Доверься мне

      На новом месте всегда неуютно в первую ночь, и непрерывные удары откуда-то сверху вдалеке, точно в добавок ко всему этому сводили его с ума. Ночной обыватель острова не останавливался долбить свою гигантскую скульптуру на протяжении двух часов. — Да сколько можно?! — Ворчуну ничего не остаётся, как снова подскочить с постели, если её вообще можно так назвать, выглянуть из продырявленной кармы выброшенного на берег корабля и крикнуть следующее. — Ты прекратишь шуметь?! Вдруг возникла тишина… Остаётся лишь догадываться: либо он его услышал и впредь остановился до утра, либо начал прислушиваться, чтобы проверить, не послышалось ли ему… Ворчун прекрасно мог разглядеть его силуэт при свете полной луны даже с такого расстояния. Голубой мех сверкал, отчётливо выделяясь на фоне этой почерневшей в ночи пасти каменной рептилии. Густо замер, в последний момент, когда его молот в очередной раз издал бы этот противный звонкий удар… — Прекрати заниматься ерундой, ложись спать, завтра уйма работы!!! — Старался докричаться до него бурый, наплевав, что наверняка видящий не первый сон Толстун мог в один момент проснуться. Ворчун заметил, как художник поднял голову и точно посмотрел на него… Это было весьма неожиданно. — Я тебя не слышу!!! — Заорал Густо. — Приходи сюда, тут поговорим! Если ответ последовал, значит услышал, к тому же Ворчун сумел разобрать его слова с такого расстояния. — Нет… Ну он издевается. — Издав приглушённый рык, бурый, абсолютно нехотя и скрипя полами, быстрым шагом поплёлся к высокому помосту, что был расположен совсем неподалёку. Днём в этих тропиках было довольно жарко и влажно, и в ночное время Ворчуну ещё никогда не доводилось ощущать странную, но в то же время приятную прохладу. Это чувствовалось так, будто бы идёшь босыми ногами по мокрой траве после проливного дождя, но лишь тогда, когда дневной свет зашёл за горизонт и стало не так жарко. Местная фауна стихла, ни одно живое существо, обитающее здесь, не выкрикивало каких-либо случайных звуков вроде карканья или свиста. Только океанический «водопад» вокруг этого острова не прекращал шумно литься, ударяясь об острые булыги когда-то существующего дна. Кстати о шуме… Кажется, Густо дожидается его, перестав работать над своей скульптурой. Ворчун до последнего надеялся, что художник позвал его в шутку, чтобы больше побесить и напомнить, кому уже больше десяти лет принадлежит этот остров. Но, очевидно, что на деле вовсе не так, ибо лапы самостоятельно приволокли Ворчуна к самодельной конструкции для подъёма наверх. Он очень не хотел тратить своё драгоценное время на какого-то художника. Непонятная злоба двигала им, бурый горел желанием лично разобраться с этим медведем, так как чувствовал, что ему будет недостаточно так просто взять и послать с далёкого расстояния Густо куда подальше. Быстро опустившаяся вниз платформа тут же оказалась перед Ворчуном. Он спешно вошёл в неё, рассерженно посмотрев вверх, чтобы в сею же секунду встретиться взглядом с этим наглецом. Лифт отправил его настолько быстро, что при конечной остановке, резко затормозив, он подпрыгнул на месте и упал на зад, не сумев сдержать равновесие. — Не задерживайся, проходи. Что ты хотел мне сказать? — Добрая и приветливая улыбка тут же встретила его без каких-либо намёков на грубость. Густо убрал руку с каната, которым он в один резкий рывок притянул Ворчуна к месту его оживлённой работы. Встав на ноги, тот недовольно взошёл на скульптуру, минуя острые зубы дракона между собой. Платформа плавно и бесшумно улетела обратно вниз. Холодный каменный пол вызвал мурашки по всему телу. — Как ты здесь ходишь? — Абсолютно не желая обсуждать его сея шедевр, с фальшивой заинтересованностью спросил он. — Не думаю, что это волнует тебя. — Уже начинает догадываться, с какими намерениями Ворчун оказался здесь. — Знаю, что… Это мешает твоему сну, но я не могу иначе. — Это не оправдание! Нам необходимо покинуть это чёртово место! — Раздражённо выдал бурый, разводя руками. — Я буду безмерно благодарен тебе, если ты позволишь мне сделать так, как мне виднее. — Отмахнулся Густо, явно чем-то взволновавшись. — Ну уж нет! — Сказал Ворчун, явно не планируя заканчивать спор. — Повторяю ещё раз, выбирай — твоя скульптура, или шанс всем нам выбраться отсюда? Густо стоял к нему спиной, вслушиваясь в каждое его слово, при этом осматривая один из фрагментов своего творения. Художник-скульптор молчал, но пока не понятно, думал ли он над выбором, или опять пропустил всё мимо ушей. — Ну? Ты же понимаешь, что наше время не резиновое? Неожиданно Густо разворачивается и смотрит прямо ему в душу. На его яркие зелёные глаза красиво падал лунный свет, будто бы они сами по себе могли светиться в темноте. — Ворчун, именно поэтому я и работаю над скульптурой! — Что? — Недоумевал он, чуть вздрогнув от его внезапно громкого ответа. — Просто не мешай мне. Я знаю, как лучше для всех нас. Чем дольше я проведу за работой над ней, тем быстрее я её закончу, и, наконец, смогу помочь вам с Толстуном, пойми же. Это ли не вариант? Такого ответа Ворчун ожидал в последнюю очередь, так как думал, что Густо навряд ли до такого додумается, но некоторые изъяны всё же не давали ему покоя. — Не легче просто наконец-то прекратить долбить эти камни? Скульптура итак идеально выглядит! Да и к тому же, как ты будешь помогать, ни разу не поспав за всё время? — Оу, ты и вправду так считаешь? — Его улыбка вдруг стала шире, словно он только что проигнорировал бóльшую часть слов Ворчуна. — Мне осталось совсем немного. Слегка разочаровавшись в сказанном, бурый закатил глаза и томно вздохнул. — Чтобы до рассвета я видел тебя на месте, если ты действительно готов работать. — Пригрозил он напоследок и направился к платформе, попятившись назад, не смотря под ноги. Вдруг Густо резко подорвался с места с обеспокоенным выражением лица. — Ворчун, стой! — Ну что ещё? — Правая лапа бурого мишки наступает на платформу, но, к сожалению, он слишком поздно осознаёт, что под его ногами отнюдь не безопасный спуск, а смертельный полёт прямо в ночную бездну. Вновь не сдержав равновесия, лапы Ворчуна полностью соскальзывают с бамбуковой конструкции. Последним шансом не погибнуть остался вариант за что-то крепко ухватиться. — Густо!!! — Испуганный вопль раздался эхом по всему острову. Сердце ушло прямо в пятки, и ворчливый медведь уже перестал хмуриться от недовольства. В один миг раздражение и злость на художника улетучились, будто бы их не было изначально. Его вспотевшие от адреналина руки не смогли продержаться на тонкой опоре помоста и секунды. Прямо сейчас он пролетит немалые метры вниз, издавая последние крики в своей жизни. Он и не думал, что однажды умрёт такой глупой смертью… Казалось бы! Внезапно холодный порыв воздуха, сопровождаемый в полёте резко оборвался. Ворчун повис прямо над пропастью. Медленно открыв свои прищуренные от страха глаза, тот с удивлением понимает, что его мордочка так и не поцеловала твёрдую поверхность. Наоборот… Перед его взором далеко не беспросветная пустота, а ночной небосвод полный звёзд и всё те же зелёные глаза. Сам Густо более не выражал никакого страха и паники. Он был абсолютно спокоен: расслабленные веки, улыбка. Мишка явно пытался сказать всем видом: «я здесь, всё хорошо!», но произошедшее слегка потрясло его и лишило речи на короткое время. Ворчун продолжал висеть над бездной, держась за крепкие и, к удивлению, сильные лапы художника, что впились мёртвой хваткой за его запястья. Да… Густо прыгнул за ним, не найдя более разумного решения. Он зацепился ногами за опоры подъёмника, выглядело странно, но очень даже надёжно. — Доверься мне. — Голос Густо стал каким-то ласковым, успокаивающим, словно он подготавливал Ворчуна к чему-то рискованному. — Ч-что? Густо, вытащи меня! — Резкий рывок назад, и бурый вновь с оглушительным криком взлетел наверх, когда Густо неожиданно швырнул его над собой. Ворчун, теперь же, встречается с холодным каменным полом скульптуры, на этот раз, он готов был вжаться в него, так и не осмелившись приподняться и посмотреть вниз. Над ним мелькает небольшая тень. Глухой стук. Уже после показались лапы художника, что возвысился над Ворчуном, подавая руку. — Я же сказал, доверься мне. — Густо выглядел непринуждённо и так же весело, словно то, что произошло мгновение назад, оказалось мимолётным кошмаром, который приснился только бурому мишке. — Как ты это сделал? — Неподдельное удивление и страх так и были написаны на лице Ворчуна, после он приподнялся на ноги, не отказавшись от помощи. В ответ тихий смешок: — Прожил бы ты со мной все эти двенадцать лет здесь, Ворчунишка, и не такому тогда научился. За тихим смехом последовал и нервный, а после Густо вовсе затих, явно понимая, что сейчас это не к месту. Выражение лица художника изменилось. Теперь он выглядел каким-то грустным… — Ох, чуть не забыл, ты собирался обратно. — Мишка дёрнул за канат, платформа оказалась на месте. — Что случилось? — Позабыв тот спор и злость, Ворчун заметил его резко сменившееся настроение. — Нет-нет, ничего. Просто… Мне давно не было так весело. — Густо вновь посмотрел на него, натянув искреннюю улыбку, лунный свет ещё ярче отражался в его глазах, в которых появился блеск; внезапно художник резко хватает его и заключает в крепкие объятия. — А теперь, просто пообещай, что доверишься мне и в этот раз. Я обязательно закончу скульптуру к утру и непременно помогу вам! Ворчун не понял, что только что произошло, но эти слова после случившегося звучали куда обнадёживающее. Не верить не было никакого желания. Настолько сильных объятий он ещё никогда не испытывал, а если и был случай, то явно не такой… Слишком аккуратные и назойливые объятия, стоило подметить. Хотел было Ворчун сказать, что, мол, всё, прекрати, достаточно, но наврал бы самому себе. Так тепло и приятно, ещё не было никогда, уснуть бы прямо здесь и сейчас. Что это за странные чувства? — О-обещаю… В груди художника бешено отдавало неким теплом и трепетом. Как же давно он никого не обнимал! Наконец-то это свершилось спустя двенадцать лет! Знал бы Ворчун, как он сейчас несказанно рад одному лишь его присутствию рядом. Объятия разжимаются. Платформа медленно едет вниз… На этой ноте они безмолвно попрощались до утра, провожая друг друга взглядами.