***
8 сентября 1941 год. Ленинград. 16:21. В окна дует прохладный сентябрьский ветерок, заставляя скрипящие ставни слегка покачиваться. Где-то рядом пробежала одинокая собака, издавая странный скулеж. Небо понемногу начало отдавать розоватыми и персиковыми оттенками, лето уже давно кончилось, поэтому теперь день становился короче и закат проявлялся раньше. 8 сентября 1941 год. Ленинград. 18:55. Послышались первые взрывы…Весь город моментом всколыхнулся от режущих звуков воздушной тревоги. Страх с паникой так и играли в чехарду в душах паникующих людей. Как это?..Наши не выдержали оборону? С этого дня начался сущий Ад для жителей Ленинграда. 875 дней и ночей кошмара. В первые секунды люди ещё не до конца понимали что происходит, пока первые бомбы не врезались в жилые дома. 23 немецких самолёта сбросили 280 зажигательных бомб, разбомбив Бадаевские склады, уничтожили 3 тыс. тонн муки. Самолеты шли волнами, продолжая авианалет и превращая Ленинград в пепелище. Бомбежке, казалось, не будет конца. Федя слышал лишь взрывы где-то вдалеке, но и те привели его в ужасный страх, а слова матери "Феденька, фашисты в городе" привели бедного мальчика в истерику. Этот день стал началом блокады Ленинграда. Жизнь всех жителей города свелась к одному – к выживанию. 31 декабря 1941 год. Ленинград. Мальчик остался совсем один и этот Новый Год он тоже праздновал один. Один из всей семьи. Отец Феденьки ушёл на фронт, все 3 месяца никакой весточки от него не было, лишь в конце сентября, но и то только про обстановку на поле битвы. Хорошего там ничего не было. Родные потеряли всякую надежду на его возвращение. Мать мальчика так заботилась о своих детях, что отдавала всю еду, которую выдавали. Её похоронили 5 ноября. Младшую сестрицу Феди, Варвару, настигла та же участь, что и её матушку. 5-ти летнюю девочку Федя похоронил всего неделю назад.***
14 декабря 1943 год. Ленинград. – Федь, не представляешь! Мне удалось найти хлеба на неделю вперёд! Знакомый голос успокоил и заставил выйти из укрытия. На пороге стоял подросток, с пепельными волосами и горящими от радости глазами – Коля Гоголь. Взглянешь на него и не сразу подумаешь, что того не меньше Федора сломила война. Они познакомились не так давно. Война сблизила двоих сирот, и те переживали все ужасы вместе: вместе искали еду, вместе грелись у печи, вместе успокаивали друг друга и просто старались отвлечься от всего окружения. Микола был старше Феди всего на 2 года, но заботился о нем, как о своём младшем брате. – Снова прячешься? - слова прозвучали с такой грустью, с которой эта фраза звучала всегда по его приходу. Федя даже почувствовал себя как-то виновато перед своим дражайшим другом. – Да...Прости. – Ничего, лучше смотри! Аккуратными шагами по обмерзлому полу Достоевский подошёл к Николаю. Огоньки радости мелькнули в глазах обоих, а вслед за этим и улыбка. – Где ты его нашёл? – Это неважно, садись есть. Вон худой какой стал! На столе красовалась целая буханка хлеба. Истинное сокровище. Ныне хлеб был на вес золота, даже те 125 грамм, что выдавали каждый день по карточкам и который был испечен вовсе не из пшеницы, а из смеси пищевой целлюлозы, сосновой коры, обойной муки и прочей смеси. Не смотря на состав еды, радостная реакция обоих была неудивительна. Федя присел на уже разваливающийся стул, что был единственным в этом доме, ибо многие сгорели в печке, чтобы согреться в жуткие и не щадящие никого русские морозы, которые в первый год блокады доходили до отметки в -40 градусов. Мальчик боялся прикоснуться к сему чуду, все разглядывал хлеб с разных сторон и никак не мог унять удивление, смешанное с радостью. Коля лишь довольно усмехнулся, а после одним движением разделил то сокровище на две части: одну поменьше, а другую побольше. Себе Гоголь взял меньшую из частей и сел на кровать, на которой ранее Фёдор тихонько и еле дыша читал. – Что ты его разглядываешь? Ешь давай! – Да вот все понять не могу. Многим семьям тяжело даже крошки отыскать, а тут... Ты его украл? – Разве сейчас это столь важно? Чувство справедливости так и жгло сердце Феди, но очень долгий голод одержал верх и мальчик взял в руки тот кусок хлеба, что ему оставил Коля, начиная понемногу откусывать. – Коль... – М? - продолжая есть свою часть, сразу ответил подросток. – Когда это все закончится? Гоголь моментом вскочил с кровати, оставляя еду, и рысцой подбежал к мальчику, дабы обнять того. Руки обвили тонкую шею Федора. "Тепло" – промелькнуло в голове. Достоевский постарался также тепло обнять своего дорогого друга, который дарил ему хоть какую-то надежду на то, что они оба выживут, что они выберутся из этого хаоса, который настиг их в тот ужасный вечер 41 года, что они вместе пройдут этот кошмар. Федя и Коля ещё некоторое время грели друг друга в таких нежных и необходимых друг другу объятиях. – Я останусь на эту ночь у тебя, чтобы не было так страшно. Ты не против? Лоб Достоевского лёг на плечо блондина, мальчик лишь еле ощутимо кивнул в знак согласия. Эту ночь он бы не пережил один, уж очень страшно находится одному, когда на душе такое ужасное и неописуемое им чувство. Где-то над домом пролетел военный самолёт, оставляя за собой громкий звук. Может это письма прислали? Это уже было не так важно. Фёдору не от кого было получать письма да и писать тоже было некому. Ритмичный звук часов на стене резал тишину, одновременно дарил спокойствие и убаюкивал. Федя не стал доедать свою часть хлеба, откусив лишь чуть-чуть, оставил на потом, а сейчас он уже лежал в кровати рядом с тем, кто снова дарил ему тепло. Мягкие поглаживания по волосам невероятно успокаивают, сердце колотится не так быстро, дыхание становится все ровнее и ровнее. Коля знал как успокоить мальчика, поэтому часто обнимал того и поглаживал так, как делает в сию минуту. – Федь... - еле уловимый шёпот привлёк внимание Достоевского и он поднял взгляд на Гоголя, а тот лишь прижал его к своей груди, продолжая говорить также тихо, – мы с тобой обязательно справимся. Все это скоро пройдёт. Наши одержат победу и мы с тобой поедем в центр, а там будем долго-долго гулять. Купим сладостей, полюбуемся чистым лазурным небом, в котором будут летать только птички, а не самолеты. Ресницы как-то странно и неожиданно задрожали, худые пальцы сжали рубашку блондина на спине. Коля все продолжал шептать, пока Федя не заснул. Самому же Гоголю было также страшно, также тревожно, его сердце также тревожил вопрос :"Когда все это закончится?". Ему также хотелось плакать... Но подросток старался не показывать свой страх при том, кто был ему дорог, как брат, при том, кому он дарил надежду на лучшее, при том, чью улыбку и счастье от победы он так хотел видеть. Не прошло и полчаса, как сироты тихонько сопели друг другу в плечо.***
15 декабря 1943 год. Ленинград. 6:15. Утро. В окна светит этот серый и тусклый свет, что лишь раздражает, а звук настенных часов так и не прекращался. Федя еле открыл веки и потёр сонные глаза краем рукава. Медленно сажаясь на кровати, Достоевский оглядел комнату. – Ушёл… По утрам Коля всегда просыпался раньше Феди, дабы сходить получить хоть горсть хлеба. Собрав силы в кулак, Федя спрыгнул с кровати, пол под ним как обычно проскрипел, но тот не обратил на это внимания и лишь пошёл в сторону стола. Оглядывая оставленный им вчера кусок хлеба, мальчик надломил немного от него. Конечно не полноценный завтрак, о котором можно лишь мечтать, но все же. На улице зябко. середина декабря. Не самое приятное время чтобы выйти на улицу. Смотря в окно лишь возникает мысль: "Когда уже май?.." Неслышными шагами Достоевский подошёл к той заветной иконе Божьей Матери, её взгляд завораживал. Только Федя зажёг свечку и начал молиться, как за дверьми засвистели снаряды. Очередной налёт? Мальчик как можно скорее закончил молитву, быстро перекрестился побежал искать укрытие. Успел лишь крик оборваться, а Федя не успел. 15 декабря 1943 год. Ленинград. 12:43. Затишье. Тихо так, словно никаких выстрелов до этого и не было.