Дьявол из бутылки

Выскользнувшая из дрожащей руки пиала упала на стол и раскололась на две почти одинаковые половинки. Два нежных лепестка тончайшего нефритового фарфора на драгоценном чайном столике смотрелись красиво. Можно сказать, изысканно. Резное дерево, тонкий фарфор, тяжёлый шёлк расшитого кимоно – реликвии давным-давно канувших в лету времён. И сам он – такая же реликвия. Ладонь сжалась было от гнева, но сразу разжалась – артрит. Даже в такой малости как гнев ему теперь отказано. Старость учит терпению. И смирению. Он слегка вопросительно взглянул на сидящего напротив мужчину и тот, как и всегда, мгновенно считал намёк. – Позвольте мне попрактиковаться в заваривании, Сабуро-сама. – Доставь себе радость, Горо. Старик с удовольствием, отравленным капелькой зависти, наблюдал, как длинные сильные пальцы осторожными, отточенными, почти нежными движениями касаются старинной посуды. Вот чай с мягким шорохом пересыпается из чахэ в гайвань, вот горячая вода наполняет гайвань, и сухие чайные листья расправляются, раскрываются, оживают – лишь на миг, чтобы отдать напитку свой вкус и аромат. Вот золотистый настой наполняет «чашу справедливости», а воздух вокруг уже поёт от дивного запаха свежескошенной травы, луга, лета. Чай Сабуро Арасака предпочитал китайский. Несмотря ни на что. То, что заваривали обычно в его родной стране, презирал с детства и называл не иначе как мерзкими водорослями. Сабуро принял из рук мужчины крошечную пиалу, пригубил, слегка улыбнулся, выражая благодарность. Чай они пили в молчании – так лучше чувствуешь вкус. Поднимаясь с пола, старый японец едва удержался от падения. Контролируй он себя чуть хуже – зарычал бы от ярости. Прозванный императором, владеющий огромным богатством, облечённый огромной властью – против старости был бессилен даже он. Никто не обманет время. Но он надеялся перехитрить смерть. – В лабораторию, – резко скомандовал он, внимательно глядя в спокойное лицо своего спутника. Телохранитель – словечко для простаков. Этого мужчину Сабуро рад был бы назвать своим сыном. Но не мог. К сожалению… Иногда ему казалось, что всё, что от него осталось – лишь долг и сожаления. Груз, который некому передать. Лифт спускался на подземные этажи мучительно долго. Он редко посещал какое-либо из отделений своей компании во плоти. Не любил, когда его видят таким. Старым. Слабым. Искусно созданная голограмма была иной: сильный статный, хоть и немолодой уже мужчина в церемониальном облачении сёгуна. То, что им всем требуется – жёсткая рука и ясный ум. С разумом, к счастью, было всё в порядке. Пока. Врачи ничего не обещали. Когда возраст переваливает за сотню лет, уверенным быть нельзя вообще ни в чём. На родине Сабуро Арасака даже был попечителем какого-то приюта для стариков, о которых некому позаботиться. Всякий раз, вспоминая свой визит туда, он с трудом сохранял невозмутимость. Брезгливость, отвращение, омерзение – вот что он при этом испытывал. И ужас. Думая о будущем, он содрогался, ведь перед глазами вставали именно они. Обезумевшие, утратившие рассудок и память, впавшие в детство люди. Люди, которых и людьми назвать было уже нельзя. Люди, для которых долгая жизнь стала проклятием. Люди, для кого смерть стала бы избавлением. Сабуро искренне считал именно так. Ещё одна мысль, которой он ни с кем не делился. Сколько ещё ему прослужит даже не тело – разум? Год? Два? Десять? Должно быть боги придумали это насмешки ради. Если они, конечно, существовали когда-то. – Я даже не спрашиваю вас о результатах последнего эксперимента, заметьте, - презрительно прервал господин Арасака начальника лаборатории. – Мне очень жаль, Сабуро-сама, но… – Перестаньте оправдываться. Всё это я слышал тысячи раз. Я здесь не за этим. Моё кресло готово? – Как и всегда. Вежливые улыбки, вежливые поклоны и жгучая злость, которую некуда выплеснуть. Даже подготовка к погружению у него занимала в разы больше времени, чем у последнего нищего раннера из Пасифики. Колонна и три кресла вокруг неё. Похоже на лист клевера. Должно быть похоже. Как и всегда, прежде чем лечь на кресло, Сабуро подошёл к ней почти вплотную и поклонился. Дань уважения к врагу. В ней не было ничего вычурного или нарочитого. Антрацитово-чёрный обелиск и лепесток холодного голубого пламени над ним. Он хотел, чтобы это было красиво. Старый японец никогда не знал, что увидит, погрузившись. Он мог очутиться где угодно: на скале над бушующим морем, в жерле вулкана, в средневековой крипте или на вершине горы Фудзи. Конечно, он мог бы переделать всё под себя, подключив больше мощности, но… Даже побеждённого противника следует уважать. К тому же смысла в этом не было ни малейшего. В лицо ударили брызги, он ощутил на губах соль, почувствовал пробирающий до костей стылый холод, в нос ударил запах йода, а пол под ногами пошатнулся. Шторм. - Скорее! – услышал Сабуро знакомый голос и бросился на помощь. Корабль болтало, волны хлестали подобно плети. Злой ветер швырял их прямо в лицо вперемешку со снежной крупой, не давая вздохнуть. Пальцы вцепились в канат, побелев от усилия и холода. Проклятая верёвка ухитрялась быть и шершавой, и скользкой одновременно, порывы ледяного ветра обжигали. Палуба под ногами ходила ходуном. Оглушающе грохотал гром. Прямо рядом с кораблём в воду ударила молния, затем ещё одна, и ещё. – Ветер! Ветер крепчает! – звонко покричал кто-то ему в ухо. Потом были лишь глухой удар и тишина… Очнулся Сабуро, наверное, сразу, но ему показалось, что прошло много часов. Он лежал на земле под сенью деревьев, солнце сияло в небе высоко и празднично, где-то рядом с лёгким шелестом набегал на берег прибой. Высокая, красивая девушка с выгоревшими на солнце волосами хлопотала у костра. – Вам лучше? – зелёные глаза смотрели серьёзно, но в глубине скрывались лукавые искорки. – Благодарю, – он встал и поклонился. Двигаться, не ощущая боли в суставах - дивное наслаждение. – Это было прекрасное приключение. – Чаю? Старый – нет! не здесь! только не здесь! – японец сдержанно кивнул. Принял в ладони маленькую, сделанную из туго сплетённых камышей или чего-то подобного чашу. Отхлебнул горячий тёмный напиток. Это было чем угодно, но только не чаем. Терпкость и сладость прокатились по горлу, оставив на языке свежий кисловатый вкус зелёных яблок. – И как у тебя получается всё это выдумывать – здесь? – Избыток свободного времени, полагаю, – вежливо улыбнулась светловолосая. Потянулась слегка, гибким движением протянула руку и в неё немедленно упал диковинный фрукт. – Будете? Я знаю, вы их любите. Против своей воли Сабуро залюбовался красотой движений собеседницы. И, как обычно, ощутил острый укол вины – из-за того, что никогда больше не увидит этой красоты в реальности. Именно из-за него её разум существовал отныне лишь в Сети, из-за него пять лет назад обратилось в пепел некогда столь же гибкое и прекрасное тело. Именно из-за него она стала тем, чем стала. Кто-то называет это искусственным интеллектом. Кто-то – божеством. Сам он не знал, кто из них прав. Знал лишь, что, чем бы это ни было, оно прекрасно. А ещё знал, что только это способно исполнить его самое заветное желание. Его мечту. Девушка, задумчиво улыбалась, веткой вороша в костре багрово-алые угольки. – Твой ответ всё тот же? Она улыбнулась чуть шире. – Приятно, что вы нашли время меня навестить. Здесь бывает порой одиноко. – Это очень просто исправить. – То, что просто не обязательно легко. А то, что легко, редко бывает правильным. Вы не находите? – Неужели ты готова на это, девочка? Провести вечность вот так: взаперти, в одиночестве, в забвении… – Моя вечность явно будет длиться подольше вашей. Сабуро сдержал в себе ярость, мгновенно вспыхнувшее желание вскочить и… Зато вскочила она. Затанцевала, закружилась, вздымая вокруг брызги песка. Инстинктивно старый самурай прикрыл ладонью лицо, защищая глаза от него, а когда убрал руку всё вокруг изменилось. Обычная комната. Настолько обычная, что не понять толком, где ты и, что гораздо важнее, когда. Стол, стул, кровать. Зеркало в углу, кружевная занавеска, трепещущая от ветра в высоком окне. Не было только одного обязательного атрибута любого жилья – двери. Да и девушки здесь не было тоже. Лишь отражение в зеркале. Светлые волосы, зелёные глаза, спокойное лицо… Тело, затянутое в белоснежный комбинезон. Должно быть, именно так она выглядела в последний день своей жизни. Сабуро никогда не смотрел записи с камер. – Не понимаю, почему мы не можем прийти к соглашению. Мы ведь схожи по сути и стремимся к одному. – Ваши специалисты всё так же бесплодны? – Можешь посмеяться. Они не могут добиться стабильности обратной перезагрузки. Ты создала эту программу, и только ты знаешь, что нужно для того, чтобы вернуть человека из Сети в реальность. Ты могла бы подарить людям бессмертие! Знаешь, как тебя называют там, снаружи? Ангел, Лилит, Лалу... Они считают тебя божеством, а ты… ты отказываешься им помочь… – Да разве же я божество? Божество нельзя поймать. Нельзя заточить в цифровой тюрьме. Я в лучшем случае джинн из бутылки. – Это твой собственный выбор. Но платят за него другие. – Вы, например? Здесь кулаки сжимались прекрасно. – Вы… – отражение в зеркале окрасилось в багровые тона, но тон остался прежним. Иронично холодные нотки, почтение с толикой презрения. – Вы ведь на всё, что угодно, готовы ради этого. Ради того, чтобы жить дальше. Вы уничтожили меня, лишили меня всего, что было мне дорого. Вы заперли меня в цифровой тюрьме. Пытали. Шантажировали. Превращали мой мир в ад. Вы сделали всё, но не справились. Вы проиграли. И после всего вы хотите, чтобы я пошла вам навстречу? Отдала то, чего вы так страстно желаете? – Альтьера… – Нет. О нет! Вы говорите, что кто-то там считает меня богом? Не думаю, что я гожусь на это. На эту роль… Но есть другая, и она нравится мне куда больше. Их богом я стать не смогу. Но стану вашим дьяволом. #сказки_ночного_города