«Я давал клятву, что никогда больше не попадусь в любовные сети из-за ошибок прошлого. Но когда оказываюсь с ним рядом в одной гримерке… у меня сдают нервы».
Мотаю головой в стороны, избавляясь от таких несуразных мыслей, после чего роняю в ладони лицо, потирая пальцами глаза. Господи, упаси Бог от этого дерьма. — Ты опять накручиваешь себя? — доносится до моих ушей, после чего громоздкая рука зарывается в мои мокрые волосы, слабо массируя. — Тим, я же тебя с рождения знаю. — Я знаю, бро. Я знаю, — мой голос хрипит, а глаза начинают пощипывать от накрывающих их слез. — Мне просто стыдно за все это. Мне стыдно матери в глаза смотреть, как и нашему строгому отцу. Мне стыдно находиться рядом с сестренкой, которая еще жизни не видела, а тут я… мы… — Успокойся, — диван рядом проседает от веса, а руки брата накрывают мои плечи. — Мы уже говорили на эту тему. Зачем ее снова начинать? — Прости, — тяжело выдыхаю, сбавляя накопившиеся за день эмоции. — Я больше не буду. — Вот молодец. Иди сюда, малой. Его руки такие сильные, с легкостью поднимают меня с насиженного места и усаживают на свои колени, создавая тесный физический контакт. По привычке напрягаюсь спиной, когда его нос щекочет кожу шеи, питаясь моим естественным запахом тела и пота, с примесью мужского парфюма. Он ловит кайф, его руки только теснее прижимают к крепкому телу, более влажному от активных прыжков на сцене. И я бы с радостью расслабился, если бы в эти моменты на меня не навевали такие надоедливые липкие мысли, пытаясь достучаться до разума, что все, что мы делаем — неправильно. Это грязно, неестественно, переходящее все границы дозволенного. Я пытался с этим бороться, ставил рамки, клялся, что этого больше никогда не повторится. И снова оказываюсь в дураках, когда мой брат приближается ко мне на метр ближе, сокращая дозволенные сантиметры личного пространства. Я утонул в своих мыслях настолько глубоко, что не заметил, как чужие горячие ладони ловко пробираются под мою мокрую толстовку, надавливают, гладят, чувственно пощипывают. Мое дыхание невольно сбивается от контраста с прожигающими мою кожу руками и юркими пальцами, что ловко обхватили сосок и чувственно потянули, отдавая острым уколом удовольствия где-то в паху. Нет, это все неправильно, это все… — Нравится, малой? — хрип брата отрезвляет не хуже ледяной воды. — Лучше, чем экстази. — Нет, перестань! Слезаю с его колен, как ошпаренный кипятком отбегаю в противоположный угол гримерки и хватаю со стола припасенный на такие случаи бутылку коньяка. Я просто хочу напиться, чтобы не чувствовать этого. Я устал. — Тим, ну хватит тебе, — Ильяс замученно вздыхает. Конечно, ему говорить легко. Он давно с этим смирился. — Не трогай меня сейчас, — руки не слушаются, дрожат, как у наркоши с десятилетним стажем. — Хватит страдать ерундой. Отдай бутылку, — брат оказывается рядом слишком быстро, с такой же скоростью отбирает из моих пальцев бутылку и звонко отставляет ее на место. — Посмотри на меня, братан. — Какой от этого толк вообще? — Посмотри. С тяжестью поднимаю на него взгляд, снова оказываясь в омуте черных глаз, каждый раз затягивая меня, словно в огромный капкан. Я перестал учиться на своих ошибках. Какой раз это подмечаю. — Послушай меня сейчас внимательно, — его пальцы нежно касаются моей разгоряченной щеки, проходясь вдоль нее. — Тима, ты боишься, я знаю. Ты загоняешься, что это неправильно, между нами не должно быть этого. Но в настоящее время на это так насрать, малой. Мы в 21-м веке, какое кому дело, кто с кем спит? Разве нам плохо вместе? Ты каждый раз плывешь в моих объятиях, таешь, как мороженое под палящим солнцем. Я же вижу, какой ты. И алкоголя не нужно, чтобы понять, что твои чувства искренние. А семья… семья не встанет поперек нас, если мы оставим наши заморочки здесь, в этой гримерке. Я слушал брата, постепенно успокаиваясь. Слова брата были убедительны, хотя я почти не вникал в их смысл. Его голос зачаровывал. Я противоречил своим мыслям. Физически хотелось брата, но еще здоровый разум разрушал ту идиллию. После каждого концерта меня нагибали в гримерках, как шлюху с трассы, и я не мог противостоять себе, что-то постоянно мешало. Наша с братом холостая жизнь обратилась в одну огромную проблему, когда недостаток секса сказался на нас обоих. Сначала это были приватные встречи с проститутками, потом обычные знакомства в ночных клубах, попытки завести себе даму на постоянной основе, но ничего хорошего из этого не вышло. Я не смогу вспомнить, когда в нашей жизни что-то сломалось, и на кой черт мы переключились друг на друга. Моему брату было уже явно по барабану, кто находится под ним, главное получить то важное для него острое удовольствие. На девушек смотреть совсем перестал, хотя часто говорил про какую-то Настю из 128-й квартиры, вроде бы соседки сверху, часто разгуливающую по лестничной площадке в одном шелковом халате с ментоловой сигаретой между пальцев. Хрен его поймешь, чувствует он что-то к ней или нет, но по результату в его хвате почему-то всегда оказываюсь я, а не эта Настя. — Давай оставим это на другой раз, — процедил я сквозь зубы, язык совсем не хотел функционировать, я устало помассировал веки. — Мы отыграли концерт, большего не нужно. — Ты каждый раз это говоришь. Может, уже разберемся? — Ильяс раздраженно цокает. — Давай расставим уже все точки над «i». Мы либо встречаемся, либо расстаемся и не касаемся данной темы. — Мы и не встречались, Ильяс! — в груди взрывается сотня фейерверков, эмоции поползли из меня наружу. — С чего ты это вообще решил? — Тимур, мы в гримерке творим, хрен знает что, и мы ничего не делаем для того, чтобы понять, что между нами. Это любовь? Может временная забава? Или мы по рофлу каждый раз сливаемся друг в друге?! Блять, да реши ты уже, наконец, что все это для тебя значит! — Ильяс в прямом смысле кипел от ярости, от чего все его лицо покрылось красными пятнами. — Определись, что ты вообще хочешь! — А ты определился хоть? — вскипел я в ответ. — Что ты принял для себя?! — Я принял тот факт, что люблю тебя, придурка! Его слова эхом прошлись по моей черепной коробке. Одна и та же фраза не замолкала, я просто не мог поверить, что все это взаправду. Мой брат меня любит, какой же пиздец происходит в его бошке! Хотя и я не лучше. С моей биполяркой вообще повеситься можно. — Что за хуйню ты сейчас снес? Ты нормальный вообще? — Я нормальный. Я принял это уже давно, а ты прыгаешь с одного хуя на другой. То тебе нравится, то тебе не нравится. Блять, а ты пытался сесть и подумать нормально над всей этой ситуацией? Ты давно потерял контроль над разумом, Тимур, от этого теперь никак не спастись. Тебе придется либо принять этот факт, либо просить у организаторов отдельную гримерку, что будет очень запарно и для нас и для них. Они у виска покрутят, ведь им не будет понятна причина, с чего это ты вдруг захотел от меня уединиться. Это звучит даже бредово. — Да, ты прав, это будет глупо, — я вновь тяжело вздыхаю. — Ладно, брат, давай поговорим об этом, когда я буду готов дать ответ. — И это будет верным решением. Собирайся и поехали. Я нам номера в отеле забронировал, нам следует отдохнуть обоим. Завтра утром полетим домой. Я устало киваю словам брата, после чего принимаюсь собирать свои вещи. Их было не так много, половину мы так и не вытаскивали из сумки весь тур. Спустя полчаса зал опустел от посетителей, и мы без каких-либо проблем направились к машине. Мысли крутились в голове, словно в колесе обозрения, но к единому выводу я так и не смог прийти. Чувствую ли я что-то к Ильясу? Возможно. Хочу ли я продолжить с ним отношения, полностью отказавшись от девушек и семьи? На этот вопрос я не могу ответить трезво. Наша группа существует благодаря мне и брату, а это значит, что нам придется мириться с данной проблемой любыми способами. Ильяс сделал выводы быстрее меня, но я уверен, он еще не раз вернется к данному вопросу.«А пока этот разговор останется секретом нашей гримерки».