— Хэмфри, иди сюда!
Хэмфри должен был догадаться, что, если Александр говорит: «у меня есть идея», то эта идея обещает быть отвратительной. Иначе, почему они проводят свой, так называемый, медовый месяц где-то посреди леса, на берегу озера, пока их обоих (в основном, Хэмфри) заедают комары?
У Хэмфри ведь был придуман такой прекрасный план действий. Сходить в театр вместе, потом поужинать в красивом ресторане, всё цивильно, как у нормальных людей. Да и на кровать в гостинице у Хэмфри тоже планы намечались.
Но Алекс упёрся, что как у всех ему не хочется, что в театр они ходили две недели назад, а вино в ресторанах, в которые ходит Хэмфри, воняет отходами. И переубедить его (особенно по поводу вина) было невозможно. Да и было видно, что горел он совершенно другой идеей. А если Александр Ларсен горит какой-то идеей, то он сожжёт всё на своём пути.
Хэмфри уж и не знал, что его переубедило и заставило согласиться на эту треклятую рыбалку. То ли заявление Ларсена, что уже давно хотел свозить Хэмфри на природу, то ли перспектива отдыха в гордом одиночестве и без лишних глаз, то ли «Хэмфри, ну давай поедем». Наверное, всё сразу. Он обладал просто отвратительной силой воли, особенно, когда Ларсен переходил на шёпот и особенно, когда он звал его полным именем.
И всё, что он получил? Холод, сырость, комаров и большого сорокалетнего ребёнка в придачу, который до этого пятнадцать минут ставил палатку, а теперь ковырялся с удочками, не обращая внимания на своего джентльмена. И никакой романтики и уюта. Ни грамма.
Но, с другой стороны, был и повод для радости. Пока Ларсен увлечённо возился с удочкой, он не тащил к себе Хэмфри и не пытался добровольно принудительно обучить искусству рыбалки. Хэмфри мог в своё удовольствие сидеть у палатки с книгой (которую купил по пути и, скорее, от безысходности, чем из желания что-нибудь почитать) и чувствовать себя почти что в безопасности. Если не считать тех моментов, когда приходилось отмахиваться от очередного комара.
Но ничто не могло длиться вечно.
— Хэмфри! — настойчиво повторил Ларсен.
— Я слышу, и я никуда не пойду, — ответил он, демонстративно (и очень громко) перелистывая страницу, — У тебя там холодно и пахнет сыростью.
— А как же рыбалка? Ты же сам говорил, что никогда раньше этого не делал. Неужели совсем неинтересно?
— Чего я там не видел? — фыркнул Хэмфри, — Ты будешь сидеть там целый час, а потом поймаешь окуня размером с мой мизинец, если вообще хоть что-то поймаешь. А из меня, тем временем, последнюю кровь высосут, — Хэмфри махнул рукой, отгоняя пищащее над ухом насекомое.
Но Ларсен униматься не спешил.
— Ну это совсем примитивно, а из нас двоих ты самый одухотворённый, между прочим, — заметил он и широко обвёл рукой пространство вокруг себя, — Смотри, вот тебе лес, вот тебе озеро. А мы тут только вдвоём, в полной тишине. Это ли тебе не «семейная идиллия»?
Хэмфри выразительно взглянул на Ларсена и проворчал, вновь опуская взгляд в книгу:
— Семейную идиллию устраивают дома перед камином, а не у чёрта на рогах… Как я, собственно, и предлагал.
Ларсен в ответ только цыкнул и заметил, отвернувшись и обратив всё своё внимание к поплавку:
— Ты просто не умеешь получать удовольствие от вещей, которые не состоят хотя бы тысячу долларов.
— Эта книга стоила двадцать, и я ей вполне наслаждаюсь! — возразил Хэмфри.
— Заяц, ты держишь её вверх ногами, — бросил Ларсен, не оборачиваясь. Хэмфри сразу потупился, фыркнул что-то себе под нос и… перевернул книгу. Когда Ларсен был прав — он был прав. И Хэмфри это раздражало.
Где-то пару минут они просидели в гордом одиночестве на расстоянии в несколько метров друг от друга. Но Александр, как это часто бывало, когда между ними возникали разногласия, обернулся первым.
— Ну что, не передумал? Знаешь ли, когда я тебя не вижу, мне за тебя тревожно, — сказал он, должно быть, только на половину шутя. Но Хэмфри отмахнулся.
— Да что со мной тут случится? Вокруг ни души, не то что человека, даже какого-нибудь больного кровожадного животного нет, — ответил он, поднимаясь на ноги (сидеть на земле было холодно), — Худшее, что со мной тут может произойти — это подхваченная от сырости простуда.
Ларсен внимательно на него посмотрел, будто оценивал, потом заглянул куда-то за спину, довольно театрально прищурился и, наконец, удивлённо ахнул.
— Хэмфри, — внезапно перешёл он на шёпот, — О боже…
— Что? — Хэмфри недоумённо нахмурился.
— Я бы на твоём месте не оборачивался. И не шевелился. Совсем.
— Ты меня за идиота держишь? Что там такое? — но оборачиваться Хэмфри всё же не спешил.
— Тихо. Не повышай голос. Оно чувствует твой страх.
— Что? Кто? — не выдержал Хэмфри и резко обернулся. Позади него только лес, густая непроходимая чаща. Из цивилизации только поставленная Ларсеном палатка и ничего больше. И на мгновение Хэмфри показалось, что он видит там, в глубине, большие светящиеся глаза и…
— Попался, — раздалось прямо над ухом, а чьи-то руки крепко схватили за плечи.
Хэмфри вскрикнул, от неожиданности подскакивая на месте и запинаясь об собственные ноги. Равновесие помогли удержать только воспоминания о похожих бесславных падениях на «Призраке».
— Александр, чёрт тебя! — охватил его праведный гнев, когда он понял, что за зверь посягнул на его жизнь. Зверь, который в данный момент громко и до ужаса заразительно хохотал, сотрясаясь всем телом, — Ты меня до смерти перепугал!
— А ты всё ведёшься! — ответил Ларсен сквозь смех, — Сколько тебя не пугай, а ведёшься!
Хэмфри в высшей степени возмущённо упёр руки в бока, но придумать, как бы ещё Александра обругать не смог. Желание как-то пропало, когда он посмотрел на его сияющее от простой, какой-то детской, радости лицо.
С тех пор, как закончился тот судьбоносный рейс на «Призраке», Александр стал чаще смеяться.
— Я просто надеюсь, что когда-нибудь тебе это надоест, — лишь устало вздохнул Хэмфри.
— Надежда умирает последней, — пожал плечами Ларсен, всё ещё улыбаясь, — Чья цитата, кстати?
— Диогена, — усмехнулся Хэмфри.
— Молодец, такими темпами скоро меня обойдёшь.
— Ты единственный из нас двоих, кто воспринимает эту игру в цитаты всерьёз.
— Ты так говоришь, потому что проигрываешь, — ответил Ларсен, — Что ж, я, пожалуй, вернусь к своей скучной, пресной и нецивилизованной рыбалке. И так удочку из-за тебя оставил.
Хэмфри нервно поёжился и кинул взгляд на лес позади себя. Это, конечно, была глупая шутка, но всё же…
— И меня тут одного оставишь?
— Так с тобой же ничего не случится, — бросил Ларсен через плечо, — А тут холодно и сыростью пахнет.
— А если тут правда всякое дикое зверьё водится?
— Ну, ты первый об этом узнаешь.
Хэмфри раздумывал где-то пару секунд и, решительно вздохнув, пошёл к Ларсену, который вновь закидывал удочку с самым невинным выражением лица. Заметив рядом присутствие Хэмфри, он улыбнулся.
— Вот и правильно. Составишь мне компанию.
— У тебя целое озеро рыбы, пусть она тебе компанию составляет, — упрямо пробормотал Хэмфри.
Ларсен покачал головой.
— А целовать теперь тоже рыбу прикажешь? И комариные укусы на подбородке обрабатывать ей же?
Хэмфри сразу обернулся, как-то обиженно поджимая губы. Александр, кажется, говорил, что он частенько так делает, но Хэмфри этого за собой никогда не замечал.
— Хорошо-хорошо, я понял, — усмехнулся Ларсен и, перехватив удочку в одну руку, большим пальцем другой провёл по уже три раза укушенному подбородку, — Эти две вещи только для тебя. У комаров здесь, кстати, неплохой вкус.
— Это ещё почему? — уже не злясь, спросил Хэмфри.
— Они облюбовали моё любимое место, — ответил Александр и, в подтверждение своих слов, легко поцеловал место укуса на подбородке. Хэмфри только отмахнулся в ответ, пряча улыбку.
— Ладно тебе, перестань. Лучше не отвлекайся и поймай нам что-нибудь на ужин.
— А сам попробовать не хочешь?
— Рыбак из меня никудышный, думаю, по мне видно, — пожал плечами Хэмфри.
Но Ларсена это не остановило.
— А это дело поправимое. Давай, смотри, я всё покажу. Для начала, руки нужно держать так, чтобы…
Пока Александр завёл лекцию об искусстве рыбной ловли, Хэмфри, вместо того, чтобы внимательно слушать, позволил себе на него засмотреться. Он и без того часто этим промышлял, но, к сожалению или к счастью, на Александра смотреть хотелось. Слишком сильно он переменился за этот месяц. И не внешне даже, а — тут Александр бы точно поморщился — душой.
В его глазах сверкала жизнь и живой к ней интерес. И этот свет придавал всему его виду новое, будто на несколько лет помолодевшее, выражение. Александр всё ещё мог мрачно разглагольствовать на глубокие темы, мог раздражаться, но во всё остальное время, что он проводил с Хэмфри, он продолжал сверкать.
Даже сейчас, Хэмфри не мог отвести взгляда от очертаний улыбки в уголках его губ, от смягчившихся черт лица. А, казалось бы, сейчас он рассказывал об одной из самых скучных, по мнению Хэмфри, вещей.
Но Хэмфри решил, что, если придётся, но постоит тут ещё целый час. Ларсен, тем времен, перешёл на классификацию водящейся в этих водах рыбы.
***
Хэмфри методично перевернул жарящуюся на костре рыбу и вернулся к чистке картошки. Предусмотрительность Ларсена, естественно, не позволила бы ему отправиться в путешествие без тщательной подготовки, так что, даже если бы в озере передохла вся рыба, с голоду бы они не умерли. Правда, Хэмфри не мог понять, почему именно картошка? Он её на «Призраке» столько начистился, что теперь ненавидел несчастный корнеплод и всё, что с ним было связано. Но, с другой стороны, теперь Хэмфри не придётся с ней долго мучится, опыт уже есть.
Да, всё-таки Александр жутко предусмотрителен.
Строго говоря, одного из этих упитанных окуней Хэмфри поймал сам. Ну, почти что сам. Когда Ларсен пытался показать, как правильно держать удочку, а Хэмфри успешно не слушал и засматривался на его руки, рыба начала клевать. И, скорее, она поймала Хэмфри, который от неожиданности чуть было не окунулся в озеро с головой.
Но Ларсен всё же согласился считать, что этот улов принадлежит именно Хэмфри.
— Пахнет отлично, — только вспомнишь. Александр очутился рядом, а вместе с ним и его старый, видавший виды плащ. Последний сразу очутился у Хэмфри на плечах, потому что, он мог сколько угодно утверждать, что ему нехолодно, Александр придерживался другого мнения, — Готовишь ты удивительно хорошо, должен сказать, — добавил он и сел рядом.
— Спасибо, — кивнул Хэмфри на плащ и улыбнулся, — И я, знаешь ли, приноровился за год работы на «Призраке». Готовку вполне можно внести в список моих достоинств.
— Конечно, давай сделаем тебе новую визитку и напишем: «Хэмфри Ван-Вейден: литературный критик, второй наставник американской литературы. А также владыка картофельных очистков и укротитель жареных окуней».
— И похититель капитанских сердец, — добавил Хэмфри. Александр умолк и как-то неловко повёл плечами, а Хэмфри был готов поклясться, что его лицо его покраснело не от отблесков костра.
— Да, пожалуй, это тоже… — пробормотал он наконец. Хэмфри, из уважения, решил не смеяться, но всё же игриво боднул Ларсена плечом.
— Это моё главное достижение.
— Не льсти себе, — цыкнул Ларсен и, наклонившись к Хэмфри, украдкой поцеловал его в висок, — А ещё лучше, следи за рыбой, а-то оставишь нас без ужина.
— Я и так слежу, никуда она не денется, — фыркнул Хэмфри, подвинувшись к Александру и положив голову ему на плечо, — Да и ты наконец-то рядом, а не носишься по всему берегу со своей рыбалкой. Дай мне этому порадоваться.
Александр беззлобно фыркнул, осторожно обнимая Хэмфри за плечо. Они как-то не смогли избавиться от привычки жаться друг к другу как два продрогших воробья, хотя уже давно и в помине не было ни холодных морских ночей, ни морозного же морского утра. Но так было как-то… правильнее. И каким-то образом безопаснее.
По крайней мере, звук чужого ровного дыхания рядом успокаивал, даже почти усыплял.
— Лекс… — позвал Хэмфри. Александр отозвался вопросительным мычанием, — А когда ты последний раз был на рыбалке?
Ларсен задумался на несколько секунд, подняв голову, и протянул:
— Да, знаешь, давно очень… Думаю, ещё в детстве, с отцом. Только мы рыбачили не так, как сегодня, а с сетью. Это, конечно, сложнее, а в моих родных краях ужасно холодно, особенно, возле воды, но мне в детстве нравилось. Может, и нам как-нибудь…
— Нет, нет и нет, больше я твои идеи для совместного отдыха слушать не буду, -замотал головой Хэмфри, рассмеявшись. Александр рассмеялся следом.
Они умолкли вновь, а Хэмфри уже почти приготовился уснуть. Это было очень легко, особенно, рядом с Александром. Особенно, когда у костра так тепло и уютно.
— Хэмфри, — раздалось над ухом. Он встрепенулся и поднял голову.
— Да? Что такое?
— Ужин. Советую тебе о нём вспомнить.
Хэмфри недоумённо проморгался, и Александр, вздохнув, взял его за подбородок и аккуратно повернул его голову в сторону костра.
— Ох, точно! — воскликнул Хэмфри и, вскочив, обратил всё своё внимание на рыбу, которая была в шаге от того, чтобы сгореть окончательно и бесповоротно. Александр с улыбкой покачал головой и, устроившись поудобнее, достал из кармана спички. Похлопав по второму, он недовольно цыкнул.
— Хэмфри, проверь у себя карманы. Не могу сигары найти.
— Дай мне минуту, — отозвался Хэмфри, снимая рыбу с костра. После этого он честно проверил оба кармана плаща, но сигар не обнаружил.
— Нет, у меня их тоже нет.
— Вот же ж… Неужели дома оставил? — буркнул Ларсен, с сожалением убирая спички обратно, — Досадно.
Судя по голосу, сказать он хотел несколько больше, чем «досадно», но тактично сдержался.
— Невелика потеря, — пожал плечами Хэмфри, — Всё равно ты слишком много куришь, это очень вредная привычка. А чем больше привычек, тем меньше свободы.
Ларсен многозначительно промолчал.
— Иммануил Кант. Стыдно не знать, — заметил Хэмфри.
— Даже я ошибаюсь. Только вот я всё равно выигрываю.
— И какой же у нас счёт?
— Ты же не воспринимаешь это всё всерьёз, — усмехнулся Александр, но ответил, — Сто два к девяносто пяти… Девяносто шести.
Хэмфри удивлённо присвистнул.
— Так много?
— Плохо, второй наставник американской литературы, очень плохо. Не окупается твоё образование.
— Перестань ворчать. Лучше иди есть, пока не остыло.
Александр примирительно кивнул. Хорошо, что они не будут начинать этот спор. В пятый раз.
***
— Ты ещё не спишь?
Александр показался в палатке только сейчас, Хэмфри ушёл немного раньше. Какой бы соблазнительной ни была перспектива всю ночь просидеть вдвоём возле костра, но Хэмфри предпочитал хоть какой-то намёк на комфорт и цивилизацию. А в том, чтобы сидеть на холодной земле и дышать дымом, этого намёка не наблюдалось. Но каждому своё.
— Нет, конечно, — покачал головой Хэмфри, подставляя едва живую керосиновую лампу ближе к себе. Читать в таких условиях было затруднительно, но ухудшение зрения волновало его в последнюю очередь, — Иди сюда.
Для кого-нибудь другого небольшое пространство палатки показалось бы жутким неудобством. Но для них двоих, около года ютившихся на узкой койке в каюте, неудобством была, скорее, просторная кровать в гостинице, на которой толком и не разберёшь, куда себя деть, как обвить руки вокруг чужой талии и как поудобнее сплестись ногами. Проще говоря, люди, вросшие друг в друга намертво, не видели смысла расцепляться.
Поэтому сейчас, Александр легко подставил плечо под голову Хэмфри, а свободная рука нашла своё место на его животе. Прямо над ухом Хэмфри раздалось довольное бормотание над одном из родных Александру языков.
— Здесь довольно уютно, — заметил Хэмфри, перелистывая страницу, — Насколько это возможно.
— И благодаря кому? — протянул Александр, улыбаясь. Хэмфри тяжело вздохнул.
— Благодаря тебе. Наклонись-ка.
Александр с удовольствием подставился под поцелуй, и Хэмфри не мог не улыбнуться, заметив, как довольно он зажмурился, его получив. Кажется, будь у него, под стать прозвищу, хвост, он бы точно вилял бы им без остановки.
— Ты красивый, Лекси, хоть и до ужаса вредный, — ласково прошептал Хэмфри, вновь укладывая голову Александру на плечо. Тот усмехнулся.
— Могу то же самое сказать и о тебе, — он опустил взгляд чуть ниже и добавил, — Что ты читаешь? Всё спросить хотел, да так и не успел за день.
Хэмфри повертел книгу в руках.
— Вообще я хотел купить сборник стихотворений, но, оказывается, это какой-то эротический роман. Причём, очень безвкусно написанный. Даже я бы лучше справился.
Александр удивлённо фыркнул над ухом.
— Как ты умудрился вместо сборника стихов взять эротический роман? Да ещё и читать его с таким невозмутимым лицом?
— В основном, потому что я читаю его как критик, и как критику, он мне не нравится. А ещё он называется «Тоска по большому дубу» и как я должен был… Постой-ка…
Александр молчал, но по его лицу было видно, как сильно он пытается не засмеяться, пока Хэмфри с очень сложным выражением лица разгадывал очевиднейший эвфемизм.
— Что ж… Это многое объясняет, — заключил он, поджав губы, — Какая безвкусица…
— Я тебя обожаю. Только ты мог из всех возможных книг выбрать именно такую, заяц, — засмеялся Александр, — Меньшего я и не ожидал, пошляк ты законченный.
Хэмфри уже было подумал возмутиться, но в голову пришла совсем другая, более приятная идея. Тем более, что весь этот день шёл по правилам Александра Ларсена. Будет правильно, если что-то пойдёт по правилам Хэмфри Ван-Вейдена.
— Что ж, может быть. В таком случае, — он выбрался из объятий Александра и устроился у него на коленях, да так резко, что тот только удивлённо моргнуть и успел, — У меня, знаешь ли, тоже были кое-какие идеи на этот день. Тебя не устроил и театр, и ресторан, и городской пейзаж, но здесь… — Хэмфри наклонился близко-близко к лицу Александра и прошептал ему в губы, — Никаких возражений не принимается.
От Александра раздался тихий, наполовину удивлённый смешок.
— А ты всё-таки пошляк.
— А ты всё-таки замолчи.
Немое согласие поступило в виде смелого поцелуя и так правильно устроившихся на талии рук.
