беременности и родов. Раньше им обоим казалось, что девушка ходит с ребёнком в животе, быстренько рожает и дело с концом, но Тобирама в глубине души понимал, что, может быть, всё намного сложнее. Он мог бы, конечно, озаботиться этим вопросом, но он был вовсе не так важен в этот период его жизни, как и онанизм давным-давно, когда Тобираме было около пятнадцати. Если честно, он даже думал над тем, чтобы поискать в библиотеке медицинские справочники по этой теме, но сейчас, ощущая какую-то пустоту в глубине души, Тобирама понимал, что в ближайшее время наверняка не сможет даже мельком взглянуть даже на иллюстрации ребёнка. В то же время он не понимал, почему же Аниджа этим не заинтересовался. Как никак, Хаширама был известен как прекрасный целитель, способный вылечить чуть ли не все ранения, полученные в бою. Так почему настолько хороший целитель никак не озаботился такой вроде бы фундаментальной темой, как беременность и роды? Тобирама этого не понимал, ему казалось, что, если ты в чём-то хорош, то обязан разбираться во всех тонкостях своей сферы. Тонкая деревянная дверь отодвинулась, тихо шурша и привлекая внимание. Подняв взгляд, Тобирама увидел своего брата, что быстро зашёл в комнату. Было видно, что он слегка паниковал по его резким коротким движениям. Шатен сел перед братом, который с некоторой неохотой повернулся в его сторону. Протянув руки, Хаширама принялся проводить слегка светящимися зелеными ладонями по телу Тобирамы, акцентировав внимание на его животе. — Ну чего ты? Простыл? — тихо сетуя, явно задавая риторические вопросы, начал говорить Хаширама. — Нельзя так. Вдруг племянник тоже заболеет! — сказанная фраза звучала в лучшем случае смехотворно. Тобираме казалось, что его болезни уж точно никак не повлияли бы на ребёнка. Как вообще может заболеть существо, не способное даже нормально функционировать? Пока Аниджа продолжал причитать, Тобирама понимал, что обязан рассказать, что племянника, которого тот так ждёт, уже нет. Нет и не будет. Но как? Старший брат для Тобирамы был всем. Хаширама, как солнце, направлял и напутствовал, его любовь была всем, так что перспектива стать ненавистным родным человеком, была ненависта. После того инцидента, когда Тобирама рассказал отцу и тайных встречах брата, их отношения сильно пошатнулись. Он до сих пор помнит горькое разочарование, что душистым букетом расцвело в глазах Аниджи, стоило ему узнать о гнусном поступке младшего брата. Отголоски той ссоры до сих пор разносились в разговорах, стоило братьям начать разниться во мнении. Тобирама не забыл, как обрадовался совсем недавно тому, что Хаширама просто-напросто не просто посмотрел на него, а увидел. Увидел младшего брата, который теперь нёс под сердцем маленького человечка, в будущем наверняка способного творить чудеса. Тобирама хранил где-то глубоко в душе тот взгляд, который Аниджа на него бросил, радостный известию о беременности. В тот миг ему казалось, что всё не так уж и плохо, что всё может обойтись. Может быть, он всё-таки сможет воспитать ребёнка, дать ему счастливое детство, если старший брат будет рядом? Тобираме казалось, что ради такого чувства готов в самом деле пойти на невозможное. В конце-концов, он так редко чувствовал себя любимым. Сможет ли он ощутить то же самое в будущем, когда всё-таки надумает иметь ребёнка? Вряд ли он, конечно, решится вновь на то, чтобы вынашивать дитя, но, в конце-концов, он может просто-напросто жениться. Вдруг известие о том, что его гипотетическая жена беременна, заставит Аниджу вспомнить о умершем племяннике, и он не сможет порадоваться за брата? Вдруг нерождённое дитя будет висеть над Тобирамой тёмной тучей, всё время о себе напоминания. Ему казалось, что такое наказание было бы идеально. В конце-концов, он не заслужил прощения. — Знаешь, рекомендую тебе просто отдохнуть, — наконец произнёс Хаширама, до этого тщательно изучавший состояние младшего брата. — Мне кажется, этот случай единичный, так что не будем паниковать, — улыбка расцвела на его лице, словно согревая случайных собеседников. Забавно, что единственный человек, кто на самом деле паниковал в этой семье по этому поводу, был именно Хаширама. Тобирама, как бы то ни было, согласился с братом. Подумаешь, с утра плохо себя чувствовал? После долгих тренировок, проводимых отцом, для него было абсолютно нормально чувствовать себя отвратительно в любое время суток. Тобирама помнит, как, стоило ему научиться бегать, отец тут же принялся за его тренировки. Не умея нормально держать в руках палочки для еды, он уже пытался орудовать кунаем. Хаширама в это время пытался втянуть своего брата в диалог, то и дело упоминая о том, что никак не может дождаться встречи с племянником, чем, казалось, лишь ухудшал состояние Тобирамы, которого с головой топило чувство вины. Шатен, однако, понимая, что ничего не получается, ушёл из комнаты так же быстро, как зашёл в неё. Весь этот разговор настолько выбил из колеи, что оба брата Сенджу весь день после ходили со странным настроением. Тобирама невероятно сильно хотел наконец сделать что-то, что устроило бы и отца, и брата. Он, понимая, что, несмотря на все минусы, всё равно дорожит отцом, испытывал к себе некую неприязнь. Почему он любит настолько ужасного человека? Почему всё ещё держится за эфемерную гордость, которую, казалось, иногда испытывает Буцума к младшему сыну? Тобирама, если честно, устал. Устал не только от войны, что продолжалась на протяжении всей его жизни, но и того, что он чувствует постоянно. Эмоции с головой топили его в пуче своей насыщенностью, заставляли захлёбываться в волне неуверенности и нужды в близких отношениях. Тобирама, пытаясь отвлечься, всегда шёл в свою лабораторию, забываюсь в точных науках и вопросах, требующих ответов, но сейчас, когда воспоминания о совершённом грехе всё ещё были свежи, он с горестью понимал, что не может зайти в свой кабинет. Не сможет увидеть свидетельства своей попытки совершения ещё худшего греха, не сможет вновь вспомнить о том состоянии туманности разума, что преследовали на протяжении всего действия. Засыпая после долгого дня, начавшегося неприятным образом, Тобирама молился, чтобы завтрашнее утро встретило милее, чем сегодняшнее. Но оказался не прав в своих надеждах, так же, как вчера, рывком проснувшись из-за тошноты. В этот раз желание организма вывернуться наизнанку было намного сильнее, так что спазмы, казалось, продолжались целую вечность. Бледнее, чем когда-либо в своей жизни, он вновь сидел за своим столом, ожидая брата, осознавая, что что-то явно не так. Не отравился ли он? Хашираме, сегодня ещё более беспокойный, буквально вбежал в комнату, тут же начиная проводить руками по телу Тобирамы. Даже не бормоча что-то под нос, он активно пытался вылечить неизвестную хворь, которая наверняка напала на его дорогого младшего брата. С каждым разом, как только Тобирама просил слуг привести брата из-за плохого самочувствия, Хаширама вёл себя всё параноидальнее и параноидальнее. — Ты здоров, отото, — глядя выпученными глазами на брата, произнёс шатен. — Я не понимаю, что не так. Было видно, что мужчина абсолютно не понимает, что происходит. Днями он пытался понять, что же не так с его братом, но из раза в раз сталкивался с неудачей, так и не почувствовав хоть какую-то болезнь. Тобирама, в свою очередь, был бледен далеко не потому, что бесконечная тошнота заставляла страдать. Он, всё-таки пересилив себя, совсем недавно сходил в библиотеку, прочитав книги о протекании беременности. Было просто сравнить происходящее с его телом с тем, что было написано в медицинском справочнике. Именно тогда он осознал, что та битва совсем не помогла. Он всё ещё беременный. Дитя всё ещё растёт в нём, развивается. Как так вышло? Тобирама помнит, какую боль ощущал в тот день, помнит, как на секунду словно ослеп от того, как сильно в голове стучало, как на мгновение ему показалось, что всё, на этом его жизнь и закончилась. Неужели Боги решили дать ему ещё один шанс? Он помнит, как молил их подарить ребёнку новую жизнь, но никак не мог подумать, что те дадут ему ещё один шанс. Неужели теперь он обязан дать малышу жизнь? Неужели обязан воспитать то, что появилось в ходе извращения, совершённого над ним? В то же время Хаширама не понимал, что было не так с его братом. Разве беременность должна была быть такой? Все женщины, отзываясь об этом периоде, утверждали, что не чувствовали никаких проблем. Может ли быть, что дело в ребёнке? Вдруг дитя убивает его брата? Осознание громом поразило наследника клана Сенджу. Перед ним стоял выбор: либо дорогой младший брат, либо малыш. Как Хаширама мог выбрать хоть что-то? Разве было возможно кем-то пренебречь? Единственный оставшийся брат занимал в сердце Хаширамы особое место, каким бы грубым временами он ни был. Старший считал, что никто не выбирает себе семью, так что он обязан любить, какими бы представители ни были. Вдруг дитя, зачатое в грехе, проклято? Вдруг дитя родится настолько уродливым и падким, что совершит что-то ужасное? Вдруг дитя лишь усугубит войну, проходящую между Учихами и Сенджу, а не улучшит, как надеялся Хаширама? Нет, нельзя так поступать! Как смеет хоть кто-то решать, заслуживает ли кто-то жить или умереть? Тяжёлые мысли давили на Хашираму, заставляли опускать взгляд всё ниже и ниже, пока он не упёрся глазами в татами, что находились в комнате Тобирамы. Что им теперь делать?