Фальшивка

Холодно. На улице разбушевался совсем нетипичный для Токио январь: дорожки покрылись тонкой корочкой льда, а редкие снежинки, неторопливо кружась в воздухе, встречались друг с другом и растворялись в невысоких горках сугробов. За воротник сыпется снег. Парень ёжится и поднимает глаза - всему виною птица, небрежно вспорхнувшая с ветки дерева. Похоже, он ее потревожил. Капли скатываются по позвоночнику. Неприятный контраст холодного снега и горячей кожи заставляет прикусить разбитую ветром губу. Рен щурится, опускается на единственную нетронутую погодой скамейку и сильнее укутывается в шарф. Мягкий и теплый, подаренный кем-то оттуда, из прошлой жизни. Когда-то давно и кому-то другому - не ему - думается сейчас. Жизнь определенно казалась не той. Безумный ритм сменился приторно-монотонной картиной спокойствия. Будто и не было этого - метаверса, мементоса и захлестывающего с головой чувства азарта от очередного проникновения во дворец. Где-то вдалеке по мосту несется электричка, причудливым диким зверем разрезая тишину. Еще нет и семи, а над городом повеса из ночных кошмаров, сотканных опустившимся мраком. Другие вещи, другие люди - в пляшущих тенях угадываются непривычные образы. Почему все именно так? Он знает, что ответов не будет. И даже до конца не уверен, хочет ли получить их. Шарф затягивается туже. Будто это поможет выбраться из фальшивой реальности, зажить настоящим, без оглядки на прошлое. Но раз за разом Рен ныряет туда, в душное помещение с железной стеной, отгородившей его от единственного человека, которому он не смог помочь. Рядом сдавленным криком заходится Анн, услышавшая звук выстрела, а Футаба сбивчивым шепотом констатирует неизбежное: сигнал потерян. Навсегда и безвозвратно. Сердце пропускает удар.

***

Обветренные руки жжет и парень мысленно чертыхается. Он опять пробыл в своих мыслях непозволительно долго. Запоздало вспоминает, что ему пора возвращаться и порывается встать, как чья-то ладонь накрывает его плечо. — Долго ждешь? — вопрос чисто риторический, они оба это понимают. — Нет, — бросает Рен, натягивая на лицо кривую улыбку. Врет он паршиво, они оба это понимают. Несчастная скамейка стоически держит вес еще одного тела и ее жалобный скрип проносится где-то между голых стволов клёнов, вместе с ветром тормоша последние листья, так и не опавшие, но давно погибшие. Они сидят так еще минут десять - Рен честно старался не считать - прежде чем неловкое молчание прерывает тихий голос. — Раньше меня никогда не завораживали огни ночного города, — Акечи звучит глуше и тише обычного, и Рен усилием воли напоминает самому себе, что он - всего лишь фальшивка, — их бесконечное мельтешение, казалось, только мешает, пытается сбить с верного пути. Рен коротко кивает и поправляет съехавшие очки. Токио походил на старую шкатулку, в которой кто-то завел механизм. Уже распахивались двери баров и клубов, над зданиями поочередно загорались неоновые вывески, и тусклый свет фонаря, нависающего над ними, совсем терялся в этом карнавальном безумии. — Пойдем, — предлагает Горо, как-то совсем бесшумно поднявшись с места. Рен снова кивает. Где-то на затворках сознания всполохами проносится: «вы даже не договаривались о встрече», но это так и останется одной из многих загадок, которые вряд ли будут разгаданы. Так что он просто поднимается, отряхивает полы пальто и уходит прочь. К теплому чердаку Леблана, шахматной доске и подслащенному кофе, который они обязательно будут сегодня пить. Рен помнит, что этот Горо - всего лишь фальшивка. Но он будет жадно хвататься за каждую возможность запечатлеть в памяти те моменты, которым никогда не суждено настать.