Доппельгангер

Весна в Сеуле совершенно не такая, как на его родине. Вместо удушающего зноя после тропических ливней его встречает прозрачный прохладный горный воздух, и даже цветочные запахи здесь другие. Не тяжелые и приторные, забивающие рецепторы, а легкие и неуловимые, плывущие по мегаполису вслед за облетающими цветущими вишнями. Прем отстраненно смотрит на пролетающие за окном авто огни высоток, на спешащих людей и неоновые вывески и начинает нервничать. Попасть на закрытый показ одного из самых востребованных модных домов мира в принципе стало чудом, сотворенным его менеджерами, а заодно и гигантской воображаемой бетонной плитой давления на себя самого. Потому что Прем действительно не считает это своим уровнем и заранее чувствует липкий страх не оправданных ожиданий и очень хочет закатить истерику и вернуться в родной жаркий Бангкок, где все знакомо и понятно, где его ждут кот, коллеги и друзья, а не разряженная толпа шикарных селебрити, в которую он не вписывается. Но шофер открывает перед ним дверь – портал в другой мир, и тремор пальцев значительно усиливается, стоит только задрать голову вверх в попытке угадать количество этажей роскошного здания, оцепленного таким количеством охраны, будто внутри как минимум филиал Пентагона. - Это твой шанс, - подталкивает его вперед менеджер с ободряющим кивком, - покажи этим корейским выскочкам. По честному, Прем может сейчас показать разве что паническую атаку, придавленный шумом, блеском и буквально осязаемым материальным статусом, и двигается на чистом автопилоте, тут же облепляемый взглядами и шепотом. Ему нужно быть уверенным, харизматичным и цепляющим, нужно вот так же непринужденно плыть среди сияющих мужчин и женщин с бокалом игристого и не думать о том, насколько он лишний на этом празднике от кутюр. Он неплохо знает корейский и одет с иголочки, однако тревога и желание стать как можно незаметнее гонят его в углы огромного зала. В полумраке роскошного интерьера мягко ухает басами изысканный диджейский сет, подмигивают отраженными огнями бриллианты и улыбки, модели, агенты, дизайнеры, инфлюэнсеры негромко переговариваются небольшими группками и выглядят максимально комфортно и уместно. В отличие от пытающегося слиться со стеной нервного Према. Ему кажется, что тонкий хрусталь бокала в секунде от того, чтобы хрустнуть в напряженных пальцах, а сам он – чтобы не эвакуироваться в аэропорт прямо сейчас. - Это не он, расслабься, - слышит он вдруг откуда-то сбоку, - просто очень похож. - И правда, я в первую секунду подумала, что это Чимин успел так вырасти. Вот оно, думает Прем, началось. Не было ни единого шанса не выделиться, если каждый, кто видел его, считал похожим на Пак Чимина. Не то чтобы он постоянно рефлексировал на тему, но сравнение, по его мнению, было явно не в его пользу. Конечно он видел и слышал Чимина из BTS чуть ли не из каждого утюга и кроме очень, очень отдаленного сходства не мог найти ничего. Неуловимые, как тень, как дежавю или сон, который никак не можешь вспомнить – так ощущал он смазанные общие черты с одним из самых популярных артистов мира. Плохая версия Чимина, вспоминает он собственные слова и невесело хмыкает, залпом глуша ледяное просекко. Он уже начинает оглядываться в поисках какого-нибудь самого уединенного балкона или хотя бы худо-бедно скрытого от посторонних глаз столика, как гул голосов совсем рядом внезапно усиливается, а сам он чувствует на себе чей-то как будто кожей ощущаемый пронзительный взгляд. - Я в текстурах застрял, че творится. – С коротким смешком восклицает незнакомый парень, а Прем поднимает взгляд. И обмирает. Прямо на него на расстоянии нескольких метров поверх шведского стола пристально смотрит настоящий, материальный Пак Чимин в окружении возбужденно переговаривающихся людей. И Прем буквально не может пошевелиться, потому что понимает, что, оказывается, камеры не передают и сотой доли сшибающей с ног сексуальности и энергии, и ему хочется только экстатически разрыдаться от обрушившегося на него знания. Так бывает, он слышал, когда смотришь на великие произведения искусства, синдром Стендаля, в который сакральный восторг от прекрасного выливается слезами. По какой-то невероятной случайности Чимин одет почти в такой же антрацитовый костюм с элегантным приглушенным блеском, только очевидно дороже почек Према. У них обоих почему-то именно сегодня одинаково уложены черные волосы и лаконично подведены глаза, и на долю секунды он может понять реакцию людей вокруг, потому что на первый взгляд они действительно должны быть похожи. Но только на первый. Изумленный и очарованный, Прем смотрит в глубину сверхплотной первозданной тьмы на дне глаз Чимина и не понимает, кому первому в принципе могла прийти в голову мысль об их сходстве, потому что он никогда не был настолько ошеломляюще красив. Да и никто не был, кроме Пак Чимина. С колотящимся сердцем, не глядя, он тянется за новым бокалом, чтобы освежить в раз пересохшее горло, но, будто ему было недостаточно всеобщего внимания сегодня, неловко задевает локтем целый поднос и опрокидывает на себя под удивленное оханье незнакомцев рядом. К нему тут же подскакивает несколько человек с салфетками, хотя белая рубашка очевидно испорчена, и Прем только сбивчиво благодарит, мечтая сию секунду провалиться куда-нибудь как можно глубже. - Хорошо, что вино белое, - звучит совсем рядом мягкий мелодичный смешок, - вода может спасти ситуацию. Похоже, ему суждено стать мастером спорта по замиранию от взгляда на Пак Чимина. Который осторожно берет его за локоть, уводя от перешёптывающейся им вслед толпы в сторону уборных, и Прем может только беспомощно смотреть на маленькую руку и плавную линию профиля. Смочив свой белоснежный дорогущий на вид платок, Чимин осторожно прикладывает его к испачканной ткани на груди ошеломленного Према, который все никак не может поверить в происходящее. - Пи, - забывшись, бормочет он, забирая платок, и запоздало складывает перед собой руки в приветствии вай, - спасибо, я сам. - Ты же нонг`Прем, - вдруг ласково улыбается ему этот самый красивый в мире человек, - мой тайский младший брат. - Хён! – наверняка округлившиеся удивленно глаза Према выглядят комично. – Ты говоришь по-тайски и знаешь меня? - Немного говорю, - смеется Чимин, и его прекрасные длинные глаза превращаются в полумесяцы, от чего у Према по позвоночнику бегут мурашки, - и я умею пользоваться интернетом. Они стоят совсем близко в окружении стерильного минимализма и подсвеченных зеркал, и Прем отчаянно умоляет время хоть немного замедлиться и дать ему прочувствовать и осознать момент. Случайно бросив взгляд на их отражение, он вдыхает и не может выдохнуть. Чимин ниже и меньше, он изящный, состоящий из мягких линий, его захватывающая дух красота как будто нездешняя, зыбкая и тягучая, туманящая разум, и когда он тоже поворачивает голову к зеркалу, полные, гораздо пышнее, чем у Према, губы чуть приоткрываются. - Доппельгангер, - шепчет Чимин и выглядит так, словно забыл, зачем они здесь оказались, - понимаешь? Прем мотает головой и понимает только, что прямо сейчас его простая жизнь с треском делится на до и после. Особенно когда узкая ладонь Чимина внезапно поднимается и невесомо гладит его по лицу, а сам он смотрит снизу вверх черными-черными глазами, почти не моргая. - Доппельгангер – темный двойник, я точно знал, что ты существуешь, я знал. Он говорит что-то еще, но мозг Према отказывается переводить с корейского сложные термины и в целом функционировать, сосредоточенный только на теплых маленьких пальцах на своей щеке и необыкновенном голосе. Если он доппельгангер, то Чимин совершенно точно сирена, потому что его голос опутывает волю не только во время пения. Звучащий вот так, близко, тихо, в гулкой тишине, он как сама музыка, мелодия, затягивающая в сладкие сети, как желанный томный плен. Он всего лишь говорит, а Прем уже знает, что не выберется. - Поедешь со мной? – Слышит он наконец знакомые слова, осознавая, что да, это к нему сейчас порывисто прижимается один из самых соблазнительных людей на планете. – Поедем, я все решу. О, Прем не только поедет, он полетит, поползет за ним, если Чимин ему скажет, и такая мгновенная власть над своей волей пугает и пьянит одновременно. Он мелко-мелко кивает и неловко хватает своими большими неизящными ладонями узкую талию, сходя с ума от свалившейся вседозволенности. Чимин обмякает в его руках на мгновение, такой маленький и тонкий, одуряюще пахнущий тяжелым сладким парфюмом, и Прем думает, что если завтра суждено умирать – он ни о чем не пожалеет после этого момента. - Пи`Мини, - хрипло шепчет, утыкаясь лицом во взмокшую ароматную шею, - ты меня заколдовал. Спустя четверть часа, он смахивает многочисленные сообщения, и без подсказок менеджера понимая, что будет молчать о случившемся до конца своих дней, и одной рукой жарко сжимает коленку прильнувшего к нему старшего. Дорогое авто с тонированными стеклами и мрачным, отделенным перегородкой, водителем, похожим на бывшего вояку, стремительно несет их в ночь. Чимин задевает его ухо роскошными губами и гипнотически шепчет о стихах, отражениях и двойственности. Прем понимает половину чисто интуитивно, не в силах думать ни о чем, кроме бесконечного душного желания, затянутого вокруг горла подобно шелковой петле. Оказавшись в огромной шикарной квартире на головокружительном этаже, он даже смутно не может припомнить запутанный путь сюда через несколько постов охраны и в целом не хочет знать о реальности сейчас ничего, кроме наконец-то захлопывающего за ними дверь Чимина. Капкан щелкает, ловушка срабатывает, нежные сети опутывают его с ног до головы без шанса на освобождение. - Иди ко мне. – Чимин протягивает к нему руки с таким отчаянным взглядом, что внутри Према словно раскручивается тугая пружина, и он в два прыжка сокращает расстояние и жмет его к стене, с облегченным стоном вгрызаясь поцелуем в податливый рот. Это катарсис, раскаленная волна, падение в желанную бездну – именно так целовать Чимина, жарко раскрывающего губы навстречу, бесстыдно всхлипывающего, и Прему к черту не интересна цена его дорогущих шмоток, которые он прямо сейчас нетерпеливо рвет с узких точеных плеч. - Детка, - слово само собой вырывается хрипом, стоит ему оторваться на секунду, - хен, пи, детка, я.. - Тихо, - Чимин с совершенно диким взглядом зажимает ему рот, - я тебе кое-что расскажу. Меньше всего Прему сейчас хочется разговоров, но его ведет от голоса Чимина не меньше, чем от близости, и он только измученно целует маленькую ладошку в самый центр. - Я написал песню, - старший звучит одурманивающе, настойчиво утягивая его вглубь квартиры на огромную кровать под, святые небеса, зеркальным потолком, - о том, что меня два. Он толкает Према на мягкий матрас и усаживается сверху, одним движением избавляясь от рубашки, жаждущий и трепетный, с сияющей в приглушенном свете кожей. - Посмотри на нас, - Чимин выгибается, запрокидывая голову к их отражениям, когда Прем ведет кончиками пальцев по nevermind на ребрах, - ты такой красивый, ты моя мужественная версия. Прем смотрит завороженно. В мутном освещении, создающем причудливые тревожные тени, они выглядят как две части целого, разные и похожие одновременно. Он словно заново осознает себя самого, в трансе сжимая бедра Чимина, видит свои глаза и брови вразлет и мягкие, женственные линии лица старшего, свои широкие плечи и прокаченные мышцы и выступающие под кожей кости тонкого худенького Чимина, и эта удивительная двойственность кидает его за какую-то последнюю грань, о существовании которой он раньше и не подозревал. Под мелодичное «ах» он рывком швыряет старшего спиной на кровать и обрушивается на него губами, зубами, ладонями, избавляя обоих от брендовых тряпок и остатков самоконтроля. - Пожалуйста, аах, - скулит Чимин, когда озверевший Прем кусает его маленькие соски и давит на колени, заставляя раздвинуть стройные ноги, - назови меня нуна. Прему кажется, что он слышит стук с его личного дна, и отчаянно старается не вести себя как похотливое животное с трепетными чувствами, но Чимин делает все, чтобы его разрушить. - Моя маленькая нуна, - хрипит он во вспыхнувшее ушко, и старший под ним стонет в голос и обхватывает его плоть двумя ладонями, - ты ждала меня, сладкая девочка? - Боже, да. – Всхлипывает Чимин и, извернувшись, переворачивается на живот. На секунду Прем оказывается в шаге от самого тупого вопроса в мире и хочет спросить, что означают потрясающе красивые фазы луны вдоль позвоночника, но челюсти сводит, и он просто выцеловывает татуировки, скользя ниже и ниже. Чимин хнычет и выгибается, трется о простыни и раздвигает ноги почти в шпагат. - Блядь, - собственный и так низкий голос падает на пару тонов, когда Прем чувствует под пальцами и языком, видит и осознает лаконичный белый кристалл между округлых тренированных бедер, - эта развратная нуна всегда ходит на показы с пробкой? Чимин поворачивает голову, уткнувшись одной пылающей румянцем щечкой в кровать, и улыбается порочно, грязно и нежно в одно и то же время, а на дне его сияющих глаз бушует мрак. - Я же сказала, что ждала тебя, сделай с этим что-нибудь. И Прем делает. Они сгорают друг в друге всю ночь. Чимин разрывает ногтями простынь, вцепившись зубами в подушку, когда Прем берет его в первый раз. Он кончает без рук, широко раскрытыми глазами глядя в зеркальный потолок на их отражения. На темной кухне Прем трахает его, перегнув через стеклянный стол, и в падающем из окна скудном свете залитое чувственными слезами лицо Чимина бьет его в самое сердце. Ощущая спиной мягкий ворс ковра в гостиной, Прем любуется медленно и плавно двигающемся на нем старшим, ненасытным, грациозным, горячим и гибким. На рассвете он лениво вылизывает заласканного Чимина, как девочку, и слушает его сорванный голос, шепчущий на нескольких языках. Новый день встречает шумом дождя, десятком пропущенных от менеджера, напоминанием о вечернем рейсе домой и сладко сопящим Чимином под боком. У Према трясутся руки и подозрительно щиплет глаза от ошеломляющей горячей нежности к этому доверчиво прижавшемуся к нему человеку. Но он, случайный прохожий, не имеет на это права и должен исчезнуть также тихо и внезапно, как и появился. Максимально быстро собирая и натягивая на себя разбросанные вещи, он старается не смотреть в сторону спящего Чимина, не прокручивать в голове все случившееся и сосредоточиться на вызове такси в отель. Так бывает. Пусть он никогда не станет прежним, некоторые моменты должны проживаться без продолжения. Уже стоя в прихожей и кое-как напяливая обувь, он оборачивается на звук шагов и замирает ровно также, как вчера при первом взгляде на Чимина. Также, но бесконечно иначе. Старший по уши закутан в одеяло и хмурится так очаровательно мягко, что Прем малодушно хочет послать к черту всю свою жизнь и упасть к маленьким стопам, оставшись у его ног навсегда. - Надеюсь, ты не сбегаешь, а просто опаздываешь на рейс. – говорит Чимин и грозно выставляет из своего кокона крошечный пальчик. – У тебя будет две недели, чтобы найти лучшую уличную еду в Бангкоке. - А что будет через две недели? - Сердце Према предательски разрывается, осыпаясь осколками перед старшим. Он против воли делает шаг вперед и сжимает тонкую руку. В последний раз, говорит он себе. Но у Чимина явно другие планы, потому что он вдруг улыбается какой-то хитрой и немного глуповатой улыбкой, делающей его похожим на совсем юного мальчишку. - А через две недели я приеду отдыхать от диеты в Таиланд, - он аккуратно подносит большую ладонь Према к припухшим за ночь губам и мягко целует, - навестить своего доппельгангера. И планы меняются теперь и у Према.