Все ради зеленого пикапа

      Последние огни центра города, как цветные стекляшки, наконец остались позади. Теперь же поперек главной дороги одна за одной темнели только пустынные улочки не самого спокойного южного района. За стеклом с водительской стороны промелькнули несколько фонарных столбов, трижды осветив крышу бежевого "кадиллака", после чего шикарная машина проехала еще пару метров и окончательно остановилась. Блестящие от свежей полироли бока призывно сверкнули по всей своей длине. Остро и коварно. Мотор мягко заглох, проурчав, а затем в тишине салона раздался облегченный выдох. Звякнувший от касания руки водителя ключ в замке зажигания украшал золотистый брелок в виде головы аллигатора с изумрудами вместо глаз.       В салоне воцарилась тишина. Однако ненадолго. Водитель, молодой парень, неверяще обхватил свое лицо руками.       — Офигеть.       Пассажир на соседнем сиденье не спешил отвечать, видимо, все еще приходя в себя после поездки. Он, не моргая, смотрел сквозь лобовое стекло, кусая губы.       — Офигеть, Сабо. Реально офигеть. Ты понимаешь? Понимаешь, че произошло?       — Ага, — наконец отозвался тот, повернув голову. Не сказать, что выглядел он так же радостно, как и его друг. — Понимаю. Мы угнали тачку Крока.       — Именно! Угнали у него тачку! Ты прикинь! Блин. Сижу в ней и не верю. Просто чума.       Парень на водительском месте с задумчивой, немного маниакальной улыбкой поглаживает кожаное сиденье под собой, а после снова смотрит на друга, и в глазах его вспыхивает еще больший огонь азарта.       — Я о таких в детстве даже не мечтал. Не то чтобы сесть за руль, даже посидеть просто! Это же такая красотка. Смотри, "cadillac Eldorado", триста сорок лошадок, шесть литров. Я знаю, что она у него из Италии, там только один завод собирал их… — говорит он с запалом и страстью, но отклика в лице напротив не видит, потому моментально киснет. — Ах, ну да, ты ж на таких все детство, поди, катался. Я и забыл, что таким сына нашего мэра не удивить.       — Эйс, не в этом дело. Я в принципе к машинам ровнее дышу, чем ты, — а сам про себя думает, что в реальности ему вообще плевать на все эти тачки, моторы, колеса, двигатели и эксклюзивные дорогие модели. Его всегда волновало другое. Точнее, другой. Тот, что сидел сейчас меньше чем в метре от него. — Я рад, что ты смог исполнить свою безумную мечту – угнать машину. Я – не я, если бы не поучаствовал в этом.       — У тебя потрясный талант отвлекать на себя внимание. Ты идеальный подельник! — Эйс тянется и по-свойски толкает Сабо в плечо, вспоминая их чудесный маневр в центре возле мастерской старины Кроки. — Что бы я без тебя делал?       — Лучше об этом не думать. А вообще – ничего. Ничего бы ты не делал.       Эйс заразительно смеется и провоцирует на смех друга, потому пять минут в машине стоит их неуемный хохот. Конечно, Эйс прекрасно знал, как сильно Сабо печется о законности всякой идеи, возникающей в его безумной голове. Знал, как Сабо может ворчать и душнить, заслышав про очередную экстремальную задумку. Знал, как иногда даже тот может пытаться отговорить его. Но, в конце концов, уверенность в том, что Сабо все равно его не бросит, подогревала неуемную бесовщину внутри Эйса, провоцируя новые и новые выходки. Ведь когда тебе девятнадцать, мир пестрит азартом, интересом и возможностями, а рядом друг с безупречной репутацией, разве это не повод отпустить тормоза, насладившись жизнью на полную катушку? Эйс считал, что повод. А еще очень старательно убеждал в этой идее Сабо. И тот сдавался. Для Сабо лучшим поводом был сам Эйс.       Отсмеявшись, Сабо опустил сиденье назад, расслабляясь. Адреналин постепенно сдавал свои позиции, оставляя в теле лишь легкий озноб.       — Ну, ладно. Заводи обратно. Уже полтретьего ночи. Мне завтра ехать на выставку.       — Куда?       — Да я не знаю, я не спрашивал отца.       — Не-не. Я не про выставку. Ты сейчас сказал “обратно”. Что ты имел ввиду? — руки Эйса легли поверх кожаной оплетки руля, а затем он прижался к ним своей щекой.       — Ну, в смысле? Отвезти тачку обратно Кроку?       Эйс удивляется, хмурясь.       — На кой хрен?       — А-аа, — на мгновение Сабо чувствует некоторую растерянность, но затем хмурится в сторону Эйса. — Ты что, не думал ее возвращать?       — Нет.       — Ты свихнулся? Что ты собрался с ней делать?! — негодовал Сабо.       — Продать.       — Кому? Это ж тачка Крока! Ее все знают!       — А Дуайту плевать. Он возит их по своим, не здесь.       — Ты в смертники заделался? Мы не договаривались о таком!       Паника внутри Сабо росла и больше оттого, каким спокойным выглядел Эйс. Словно он уже давно все решил.       — Сабо, не мороси. Тебе не идет. К тому же как он вообще догадается, что это я?       — Мы, — уточняет тот. — Нас могли видеть!       — Мы, — тоже выделяет тоном Эйс, — договорились, что ты позаботишься об этом. Разве нет?       — Я сделал все, что мог!       — Ну тогда и забей.       — Эйс, черт. Почему ты сразу не сказал о намерении продать машину?       — Это же очевидно. Зачем, по-твоему, ее красть тогда? Покататься, как школьник, и вернуть? Несерьезно, Сабо. Мои амбиции выше.       — Амбиции стать автоугонщиком?       — Да вот ты присосался!       Поморщившись, Эйс глянул в зеркало заднего вида на заживающую болячку возле губы, поковырял ногтем и содрал мешающую корку. Ранка закровила, однако он вовремя облизал ее языком. Хмыкнув, Эйс вновь заводит мотор "кадиллака", уводя с нейтралки.       — За десять минут ты стал невыносимее, чем за весь прошлый месяц.       — Ты передумал? — надежда затеплилась в Сабо.       — Нет. Но отправлять тебя домой пешком – совесть заест. Еще немного покатаешься на угнанной красотке.       Сабо хотел еще что-то сказать и не успел. В образовавшейся тишине салона щелкнул тумблер, заиграла мелодия первого попавшегося радио. Подобравшийся Эйс уселся поудобнее, ткнул в золотистую голову крокодила на брелке с ключом и увеличил громкость музыки. Сабо намек понял. Слушать сегодня его больше не будут. Поэтому, сложив руки на груди, уткнулся взглядом сквозь стекло машины в проглоченную ночью черную улицу южного района. Знал бы отец, чем он занимается, непременно открутил бы голову. И в первую очередь не ему. А Эйсу. Сабо не был уверен, как долго продлится его тайная дружба с Эйсом, потому что тот только и делал, что постоянно повышал ставки и риски. Когда-нибудь его везение точно закончится. Оно определенно не может быть бесконечным.       Эйс молча высадил его спустя пятнадцать минут пути по объездной дороге. Он любил говорить, что “маленький домишка” семьи мэра на гектаре земли на окраине города – слишком удачное стечение обстоятельств для их незаметных вылазок. По этой причине он совсем не боялся засветить угнанный "кадиллак", со спокойной душой насвистывая в такт мелодии радио, сворачивая на подъездной участок. И все равно он не дал Сабо сказать ни слова. Зачем-то напялил найденные в бардачке чужие авиаторы, поправляя их на переносице, махнул в открытое окно рукой и был таков. Ярко-красные огни красивого бежевого "кадиллака" умчались прочь, растворяясь в ночи. Сабо тяжело вздохнул, опустив плечи. Вместе с двадцатым летом жизнь Сабо претерпевала еще большую безбашенность Эйса. И чем старше тот становился, тем сложнее его было сдерживать.       Несколько дней они не общались. И то ли дело было в занятости Сабо семейными делами, то ли Эйса слишком допекло желание друга вернуть угнанный "Эльдорадо". Конечно, Сабо не мог с уверенностью сказать, в чем же было дело, но по истечении третьего дня он не сдержался, набирая Эйсу короткое, не слишком подозрительное сообщение вроде: “Ты здесь?”       Ему не отвечали больше трех часов, вынуждая начать волноваться. Не находя себе места, парень пропустил семейный ужин, получив за это выговор от отца, забыл о дополнительных занятиях, назначенных еще на той неделе, успешно проигнорировал обещанный матери раунд в покер. Он исходил гранитный пол на общем балконе вдоль и поперек, не находя себе места. Пробовал звонить, но абонент продолжал находится вне зоны действия сети.       Естественно, подобное происходило далеко не впервые, но именно сейчас Сабо чувствовал внутренне какую-то тяжесть и странное опасение. Эйс любил заставлять его волноваться, абсолютно не представляя, какие муки совести в такие моменты испытывал Сабо.       Однако когда на дисплее телефона цифры сложились в красивый дуэт 21:21, Сабо ощутил внезапную вибрацию в руке. От Эйса пришло сообщение: “Через полчаса на старой вилле Тома. P.S. Захвати выпить. ”       Вздохнув с облегчением, он почувствовал на губах улыбку. Жив – уже хорошо. Про Кроки на днях так и не было ничего слышно, но узнать о нем явно не помешало бы. Правда, об этом парень предпочел подумать чуть позже, ибо внутри у него почти сразу же родилась новая тревога. Если Эйс просит захватить выпивки, значит, он непременно собрался что-то отметить. Но что? Любая из идей, приходящих в мысли Сабо, вертелась исключительно вокруг того, что Эйс что-то провернул без него. Без Сабо. И Сабо это немного злило, но больше все-таки вызывало необъяснимое опасение. Пока непонятно, за что.       Из выпивки все, что он смог достать – бурбон из любимой коллекции отца. Это первое и единственное, до чего дотянулась рука, пока Сабо, как чистейшей воды домушник, шарился в темноте по полкам серванта из красного дерева. Потом в коридоре послышались шаги припозднившейся прислуги. Парень, не желая оказаться рассекреченным, рванул прочь на балкон, пряча бутылку в рюкзак и спускаясь в сад по плетущемуся дикому винограду. Путь, как обычно, был свободен.

***

      На старой вилле Тома, старика, что, по легендам, сгинул в пасти аллигатора, обнаруженного в местной реке, никто, кроме Эйса и Сабо, не ошивался. Даже местные подростки боялись приближаться к угрюмому деревянному дому у границы южного и восточного районов в окружении одичалого кукурузного поля. Он всегда как-то зло и опасно смотрел темными провалами окон, тихо поскрипывая рассохшимися ставнями в унисон таинственному шороху кукурузных зарослей. А еще Эйс придумал нелепую байку и распространил среди населения, вовсе не заботясь о том, что его обман раскроют. В ней было что-то про созданные из человеческой кожи уродливые пугала, что незаметно оживали ночью и бродили по полю и вокруг виллы в поисках новых жертв. По мнению Сабо, кое-кто просто сильно пересмотрел фильмов на подобии “Дети кукурузы”, а городская молодежь оказалась до одурения внушаемой. Ну, либо очень трусливой. Поэтому Эйс без зазрения совести называл виллу Тома “своей”. На всякий случай он, наловчившись, по периметру дома умудрился наставить ловушек. Безобидных, но действенных. Оттого Сабо каждый раз приходилось высчитывать нужное количество шагов в определенном направлении, смотреть по сторонам и старательно вспоминать, не наделал ли Эйс новых, когда он здесь оказывался.       Перевалило за одиннадцать вечера. Устроившийся в деревянном, пропахшем застарелым сигаретным дымом кресле-качалке, Сабо смотрел на черное небо с россыпью свежих звезд и вертел в руках квадратную бутылку бурбона. Приятно шелестело ночное поле июльской кукурузы, и не смолкали в ее зарослях сверчки. Покачиваясь на кресле вперед-назад, продавливая полусгнившие половицы веранды, Сабо размышлял, что будет, если вдруг он расскажет Эйсу о своих реальных чувствах к нему. Размышлял, оглаживал большим пальцем гравированную крышку дорогого алкоголя и терялся в созданном самим собой бесконечном круговороте предположений и вариантов исхода. До момента, пока на границе поля не заметил движение и свет фар. Машина.       Сабо мигом встает, нервно всматриваясь в пустое пространство перед виллой-развалюхой, готовый различить непрошенных гостей. Потому что при всех талантах Эйса машины у него не было. Сабо ждет напряженно, оставив бурбон на полу у прокуренного кресла, а сам спускается на одну ступень ниже к земле, ощутив, как сжалась диафрагма под ребрами, а мышцы рук неосознанно напряглись.       Через считанные минуты, разметав в клочья зеленые листья и стебли еще молодой кукурузы, что в это лето слишком густо перекрыла просвет единственного подъезда к дому от большой дороги в виде двух неглубоких колей, на пустующую площадку у виллы ворвался черный, как нефть, "майбах". Ворвался, газанул по кругу, выкручивая колесами плотную дернину, и так же резко замер, погасив фары. На Сабо из замолчавшего сумрака ночи остро смотрел серебристый треугольный значок, четко расположившийся по центру над решеткой радиатора. Эту тачку он знал даже без номеров. Ему казалось, что он вот-вот подавится собственным сердцем, которое отчаянно не хотело уходить плотным комом из горла.       В противовес любому и всем ожиданиям, из салона "майбаха" высунулась знакомая вихрастая голова, а затем и рука. Не махнувшая. Но будто честь отдавшая. Эйс иногда по приколу подстебывал замашками Гарпа. Вот как сейчас. А Сабо просто осел на ступеньку, где стоял, сию минуту понимая, почему он испытывал непонятное беспокойство все это время. Тачка местного криминального авторитета – точно не то, что он хотел увидеть ночью, будучи приглашенным в это место. У него не находилось слов.       — Тебя прокатить? — бережно похлопав еще теплую крышу автомобиля, Эйс пытался рассмотреть лицо друга в темноте. — Ты слышал, как она мурлычет? Эта девочка – просто звезда. Хочешь еще послушать, как она поет?       Но Сабо лишь схватился за волосы, догоняя необратимость произошедшего, медленно спускаясь с веранды.       — Эйс. Но это же…       — Что? Ну? Говори. Узнаешь?       — Нет, Господи! А-а-а! — крикнул в небо Сабо, задрав голову вверх, а затем снова взглянул на друга, гораздо более злой и осознанный. — Какого дьявола, Эйс?!       В ответ на вопрос тот состроил задолбавшееся лицо и закатил глаза, опираясь спиной о тачку.       — Я думал, у тебя прошел твой мамский гон! В чем дело, Сабс? — сложив руки крест-накрест, он, очевидно, сообщал о своей отстраненности.       — В том, что Кроки нервно курит в сторонке! Тачка Дофламинго, Эйс! Блять!       — Ого, ты умеешь материться? — у Эйса вырывается удивленный саркастический смешок.       — Это не смешно! Вообще! Я думал… Я думал, мы закрыли эту тему и просто потусим тут, а ты…       Нужные слова никак не шли Сабо на ум, он пыхтел, задыхался, чертыхался и с огромной болью смотрел на блестящий "майбах" самого криминального человека на ближайшие несколько штатов. Парень был в полной растерянности.       — Он тебя вздернет. Эйс, — Сабо не заметил, как вцепился пальцами в растянутую красную майку друга.       — А вот и нет. У меня алиби.       — Какое, черт побери, алиби? Что ты делал вообще все эти дни?       — Говорю же, строил алиби-и-и, — с нахально-довольным видом Эйс растягивает последние буквы слова, выдыхая ему в лицо. Выпутывается из хватки Сабо, отходит назад, рассматривая шикарное тело черного авто.       — Это уже мало походит на твои обычные развлечения.       Эйс морщит нос и губы как будто несколько брезгливо.       — Давай я напомню, у кого в жизни все схвачено, а кому надо жопу рвать, чтобы добиться хоть чего-то. А ты меня всегда прикрывать не сможешь. Ты принес выпить?       — Ты сам тогда отказался. Я мог попросить отца.       — Я не про случай в баре! Плевать на него. Просто мне пора научиться разруливать свою жизнь на совершенно ином уровне. И вообще, заканчивай. Я не собираюсь ссориться из-за тачки. За такую красоту надо пить! Жаль, правда, что долго я на ней не покатаюсь.       — И что, Дуайт так легко согласился принять машину Дофламинго? — с сомнением интересуется Сабо, отслеживая, как Эйс вернулся к машине и теперь касался ее бока, присев возле.       — Это была его маленькая мечта. Я знаю, — хитро оскалившись, Эйс целует черную поверхность машины, покрытую слоем пыли, а после бодро встает на ноги. — Просто все его подельники – чисто ссыкуны.       — Действительно. С чего бы им такими быть? — проворчал себе под нос Сабо, сунув руки в карманы. Он был все так же растерян.       — А я не такой. Самодовольная мина не покидала его лица. Эйс продолжал говорить, попутно проверяя автомобиль на предмет повреждений и потертостей. Разглядывал каждую деталь, бережно прикасаясь, будто бы к любовнице, не меньше. Когда дело дошло до задней части машины, стало видно, как у Эйса внутри буквально взорвался пожар азарта. Не раздумывая, он кладет ладони на поверхность багажника и издает негромкий свист.       — Бинго! Тут не закрыто.       — Да? Сомневаюсь, что Дофламинго возит с собой что-то ценное вроде денег или наподобие. Скорее уж труп какой-нибудь.       Говоря это, Сабо стоял у переднего капота, чуть опершись на него и сложив на груди руки. Настроение у него и без того было сильно подпорчено, поэтому казалось, что хуже уже не будет. Пусть ночь была теплой, а стрекотание сверчков довольно уютным. Он в глубокой задумчивости ковырял носком кроссовка растущий под ногами подорожник, не в силах смириться с глупой затеей Эйса, пока у него за спиной не раздался звук открывающегося багажника, а следом емкое эйсово:       — Твою мать!       Парень успел отскочить назад на пару шагов, схватившись за голову. Увидев это, Сабо мигом подорвался, тотчас оказываясь на месте, где был Эйс несколькими секундами ранее. А заглянув в багажник, дергается в сторону так же резко, инстинктивно выставляя перед собой руки, отгораживаясь. Оба парня минут пять стоят рядом безмолвно, плечом к плечу, чувствуя друг друга, и неотрывно созерцая глубину открытого багажника, не решаясь сказать что-либо. Если Сабо думал до этого, что все плохо, то теперь он был уверен в том окончательно. Все вырисовывалось пиздец как плохо.       — Он мертв? — Сабо не хочет терять надежду.       — У него синие губы. Но, очевидно, пулевое во лбу – куда более наглядное подтверждение.       Еще какое-то время они снова молчат, а потом Сабо поворачивается к Эйсу, язвительно интересуясь:       — Что, все еще считаешь это хорошей идеей?       — Не начинай…       — У тебя в багажнике труп!       — Не в моем.       — Да кого это ебет-то?       Эйс в удивлении округляет глаза, оглядев Сабо сверху вниз и обратно, словно впервые видит.       — Аргумент. Поможешь его вытащить? — спрашивает, но видит еще более офигевшее выражение лица друга. — Нет, а что, по-твоему, я должен отдать Дуайту тачку со жмуриком?       — По-моему, — разглядывая в темноте веснушчатое лицо друга, Сабо почти сдался, — мне надо выпить.       В подтверждение этому он обходит машину со зловещим содержимым по широкой дуге и идет к веранде виллы, где оставил бутылку коллекционного отцовского бурбона. А когда он ее находит, то сразу с хрустом срывает запечатанную крышку несколькими движениями руки, чтобы потом отправить ее куда-то в траву у покосившихся деревянных ступеней. Его губ уже коснулось холодное стекло узкого горлышка, и обоняние успело обжечь едким запахом односолодового, прежде чем бутылку с силой выхватили из его рук.       — Решил, что мне одного жмурика тут мало?! Отдай!       Особого сопротивления Сабо не проявляет, позволяя забрать содержимое его рук.       — Сейчас, я немного приду в себя, — сделав большой глоток, Эйс забавно кривит лицом, заламывая брови и делая смачный выдох в сторону, — и можно будет подумать, что с этим делать. К слову, ты серьезно готов был выпить?       На Эйса Сабо посмотрел мельком. Устало опустился на все то же кресло-качалку, откинув голову к его спинке.       — Серьезно.       Впоследствии Сабо действительно на свой страх и риск пригубил пару раз, но не больше. Отчасти для того, чтобы успокоиться, отчасти для того, чтобы настроить себя на тот план, который пришел ему в голову, пока он слушал болтовню Эйса. Сначала относительно трезвую, а потом уже не очень. И Сабо не то чтобы не останавливал его, он, напротив, подначивал Эйса пить больше, чтобы тот в конце концов просто вырубился, дав пространство для запланированного маневра. Самое забавное, что Эйса уговаривать долго не пришлось. Спустя полчаса увлекательной болтовни его язык начал заплетаться, движения стали медленнее и разнузданее, а потом он и вовсе принялся редко моргать, забывая начатую минутой назад мысль. Сабо выждал еще около пятнадцати минут, и, когда время перевалило за полночь, он, тяжко вздохнув, сопровождаемый тишиной с соседнего кресла, покинул свое место.       В опустевшей на две трети бутылке еще плескалось немного бурбона, а Эйс вальяжно распластался тряпичной куклой, будучи в полнейшем отрубе. Единственное, что Сабо оставалось сделать – оттащить его на дряхлый пыльный диван в одной из комнат виллы на втором этаже. Тот, конечно, со всех сторон погрызли крысы, и несколько пружин не слишком удачно прорвали обивку в нескольких местах, но это оставалось единственным местом, где можно было худо-бедно примоститься. Эйс даже натаскал сюда каких-то пледов. И где он только их достал, черт разберет.       Когда Сабо дотащил Эйса до долгожданного дивана, то устало скинул его, падая коленями на пол. Застыл, лежа на нем головой, некоторое время молча наблюдая.       — С виду и не скажешь, что тонну весишь, — бормоча в складки эйсовой майки в районе живота, он смотрел на него долго, не в силах оторваться, переводя дух. — И что я буду делать, если с тобой что-то случится, а? Дурак. Даже если мне придется всю жизнь молчать об этом…       Рука Сабо потянулась к щеке Эйса, касаясь совсем невесомо, ведя кончиком пальца вниз к подбородку и замирая под нижней губой.       — Не думаю, что тебе это могло быть интересно хоть на минуту.       Его голос утонул без ответа в тишине дома. Снова вздох. Поднявшись с колен, Сабо отряхивает светлые джинсы, а потом достает из кармана смартфон. Ищет на картах нужный адрес и включает навигатор, чтобы понять, сколько ему потребуется времени. Данные показывали около двадцати семи минут езды.       — Знал бы ты, на что я иду ради тебя.       Он покидает виллу Тома, зная, что ему ничего не ответят. На веранде он успевает сделать еще один глоток бурбона и швырнуть бутылку в заросли. Ноги не слишком уверенно, но несут его к притаившемуся в темноте "майбаху". Поездочка обещала быть нервной и самую малость опасной. Не каждый день ведь выпадает возможность покататься на любимом авто известного гения криминального мира, да еще с трупом в багажнике.       Поворачивая ключ зажигания, Сабо посмеивается, не забывая приговаривать про себя: “Это только ради тебя. Ради тебя”.

***

      Нельзя было назвать это поместьем, однако на шикарный лофт напрашивалось определенно. Трехэтажный дом со стеклянной крышей на границе центрального и северного районов знал почти каждый. В том числе и малые дети. Тот, кто там жил – был для них дядя Доффи, по фану раздающий раз в месяц несколько кило леденцов всем желающим. В этот особенный день у ворот территории его шикарно подстриженного сада выстраивалась очередь из галдящих дошкольников, среди которых, однако, находились и более взрослые.       А вот люди старшего возраста прекрасно знали о криминальном роде деятельности этого человека, но предпочитали сдержанно улыбаться и не отсвечивать без надобности в страхе лишиться всего, что у них есть, начиная от работы и заканчивая жизнью. В глаза люди любили Доффи, а за глаза – желали скорейшей смерти и молили об освобождении от тирании Донкихота. К сожалению, даже мэр города был бессилен перед влиянием такого крупного авторитета преступного мира. Хотя с виду, казалось бы, Дофламинго – вполне культурный мужчина. Так он себя вел. В гриме он не нуждался. Притворство, хитрость и беспощадность были его лучшими масками.       Сабо остановил "майбах" очень тихо, проделав длинный путь по набережной водохранилища. Взглянул в лобовое стекло, наклоняясь ближе и задирая голову кверху. Еще не светало, но небо, как хамелеон, уже готовилось сменить цвет своей шкуры более светлыми тонами, начав с линии горизонта над поверхностью воды. Парень был уверен, что все нормальные люди такое время встречают в кровати под теплым одеялом. Все, да не все. Не он. Не Эйс, и некоторая вероятность, что…       В стекло машины постучали. Справа. Вздрогнувший Сабо чуть не проделал затылком дыру в потолке салона "майбаха", а потом затравленно обернулся. Со стороны улицы на него смотрело лицо владельца автомобиля, жующего жвачку. Потерявший дар речи парень попытался проглотить вроде бы рациональный страх, но тот упрямо застрял в горле. Дофламинго Донкихот лениво почесал затылок и пальцем дважды указал Сабо вниз, намекнув, что неплохо бы опустить стекло. И у Сабо не было причин не выполнить просьбу. Удача сегодня явно его обходила стороной.       С матовым шорохом стекло медленно уползло в дверную нишу, впустив в салон еще не проснувшийся звук плеска воды и взъерошенную голову Дофламинго. Запахло едким одеколоном и ментолом. Мужчина уложил руки поперек дверцы машины, свесив их длинными запястьями внутрь салона. Осмотрелся, не прекращая жевать. Сабо же был не в силах ни оторвать взгляд, ни сказать и слова. Он чувствовал себя загнанным в угол.       — Ну, — размеренная пауза, скорее всего, свойственная манере речи, — расскажи-ка мне, мальчик, а что, отец лишил сына мэровских привилегий?       — В смысле? — еле выдавливает из себя парень, пока его ногти чуть ли не впивались в несчастный руль "майбаха". Внимательно сощурив глаза, Дофламинго стал жевать медленнее. Вдумчивее.       — Я имею ввиду, игрушки отобрали? Что там у вас, детишек, сейчас модно? Папке решил насолить? Подростковый бунт? — губы неожиданно расходятся в острой улыбке. Сняв очки с красными стеклами, мужчина кивнул, хмыкнул.       — Н-нет.       У Сабо очередная попытка выглядеть собранным летит коту под хвост.       — М-мм, — делает вид Донкихот, будто соглашается, а потом оглядывает салон машины, наклоняя голову то вправо, то влево, то вниз, словно проверяя на наличие повреждений. Затем дотягивается до бардачка и, открыв его, довольно усмехается, фыркая в голос.       — А, понял. На развлекушки денег не дают? Тут вот лежала пара тысяч зеленых как раз. Хватило?       Хорошо врал Сабо только Эйсу и отцу. Собственно, насчет того же Эйса. Остальным – совсем не умел. И сейчас сидел на такой измене, что щека его непроизвольно дергалась в сопротивлении. Соврет, и его тут же раскусят. Поэтому парень коротко кивает один раз. А потом еще раз.       С водохранилища в открытое окно задувает сырым воздухом, раскачивая маленькую плюшевую фигурку фламинго на зеркале заднего вида. Донкихот души в ней не чаял. И любил. Правда, чуть меньше, чем свой холеный "майбах", угнанный каким-то засранцем вчера вечером. Малолетний недоумок думал, что ему несказанно повезло и его никто не заметил, когда он варварски вскрывал замок на двери автомобиля. Но Донкихот, добавляя дольку апельсина в бокал с "Апероль Спритц" на своей мансарде, одним жестом руки остановил личную охрану, а те передали команду остальным у ворот. Ему показалось это забавным. Он включил на часах секундомер, всматриваясь вниз на асфальтированную площадку за территорией, где еще пару часов назад по дурости оставил черную малышку. Кто ж знал, что пчелы слетятся так быстро? Точнее, одна пчела. Даже не так – трутень.       Вытащив из замка зажигания ключ, Сабо медленно протягивает его в сторону мужчины, замершего в окне.       — Возвращаю. Я не подумал.       Дофламинго опомнился, вскинув брови. Цокнул, но ключ забрал.       — Да ладно. Плохо просто подумал. Не до конца, да? Ну ничего. Наверстаешь. Не последний день живешь, а?       Подмигнув парню, хозяин машины подается назад, выныривая из салона "майбаха". Однако не проходит и пары секунд, он снова показывается в окне, хищным, резким движением головы вперед оказавшись в машине чуть ли не наполовину. А приблизившись к уху Сабо, тихо, будто обеспокоенно, интересуется, задевая своим дыханием растрепанные золотистые завитки волос напротив:       — Не сильно, надеюсь, гонял? А то у меня клиент. Там. Ну. У него вестибулярный аппарат, кажись, не очень. Тряску не переносит. Голова идет кругом.       У Сабо вниз все падает, горло сводит от напряжения и воспоминания о том, что находится в багажнике. Медленно повернувшись вправо, парень буквально в десяти сантиметрах от себя смотрит в гладкое, с редкими морщинам у глаз лицо.       — Он же. Мертв.       Констатация очевидного плюс любопытство и храбрость парня веселят Дофламинго почти от всей души. Он лыбится снова, а брови его изгибаются в притворном удивлении.       — Это вызвало какие-то неудобства?       Ему в ответ отрицательно мотают головой, хоть и неуверенно.       — Хорошо. А то вот тому товарищу слишком многое было неудобно. Но ты же в курсе, что когда неудобно постоянно и везде, проблема не в окружении, а в тебе самом, да?       Кивок.       — Вот и отлично. Хорошо, когда не нужно объяснять иначе. Тому вот, увы, пришлось, — мужчина указывает подбородком на другую часть машины, жует жвачку и, быстро надув из нее маленький пузырь, тут же лопает, смыкая зубы. Вздыхает.— Смышленый ты. Весь в отца. Давай вылезай. Пойдем папке звонить. В гости его позову. А то давно не виделись чего-то. Поди, и поседеть успел, не?       Сабо снова смотрит вперед, в лобовое, унимая зарождающуюся дрожь. Закрывает медленно глаза и стекает вниз по водительскому сидению. Внешне он, конечно же, спокоен. А внутри...       Нет, правда, не думал же он, взяв на себя ответственность, что отец останется в стороне, не узнав? Само собой, нет. Сабо все прекрасно понимал. У него было около часа, чтобы придумать самую идиотскую на свете причину, по которой он угнал тачку криминального авторитета города – Дофламинго Донкихота. Донкихот же, в свою очередь, остановил секундомер, отметил прошедшие почти шесть часов и, довольный, снова посмотрел на сына мэра в своем автомобиле.       — Какая дружба, мать ее, а.       Махнув охранникам открыть ворота, давится смешком, покачивает головой, после чего, игриво проматывая длинную адресную книгу на телефоне, находит и выбирает номер с пометкой "Мэр:D". Всего четыре гудка.       — Проснись и пой, многоуважаемый товарищ мэр! Я тут подумал, что хочу позвать тебя к себе в гости.       Ему что-то невнятно отвечают.       — Что? О нет, ни о каких спорах речи быть не может. У меня тут, понимаешь, — смотрит за спину через плечо на плетущегося Сабо в темно-синей футболке и светлых джинсах, подрагивающего от утренней прохлады, — кое-что твое затесалось. Или кое-кто.       Жилистая рука Дофламинго едва ли не тычет Сабо в лицо свой телефон, и парень видит, с кем ведется звонок. Донкихот почти смеется, ему очень весело.       — Сабо, да? Поговори с папочкой. А то он мне не хочет верить.       Сабо берет телефон, но про себя повторяет: "Это все ради тебя. Ради тебя".

***

      Ситуация, произошедшая с тачкой Дофламинго, разрешилась. Почти тихо, почти мирно. Кто-то пополнил свой банковский счет на пару "лимонов", получил дополнительные поблажки в виде закрывания глаз на некоторые сферы бизнеса и даже контроль над одной из крупных городских компаний. Другой же разорился на крупную денежную сумму, едва не получил инфаркт, снова пожертвовал честью вкупе с моралью, закрепив это чувством сильнейшего разочарования. В третьем. Который стал в глазах отца огромным позором, избалованным инфантильным сосунком. Испорченным и бесперспективным человеком без уважения.       Сабо сказал бы отцу, что тот и сам много в чем для него не авторитет, а в глазах выглядит тоже не в лучшем свете, но а толку? Мнение его теперь никому не интересно, да и было ли? Поэтому парень молча принял свою участь, просто радуясь тому, что про Эйса никто не узнал. Единственная цель, которую он преследовал – оказалась выполнена. Что не отменяло в нем ощущения, будто бы он просто сраный Робин Гуд.       С того дня прошел месяц. Наступил конец августа. Эйса Сабо не видел с той злополучной ночи. Не звонил и не писал. Как и тот ему. Сабо было совестно, потому что он догадывался – Эйс наверняка зол. Потому не поддерживал связь. У Сабо все чаще и чаще стали пробегать мысли, будто на этом их общение завершит свой странный цикл, а они разойдутся в разные стороны жизни, так и не поговорив. С одной стороны, наверное, в каком-то роде это выглядело логично. Их жизни слишком разнились для свободного взаимодействия. С другой стороны, Сабо никогда не был рад жить в атмосфере тошнотворного богатства, надменного снобства и в условиях вечных идиотских правил.       Но куда ему было деться?       Смотря на себя в напольное зеркало, он задержал пальцы поверх атласной черной бабочки, оттянув в стороны ее уголки.       В свободном мире его никто не ждал. А единственный человек, которому он открылся почти во всем и доверял, пропал, не выходя на связь. Которую, очевидно, решил разорвать.       Сабо постарался проглотить эмоциональный комок обиды и грусти, отошел к консольному столу у стены, чтобы достать дурацкие золотые запонки к надетой на нем белоснежной рубашке. Он ненавидел их. Он вообще ненавидел рубашки, костюмы, званые вечера, запланированные знакомства с какими-то дочерьми влиятельных людей, и весь этот сюр вызывал в нем лишь цунами злого раздражения огромных размеров. И оттого не сумев вдеть в петлицы на рукавах идиотский, по его мнению, элемент образа солидного человека, Сабо с яростным коротким замахом разворачивается и швыряет запонки в дальний угол своей комнаты, растрепав уложенные пряди волос. В этот же момент двери балкона резко открываются, и в помещение врывается взъерошенный, хмурый Эйс в испачканной травой и землей одежде. Особенно пострадала его красная футболка.       Сабо же не поверил тому, что видит.       — Снимай это, — говорит Эйс, находясь на расстоянии.       — Что?       — Снимай свою одежду, говорю.       — Зачем? — Сабо тут же думает вовсе не о том и чувствует, как начинают гореть уши.       — Ты в этом собрался ехать?       — Куда?       — Хорош задавать вопросы, и просто делай, как я прошу!       Вначале Сабо сразу же хочется кинуться переодеваться, однако первичный порыв гаснет под гнетом логики его вернувшегося рационализма. Поэтому плечи его опускаются, глаза он уводит в сторону. Туда, куда кинул запонки.       — Не могу. Меня внизу ждут. Там вечер. В мою честь, — с этими словами он идет искать подарок отца на его восемнадцатилетие. Они наверняка закатились под кровать.       Путь ему преграждает настойчивый Эйс, схватив за накрахмаленную рубашку, эмоционально повторив ему прямо в лицо:       — Снимай с себя эти шмотки, и пойдем! Если не пойдешь со мной сейчас, не пойдешь больше никогда. Я свалю из этого города с концами! Так он мне осточертел!       Аргумент был безапелляционный. Сабо знал это. Знал ли Эйс? Возможно, надеялся. И несмотря на все недавние мысли и выводы, что определил для себя Сабо, он слишком просто сдался. Хватило лишь взглянуть в темные, слегка сузившиеся глаза Эйса. Парень вздохнул, выпутался из хватки друга, чтобы дойти до шкафа и вытащить джинсы и черное худи.       — Хорошо. Подожди снаружи.       Но, вопреки ожидаемому согласию, Эйс налетел на него сзади, разворачивая. Выглядел он еще более недовольным.       — Почему?!       — Почему что? — недоумевает Сабо, едва не прижатый к шкафу.       — Почему ты передумал меньше чем за минуту?!       — Я… — его голос сорвался на хрип, а в груди ритм сердца стал набирать обороты.       — Ну?       — Ты же мой друг. Я не хочу… чтобы ты уезжал.       — Почему сначала тогда не согласился, а?       По ощущениям, Сабо начал понимать, что их непонятный разговор приобретает нехорошую направленность. Интуиция вопила: опасно! А мозг очень плохо соображал, когда его буквально зажимали в угол.       — Эйс, послушай, я…       — Только попробуй соврать сейчас.       — Не согласился, потому что за еще один мой проступок отец вышлет меня отсюда куда подальше.       — Тогда в чем разница?       — В тебе же. Я же уже сказал, что не хочу, чтобы…       — Ну, тогда чего ты весь месяц молчал в тряпочку, а? — шипел Эйс ему лоб в лоб, кривя верхней губой от злости. — Напоил меня! Свистнул тачку, которую я с таким трудом угнал у Доффи, и вернул ему ее?! Кому уперлось твое гребаное благородство, Сабо?!       Слушая неистовство Эйса, парень все упорнее прижимался затылком и лопатками к дверце шкафа, мечтая с ней слиться. Сильно мечтая. Потому что, если Эйс продолжит находиться так непозволительно близко, эмоционально напирая и задавливая, Сабо просто-напросто не сможет сдержаться, и желание слиться не со шкафом, а с губами друга перевесит чашу его расшатанных весов.       Тем временем Эйс не думал останавливаться.       — Ни записки, нихуя! Я че должен был думать, когда проснулся, а?! Я шкерился там пару дней, а потом, как дебил конченый, понял, что выход у меня только один – идти к Донкихоту! И я, мать твою, пошел! Только поэтому теперь я все знаю и стою здесь. Так вот расскажи-ка мне, на кой хуй ты все это затеял? Он тебя грохнуть мог в любую минуту! Или менты поймать на трассе!       — Как и тебя! — наконец не выдерживает он, отталкивая его от себя. — Меня бы отмазали, как обычно, от чего хочешь, а ты? Что с тобой было бы, а? Ну, чего ты вылупился, конопатый? Я бы не смог сделать ничего в таком случае для тебя. Отец узнал бы, и, в самом лучшем исходе, всему нашему общению пришел бы конец. В худшем же… думать не хочу. Поэтому не выебывайся, Эйс! Скажи спасибо и … проваливай.       Наступила тишина. Где-то на нижних этажах особняка глухо играла музыка, можно было даже различить смех гостей. Женские голоса слышались звонче. Эйс исподлобья смотрел в спину Сабо, что завис на одном месте, все же найдя золотые запонки.       — Пойдешь баб охмурять? — не подумав, резко хлещет вопросом Эйс, и Сабо немного ошарашенно оборачивается.       — С чего тебя интересует это? Ты же вон, — указывая на темно-фиолетовую полосу засоса на его шее, замеченную почти сразу, как только Эйс здесь появился, — смотрю, время не терял. Жил полной жизнью. Да и я что? Я не осуждаю. Ты здоровый, видный парень, что в этом такого? Поэтому не понимаю, что тебя не устраивает.       — Это, нахрен, не засос! — с возмущением указывает себе на шею Эйс. — Я месяц у Доффи батрачил, чтобы денег заработать! А ты мне про засосы втираешь! Че, думаешь, я бабник какой?       — Понятия не имею, — но еле-еле заметная, пусть и грустная улыбка показалась на губах Сабо.       — Ну так и нечего придумывать. Я последний раз спрашиваю, — Эйс подошел, заглянул Сабо прямо в глаза. — Я или бабы?       И это было смешно. Сабо тихо рассмеялся, не зная, куда деться от острого, режущего без анестезии чувства, которое от произнесенных Эйсом слов заиграло оттенками иронии. Расстегнув две верхние пуговицы рубашки, Сабо потер место на шее, где секундами ранее сильно сдавливал воротник.       — Интересные у тебя вопросы. Конечно – ты.

***

      Они сидели на капоте старого зеленого пикапа с двумя бутылками светлого "Pernicious", смакуя плотный хмелевый вкус и встречая рассвет. Солнце готовилось вот-вот показаться из-за высоких красных скал. Вокруг было пустынно, и ветер катал у колес перекати-поле, что иногда цеплялось к заднему бамперу.       — Что ты будешь делать с этими деньгами?       — Как что? Путешествовать с ними.       — Надолго?       — Как пойдет, — жмет плечами Эйс и допивает остатки пива.       Сабо выпил лишь одну треть. Непереносимость никто не отменял, но…       — Завидую тебе, если честно, — этикетка на бутылке такая интересная, и отдирать ее совсем не хочется, но пальцы Сабо в волнении делают именно это – царапают короткими ногтями бумагу до темного стекла.       — В смысле?       — Ты уедешь, будешь искать себя, свое место в мире, и все такое. Как ты хотел.       — Ты дурак? Мы вообще-то вместе едем. Я, блин, этот пикап две недели выбирал!       Сабо непонимающе чуть склоняет голову назад и полностью подтягивает затекшие в коленях ноги на капот.       — Ты не понял, на что ты согласился? Ты не догнал, что я тебя украл?       Серьезно воспринимать речь Эйса Сабо не может, поэтому смеется, прикрывая глаза ладонью. Он вспомнил, как в десять лет Эйс пообещал украсть его из-под гнета злобной семьи и увести в закат на зеленом пикапе. Черт его знает, почему на зеленом. Но тогда они были мелкие, и это не выглядело и не звучало как нечто компрометирующее. В отличие от того, как это понималось теперь. Понималось Сабо. Хотя вдруг Эйс просто захмелел? Тогда ему нельзя вести тачку. Можно ли опьянеть с одной бутылки пива? Сабо не знал. И обратил снова на Эйса свой взгляд.       — Я помню, что это была третья твоя фраза, которую ты мне сказал.       — Ага. Почти как в сказках. Макино читала мне их часто, пока ее не уволили.       — В сказках принц и принцесса, Эйс.       — Не велика беда.       Сабо, всплеснув руками, саркастично фыркает.       — Ну, вообще-то, они потом целуются и делают детей. Это совсем другое!       Солнце показывается наконец из-за скалы, и все пространство заливается желто-оранжевым светом, а небо над головами становится ярче, глубже. В лицо Сабо бьют утренние солнечные лучи, ослепляя его на ближайшее время, пока глаза не привыкнут к повышенной яркости. Ладонь, приставленная козырьком ко лбу, помогает не сразу. И, видя все это, Эйс вдруг испытывает странный внутренний порыв.       — Дети – это сложно. Я сам – еще тот ребенок. Но поцелуй – это не сложно.       Над их головами, планируя, невысоко пролетает белый "кукурузник" с черными на боку цифрами 2 и 1. Это увидел Сабо, улыбнулся, но сказанное Эйсом не разобрал из-за шума самолета. Когда тот отдалился, парень повернулся, переспрашивая:       — Что?       Именно в этот момент, обдав хмелевым запахом пива, Эйс врезался губами в его рот, смело целуя. Но предполагавшийся быть быстрым поцелуй в шутку внезапно перерастает в нечто серьезное. Потому что Сабо не дает парню отстраниться, вдруг отчаянно отвечая, ибо понять он ничего не понял, а тело действовало куда быстрее. Эйс совсем не ожидал от себя, что сам будет отнюдь не против. В его груди резко потеплело, а дышать становилось все труднее.       В итоге оторвались они друг от друга лишь через пять или шесть минут, пристально всматриваясь глаза в глаза.       Оба дышали ртом. Эйс облизал свои губы.       — Не сложно, говорю.       — Что не сложно?       — Целоваться.       Пытаясь сдержать улыбку, Сабо прячет глаза, глядя вниз.       — А что тогда сложно?       Лоб Эйса горячий. Он касается виска Сабо, трется немного, шуршит волосами, замирает. Сабо слышит шумное дыхание в ухо, щекочущее, и на ощупь ладонью находит руку Эйса, упирающуюся в еле теплый капот машины. Сжимает. И почти сразу слышит ответ. Шепот.       — Представить себя без тебя.