он ярче звезд

      возможно, илье было не суждено быть возлюбленным дани или хотя бы его близким человеком. возможно, илье было предначертано быть веселым и наивным дурачком, скрывающим все за улыбкой.       коряков всегда ощущал себя тем самым глупым дурачком-клоуном, неважно в какой компании. так было легче, никому бы не хотелось водиться с грустным и депрессивным подростком, обнажившим все свои духовные переживания. а когда илюша был шутником — ах, и каким! — все становилось приторно легко и сладко. люди тянулись, хватали парня за ноги и руки, одежду и разные конечности, были готовы разорвать его на части, лишь бы получить желанный кусочек. и мазеллову это вполне нравилось — нравилось прикрывать глаза, ощущая жадные прикосновения по всему телу, чувствовать себя нужным и важным.       илья никогда не отказывал людям в соблазне посмеяться. посмеяться с ним, над ним — не имело никакой важности. поначалу было некомфортно и даже как-то обидно, но после мягких и тягучих слов о том, что ну, илюш, ну ты чего? шуток не понимаешь?, стало проще. коряков уже перестал воспринимать обидные вещи, которые раньше задели бы его. впрочем, это привлекало других еще больше. кто откажется от возможности унизить кого-нибудь без страха стать в чьих-либо глазах мудаком?       парень закуривает. сигаретный дым вырывается клубнями из его приоткрытого рта, и мазеллов как-то заторможенно это замечает. в последнее время реакции и осознания происходящего ноль, неясно вообще, что происходило и происходит в его жизни. все воспоминания такие смазанные и спутанные, все, будто на снимках фотоаппаратов. громкая и шумная обстановка на какой-то вечеринке в чьем-то доме, хозяина которого илюша не помнил — вероятно, лишь очередной любитель похихикать над смешным мазелловым. вот он звонко смеется, травит шутки, даже не замечая, как что-то внутри него першит и давится. на чужие оскорбления, спрятанные под красивой оберткой шутка, коряков отмахивается и словно не замечает. в груди щемит, но он упорно пожимает плечами и растягивает губы в еще более широкой улыбке, обнажая свои неровные передние зубы. кажется, какая-то девушка заливается смехом, видя его зубки, но илья был бы не ильей, если бы не сделал вид, что ему все равно.       в следующем кадре после быстрого щелка и вспышки камеры коряков находит себя пьющим. парень пьет столько, что не удивился бы, не проснись он на следующее утро. а, может, даже бы обрадовался. в голове столько мыслей, смешивающихся в кашу, клубок, который коряков не сможет развязать до конца своих дней. да и он, если честно, не пытается. легче отбросить лишние мысли о том, как он проживает свою жизнь, растрачивая ее впустую. илюша ведь нравится людям? нравится. и это главное.       в горле пересохло. вроде не похмелье еще, но илья ощущает себя так, словно не пил годами. в любом случае, это мотивация выпить еще, не так ли? он пьет-пьет-пьет. ком в горле мешает ему бездумно вливать в себя алкоголь. дышать становится невероятно сложно, когда мазеллов отлипает от бутылки шампанского. когда он успел так опьянеть, коряков не знает. наверное, не знает и сам господь бог. руки трясутся, и парень ругается себе под нос.       у меня синдром туретта       с детства мальчик я больной       меня дергает пиздец       а я то просто солевой       в голове играет любимая песня, и коряков смеется. смеется не так, как он обычно смеется на публике — заливисто, продолжительно и ужасно громко — сдавленно и уставше, словно его кто-то вынуждает это делать. с его губ срывается больше хрип, сравнимый с предсмертным. от осознания трясет еще больше, пробивая на еще больший смех. однако на сей раз вместо хихиканья вырывается всхлип.       блять.       по щекам стремительно стекают слезы, как будто он не человек, а какой-то водопад или фонтан. коряков сжимает в руках бутылку, но у него не получается. руки ослабели и дрожат, как у торча. да и его самого, признаться честно, сильно потряхивало. как дышать? мама, помоги, мам, прошу...       илюша шокированно-удивленно разглядывает ладони, показавшиеся столь исхудавшими и слабыми. рассматривает кожу в темно-фиолетовой подсветке, словно можно разглядеть хоть что-то — темно, хоть глаз выколи. илья пытается на чем-то сконцентрироваться, но единственное, что он может — так это безмолвно плакать. голос отнялся, да и не собирался парень никого звать на помощь. ему никто не поможет, лишь спихнет на шутку.       илюша стал узником своего же образа.       парня захлестывает тревога, становится невообразимо страшно и тревожно. в ушах звенит, а сердце словно решило отыграться за все страдания, причиненное ему ильей. кажется, порой сердечко замедляется, и именно в подобные моменты корякову вовсе не до шуток. ему блядски страшно. страшно, что он может умереть здесь же. на какой-то ебаной вписке, где всем на него поебать. хотя, где кому-то было хоть какое-то дело до мазеллова? илюш, ты сам выбрал словить паничку здесь, а не дома, будучи совсем один на пятидесяти квадратных метрах.       думал, что слышать шепот чьих-то голосов и отдаленную музыку тебе будет спокойнее?       когда парня отпускает из состояния истеричного овоща, он превращается в истеричного сдвг-шника. его все еще трясет, как наркомана, не рассчитавшего дозу, но теперь он, по крайней мере, может двигаться. илья сразу решает отдаться алкоголю, словно ему не хватило и предыдущих страданий. завтра он будет умирать от мигрени, валяясь на чьем-то диванчике и не находя в себе сил ни на что. но это будет завтра, так что даешь льющуюся рекой алкашку.       горло приятно обжигает жидкость, которая точно в скором времени сведет мазеллова в могилу. но ему как-то похуй до тех пор, пока сама смерть не припрет его к стене, вынуждая пойти за собой. взгляд сам как-то зацепляется за бутылку водки, и понеслась. в пизду это несчастное игристое, время настоящего этанола.       всем становится весело, когда ты наливаешь игристое       ты наливаешь всем шампанского, и всем становится весело       ты наливаешь всем шампанского, и всем становится весело       ты наливаешь всем шампанского, и всем становится весело       я наливаю себе водки, и всем становится страшно       время точно издевается над коряковым, как и его организм. все то слишком быстрое, то слишком медленное. илья теряется и ног под собой не чувствует, словно тащится, а его заворачивает то влево, то вправо, словно неопытного водителя. адреналина так много, весь удушающий страх сошел на нет, оставляя лишь бешеное желание накидаться и вытворить такой херни, о которой мазеллов точно с утра пожалеет. первое он успешно выполняет, в руках звенит емкость с алкашкой, осталось лишь второе.       краем глаза тот замечает дк. человека, которым он так восхищался. это было точкой невозврата, пожалуй.       затягиваясь сигаретой снова и прикрывая глаза, коряков и вправду жалеет о своем необдуманном поступке. ебнуться просто. в темноте воспоминания всплывают еще четче, еще соблазнительнее, еще маняще и абсурднее. илье в дурку пора.       илюша в привычной себе манере поступает необдуманно. он подходит к кашину сзади, наваливается на чужое тело всем весом. даня же удивленно губы поджимает, лишь на секунды две-три находясь в ступоре. коряков тактильным человеком никогда не был, даже, можно сказать, прикосновения не любил. до ненависти не доходило. и все же, ощутив столь резкий запах спирта, дк мгновенно осознает, в чем дело.       парню выть охота от того, как это все было неловким. ну, как было? это сейчас он от стыда готов под землю провалиться, а тогда ему было хоть бы хны. коряков довольно распластался на столу, на котором до этого и стоял алкоголь, ощущая все напряжение данилы также, как и его руки по бокам от собственной головы. никотиновая палочка чуть ли не догорает до конца, пламя уже касается фильтра, прежде чем мазеллов скидывает сигару с окна. ебись оно все конем.       горячие поцелуи, оставленные на такой же разгоряченной коже. илюша выгибается дугой, словно кошка, слишком чувствительный и распаленный от чувств. ебаная смесь эмоций дурила голову не хуже самого крепкого алкоголя, а в соединении с ним и вовсе сводила с ума. страх за свою жизнь — у ильи все еще дрожало все тело — ему было так страшно, что это последний раз, когда он может коснуться кашина, рассмешить его или просто быть рядом; влюбленность, переходящая в нечто ужасное (коряков давно свыкнулся с мыслью, что он ненормальный, раз течет по парню), мешающая жить и существовать — мазеллов обожал творчество дк, его глаза, губы, образ, характер, манеру речи; отчаяние, ведь он никогда не сможет быть рядом с даней, так как они абсолютно из разных миров, илюша вообще не достоин данилы. раз уж он бухой в говно, то почему бы не позволить себе прижаться к сильному и крепкому телу, а потом свалить все на опьянение? гениальный план.       ага. надежный, как швейцарские часы. илюша, ты хуйлуша.       еще ни о чем мазеллов так не жалел, ей богу. он закатывает глаза, трет переносицу — илья гортанно стонет, когда даня оставляет яркие засосы на его коже — жмурится и пытается забыть. ебаный сыр, как же стыдно, как же хочется умереть, как же хочется...       умываясь, коряков приподнимает голову и рассматривает себя в зеркале. замечает то, какой он уставший. мешки под глазами, бледная кожа, а на ее фоне красные и даже фиолетовые синяки. парень закатывает глаза и фыркает. невольно вспоминается, какой железной хваткой даня сжимал его плоть, жадно стискивал одежду, словно искренне желая самого мазеллова, а не только его тело, отдавшись порыву эмоций. илья игнорирует тревожные мысли, направляясь в сторону балкона снова. нехуй отдаваться таким мыслям.       илюша достает сигарету из кармана и, зажав ее губами, щелкает зажигалкой. пламя чуть привлекает внимание, а тело едва расслабляется. когда илья выходит на балкон, его сразу начинает трясти. благо, уже от холода. он пытается не обращать внимание, затягивается и вздыхает. снежный город расстилается перед ним, давая обзор на хмурую атмосферу, появившуюся из-за серых панелек и таких же непримечательных домиках. мысли в голове все еще напоминают рой пчел, и, признаться честно, коряков убегал бы от них еще дольше, если не осознание, что долго все не может так продлиться.       людям нужен веселый дурачок, способный смеяться над своими проблемами. не тот, кто похож на остальных в плане страха перед переживаниями. они понимают, что от дилемм невозможно убежать, все равно придется столкнуться с ними, с суровой реальностью. но наивный глупыш илья им помогает — дает расслабиться, ведет себя так, как они не повели бы себя. всем им страшно, когда хмурое настоящее припирает их к стене, не давая возможности убежать, так что им нужен тот, кто отнесся бы к этому легче. с илюшей проще, он не ведет себя, как обычный человек, боящийся чего-нибудь своего, к тому же, ему все равно, когда на нем вымещают все эмоции. ему поебать, когда кто-то, страдающий от внутренней гомофобии, смеется над его голубыми прядями, называя его пидором, ему похуй, когда другой человек, доведенный чем-то своим, вымещает на нем свой гнев, выплевывая шутки, сродные с ядом.       с илюшей легче. с илюшей проще.       вот только маска трещит пополам и, кажется, ее уже не восстановить. все так заебало, хочется наложить на себя руки и все.       звук уведомления разрывает тишину, и мазеллов нехотя тянется к телефону.       вова:       илюш, тут у одного моего кента вписка       ты с нами?       а впрочем... знаете что? в пизду. быть клоуном — судьба илюши, так что нехуй жаловаться. когда маска треснет, тогда треснет. похуй.       на вписке мазеллов снова травит смешные шуточки, выдыхает так задушенно, но на это не обращает никто внимания. всем как-то все равно, как ощущает себя их тамада до тех пор, пока шоу идет. и илья снова делает вид, что ему плевать. смеется громко, руками возбужденно вскидывает, расплескивая немного алкоголя из фужера. ему так это все нравится до дури. он обожает все эти влюбленные взгляды, полные одобрения. жаль, что на корякове снова розовые очки, мешающие разглядеть в чужих очах гаденькое желание навредить, сделать больно, воспользоваться. впрочем, коряков не жалеет — не видеть очевидное было его желанием.       за всем тем шоу, в котором мазеллов занимал главную роль, наблюдал один человек. он недовольно поправлял оранжевые очки, порой спадающие на нос, но пока на действия не решался. илья был так занят мыслями о том, что у них ничего с дк и быть не может, что упорно не замечал чужие настойчивые взгляды. данила вздыхает и пожимает плечами, потягивая какой-то ядреный коктейль в своем стакане. судя по остекленевшим глазам корякова, он недолго продержится, и тогда их ждет серьезный разговор, в котором илюша снова будет косить под дурачка, ведь ему так легче, а кашин пытаться понять, что вообще между ними происходит. порой этого несмышленыша хотелось зажать или прижать, достучаться до него настоящего, а не того, кто за маской прятался. даня и вправду уже заебался — пытаешься помочь мазеллову, а он лишь убегает. и было бы дк на него поебать — не бегал бы за ним.       илюша делает глоток алкоголя с надеждой развеяться и избавиться от мыслей, часто вгоняющих его в паническую атаку, а дк — верой, что илья наконец перестанет вести себя как инфантильное чмо и даст наконец-таки решить накопившиеся, мягко говоря, разногласия.