***
О, да. Я твой господин. Рука, что подана рабу из грязи и греха, обязательно будет обожествлена. В первой жизни он был злее, эмоциональней и еще не знал о том, что застрянет на этой проклятой планетке на долгие-долгие годы. И они с Легато были слишком многим из того, что Найвс презирал. Блусаммерс всегда был на полшага ближе к не-человеку, но тогда он мог бы быть даже наравне. Сильный, широкоплечий, со своей лисьей ухмылкой, и настолько выходящий за рамки ординарного смертного, что… он привлекал. Как привлекает изысканное, но смертельно опасное оружие. А он был - его. И смотрел с раболепским обожанием, и его глаза были теплыми настолько, что подойди и собери с них цвет - окажется медом. Как иронично. Пока Вэш, брат его, мечтал о человеческом признании и получал вместо него пули и новые шрамы, каждый день Найвса начинался с неизменной доли человеческого обожания. Или вечер - он тогда еще имел привычку поглощать пищу, и, когда на закате дня в злосчастную пустыню падало солнце, Легато сервировал ему ужин и приносил бутылку лучшего мартини. - Оставайся со мной. Говорил тогда Найвс, и раб его не смел перечить. Пожалуй, его единственным недостатком было только редкостное обжорство. Честно говоря, мало кто, кроме Найвса, мог бы стерпеть такого ненасытного человека. Или правую руку. Блусаммерс медленно насыщался, но зато быстро пьянел и становился мягким, сладострастным и у него розовели щеки и губы, как подобает прекрасному юнцу. - Сегодня наш последний ужин, Легато, - сказал тогда Найвс, привычным жестом держа раба своего за подбородок. - Я счастлив провести свои последние часы подле вас, Господин, - Легато поднес было свою руку к сердцу в любимом жесте, но ту перехватили. Он вдруг вскинул свой взгляд, ловя свет холодных глаз своего господина. Казалось, он очнулся от своей пьяной полудремы, и хотел что-то сказать. - Господин, я бы хотел… Но ему не давали разрешения говорить. И так, так мало времени было у них. И умер Легато, заставив брата-глупца сделать невозможное. Без сожалений и раскаяния. Спустя несколько месяцев, восстановившись от ран в ногах, Най найдет его, покинутый всеми, скелет. Неупокоенный и незахороненный. С кусками смердящего мяса и лоскутами некогда блестящих синих волос, на том самом месте, где его милосердный и святейший брат его пристрелил.***
Во второй жизни он решил испытать человеческую верность на прочность. Не кормить собаку с руки и лелеять, целуя в алые-пьяные губы. А заставить униженно пресмыкаться и молить об одном только снисходительном взгляде. Да, он сделает это…***
Юношеские кости, обтянутые тонкой кожей с царапинами и ссадинами, упали за его спиной. Третий раз за их путь. Груда костей, что смердела плотскими утехами и сально-луковым потом людей, которых они убили, задрожала и попыталась подняться вновь на ноги. - Я не собирался останавливаться до вечера, - отрезает Найвс, еще молодой и нетерпеливый. Он все еще мало помнит, пробует свои силы на вкус и всячески доводит профессора Конрада до белого каления выходками. Вот и одна из них - приволочь смертельно опасную игрушку в логово, чтобы вырастить из нее покорного раба. С этим человеком у них будет больше преимуществ. Если он переживет дорогу, конечно. Было жарко, душно и, пожалуй, песчаная буря была бы предпочтительней этой иссушающей пытке. - Простите, господин, - хрипит Легато и глаза его заблестели, но слезы не хлынули из них. Видимо, все выплакал еще раньше. - Воды у меня нет, - бросает пренебрежительно Най, увидев чужие пересохшие губы. Глупости какие… не будет же он из-за человека, пусть и с исключительными способностями… «Мой Господин, я бы так хотел…» Найвс подхватывает тело подростка одной рукой, внутренне содрогаясь от достигшего его нос зловония, и находит, созданный местной убогой природой, клочок земли и тени у подножья каменной скалы. «…чтобы после смерти на моих останках выросло какое-нибудь дерево». Ты заплатишь мне за это, - на всякий случай грозит груде костей Най и сосредоточился. В памяти его было не так много видов растений, которые Найвс мог бы прорастить. Яблони, гортензии, сорняки разных сортов, любимая Рем герань, что проела мозг его дорогому братцу, лимоны и вишня… И вот уже вырастает невысокий ствол деревца из земли, на глазах у шокированного Легато. Наливной желтый, как кусочек бессердечного солнца здешних небес, или прядь волос Вэша, которого он не видел долгие одинокие годы, плод опустился в грязные ладони маленького человека. Какой кривой ствол, какой-то карликовый урод. Да уж, Найвсу придется еще потренироваться, чтобы в будущем, когда он очистит планету от людишек, заниматься ее озеленением. - Это… кхм, называется яблоком, - говорит Найвс, непонимающе смотря на «яблоню», - съешь его и пойдем дальше. Утолишь жажду. Блусаммерс хлюпает носом и вгрызается своими подгнивающими зубками в толстую кожуру, разрывая ее. Все-таки заплакал… кривится, плачет, и ест. Жалость какая. Легато, конечно, спустя годы поймет, что скормили ему все-таки не яблоко, но уже успеет построить всю свою любовь к Наю на этом самом кривом лимонном деревце.***
Найвс и сам себе не признается, чем было продиктовано это его жестокое желание - сломать самого преданного себе человека. Возможно, он хотел убедиться в том, что он такой же, как Рем. Обманчиво доверительный, со своей лживой любовью, который отвернется от него, когда встанет выбор между станциями и, если не человечеством, то самим собой. Легко приказать умереть собаке, которая хмельна от любви к тебе, но умрет ли за тебя существо, которым ты пренебрег? Он закует своего избранного человека в цепи и оковы, он положит его в гроб собственными руками и даже так - заставит быть себе верным. Он ничего не сделает, когда малышка ниже его по рангу и силе будет завистливо издеваться над ним. Он сломает его хребет пополам и раздробит трубчатые кости, превратит прекрасного юношу в урода и чудовище, в инвалида. В убожество. Ведь тот, кто на коленях у бога - тот убог. Что ты теперь сделаешь, Легато? Отвернешься от меня, или предашь в самый мой уязвимый момент? Ты плакал так громко и невыносимо, когда в Июле брат разорвал меня на части, и, черт подери, я так ненавидел тебя тогда. Тебя и твою верность, твое обожание, которому нельзя верить, как и всякому людскому порождению чувств. Но Легато все равно разлитым медом в глазах смотрел на него. Смотрел сладко и тоскливо, словно бы тоже мог помнить - подойти и слизнуть эту сладость. Он совершил невозможное, его человек. Он всегда и во всех жизнях это делает. И умер, оставаясь верным Наю даже с переломанными конечностями и жизнью. Бросивший вызов богам и победивший их. Най тратит последние силы, чтобы закончить свою длинную, отчаянную и бесполезную жизнь, и кости его становятся - ветвями, а сожаления - яблони плодами.***
- Мой Господин… Хрипит груда сломанных костей и мяса, имя которой в этой, третьей, жизни, Легато. Всегда он подле него, и принимает на себя все самые страшные удары. И… Найвс понимает, что не хочет снова класть своего человека в гроб. Он будет гораздо полезней, если кормить его с рук и наслаждаться пьяными губами по вечерам. Пусть в этой жизни все будет иначе. Тогда он сможет спасти сестер и брата, и выиграть эту войну. - Легато, я сделал это с тобой, - говорит Найвс Миллионс, рукой проводя по грязной от крови и слез щеке, - и мне же тебя чинить. Человек под его рукой содрогается от боли и восхищения. Чинить, как вещь. Да, это идеально ему подходит. Инструмент, рука Бога. Если в его силах сломать своего человека, то и в его же силах - его спасать…чинить. О, нет, они никогда не хотел бы его спасать - это лишь для свершения его планов. И все же, он отдает часть своего божественно-острого оперения, чтобы превратить его в стальную хорду для Блусаммерса. Их переплавляют в позвонки и крепления, вживляют заживо в спину и соединяют сломанные бедренные, плечевые кости. Легато воет и рыдает, он почти умоляет о смерти, и, наверное, это действительно больно. Его перья не предназначены для этого. - Не умирай, ты мне еще нужен, - говорит вдруг Найвс, беря его за красное от слез лицо, и вытирает своими белокаменными пальцами слезы, - что же ты за плакса, в самом деле. И Легато, в самом деле, не имеет права умереть после этого.