Далёкое

      Ясуо помнит те самые ночи, наполненные беззаботной юностью и разодранными коленями. Дома они поздно — уставшие, но довольные. Он помнит крепкую и тёплую руку Ёнэ, когда они возвращались домой после прогулки по лесной чаще.       Такое прекрасное далёкое детство.       Ёнэ теперь воин, самый лучший ученик старца Соумы. Очень ответственный. И столько же глупый.       Ясуо держит в руке чарку сладкого вина и смотрит на сосредоточенное лицо брата в лунной ночи. — Что тебя гложет? Я твой брат, расскажи мне, — Ясуо понимает, что они давно не дети, жаль, что нельзя вернуть те времена назад.       Когда всё было правильно, когда сердце не заходилось от одной лишь улыбки, лицо не розовело от прикосновений.       Странно, думалось Ясуо, и они все больше отдалялись друг от друга. Теперь не было тех беззаботных дней, прогулок под дождем, а лишь мрачное будущее. — Армия Ноксуса уже на наших землях. Когда они придут, нам нужно быть готовым.       Страшно от неизбежного будущего, и Ёнэ не один боялся его. — А разве я не могу отправиться туда? Я был бы там куда полезнее.       Ёнэ мотает головой. Этот разговор был уже тысячу раз и каждый раз заканчивался плохо. — Ты всё не уймёшься, я тебе говорил, что твоё место с нами, — Ёнэ лениво наливает в чашку вино и выпивает залпом.       Он немного покрасневший из-за алкоголя, однако Ясуо выпил больше и был абсолютно трезв.       Никто из них не намерен спорить и нарушать идиллию вечера. Не каждый день им удаётся посидеть вот так вот наедине. Ясуо ценит каждый миг. Он смотрит внимательно в пронзительные чёрные глаза и не может. Не может отвести от них взгляд, будто загипнотизирован.       Мир замирает на одно мгновение, Ёнэ смотрит в ответ и внимательно, заглядывает в самую суть. И сердце болит от того, насколько он красив в лунной ночи.       Ясуо наклоняется ближе, роняя чашу на пол, она со стуком перекатывается по деревянному полу. Время будто замирает, и он останавливается в миллиметре от губ, почти касается. Ёнэ поражён, а затем будто просыпается и отталкивает. Глядит испугано, а от этого взгляда в Ясуо бурлит жажда. Невыносимая жажда обладать. Любить.       Ясуо попросит прощения. Потом. Однако сейчас он прижимает брата к полу, держит крепко, до синяков на запястьях. Он сильнее. Страстнее. Ёнэ пытается сопротивляться и наконец предпринимает попытку ударить обнаглевшего брата. Ясуо будто знает и блокирует удар, мастерски уворачиваясь от колена. — Брат, брат, — шепчет он в страстном исступлении и прижимается всем весом.       И Ёнэ отвечает ему, будто смирившись со своим положением. Ясуо улыбается и прижимается губами к щекам, проводит по короткой щетине и чувствует себя самым счастливым. Ёнэ под ним растрёпанный, а румянец на щеках и влажный взгляд лишь раззадоривает ещё больше. — Люблю тебя, ты знал? Знал ведь, Ёнэ, — и не дожидаясь ответа целует губы уже по настоящему, по взрослому — глубоко и жадно, будто хочет съесть целиком. Он нагло облизывает, будто чужие половинки намазаны мёдом, засовывает глубже и целует настолько грязно, отчего Ёнэ стонет.       Не сопротивляется, стонет, дышит тяжело, весь помятый и красный, — и это всё из-за Ясуо. Он наконец находит силы, чтобы оторваться от столь желанных губ и смотрит на реакцию. — Ясуо…       Шепчет Ёнэ одними губами.       Ясуо сжимает зубы, сдерживая стон, и он кончает прямиком в кулак. Порою собственные фантазии оказывались куда хуже яда. Он не понимает, сколько его преследует образ брата, но от него никуда не деться, не убежать. Это проклятие, от которого невозможно отмыться, оно ужасное, однако настолько же притягательное.       Он в плену и до сих пор не знает, нужно ли ему освобождение?