Слабость

      Почему Гэвин один?       Гэвин сам четко знал.       Не, он честно боролся с привычкой рыться в собственных мозгах, дабы не стать двойником Андерсона с его алкоголизмом и русской рулеткой, но все равно каждый раз, когда копался в голове очередного преступника или, наоборот, завершал это дело, возвращался к мысли, которой мучился полжизни.       Почему Гэвин один?       О, любой знакомый Рида, которого спросили бы об этом, ответил бы: «У него сложный характер». Но «сложный характер» — это самое тупое, поверхностное и жалкое объяснение.       Гэвин куда лучше знал, почему он один.       Так…       Почему Гэвин один?       Потому что любовь — это слабость.       Показать чувства — слабость.       Поверить в чужие намерения — слабость.       Пустить в душу, в сердце, еще до того, как услышишь согласие на свое предложение об отношениях — слабость, слабость, слабость.       Нет ничего сильнее чувства любви и никого слабее влюбленного человека.              Из раза в раз сильные чувства не заканчивались ничем хорошим.       Гэвин понимал, что никто и никогда не полюбит его так же искренне и сильно, как умел любить он сам.       О, Гэвин умел любить.       Гэвин был самым заботливым партнером, самым верным, самым честным, самым смешным, бодрым, ухоженным и гордым за то, что он выбрал себе то ходячее среди людей божество, в которое влюбился, ведь, безусллвно, никого лучше этой личности на планете априори существовать не могло.       Он был готов на все для тех, кто был ему нужен, как кислород.       Но из раза в раз его кислород предпочитал позволить вдохнуть себя кому-то другому.       Гэвин познал разбитое сердце еще в молодости и каждый раз клялся защитить его.       Защитить свое бедное, разорванное вклочья, разбитое вдребезги ледяное сердечко, вместо того, чтобы защищать очередного кого-то, кто раздавит еще содрогающиеся пульсом остатки.       Но…       Гэвин всегда боялся ошибок.       Во всем. В учебе, в работе, в финансах… В отношениях.       Боялся выбрать не того человека. И боялся, что не поймет, если упустит «того».       Поэтому каждый раз. Каждый чертов раз. Он клялся себе, что больше не влюбится, и снова, из страха упустить, из последней надежды все же найти, влюблялся.       Поистине последней влюбленностью для него стала любовь к напарнику, андроиду модели RK900.       Он был идеален, Гэвин завидовал, ненавидел и сходил с ума. Да, быть, как он, не выйдет, а быть с ним?       Гэвин снова сосредоточился на выборе одежды, стал чаще бриться, более обдуманно шутил в его присутствии и чувствовал себя слегка идиотом.       Слегка очень.       Мало того, что Ричард соображал почти без ошибок и на его фоне Рид был посредственностью, так еще и Гэвин действительно много тупил из-за того, что думал, как не показаться дураком, вместо того, чтобы на практике применять эти идеи.       А Ричард был холоден. Пиздец как холоден, его стиль общения с Гэвином, казалось, не отличался от стиля общения с любым другим коллегой ни на грамм.       То есть все старания Гэвина вывести отношения из вражды, которую он сам начал в начале, привели лишь к нейтральности.       Гэвин показывал свои лучшие стороны, вкладывал всю душу в общение с ним, а получал… Ровно столько же, сколько случайно проходящий мимо Ричарда патрульный?       И ведь… Даже не признаешься бездумно, чтоб душу облегчить. Это же публичное унижение — так открыто о собственной слабости заявлять.       Гэвин никогда не имел много друзей. У него всегда был один близкий человек. И было чертовски больно, когда этого близкого человека приходилось менять.       Но еще больнее было, когда сделать этого не получалось.       В Гэвине просыпались комплексы за все годы жизни.       И каждый раз, как Гэвин видел, что Ричард хотя бы улыбался другому, его одолевала безумная ревность, которую он не знал, куда девать. Эта ревность сжирала душу, заставляла чувствовать себя так, будто из живота кто-то пытается выбраться, разрезав его ножом прям оттуда, изнутри. А вызвана ревность была тем, что Гэвин не был уверен, что те разы, когда он заставлял Ричарда улыбаться, не были чистым везением, что он сможет повторить это и что к Гэвину Ричард относится хотя бы немного теплее, чем к другим.       И вот ну разъебывало его душу осознание, что он, из кожи вон вылезая, чтобы понравиться, может добиться только того, что уже есть абсолютно у всех, кто только знаком с Ричардом.       То есть, если они приложат капельку усилия, чтобы понравиться Ричарду, у них это получится… А может, уже получилось — Гэвин слышал, что обсуждают за спиной у этого андроида, и это было далеко не в негативном ключе.       Рид отдавал столько себя только тем, в кого действительно серьезно влюблялся. Ричард-то не видел, как Гэвин общается со старыми знакомыми и немногочисленными родными, он понятия не имел. какие у него привилегии. А Гэвин все рвет жопу.       И всю дорогу мозги заодно будет сверлить мысль «любовь — это слабость», заставляющая секунду сомневаться, что стоит в очередной раз делать что-то для сближения с Ричардом. Но каждый раз Гэвин будет ее отгонять, ибо все эти любовные похождения, слабая надежда на взаимность — дают даже больше счастья чем сигареты.       Сигареты, которые он будет нервно скуривать целыми пачками одну за другой, пока люди в другом углу курилки будут обсуждать Ричарда и их светлые возможности быть с ним.