Чертова Рохас

Мой потяжелевший взгляд плавно стекает вниз по сосредоточенным чертам девушки, будто еще сильнее заострившимся от напряжения. Рохас тяжело вздыхает. Ее грудь поднимается в такт, обнажив в вороте этой нимфетной обтягивающей кофточки в мелкий цветочек золотой медальон на цепочке, и тут же пряча его обратно в ложбинке. Как только в ней всегда сочетаются такая непробиваемая уверенность и одновременно робость? И каждый раз наедине меня просто сносит волной нежности, и почти незнакомого, редкого щемящего чувства, что сдавливает сердце, а потом щекочет под ребрами, растекаясь теплом и отдаваясь привычной пульсацией внизу живота. Руки сами тянутся к ее дрожащим пальцам, аккуратно гладят выступающие косточки, слегка сжимают маленькие ладошки, вселяя уверенность. Подбадривая. — Я, я все понимаю… — Бронвин прикусывает нижнюю губу и снова трепещет крыльями носа. А мой взгляд намертво приклеивается к ее рту. Из под опущенных ресниц затаив дыхание наблюдаю за тем, как белые зубы впиваются в нежную кожу и оставляют едва заметный влажный след. Что она творит? С ума меня сводит. Но тонкие запястья не задерживаются надолго в моих пальцах, вырываются из захвата. Снова заставляют сфокусироваться, сосредоточиться на серьезных карих глазах под слегка нахмуренными бровями. — Глупо было надеяться, что такому парню как ты может понравиться кто-то вроде меня… Чертова Рохас. Она серьезно считает, что недостойна самого главного неудачника школы, как сопляка влюбленного в нее с четвертого класса? Качнулся вперед и прижался к ее горячему лбу своим в попытке остановить поток этих ошеломляюще глупых надуманных мыслей. Отчаянно хотел залезть в ее голову, но только провалился в дурманящий кокон яблочного шампуня и ванильных духов. Даже зажмурился, почувствовав на своем лице рваный удивленный выдох, вылетевший из приоткрывшихся девичьих губ. Которые по-прежнему отвлекали, сбивали с толку своей близостью. — Ты-даже-не-осознаешь,-какую-глупость-сейчас-сказала?-Да? — слова даются с трудом. Мой отрывистый и неожиданно громкий шепот, практически шипение, обреченно прорезает густой горячий воздух, наполненный нашим тяжелым дыханием. Криво ухмыляюсь и разжимаю плотно сомкнутые веки. И когда это только мои руки оказались на ее скулах? Бледные и грубые пальцы на контрасте с медовой нежной кожей. Повинуясь порыву, провожу шершавой подушечкой по ее щеке. Прямо как тогда под столом в учительской. Но на этот раз она не отстраняется, а лишь едва заметно подается навстречу этому мимолетному касанию. А в моей голове зреет план. — И даже не понимаешь, на сколько невероятна, м? — заправляю небрежным движением одну из непослушных черных прядей за ее ухо. — Ты чертовски умна, Бронвин… — начинаю осторожно с самого очевидного, с чем она точно должна согласиться. И почти сразу терплю фиаско. — Я всего лишь школьная зубрилка, Нейт, — девушка вскидывает голову упрямо, заранее готовая оспорить все, что я скажу, — я даже в Йель не поступила. — Такая смелая… — Смеешься? Да я чуть не угробила всех нас своими необдуманными поступками! — Безумно красивая… — не обращая внимания на попытки отстраниться, осторожно обхватываю ладонями ее лицо, не давая разорвать зрительный контакт. — Я самая обычная, куда мне до красоток-чирлидирш или крутых оторв вроде… — слегка запнулась и скривилась, — Фионы… — Рохас, я идиот, — едва успеваю вовремя прервать ее поток возражений, — и я наломал дров. Но клянусь, что никого и ничего не хотел так, как тебя… — молю о пощаде в попытке исправить ситуацию. — Ты – единственное, что имеет хоть какой-то смысл в моей жизни. Не удержавшись оставляю короткий мимолетный поцелуй, пока девушка не вышла из немого оцепенения, и продолжаю уже более уверенным голосом. — Я просыпаюсь и засыпаю с мыслью только о тебе одной. И иногда это очень больно, знаешь? Понимать, что без меня тебе было бы лучше, что я тебя тяну за собой на дно. Осознавать, что скоро ты это неизбежно осознаешь и уедешь на другой конец страны, поступишь если не в Йель, то в другой престижный колледж… И получишь то, что действительно заслуживаешь — весь мир. А я снова останусь один на один с этим самым гребаным миром, сражаясь с ним, как в детстве. Проигрывая по всем фронтам. — Нейт! — на этот раз уже она возмущается в голос. Сжимает кулаки на моей растянутой трикотажной футболке. Прямо там, где гулко под ребрами бьется сердце. Скептически поджимает губы, качает головой неодобрительно, уверенно. Вот эту Рохас я узнаю. Рохас-я-знаю-все-лучше-учителя-на-экзамене. Рохас-я-спасу-вас-всех,-и-мы-избавимся-от-трупа. Рохас-никакого-жеманства,-я-говорю-все-как-есть-без-утайки. — Я люблю тебя... И, боюсь, теперь ты от меня уже не отделаешься... — из ее уст звучит так нагло, безапелляционно, что я тут же расплываюсь в улыбке, даже не пытаясь ради приличия скрыть свое ликование. Вот это моя девочка! — Чертова Рохас... — мой нетерпеливый стон вибрирует на ее губах, когда мы резко сокращаем расстояние между нами. Впиваемся губами, цепляемся руками друг за друга, как за последнюю опору в центре набирающего силу торнадо. Ее проворный язычок врывается в мой рот первым. Настойчиво, горячо. Я и правда на нее плохо влияю, — проносится где-то на задворках сознания и тут же растворяется в пульсирующем, сбивающем с ног возбуждении, когда наши языки наконец-то сплетаются. Нет, это абсолютно ненормально. То, что происходит между нами вообще далеко от любой нормы. Каждый раз эффект похлеще забористой дури, что я толкал на вечеринках у бассейна все лето. Просто ощущение ее пальчиков, пробирающихся под полы моей футболки, острых коготков, впивающихся в напряженные как струна мышцы. Просто ее затуманенный взгляд и раскрасневшиеся щеки, когда она отрывается от меня, чтобы потянуть нетерпеливо, по ее мнению, совершенно лишний в этой ситуации предмет одежды. Просто искусанные губы, когда я остаюсь полуобнаженным. Просто Бронвин. Моя Бронвин. Наконец-то. Но я изо всех сил стараюсь не спешить, не слететь окончательно с катушек. Выцеловываю слово "люблю" на ее острых ключицах, пока она выгибается дугой в моих руках. А Рохас все мало. Ее пальцы зарываются в мои спутанные волосы, тянут назад, открывая пространство для собственнических, почти хищных укусов. От каждого из которых меня будто током прошибает и подкашиваются ноги. Спешно сгребаю чертовку в охапку, пока мы оба окончательно не потеряли равновесие и усаживаю на край широкой столешницы в ванной. Кажется, это наша фишка: чужие ванные комнаты и игры в прятки на шумных подростковых вечеринках. Снова пробую ее на вкус и свое имя на ее губах и начинаю неспешно расправляться с давно не дающим мне покоя топом. Одну за одной разделываюсь с пуговицами, словно разворачивая долгожданный подарок на Рождество, которых я не получал уже долгие годы. Где-то там внизу громко играет музыка, слышатся пьяные голоса, но в ушах звенят только ее приглушенные стоны и вздохи, как самый сладкий и правильный саундтрек моей жизни. Аккомпанемент — металлический скрежет поворачивающейся дверной щеколды. Окончательно отрезающий нас от окружающего мира ее уверенной рукой. Дающий мне полный карт-бланш. Вряд ли у кого в Бейвью-хай повернулся бы язык назвать меня неопытным в сексе. Собственно, как и Бронвин — доступной развратницей. Но сейчас я только усмехаюсь своим мыслям, ведь это именно она нетерпеливо сражается с пряжкой моего ремня, а я теряюсь, робею и трепещу, как девственник на первом свидании... Все потому, что каждый раз с Рохас не похож на все, что было до нее. Эта дрожь, что проходит через все мое тело, едва я касаюсь ее припухших от поцелуев губ своими... скручивающееся в тугой узел возбуждение в паху и подпрыгнувшее куда-то к горлу бешено стучащее сердце при виде ее обнаженных бедер, уже почти не скрываемых задравшейся наверх юбкой. Слегка прикусываю сосок сквозь кружевную ткань ее восхитительно развратного алого лифчика, что обнаружился под скромным топом. Ответом мне служит еще один сдавленный стон. — Не-е-йт... Девушка нетерпеливо ерзает на столешнице, намеренно прижимается ближе к заметно выпирающему бугру в моих штанах. Выбивая разом воздух из моих легких и лишние мысли. — Ты, ты уверенна? У меня даже нет с собой презерватива... — последняя попытка призвать к голосу разума. С Бронвин почему-то отчаянно хочется делать все правильно, а в мое представление о романтическом свидании упорно не вписывается туалет на вечеринке. Но та со мной снова не согласна: — Плевать. Пожалуйста, Маколи. Я хочу тебя. Сейчас. Этот ее настойчивый тон, практически приказ, которого я не смею ослушаться. Да и не могу, ведь внутри уже разгорелся пожар. Мои руки снова на ее скулах, поцелуй на этот раз выходит жарким, жадным и требовательным, почти болезненным. В следующий момент я уже расправляюсь трясущимися пальцами с упрямым замком на джинсах и избавляюсь от оставшихся предметов одежды. Ловлю на себе затуманенный, восхищенный взгляд Рохас... и это... почему-то смущает. Она почти хищно облизывается, проворно проведя острым язычком по нижней губе и грациозно стягивает трусики к лодыжкам. И эта коварная соблазнительница называет себя обычной школьной заучкой? Когда ее хрупкая фигура снова оказывается в моих руках, я заглядываю ей в глаза. — Бронвин, я люблю тебя. Я, черт возьми, так сильно тебя люблю. Оставляю десяток влажных поцелуев на бархатной нежной коже. Везде, куда могу дотянуться. Вдыхаю жадно пьянящий аромат зеленых яблок. Сминаю ладонями ее округлые ягодицы и вхожу в нее медленно, одним плавным движением. Ловлю губами ее вскрик и задыхаюсь, когда ее ноготки впиваются мне в спину. Она такая влажная, тесная, горячая внутри. Ее руки повсюду — гладят напряженные плечи, зарываются в мои волосы, сжимаются в кулачки, когда я вбиваюсь сильнее, наращивая темп. Когда я касаюсь ее чувствительной точки шершавой подушечкой большого пальца. А я не могу оторваться от разворачивающегося передо мной зрелища: темные кудри подпрыгивают в такт, ее глаза прикрыты, на щеках заалел румянец, из приоткрытых губ срывается попеременно стоны, всхлипы и мое имя. Прогибается и сжимает мои бедра на пике. И я еле успеваю отстраниться перед собственной разрядкой — расчерчиваю белой полосой ее напряженный плоский живот и ошалело пялюсь на наше порочное отражение в зеркале над раковиной. Обнимаю все еще дрожащую хрупкую женскую фигуру, пытаясь выровнить дыхание, приклеиваюсь влажным от пота лбом к ее разгоряченной коже и нежно, почти невесомо касаюсь ее кончика носа своим. — Чертова Рохас, — шепчу ей влюбленно. — Чертов Маколи, — улыбается мне в ответ.