***
Изане нравится, когда Эмма улыбается, перемешивая тесто в миске. Он сходит с ума, когда сестра садится рядом, поворачивая лицо к нему — и бабочки, царапающие его лёгкие, успокаиваются, послушно и довольно складывая крылышки. Но ещё не выходят наружу — они выйдут полностью лишь тогда, когда её сердце будет принадлежать ему по-настоящему. — Изана, ты не поедешь? — спрашивает Майки, выглядывая из коридора. Курокава знает, что Эмма сегодня остаётся дома, и не будет на собрании, а значит, и он тоже. Поэтому говорит хрипло: — Нет. У меня болит голова. — Но сегодня заезд. Ран и Хару будут соревноваться. — Не хочу, — мотает головой Изана и вместе с ним звенят его серьги. С трудом он вновь переводит взгляд на яркий экран телевизора, но не вслушивается в монотонный гул, избегая смотреть на младшего брата. Майки всегда смотрит внимательно: его чёрные глаза затягивают, и Курокава не может отделаться от ощущения того, что младший брат Сано знает гораздо больше, чем говорит или показывает. Или, может, Изана преувеличивает сам. После похода к врачу и курса таблеток всё тело словно перестало принадлежать ему, как и разум. Наверное, побочное действие дрянных таблеток сказывается. Ночью душит кашель, днём мучают адские боли в груди и на уровне сердца. Пока бабочки колят бритвенно-острыми краями крыльев лишь мягкие ткани и лёгкие, но скоро они заполонят их, начнут заживо поедать изнутри, не давая и шанса на спасение. Его может дать только Эмма. О болезни знает лишь Какучë. Курокава рассказал не по собственной воле — просто бабочку, вылетевшую изо рта вместе с хлопьями крови, галлюцинацией не назовешь, а другого объяснения Изана дать не мог, учитывая и то, что верный друг замечал кашель, гримасу боли и смертельную бледность его лица. Когда Хитто узнаёт, кто избранница, его невозмутимое лицо становится испуганным. И как сам Изана может надеется на взаимность, если даже окружающие видят то, что им не по пути? Майки, пожав плечами, скрывается в коридоре. Только тогда Изана облегчённо, но осторожно вздыхает и откидывает голову на спинку мягкого дивана. В воздухе пахнет удушающе-сладко — пломбирной свежестью. Так пахнет его Эмма. Приступ кашля вновь начинает сотрясать его тело, и Изана чувствует, что бабочка царапает пищевод, горло и рот. Он размыкает губы — и ярко-жёлтая бабочка вылетает на волю, блестя на свету своими крыльями. — Изана? — слышится со стороны кухни нежный, переливчатый голос младшей Сано. Парень млеет, поспешно проводя большим пальцем по губам, собирая кровь — там остаётся красный след. — Что-то случилось, Эмма? — его голос предательски хрипит; сестра хмурится. — Ты не заболел? Выглядишь неважно, — девушка направляется к нему, а бабочки внутри не царапают, а мягко глядят, успокаиваясь. — Все в порядке, — глупо лжёт Изана. Касание девичьей руки по лбу равно райскому блаженству. Она мягкая и тёплая. Родная. Любимая. «Борись за свою любовь». Как?.. — Но у тебя ужасный кашель, — она пальцем цепляет его подбородок и резко тянет вниз, так, что Изана не успевает среагировать. Бабочка вылетает изо рта с мягким звуком, и она — неоспоримое доказательство. Насекомое, чуть покружившись в воздухе, садится на волосы наполовину удивлëнной, наполовину испуганной девушке. Она нежно-жëлтая, совсем крохотная и нежная, как та, кому принадлежат муки Изаны. — У тебя батохаки? — не верят, спрашивает Эмма. Её голос звенит колокольчиками. — Неужели она существует? — Как видишь, — горько говорит парень и отводит взгляд в сторону. — И кто? Кто она? Пожалуйста, скажи, в кого ты влюблён? — Эмма не понимает, почему ей так больно, почему она ревнует брата к той, которую и не знает. — Ты можешь сказать мне! Я смогу помочь, ты только скажи. Из её огромных глаз капают слезы отчаяния. Она не хочет терять брата, не хочет видеть, как он умирает, найти его труп, полностью изъеденный бабочками. Но ни один врач не придумал лекарство от смерти, как и от любви. — Пока я не могу, Эмма, — качает он головой. Звенят серьги. Его ладонь находит руку Эммы и чуть сжимает. — Сейчас не могу. Пожалуйста, пойми.***
Эмма не отходит от брата ни на шаг и не замечает, что в её присутствии Изану практически не сотрясает кашель, а бабочки внутри не пожирают заживо, на время успокаиваясь. Объект любви тут, совсем рядом, и он спокоен — но Эмма нет. Она начинает замечать — белые пушистые ресницы, волосы, и как красиво путаются в них солнечные лучи. Фиолетовая радужка глаза похожа на аметист — переливающийся и искрящийся. Его спокойный голос, в нём сквозит какая-то меланхолия и таинственность. С ней он нужен, ласков, заботлив, благодарен. Эмма замечает, что его истории, чувства и просто взгляды вызывают запретный трепет внутри. Она не чувствовала такого даже тогда, когда была по-детски, совсем глупо влюблена в Дракена. А вот к Изане она чувствует далеко не детскую и далеко не сестринскую любовь. «Он — мой брат», — говорит себе перед тем, как зайти в его комнату, неся на подносе какао. «Просто сестринская забота», — когда подаёт ему полотенце после тренировки. «Я люблю его, я же его сестра», — когда видит его спящим на диване. И лжет самой себе, ведь любит его горячо и сильно. Сердце раскалывается, когда видит очередную бабочку, которая не принадлежит ей. Изана умирает от любви — не к ней. Другая захватила его сердце. И эта мысль приносит адскую боль в груди, заставляет рыдать в подушку по ночам и фальшиво улыбаться днём.***
— То есть? — непонимающе спрашивает Изана, когда видит снимок. Бабочек практически нет — две-три, крохотные, невесомые. Надежда расцветает внутри ароматными цветами. Хочется поскорее оказаться дома, рядом с Эммой и сказать, что она — его боль и его сладость. — Вам ответили взаимностью, — спокойно, улыбаясь говорит врач. — Бабочки практически полностью вышли наружу, а внутренние органы и повреждённые ткани можно легко восстановить с помощью таблеток и, конечно же, любовью. Вы смогли избежать смерти.***
— Я здоров, Эмма, — говорит Изана, в упор глядя на ничего ещё не подозревающую Эмму. Та краснеет, еле сдерживая слёзы. Глупая, влюбленная, думает, что Изана принадлежит другой. — Она ответила взаимностью? — шепчет Эмма тихо, все ещё не поднимая глаз. — А это, — парень цепляет её ладонь и чуть сжимает. — Скажешь мне ты. Ведь заболел Я из-за тебя, Эм. Её светлый, удивленный, радостный горит взгляд золотистых глаз недоверием и удивлением. — Но... как? — после долгого молчания спрашивает она, но в глазах расцветает понимание. — Я всегда, всегда любил только тебя, Эмма, — говорит Изана, чуть задыхаясь. — И умер бы, любя. Но ты спасла меня. — Я тоже, — слезинка счастья скатывается по её розовой щеке. — Тебя люблю. Последняя ярко-жёлтая бабочка, вылетевшая изо рта, становится тихой свидетельницей их первого, искреннего поцелуя настоящей любви.