Между прошлым и будущим

Джинн задумчиво смотрит на карту Драконьего Хребта, скользя взглядом по отмеченным точкам. – Я думаю, мы должны попросить Мастера Дилюка присоединиться к экспедиции. – Я думаю, Мастер Дилюк скорее съест свои сапоги, чем согласиться работать под моим началом, – Кэйа все так же покачивался на стуле, закинув ноги на стол Джинн, которую невероятно раздражал стук опускающихся на пол ножек ровно раз в 5 секунд. – Тогда, может быть, нам стоит сказать, что это он главный? – О, конечно, он главный, а все решения принимаю я. Мы всю жизнь так и делали, отличный тандем, – Кэйа не понимает, почему его так раздражает это предложение, он ведь и правда может притвориться. – Кажется, в прошлый раз вы вполне эффективно работали вместе и это привело к успеху. – Не стоит испытывать случайности, в этот раз мы можем попытаться убить друг друга где-то на склоне при обсуждении наиболее удачного маршрута. – Мы обсудим детали заранее, но свободных рыцарей с Глазом Бога у нас больше нет, а идти на Хребет только с Крио – чистое самоубийство. – Тогда я чемпион по выживанию. – Я ни одну из тех вылазок не согласовала. – Джинн, мы только начали нормально разговаривать, я думаю, совместная операция только откинет нас на 10 шагов назад. – Я думаю, если мы не разберемся с механизмами, установленными Агентами Фатуи в такой близости от Мондштадта, у вас не будет времени на последующие шаги вперед. Иногда Кэйю раздражает, когда кто-то говорит вещи более продуманные, чем он. И вот они с Дилюком и еще несколькими рыцарями, которых, кажется, посвятили только в этом году, оказываются зажатыми между бушующей метелью и дорогой вверх, где лагеря хиличурлов и черт знает чего еще натыканы за каждым поворотом. Кэйа чувствует себя бесполезным, сидя над выученной наизусть картой, пока Дилюк рубит клеймором древесину для очага, когда разводит огонь, когда топит воду, когда учит Алана и Рика натягивать тент без помощи посторонних. Кэйа всегда знал, что просто занимает его место капитана, потому что никого лучше в тот момент не было. Но это Дилюк всегда был тем, кто готов учить, наставлять, объяснять, помогать, прикрывать, брать на себя больше. Кэйа никогда не видел в этом смысла, потому что это замедляло, делало сложным простые вещи, которые он может сделать в одиночку. Три палатки установлены, только одна из них – самим мечником, остальные две – под его чутким руководством. Кэйю всегда восхищала, а позже немного злила эта способность Дилюка вызывать доверие и уважение без особых усилий. Кажется, ни у кого даже не возникало вопроса, почему ему нужно подчиняться, почему стоит выполнять его распоряжения и приказы без лишних вопросов. Кэйа выполнял все, что говорил Люк, будучи его командиром, не только без лишних вопросов, но иногда и опережая само поручение. Он всегда хотел быть полезным, незаменимым для него. В итоге сейчас два других юноши сидят у костра и внимательно слушают историю Дилюка о его первых вылазках на Хребет, а Кэйа не знает, как с ним поздороваться каждый раз, садясь за барную стойку в «Доле Ангелов». Кажется, теперь это чувство защищенности рядом с огненным мечником доступно всем, кроме него самого. Кэйа еще раз обходит местность вокруг их лагеря прежде чем вернуться к палаткам. У костра сидит только Дилюк, пристально смотря в пламя. – Завтра обезвредим еще два устройства и можно убираться отсюда, – Кэйа подсаживается к огню, делает глоток терпкого вина из фляжки. Наверное, он не возвращался бы в лагерь и дольше, но мороз, судя по ощущениям, пробрался уже во все уголки его тела. – Нам досталась одна палатка. – Прямо как в старые добрые, – усмехается капитан. – В старые добрые это не было случайностью.       Кэйа любил их парные миссии. Иногда они расправлялись с горсткой хиличурлов или слаймов еще до обеда, но все равно возвращались в город только на следующий день, останавливаясь на ночь в Спрингвейле или разбивая лагерь у реки. К долгим ночным разговором постепенно добавились объятия во сне, крепко сжатые руки, переплетенные ноги, а потом Кэйа, немея от ужаса, хотя все было понятно, поцеловал Дилюка в темноте их палатки, сжимая сильные плечи того длинными пальцами и прижимаясь еще плотнее. Поцелуй вышел скомканным, потому что он прервал какую-то фразу Люка на полуслове, фразу совсем безобидную, но заставлявшую любить еще сильнее и самоотверженнее, ведь ничего лучше вот этих ночных разговоров и объятий и быть не может в жизни Кэйи. Смешно, что это оказалось правдой. Ничего лучше и не случилось.       – Обещаю, Мастер, в этот раз с поцелуями не полезу, если только сами не попросите.       – Никогда не наблюдал в вас особой отзывчивости к чужим просьбам, капитан. Этот ответ сбил Кэйю с толку, еще больше сбивала с толку покрывшаяся красными пятнами шея Дилюка. Так разозлился из-за самой обычной шутки, хоть Кэйа и редко упоминал их прошлое. И снова темнота палатки. Кэйа сонно говорит о том, что нужно обойти лагеря хиличурлов и не тратить на них силы, потому что их задача не в этом, лучше забраться по скале. Или, если там ничего серьезного, оставить ребятам мелкую работу, а самим пойти вперед… И замолкает, потому что чувствует вес Дилюка на себе, а затем его губы на своих. В голове что-то взрывается, потому что Кэйа не может понять, что происходит, как это вообще может происходить. Хочется одновременно выбраться и спросить, какого черта, а еще прижаться и целовать до сбившегося дыхания, обнимая за плечи и зарываясь пальцами в густую гриву на затылке. И почему-то плакать от облегчения, потому что все совсем как раньше. Люк тоже хочет, чтоб все было как раньше? Первая паника чуть-чуть отходит на второй план, потому что Дилюк не отстраняется даже несмотря на то, что Кэйа застыл под ним ледяной статуей. Он проходится поцелуями по линии подбородка, как бы давая несколько секунд опомниться, а затем снова возвращается к приоткрытым губам. У Кэйи вырывается тихий вздох, не удовольствия, он слишком сбит с толку, а облегчения, потому что это, кажется, все-таки не его галлюцинация и Дилюк правда его целует. Рука Кэйи медленно опускается на щеку Дилюка и язык скользил навстречу чужому языку, сплетаясь. Да, целуй меня и наплевать, почему ты это делаешь. Кэйе кажется, что их поцелуи длятся вечность, самую горячую вечность, потому что вокруг звезды и гулкий космический шум в ушах. Дилюк ненавязчиво гладит его бедро, а Кэйа неловко, потому что они слишком тесно прижаты друг другу, расстегивает пару пуговиц на черном плаще и скользит ладонью по крепкой спине, которую от него отделяет только тонкая ткань рубашки. Кэйа не спрашивает ничего, хотя сказать хочется много: от жалкого вопроса «ты все еще меня любишь» до насмешливого «воспоминания нахлынули, Мастер»? На следующий день Кэйа просыпается в каком-то нервном возбуждении, делает все быстро и безрассудно. Он сам не понимает, куда так рвется и спешит: снова в темноту их палатки, чтоб его целовали и обнимали так же крепко? В какой-то момент передышки Дилюк хватает его за локоть и хмуро спрашивает:       – Что происходит? Ты решил, что сегодня отличный день для смерти?       «Нет, конечно, нет, Люк, у меня было много отличных дней для смерти, но не теперь, когда жить снова стало так интересно», – хочется ответить Кэйи, но он ограничивается нейтральным:       – Нет, просто хочу разобраться с этим побыстрее. ***       По возвращении они не видятся 3 дня. Кэйа много думает и еще больше дрочит, вспоминая, как Дилюк уверенно толкался в его рот языком и сжимал бедра. А потом не знает, что делать, потому что Дилюка нет в таверне, в которую он посылает местных мальчишек проверить, кто за стойкой; Дилюк не сопровождает аэростат с вином до Мондщтадта и не приходит в собор к Барбаре, хотя Кэйа точно знает, что тот бывает у нее раз в неделю, потому что сходил с ума от ревности все первые месяцы после того, как заметил. Поэтому когда, идя по коридорам Ордена, Кэйа слышит знакомый голос из-за приоткрытой двери кабинета Джинн, он замирает и оглядывается по сторонам.       – Джинн, это не из-за всего, просто сейчас действительно нет на это времени, ты знаешь, что на винокурни не хватает рук.       – Да, но это бы сильно разгрузило тебя от ночной работы в будущем.       – Он тебе рассказал?       – Нет, он просто сказал, что мы не будем больше этим заниматься, а я тоже умею строить логические цепочки, а не только перекладывать бумаги из стопки в стопку. Ты мог бы взять утреннюю тренировку в пятницу.       – Утреннюю. Джинн, это бы избавило меня только от части работы и только в будущем, поэтому свои пятничные утра я все еще предпочту проводить в постели на винокурне.       – Обеденную..? – голос Джинн звучит мягко и просяще.       – Мы попробуем. Но у вас уже есть капитан, который мог бы заниматься этим.       – Да, но это сильно бы подняло статус и привлекательность в Ордо, если бы сам Мастер Дилюк согласился бы тренировать новобранцев. А капитан и так со многим справляется.       Джинн предлагает Дилюку его работу, он занимался тренировками новобранцев последние два года, но этого было недостаточно, чтоб поднять престиж службы, как выяснилось. Что ж, это справедливо. Он не самый молодой капитан в истории, не Надежда Мондштадта и не самый завидный холостяк. Так что здорово, что у него теперь будет больше свободного времени для остальных дел.       Кэйа скрывается за дверью своего кабинета, тяжело садится за стол и совсем не ожидает, что спустя несколько минут в нее раздастся стук.       – Привет, – Дилюк выглядит спокойным, а Кэйа зачем-то хватается за стопку отчетов на столе. – Ты занят?       – Для вас у меня всегда найдется минутка, Мастер, – Кэйа улыбается широко, почти прикрывая не скрытый повязкой глаз. – Чем обязан?       – Джинн попросила набрать группу для тренировок, поэтому нам нужно согласовать расписание. Это же к тебе?       Кэйа злится. Он же не собачка, чтоб можно было поманить, а потом как ни в чем не бывало явиться по деловому вопросу так, будто ничего не произошло. Будто бы случившееся не подарило ему три самых мучительных, томительных и сладких дня ожидания.       – Конечно, вот график занятости полигона Ордена, – Кэйа кладет перед собой большой лист, в котором расчерчены дни месяца.       Дилюк заходит ему за спину, склоняясь над плечом, рассматривая график несколько секунд, а затем склоняется еще немного и прижимается щекой к щеке Кэйи. Ладонь ложится ему на плечо, буквально пригвоздив к стулу, но он и так не может пошевелиться.       – Какие дни вы мне выделите, капитан? – голос звучит прямо над ухом.       – Люк, что происходит? – Кэйа сжимает край столешницы, испытывая гремучую смесь возбуждения и раздражения.       – По-твоему, происходит что-то недостаточно однозначное? Я даже не знаю, что сделать, чтоб стало понятнее, – рука с плеча скользнула на грудь, обнимая и прижимая к высокой спинке стула.       – Может быть, поговорить?       – Что ты хочешь обсудить, Кай?       – Происходящее, черт возьми. Почти полгода ты меня или вышвыриваешь из таверны, или игнорируешь. И это если не упоминать… четырех лет до этого. И теперь у меня ощущение, что я пропустил какой-то важный кусок в развитии наших взаимоотношений.       – Я не знаю, что тебе ответить на это, – Дилюк делает шаг назад и из Кэйи мигом уходит вся уверенность, потому что он предпочел бы дальше не понимать, что происходит, если Дилюк при этом продолжит обнимать его.       – Ты простил меня? – Кэйа не знает, как лучше сформулировать этот вопрос, чтоб он звучал не так по-детски, поэтому оставляет все как есть, наивно и открыто. Он встает со стула, потому что крайне неуютно говорить с кем-то, кто стоит за твоей спиной, ведь читать по лицам Кэйа умел даже лучше, чем по словам. Он разворачивается к Дилюку, опираясь бедрами о край стола.       – Я бы это так не называл. Я бы вообще предпочел, чтоб ничего из этого со мной не случалось, потому что сложно представить себе, как можно простить или хотя бы уложить в голове тот факт, что кто-то ночами говорит, что не представляет своей жизни без тебя, что ты и есть его жизнь и не находит за столько лет минутки, чтоб упомянуть о проклятой родине и своей миссии. Я слишком часто занимал твой рот, Кай? Также сложно простить, что ты решил свалить все это на меня, когда я переживал момент своей полной никчемности и потерянности, а единственное, что ты смог мне предложить, когда я больше всего нуждался просто в том, чтоб ты был рядом, признание в многолетней лжи.       – Я…       – Дай я договорю, – Дилюк звучал чуть резче, чем им бы обоим хотелось, но он не планировал этого разговора так быстро и в такой обстановке, а потому слова давались сложнее. – Но, как ты помнишь, у меня было время, чтоб все это обдумать, пока я учился убивать виноватых и не виноватых ни в чем людей, потому что хотелось убить вообще всех. И я думаю, что мог бы быть к тебе не так строг, как тогда мне велела высота моего морального облика и ужас от жизни, которая оказалось не такой, как я ее себе представлял. Я хочу сказать, что тоже мог бы поступить тогда иначе, но не поступил. И сейчас я не доверяю тебе, совсем не доверяю, Кай, знай это. И понимаю, что у тебя причин говорить мне что-то откровенное еще меньше, потому что один раз ты уже попробовал и… В общем, все запутано, но ты все еще самый красивый в мире и я не могу перестать о тебе думать с тех пор, как вернулся. Особенно с тех пор, ведь ты каждый день перед глазами. И я все еще не могу оторвать глаз, когда ты смеешься, и то, как ты теперь выглядишь – меня с ума сводит то, каким ты стал уверенным и как теперь на тебя все смотрят.       – Я понял… – Кэйя говорил медленно, потому что из сбивчивой речи Дилюка он понял в основном то, что тот о чем-то сожалеет, но не понятно, о чем больше, а еще, что он самый красивый, и не то, чтоб Кэйа не знал об этом слишком хорошо, но он как-то смирился за последний год, что он самый красивый для всех, кроме Дилюка. – Так тебе все-таки нравятся мои рубашки?       – Нет, я все еще считаю, что ты выглядишь как павлин, наверное поэтому мне так хочется тебя раздеть, – Кэйа думает, что Дилюк изменился все-таки очень сильно, потому что раньше от благородного капитана редко можно было услышать что-то такое прямолинейное о его чувствах.       – Что ж, это ровно тот эффект, который они призваны вызывать, - Кэйа смеется, потому что ему вдруг становится легко, ведь он теперь может сделать так: Кэйа протягивает руку и тянет Дилюка за ворот сюртука на себя, садясь на стол и тут же обвивается вокруг бедер того ногами. – Мне тоже жутко хочется снять с тебя этот траурный наряд.       – Это называется сдержанность, Кай, – Дилюк не сопротивляется, придавливая капитана к столу и слыша звук покатившейся по полу чернильницы. Придерживает Кэйю за затылок и прикусывает его нижнюю губу, чуть оттягивая. Проходится языком по месту укуса, а когда чувствует, как к нему потянулись навстречу, а чужая рука крепко обняла его за шею, пускается поцелуями по шее, еще сильнее ненавидя эту меховую накидку, мех с которой постоянно норовил попасть в рот. Дилюк широко проводит языком по ключицам, не столько лаская, сколько желая избавиться от неприятного чувства ворсинок во рту и тихо стонет от ощущения руки Кэйи, мягко, но настойчиво поглаживающей его ширинку.       – Мы что, собираемся прямо здесь… – он приподнимает возбужденный взгляд, натыкаясь на довольный глаз со сверкающей звездочкой зрачка.       – Нет, прямо здесь ты собираешься мне отсосать, – Кэйа отталкивается локтем от стола, заставляя Дилюка приподняться с себя, и, сидя на краю стола, горячо выдыхает ему на ухо. – Помнишь, сколько мы всего тут делали раньше, повторим?       Вообще-то раньше в основном Кэйа оказывался стоящим на коленях прямо на жестком ковре под столом, тогда еще принадлежавшим Дилюку. Зашевелилось какое-то ревностное чувство, от которого Кэйе стало неприятно, но ведь сейчас это его стул и его кресло, и это неправильно, что Дилюк тогда бросил всех и все, а сейчас так легко возвращается и все сами упрашивают его взять то, чего Кэйа добивался долгое время. Ведь это все теперь его и он не хочет вот так просто отдавать это Дилюку. Да, конечно, себя он готов отдавать ему без оглядки, потому что он всегда был его, с того первого поцелуя или даже еще раньше, но все остальное... Он ведь нравился Дилюку таким, уверенным и сильным, тогда стоит немного поменять правила. Ты ведь согласишься, Люк?       – Ну же, будет нечестно оставить меня работать дальше вот так, – он берет руку Дилюка и кладет себе на пах, вжимая чужую ладонь в собственное возбуждение, молясь, чтоб тот не отшатнулся. Поэтому, когда Дилюк растерянно молча кивает и начинает опускаться на колени перед столом, Кэйа уже готов кончить прямо себе в штаны. Он быстро вздыхает и тянется к корсету, легко расправляясь с крючками, а затем и со шнуровкой на брюках, приспуская их, пока Дилюк медленно гладит его бедра.       Кэйа больше ничего не произносит и не торопит, хотя продолжения хочется нестерпимо. Он покорно наблюдает за тем, как Дилюк сжимает член у основания, а затем проводит пару раз сжатой ладонью по стволу, будто пробуя. Склоняется, влажно и непристойно проводя языком по головке, от чего Кэйа тихо стонет, все еще не отрывая взгляд от картины между своих ног. «Дилюк никуда не денется, раз согласен даже на такой странный и скомканный первый раз после стольких лет», - удовлетворенно думает Кэйа, поглаживая огненный затылок и все еще не торопя.       – Полижи еще, – говорит он хрипло, и Дилюк проводит языком вдоль всей длинны, ласкает сочащуюся смазкой головку и, наконец, берет в рот. После нескольких неловких движений головой, Дилюк наконец настраивает нужный темп и начинает ритмично сосать, помогая себе рукой. Когда он с влажным хлюпаньем извлекает головку изо рта, чтоб пройтись губами по члену и облизать яйца, Кэйа не выдерживает, убирает с лица Дилюка волосы, закрывающие обзор и медленно ведет головкой члена по губам, оставляя на них вязкую жидкость, по щеке, а затем толкается в рот, начиная размеренно двигать бедрами.       – Мой хороший, – стонет Кэйа, уже совершенно сходя с ума не только от порочности вида Дилюка с членом между плотно сжатых губ, но и от жара самого рта, в который ему позволяют так беззастенчиво толкаться. Кэйа кончает от очередного стона Дилюка, которым тот неожиданно отвечает на похвалу, посылая вибрации по горлу. Кэйа пытается отпрянуть, чем делает только хуже, потому что половина оказывается на губах и щеках Дилюка.       Кэйе невероятно хорошо, от того осознания, что Дилюк хочет его и что готов позволять делать с собой подобное, но капитан не дает себе долго тонуть в этой неге. Он протягивает Дилюку руку, помогая встать с затекших ног, а потом меняется с ним местами, вжимая того в столешницу и быстро расправляясь с пуговицами на его штанах. Губы тут же накрывают рот напротив, не то целуя, не то вылизывая в извинения. Рука крепко обхватывает возбужденный член, и Дилюк толкается навстречу, тихо хрипя о том, что Кэйа ужасен, когда влажный язык слизывает с его щеки капли чужой влаги. С задушенным стоном он кончает в чужую ладонь, крепко хватая ласкающую руку за запястье, чтобы остановить движения. Тяжело дыша Дилюк упирается лбом в плечо Кэйи, пока тот вытирает руку.       – Было почти так же спонтанно, как в семнадцать, – с тихим смехом выдыхает Дилюк.       – По-моему, получилось даже чуть лучше, – Кэйа гладит чужие плечи, расслабляясь в руках, так нежно обхватывающих его за талию. – Правда тогда ты еще водил меня на свидания.       – Конечно, был жутко правильным, не догадываясь, что ты любое бы поменял на мой рот на твоем члене, – Дилюк все еще немного сбит с толку, думая, что предпочтения Кэйи слегка изменились.       – Ничего подобного, просто теперь я не намерен отказываться ни от чего, – в подтверждении свои слов Кэйа снова прижимается к чужому рту, слегка поднимая лицо Дилюка за подбородок, и дарит ему самый долгий и горячий поцелуй, на который способен.       – Так мне стоит пригласить тебя на свидание, капитан?       – Я бы не отказался от ужина с бокалом хорошего вина.       – Кажется, так проходили все наши встречи за последние полгода. Ты с бокалом «Полуденной смерти»…       – И ты с каменным лицом. Надеюсь, сегодня это изменится.       – Я думаю, стоит сменить обстановку, пойдем в «Кошкин хвост»?       – Тогда я хочу столик на балконе.       – Они обычно заняты на неделю вперед, – Дилюк откинул волосы Кэйи и прижался поцелуем к изгибу шеи.       – Но ведь для Мастера Дилюка все делают исключения.       – Планируешь пользоваться этим постоянно?       – Я даже этого не скрываю, нужно получать лучшее из возможного.       Дилюк тоже стал так думать после стольких лет вдали от спокойных улиц Мондштадта. И он намерен сделать все, чтоб найти для них с Кэйей лучший из возможных путей, путь и не тот, которым они начали идти когда-то.