The Night we met

      На территории храма, как и всегда, было тихо и спокойно. Лёгкий холодок, несмотря на в целом тёплую весну, пробирал до дрожи.       Настоятельнице храма же, казалось, даже холодный ветер был нипочём. Она стояла ровно у дверей, сложив ладони спереди, и даже не двигалась. Нижние юбки её ритуального одеяния трепетали на ветру, как и её длинные волосы.       Чан помнил своё удивление, когда впервые увидел её — новую настоятельницу. Она сменила своего старого отца в одно мгновение, и была пугающе прекрасна в своей тихой боли утраты.       Суфэй — так её звали. Чан никогда её не видел раньше, но смиренно попросил её провести для него ритуал очищения разума. Она согласилась — и её лицо не исказила ни одна эмоция.       Прекрасно холодная, неумолимо красивая, с железным нутром. Идеальная настоятельница.       Ритуал очищения включал в себя молитвы и целую ночь в храме при свечах. Чан должен был молиться, а Суфэй — ходить по комнате и сжигать его дурные мысли в огне свечей. В её нежных ладонях тёмные сгустки казались огромными и пугающими, и Чан даже подумал, что у неё ничего не получится.       Но она была прекрасной храмовницей. К утру разум Чана был пуст, а сам он пребывал в блаженстве. Суфэй же омыла свои уставшие руки ледяной водой, а затем предложила чаю.       За ароматным чаем с жасмином Суфэй попросила, чтобы он приходил чаще. Тогда ритуал будет проходить не так болезненно и долго для них обоих.       Несмотря на бессонную ночь, она по-прежнему выглядела утонченно и прекрасно, хотя лёгкая тень залегла под её глазами.       Он согласился. Раньше он приходил раз в полгода, и старый настоятель — отец Суфэй — всегда ругался. К концу ритуала его морщинистые руки кровоточили и тряслись.       К Суфэй же Чан стал заходить раз в месяц. Ритуал и правда стал короче, да и ему самому было куда лучше — он стал продуктивнее, выносливее и спокойнее.       А её нежные руки не тряслись от его тяжёлых чёрных мыслей. — Я ждала вас раньше, господин Чан, — выдохнула Суфэй, глядя ему в глаза. Несмотря на невысокий рост, она будто бы смотрела на Чана сверху вниз. И её обувь на высокой платформе была вовсе не при чём. — Никак не мог вырваться, дела, — вздохнул Чан и проследовал за ней вглубь храма. Редкие послушники при виде настоятельницы шугались по сторонам и углам. — Но я рад видеть вас в добром здравии, госпожа Суфэй.       Она даже плечом не повела, а её тонкая фигура в объемных одеяниях будто источала холод.       В комнате, как и всегда, горели свечи. Множество свечей, стекающих красным воском на стены и пол. Суфэй показала на привычное место, которое Чан мог занять, и провела ладонью над пламенем свечи.       Чан сел на колени, расправил складки своего костюма и упёрся ладонями в колени. Миг — и Суфэй оказалась рядом.       Её тёмные глаза заглянули в лицо Чана, и он вдруг подумал, что хочет её поцеловать. Едва он зашептал молитву, как она обвела ладонями его голову, вырывая из неё сгусток мыслей.       А затем — впервые за все их ритуалы — усмехнулась и сказала: — Как мило.       А затем она медленно подплыла к свечам и сожгла сластолюбивую мысль Чана.       До конца ритуала она не произнесла ни слова, но Чан всё равно не смог до конца отпустить этот момент — лёгкая улыбка, нежный голос и слова, которые его смутили.       Всё это время она видела насквозь каждую его мысль, каждый порыв, но только сейчас дала об этом знать.       Традиционный чай в конце ритуала слегка горчил. Чан подумал было, что это лишь его ощущение, но Суфэй, попробовав напиток, вдруг вышла из себя.       Швырнув в сторону выхода из комнаты чашечку и расплескав её содержимое, она вскочила на ноги. В комнате мгновенно оказались двое послушников — парень и девушка.       Голос Суфэй дрожал от гнева. — Неужели вы настолько бестолковые, что даже не можете правильно заварить чай? Вы что, хотите отравить нашего гостя? Или меня? Сейчас же сделайте нормальный чай, иначе вам обоим не поздоровится!       Чан послушно отдал послушникам свою чашечку, не отрывая взгляда от взбешенной Суфэй.       Откинув пряди волос с лица, она медленно выдохнула, а затем шумно вздохнула. Её брови вернулись в спокойное выражение, и лицо её разгладилось.       Повернувшись к Чану, она снова села за столик и склонила голову. — Прошу прощения, господин Чан. Такого больше не повторится. Могу ли я как-то загладить вину этих идиотов?       Чан едва не вздрогнул. — Да, госпожа Суфэй. Подарите мне один поцелуй — и я готов закрывать глаза на что угодно.       Её фарфоровое лицо чуть потемнело, но затем она кивнула. Она медленно переместилась ближе к Чану, и он почувствовал аромат цветов и трав, исходящий от её кожи.       Его ладонь скользнула по её щеке, и Суфэй подалась вперёд, прижимаясь губами к губам мужчины.       Чан запомнил — у неё были нежные, пухлые губы, слегка сладковатые на вкус. Её ладони были прохладными, а щёки — тёплыми от прилившей к ним крови.       Когда послушники принесли новый чай, они уже сидели на прежних местах, и ничто не могло их выдать.       Они не говорили о любви — Чан знал её недостаточно долго, хотя она и нравилась ему. Суфэй же сковывали стены храма и репутация. Она должна была оставить после себя нового настоятеля или настоятельницу, но у неё было достаточно времени, чтобы найти себе мужа.       Чай больше не горчил.       И Суфэй впервые улыбнулась Чану — открыто, с лёгкостью во взгляде.       Кажется, лёд между ними начал, наконец, таять.