Март 1917 г.
В Париже уже неделю шел дождь. Март щедро полоскал окрестности столицы, вымывая из каждого — даже самого темного — закоулка остатки грязного снега. И без того серый и промозглый день стремительно погрузился в сумерки, разгоняя некогда неторопливых парижан по домам. Миниатюрная девушка, облаченная в черное классическое пальто — слишком тонкое для такой погоды, — торопливо семенила по де Риволи, прячась от холодного дождя под широким зонтом. В такой поздний час навстречу попадались редкие прохожие: либо запоздавшие работяги, либо нетрезвые компании. От последних девушка старалась держаться подальше, потому резко вильнула на проезжую часть, пропуская одинокий автомобиль, едва не окативший ее из лужи, и скрылась на укромной улочке Паве — плохо освещенной и дурно пахнущей нечистотами. Пьяный мужской лепет и громогласный смех стихали позади, становясь лишь отголосками возможных неприятностей. Вильнув влево, девушка очутилась на улице де Розье, которая до войны в дневное время была пропитана аппетитными ароматами чесночного багета и кукурузы, сейчас же впитала запах сырости, дыма от сигарет и помоев. Война истощила французов, отбирая у них не только жизни, кров, еду и будущее, — она истребляла надежду. Уличные фонари ночью гасили, витрины магазинов и баров не освещались, а трамваи и автобусы в сумерках пробирались по своим маршрутам с приглушенным светом из-за опасности воздушных налетов. Электрические лампы Эйфелевой башни, что была не только сердцем Парижа, но и душой Франции, не включались уже много месяцев, чтобы она не служила маяком для бомбардировок стратегически важных объектов. Некогда страстный и чувственный Париж облачился в траурную вуаль военного времени, растеряв всю свою безмятежность, чтобы стать мрачным и серым пятном на карте врага. Еще в 1914 году, когда война только началась, парижане сменили свои лучшие и пестрые наряды на тусклую одежду: никто не хотел, выделяясь, стать невольной мишенью как для недругов, так и для обезумевших от голода, страха и собственной жестокости соседей и обычных прохожих. Девушка опустила зонт пониже и незаметной тенью скользнула в ближайший проулок. Острые каблуки ее аккуратных туфель то и дело застревали в стыках неровной брусчатки, заставляя ненадолго терять равновесие. Сердце противно ухало в груди, заходясь барабанной дробью частых ударов, но вскоре успокаивалось, стоило ей посильнее сжать пальцы вокруг лежащей в кармане волшебной палочки. Перед тем, как свернуть с де Бланк Манто в небольшой пустующий сад, девушка обернулась, цепляясь взглядом за россыпь улиц, тонущих в лужах и сонной тишине холодной ночи: Париж, убаюканный непогодой, благополучно погрузился в сон. Пройдя вдоль детской площадки, она остановилась, хмуро разглядывая едва раскачивающиеся качели, подвешенные на ржавеющих металлических цепочках: они протяжно поскрипывали, будоража и без того тревожный сон города. Как и было условлено, девушка остановилась возле фонтана де Гийемит и, опасливо озираясь по сторонам, принялась ждать. Стрелка часов уже приближалась к полуночи, каждым своим движением наращивая тоскливый страх, что неистово поднимался из самых недр ее беспокойного сердца. — Ты не похожа на беглянку, — донесся до ее ушей хриплый мужской голос. Она вздрогнула и обернулась, со смесью испуга и гнева разглядывая знакомые озорные искорки в бесцветных глазах. Мужчина улыбнулся, и вокруг его глаз образовались четкие линии возрастных морщин. — Я начала беспокоиться, oncle! — с облегчением залепетала девушка. — Где твои вещи, mon petit oiseau? В Лондоне еще слишком холодно для твоего изнеженного Францией сердца, — пожурил ее мужчина. Аккуратная бородка обрамляла его подбородок и щеки, а черные усы по-кошачьи закруглялись на концах, придавая строгому образу щепотку озорства. — Все здесь. — Девушка осторожно провела кончиками пальцев по маленькой дамской сумочке, висевшей на ее плече. — Я использовала заклинание незримого расширения. Мне показалось, что громоздкий чемодан точно вызовет подозрения. — Ты умница, mon сoeur, я горжусь тобой и одновременно с тем страшно за тебя волнуюсь. Что, если они найдут тебя? — Я хорошо спрячусь, обещаю, дядюшка, — прошептала беглянка, едва сдерживая в голосе предательскую дрожь. — Твой английский очень хорош, — с гордостью произнес мужчина и поправил свой монокль. — Но ты точно уверена, что это единственный выход? — Я не хочу стать, как она! — прошипела девушка, сверкнув решительным взглядом. — Не хочу жить той жизнью, которую она мне уготовила. Что бы сказала mémé, доживи она до сегодняшнего дня! О, какой позор, дядюшка! Прерывисто вздохнув, француженка яростно закачала головой, смаргивая мерзкое жжение в глазах. Она запретила себе плакать еще прошлой ночью, когда ветер яростно вколачивал острые капли в стекло ее спальни, словно сердился за эту слабость, — непозволительную роскошь для той, кем она собиралась стать. Мужчина осторожно сжал ее плечо и грустно улыбнулся, безмолвно соглашаясь с отчаянными словами племянницы. — Я сожалею, что до этого дошло, — мрачно проговорил он, досадливо поджимая тонкие губы. — Если тебе будут нужны деньги… — Нет, дядя, это слишком опасно! Если они узнают, что ты мне помог… — Девушка уверенно замотала головой. — Нет, в таком случае мое сердце будет не на месте за твою безопасность. — А что насчет моего сердца и твоей безопасности? — разозлился он. — Тебе едва исполнилось двадцать! — Я все решила, — безапелляционно заключила она. Мужчина понуро кивнул, сдаваясь перед чудовищным упрямством племянницы, однако, поразмыслив, вытащил из кармана увесистый кожаный мешочек и насилу вложил его в девичью ладонь. — Я знаю, что ты позаботилась о финансах, частично опустошив семейную банковскую ячейку, однако хочу быть уверен, что ты не живешь в нужде. — Мужчина удовлетворенно кивнул, проследив, как она прячет кошелек в свою бездонную сумку. — Этого должно хватить надолго, если тратить с умом, но, молю, спрячь деньги получше! Ты же знаешь, какие сейчас тяжелые времена, — люди режут друг другу глотки за кусок плесневелого хлеба. Девушка кивнула, одним взмахом палочки наложив на звенящий мешочек дезиллюминационные чары, и уверенно расправила плечи, демонстрируя готовность к трудностям, хоть та и была совершенно точно напускной. — Береги себя, ma chère , — одними губами произнес мужчина и, оставив короткий поцелуй на ее холодном лбу, вытащил из кармана золотые часы на цепочке. — Этот портключ перенесет тебя в Лондон, на Чаринг-Кросс-роуд. Там ты отыщешь невидимый для маглов бар «Дырявый котел», в котором расположена гостиница. — Не слишком ли роскошно для портала? — возмутилась девушка. — Если возникнет крайняя нужда, сможешь выручить за них кругленькую сумму, — отмахнулся ее дядя. — Спасибо, дядюшка, — прошептала она и, не сдержав порыв, обхватила его обеими руками, заключая в крепкие объятия. В глазах вновь защипало — сильнее прежнего, но девушка не позволила ни единой слезинке скатиться по ее бледной щеке. — Надеюсь, мы еще встретимся. Освободив часы от расшитого розами платка, она сжала их в руке, и в этот же момент печальные серые глаза растворились во времени и пространстве, а она сама, словно вытянутая крюком, рванула в конечный пункт назначения. Оставив все сантименты и страхи в Париже, юная беглянка, пошатнувшись, материализовалась на темной узкой улице Лондона. Тротуары были мокрыми от недавно прекратившегося дождя, а сонную тишину ночи разрезал страшный вой сирены. Сердце гулко ударилось о грудную клетку, но, взяв себя в руки, девушка ринулась в проход между книжным магазином и пустующей лавкой. В баре не было ни одного посетителя, и только бармен безмятежно протирал чистые стаканы белым полотенцем. Мужчина — на вид ему было не больше тридцати — поднял заинтересованный взгляд на позднюю посетительницу и растянул губы в дежурной улыбке. — Добро пожаловать, мисс. — У вас несколько… шумно, — хрипло произнесла она, намекая на тревожный гул снаружи. — О, не волнуйтесь, бомбардировка уже окончена. Словно по мановению волшебной палочки, сирена стихла, погружая Лондон в оглушающую тишину. Девушка не без труда уселась на высокий стул возле барной стойки и положила драгоценную сумочку к себе на колени. — Можно мне неразбавленный джин и комнату. — Как прикажете, мисс, — учтиво ответил бармен. — Комната на одну ночь? Француженка осмотрелась, подмечая скромное убранство бара и тусклое освещение, из-за которого обшарпанные стены и видавшие лучшие времена предметы мебели были не так сильно заметны. — Думаю, я здесь задержусь, ваша гостиница мне подходит, — с натянутой улыбкой произнесла она, мысленно назвав это место «вонючей дырой». — Желаете отужинать? Наше меню значительно оскудело за время войны, сами понимаете, однако мы все еще можем предложить гораздо больше, чем любой роскошный ресторан магловского Лондона, — предложил мужчина, когда перед девушкой оказался долгожданный напиток. Осушив одним глотком, девушка вежливо улыбнулась и подвинула стакан обратно. — Будьте так любезны, налейте еще. Бармен услужливо повиновался еще несколько раз, с искренним изумлением наблюдая, как эта эфемерная черноволосая фея поглощает крепкий алкоголь, словно воду с лимоном, и даже не морщится. — Трудный день? — с ухмылкой спросил он. — Скорее десятилетие, — хохотнула она. Бледные щеки раскраснелись от алкоголя, а потухший, напряженный взгляд вновь приобрел отблески былой жизни. — Меня зовут Том, — сообщил он, сверкнув лукавой полуулыбкой. И он мог быть даже симпатичным, если бы не крупный нос, похожий на гнилую картофелину, и не усеянная бордовыми рытвинами кожа — клеймо беспощадной драконьей оспы, что бушевала в Лондоне в самом начале двадцатого века. — Ребекка, — без запинки отозвалась девушка и тут же добавила: — Мерсье. — Очаровательный французский акцент представляет вас раньше имени, — ухмыльнулся Том. — Как дела во Франции? — Как и везде, — уклончиво ответила француженка и выудила из сумочки свои документы, незаметно взмахнув перед ними палочкой. — Оформите мне комнату, Том. Настоящее имя виртуозно преобразовалось, и девушка с колдографии на паспорте теперь временно превратилась в Ребекку Мерсье. Довольно простой прием, который с легкостью раскусят в любом управлении или более презентабельной гостинице, но дядя не зря выбрал этот захудалый паб с его пустоголовым владельцем Томом: он знал, что лучшего места, чтобы временно спрятаться, было не найти. — Вы без багажа? — удивленно поинтересовался Том. «Ребекка» лучезарно улыбнулась и шагнула вслед за владельцем «Дырявого котла» к лестнице. Деревянные ступени протяжно скрипели под ногами, а к пыльным перилам девушка прикоснуться не решилась. — Вы наблюдательны, Том. Неприкрытая издевка была встречена широкой улыбкой: видимо, мужчина воспринял ее слова за чистую монету. Весь короткий путь до нужной двери он не затыкаясь расхваливал свою гостиницу и демократичные цены, несмотря на непростые времена, но француженка слушала его лишь вполуха, мечтая поскорее принять ванну и забыться сном. — Ваша комната. — Том махнул рукой на дверь и протянул ключи. — Лучшая в этом заведении! — Merci, Том. Она закрыла дверь как раз в тот момент, когда счастливая улыбка обнажила его ужасные желтые зубы. Закатив глаза, девушка подошла к окну, из которого открывался вид на широкую улочку, именуемую Косой аллеей. Сейчас там было пусто, но она знала, что днем это место является центром магической торговли Лондона. Сама комната оказалась крошечной, с пожелтевшими обоями на стенах, нелепыми картинами и довольно скудным комплектом мебели: узкая кровать с деревянной спинкой, тумба с потухшей лампой, платяной шкаф и столик с грязным зеркалом. Ванная комната также не отличалась чистотой и уютом, больше подходящая под спартанские условия, нежели для жизни изнеженной французской барышни. Но отныне ее выбор был поразительно ограничен, и, чем быстрее она привыкнет к новым реалиям, тем легче будет начинать все с начала. Растопив камин, девушка с трудом смогла нагреть воду, чтобы принять ванну, и только после устроилась в постели. Та была невероятно жесткой, а белье до омерзения дурно пахло затхлостью и стариной. Дрожа от холода под тонким, захудалым одеялом, беглянка отчаянно жмурилась, насилу иссушивая влагу в глазах, и сжимала в руках золотые часы, — единственное, что осталось от былого величия ее жизни, — что служили материальным напоминанием о том, что отныне все мосты в прошлое сожжены дотла. Когда серый рассвет поднялся над холодным Лондоном, орошая его улицы промозглым дождем, измученная тяжелыми думами девушка провалилась в тревожный сон.***
Снизу послышался звон битого стекла и отборная ругань, заставившая беглянку резко распахнуть глаза. Она подскочила, не понимая, что происходит, и лишь через минуту, прислушавшись к обстановке, облегченно выдохнула: Том ругался с каким-то ушлым посетителем, решившим заплатить ему лепреконским золотом. При свете дня комната выглядела еще хуже, чем казалась на первый взгляд: покосившиеся картины с уродливыми людьми, облаченными в рыцарские доспехи и седлающими горбатых коней, не создавали никакого уюта. Девушка вытащила свою сумочку из-под подушки и, сунув внутрь руку по самый локоть, не без труда вытащила оттуда строгое черное платье и аккуратную шляпку в тон, под которой намеревалась спрятать буйную копну ровных локонов. Наспех умывшись и облачившись в подготовленную одежду, француженка критично осмотрела свой образ и с усталым вздохом покинула временное жилище. Тома за стойкой не оказалось, а многочисленные столики в основном пустовали: лишь двое мужчин не самого благонравного вида хмуро потягивали пиво и даже не подняли головы, услышав стук каблуков. Это ей было на руку. Она незаметно юркнула на задний двор и, простучав волшебной палочкой по кирпичной стене определенную комбинацию, как учил дядя, шагнула в образовавшийся проход. Перед ее глазами предстал Косой переулок во всей его суетливой красе: волшебники с удивительной ловкостью лавировали в толпе, не задевая друг друга плечами, останавливались посреди дороги, если встречали знакомых, сновали из одного магазина к другому, пили утренний кофе, созерцая бессмысленным взглядом сквозь панорамные окна. Жизнь здесь кипела так, словно за пределами улочки не шла кровопролитная, изматывающая война. Девушка дошла до самого конца аллеи, минуя волшебный банк «Гринготтс» и главный офис «Ежедневного пророка», и юркнула в нужное заведение под названием «Котелок». Дядя рассказывал, что сотрудники Министерства Магии, нежелающие подключать свой домашний камин к сети министерства, могли воспользоваться именно этим кафетерием. Фасад двухэтажного дома был гораздо новее и чище большинства находящихся в Косом переулке, стекла в окнах и дверях сияли чистотой без единого развода, и при входе о новых гостях оповещала тонкая канареечная трель. В отличие от «Дырявого котла» это заведение кишело волшебниками: кто-то медленно наслаждался завтраком, кто-то на ходу заглатывал сэндвичи, а некоторые, как и она сама, сразу двигались к камину, приветственно помахивая рукой приятной светловолосой даме за прилавком. — Доброе утро, мадам, могу ли я воспользоваться камином, чтобы попасть в Министерство Магии Великобритании? — осторожно спросила девушка, теснее прижимая сумку к скрутившемуся от голода животу. Обилие аппетитных ароматов слоеной выпечки, пряной корицы и терпкого кофе дразнило разыгравшийся не на шутку аппетит. Сладость шоколада смешивалась со сливочным вкусом клубники и карамели, сдобренная умопомрачительным запахом свежего хлеба. — Здравствуйте, мисс! Разумеется, — бодро ответила женщина, на бейджике которой значилось «Алисия». Словно уловив едва сдерживаемое слюнотечение гостьи, Алисия улыбнулась и продолжила: — Быть может, для начала желаете кофе? Сегодня в меню на завтрак потрясающий овощной киш! Девушка едва не застонала, с детства обожая этот традиционный французский пирог открытого типа, однако это напоминание лишний раз подстегнуло ее к спешности: попробовать английский киш она успеет и позже, когда план будет выполнен. — Благодарю, но, возможно, позже, — с улыбкой ответила она и положила на прилавок серебряную монетку. — Это за порох. Шагнув к одному из трех каминов, девушка зачерпнула небольшую горстку и, четко проговорив: «Министерство Магии. Атриум», закрыла глаза. Прохладное зеленое пламя с удовольствием объяло ее тело и довольно быстро выплюнуло в нужном месте. Очаровательный запах горячей еды сменился чем-то иным — холодным, строгим и консервативным — с легкой примесью удушливых женских духов. В атриуме было довольно пустынно: большинство сотрудников уже разбрелись по своим важным департаментам и зарылись в сухие отчеты. Девушка осмотрелась: на противоположной стороне зала расположилась еще одна цепочка каминов, по всей видимости, служивших для выхода, а в центре распростерся фонтан Магического Братства с золотыми скульптурами Мага, Волшебницы, Гоблина, Кентавра и Домашнего Эльфа — как символ единства между разными прослойками волшебного мира. Чуть левее за высокой стойкой сидел дежурный сотрудник, без стеснения разглядывающий подозрительную посетительницу. Поймав его цепкий взгляд, француженка посильнее сжала ремешок сумочки и заторопилась к нему. — Здравствуйте, я бы хотела встретиться с Арчером Эвермондом, — уверенно произнесла она. — У меня есть сведения, которые могли бы его заинтересовать. Парнишка за стойкой — темноволосый и худощавый — приторно улыбнулся, обнажая ровные белоснежные зубы. — С Арчером Эвермондом? Милочка, вы же в курсе, что это Министр магии? — Он сказал это с такой интонацией, будто представлял великого короля Артура своим необразованным подданым. — Я в курсе, мальчик, — прохладно улыбнувшись, ответила она. — Информация, которой я владею, уровня компетентности министра. — Думаю, не вам об этом судить, мисс. Однако господин Эвермонд проводит открытые встречи, на которые может прийти любой желающий, каждый первый четверг месяца. — Юноша протянул ей пергамент с длинным списком вписанных фамилий и перо. — Запишитесь. Но, должен вас предупредить, на предстоящую встречу в апреле все места уже заняты, поэтому ближайшая возможность будет только в мае. Француженка открыла рот от возмущения, глотая холодный воздух, циркулирующий по огромному холлу со сводчатыми потолками. Она перевела взгляд в сторону от списка и заметила именную табличку администратора. — Эрик, поймите меня правильно, информация очень важная, и, если я о ней не сообщу, вскоре пострадают люди — британские подданные, — вкрадчиво пояснила она и, приблизившись, зашептала: — Речь идет о Гриндевальде. Эрик встрепенулся, но довольно быстро взял себя в руки, сузив небольшие голубые глаза. — Оставьте ваши сведения в письменном виде, и секретарь министра обязательно все изучит, — отчеканил он. — Министерство Магии благодарит вас за бдительность. — Я не стану ничего писать, — запротестовала она, повысив голос. — Если ты меня не пропустишь, то пострадают волшебники! Я что, единственная, кто хочет это предотвратить? — Что здесь происходит, Эрик? Она не заметила, как с ней поравнялся невысокий темноволосый мужчина с характерным для неподвижного образа жизни брюшком. Пуговицы на его пиджаке опасно натянулись, грозясь в любой момент отскочить кому-нибудь в глаз. — Мистер Фоули, честное слово, это какое-то безумие! — принялся ябедничать парень, на что девушка демонстративно закатила глаза. — Эта леди настаивает на встрече с господином министром, оперируя тем, что обладает какими-то данными о действиях Гриндевальда, которые нанесут вред нашим гражданам. Тот самый мистер Фоули перевел внимательный взгляд на нарушительницу утреннего покоя Эрика и окинул ее им с ног до головы, словно оценивая, похожа она на сумасшедшую или нет. — И откуда у вас такие сведения, мисс…? — Из надежных источников. — Насколько надежных? — Таких, с которыми делятся планами по господству над миром маглов. Мужчина задумчиво склонил голову, сканируя девичье лицо беспристрастным взглядом, и француженка почувствовала, что он пытается проникнуть в ее разум, — аккуратно, безболезненно. Фыркнув, она без труда вытолкнула его из своего сознания и скрестила руки на груди. — Что ж, вы хороший окклюмент, — усмехнулся он. — Нет, просто вы — посредственный легилимент, который нарушает права гражданки Франции, пытаясь проникнуть в ее разум без непосредственного разрешения, — сердито ответила девушка. — В качестве слушателя вас устроит глава Аврората? — насмешливо поинтересовался мужчина и, сняв шляпу, вежливо склонил голову. — Гектор Фоули, к вашим услугам. Даю вам слово, что если ваша информация и правда несет чрезвычайно важный характер для нашей страны, то я лично сопровожу вас к господину Эвермонду. Девушка строго кивнула, найдя компромиссное предложение весьма приемлемым. Так, спустя час она и оказалась в приемной министра, ожидая, когда тот освободится и сможет ее принять. Миловидная девушка с модной укладкой — очевидно, секретарь Эвермонда — кидала на гостью короткие осторожные взгляды, но тут же опускала глаза, стоило ей оказаться пойманной с поличным. Гектор Фоули скрылся за дверью кабинета, и, когда та закрывалась, девушка успела заметить широкую спину человека, сидевшего в кресле напротив министра. — Может, желаете кофе? — осторожно поинтересовалась брюнетка. — Меня зовут Эвелин. — Спасибо, Эвелин, в этом нет необходимости, — вежливо ответила француженка. В противовес ее слов живот протяжно зарычал, требовательно напоминая о суточном голоде. Помощница министра хихикнула в ладошку и вернулась к работе. Голоса за дверью стремительно повысились на несколько октав — так, что теперь француженка могла отчетливо слышать суть разговора. — Законы существуют не для тебя, Тесеус? — гаркнул незнакомый хриплый голос, очевидно принадлежавший Арчеру Эвермонду. — О, вы о тех, где маглы спасают наши волшебные задницы, пока мы трусливо прячемся по норам, как крысы? — раздался бархатный мужской голос, высеченный явной ехидцей. Девушка сделала вывод, что ответчиком был именно некий Тесеус — тот самый широкоплечий молодой человек. — Как ты смеешь? — заорал министр, ударив по столу чем-то тяжелым — возможно, собственным кулаком. Эвелин подпрыгнула на месте и нервно икнула. — Международный Статут о Секретности для тебя пустой звук? Маглы сами развязали эту глупую войну, а магов никто не спросил, так что это естественно, что мы должны защищать себя! Гектор, чему ты учил этого высокомерного недоноска? Что ответил Фоули, девушка так и не услышала: мужчина говорил тихо, явно не желая быть услышанным в отличие от разгневанного Эвермонда. — Если они истребят друг друга, то и существование волшебного мира окажется под угрозой, сэр, — угрожающе процедил Тесеус. — Я и еще тысячи волшебников верят, что могут помочь своей стране, ведь у них есть оружие, а у нас магия. Мы можем быть полезны друг другу! — Не бывать этому! Я запрещаю тебе идти на войну с этими маглами! Ты даже как аврор еще совсем зеленый, а уж брать в руки что-то покрупнее волшебной палочки, нарушив при этом принятый лично мной закон, — это верх твоего высокомерия, Тесеус! — Высокомерие — считать, что вы можете ограничить мои права и свободы, министр! Француженка поднялась на ноги, приблизившись к двери, — уж очень интересным оказалась суть разговора, которая позволит составить отличный психологический портрет человека, с которым ей придется вести диалог. В этот момент дверь резко распахнулась, с силой ударяясь о стену, и из кабинета практически вылетел высокий темноволосый юноша. Пылая праведным гневом, он едва не сбил девушку с ног и в последний момент ловко придержал ее за плечи. Сверкнув разъяренной зеленью глаз, он с любопытством взглянул в ее испуганное лицо и на выдохе произнес: — Прошу прощения, мисс, вы не ушиблись? Ответом ему послышался брошенный вслед яростный, срывающийся крик перед тем, как дверь тихонько щелкнула: — Ты погубишь свою карьеру, щенок! Тесеус просверлил напряженным взглядом закрытую дверь, словно та закрылась и перед лестницей, ведущей к светлому будущему, и удивленно моргнул, когда услышал настойчивое покашливание. — Вы не хотите меня отпустить, сэр? Резко отдернув руки, сжимающие тонкие плечи, он неловко отступил назад и выдавил из себя извиняющуюся улыбку. — Простите, мисс. — Извиняться входит у вас в привычку, — ответила девушка с характерным французским акцентом. — Прошу вас, мадемуазель, — раздался серьезный голос Гектора Фоули. — Министр готов вас принять. Бросив последний взгляд на юношу, она, не оборачиваясь, вошла в кабинет. Перед тем, как дверь вновь закрылась перед носом Тесеуса, он поймал озадаченный взгляд своего начальника. Девушка устроилась на том же стуле, на котором только что сидел Тесеус, и нервно поерзала, намертво вцепившись побелевшими пальцами в свою сумочку. Арчер Эвермонд был на порядок старше главы Аврората, но по габаритам ничуть ему не уступал. Полностью седой, он гневно раздувал ноздри, то и дело поправляя густые усы. — Итак, юная леди, мистер Фоули вкратце передал мне ваши слова, и хочу сказать, что они вызвали во мне крайнюю степень озабоченности. — Мужчина сцепил пальцы в замок и сложил их перед собой. Девушка мельком окинула роскошное убранство кабинета, подмечая строгость и лаконичность в темных оттенках дорогих сортов древесины, благодарственных грамотах, венчавших светлые стены, и в идеальном порядке, царившем на полированной поверхности стола и в многочисленных архивных шкафах. — Репутация вашей фамилии опережает вас, — продолжил он, педантично поправив неровно лежащее орлиное перо. — Значит, Гриндевальд решил устроить террористический акт в Косом переулке в следующую субботу… Девушка коротко кивнула. — И вы готовы подтвердить это под действием сыворотки правды? — Разумеется нет, господин министр, — удивленно ответила она, поражаясь такой наивной дерзости. — Я не позволю допрашивать себя, как какую-то преступницу, когда, наоборот, делаю вам огромное одолжение! — Ах, эта французская экспрессия, — весело усмехнулся министр. — Вы не сообщили господину Фоули подробности. — Конечно! Любой уважающий себя волшебник на такие случаи держит лучшие козыри при себе, — со знанием дела ответила француженка. — И сейчас вы готовы раскрыть карты, верно? — Эвермонд сузил глаза, ни на секунду не переставая сканировать внешне невозмутимое девичье лицо. — За умеренную плату, сэр, хоть сию же секунду. — Уголки ее губ дрогнули, но так и не образовались в улыбку или хотя бы ее подобие, однако министр, к общему удивлению, горячо расхохотался, положив пухлую ладонь с толстыми, унизанными перстнями пальцами на необъятный живот. — Эта милая фея еще и предприимчива! Ну ты слышал, Гектор? Гектор Фоули вежливо улыбнулся, по-прежнему храня обет молчания — точь-в-точь безмолвный рыцарь подле своего короля. Из англичан, как девушка уже поняла, невозможно полностью искоренить все эти королевско-рыцарские замашки, как из нее — французский акцент. — Сколько вы хотите, мой юный манипулятор? Девушка непонимающе вскинула брови, а когда до нее дошел смысл вопроса, снисходительно улыбнулась, не ожидая такого очевидного примитивизма в ведении серьезных дел. — Я думала, по моей фамилии ясно, что мне не нужны деньги, мистер Эвермонд. — Тогда назовите скорее свои условия! — нетерпеливо обрушился он на нее, ощутимо устав держать маску добродушного и щедрого чиновника. Девушка подалась вперед и расслабленно закинула ногу на ногу, языком тела внушая уверенность в себе и в том, что она обязательно добьется желаемого, хотя сама в это до конца не верила. — Я прошу политическое убежище и новую личность, сэр, ведь теперь путь домой мне заказан. Министр хмыкнул, хмуро обдумывая услышанное: ему явно не нравилось идти на поводу у бестолковой и нахальной девчонки, но и пустить на самотек самоуправство Гриндевальда было равно смертному приговору, выдвинутому его карьере. — Если ваша информация подтвердится, и тем самым вы поможете спасти множество невинных людей или даже задержать Гриндевальда, то я гарантирую вам выполнение этих условий. — И я хочу поступить на службу в Аврорат. Гектор поперхнулся, окинув миниатюрную девушку удивленным взглядом. Министр же лишь мрачно замотал головой, раздосадованный такой ужасающей наглостью. — Для допуска к обучению волшебник должен обладать безупречной репутацией, а вы такой похвастаться не можете при всем желании. — Что ж, тогда сделка отменяется. Желаю вам удачно облажаться в следующую субботу. — Хмыкнув, она уже поднялась на ноги и направилась к выходу, но у самой двери ее нагнал ворчливый голос: — Ладно, ладно! Я что-нибудь придумаю. — Заключим непреложный обет? — с очаровательной улыбкой предложила она. — И да, я предпочитаю подвергнуть изменениям только свою фамилию. Отныне мое имя — Равенна Росс. Так и запишите, министр. Новые документы и биография с безупречной репутацией оказались в руках Равенны на следующий же день после ряда активных задержаний в Косом переулке. Гриндевальд появился на главной площади в окружении своих сторонников — царственный, величественный. За счёт ораторского мастерства он сеял смуту в умах волшебников, направляя их к революции и свержению режима, руководствовался самым веским и болезненным поводом — войной, что до одурения пугала каждого волшебника. Но главная цель заключалась в другом: он хотел, чтобы авроры явились и попытались прилюдно закрыть ему рот, — это служило отличной демонстрацией прогнившей системы управления. Один из его сподвижников — незаметный, облаченный в форму аврора, примеривший на себя чужую личину, по замыслу должен был сгенерировать первую атаку на рядового волшебника — такого же подставного, — тем самым провоцируя настоящих авроров вступить в сражение. Это должно было породить хаос, давку, страх, ранения и даже смерти — чтобы на следующий день «Ежедневный пророк» неосознанно преподнес это в выгодном для Гриндевальда свете. Сам он и его ближайшие последователи сумели скрыться раньше, чем до них добрались лучшие авроры; затерялись в толпе и трансгрессировали прочь, словно их тут и не было, пока репортеры «Ежедневного пророка» уже яростно печатали статью о вопиющей безалаберности министерства, позволяющей самому разыскиваемому темному волшебнику современности беспрепятственно разгуливать по Великобритании и вновь безнаказанно сбегать.***
Равенна еще около месяца прожила в крошечной комнате над «Дырявым котлом», еженощно слушая пьяные вопли посетителей и постояльцев, но, в конце концов, ее нервы сдали — она выселилась одним днем, подыскав маленькую квартирку аккурат над аптекой «Слизень и Джиггер». Старое здание — ровесник лавки, основанной в 1207 году, было немногим лучше условий в захудалой гостинице, но ночами там хотя бы было тихо. Серая штукатурка осыпалась с фасада, обнажая старые кирпичи, сиреневая краска с оконной рамы уже много лет как облупилась, а лестница, ведущая на жилой этаж, никак не подсвечивалась. Незначительная стоимость аренды вскоре оправдала себя периодическими отключениями воды по вечерам и досадными протечками в прохудившейся крыше каждую дождливую погоду. Это сопровождалось разрастающейся плесенью и отвратительными ржавыми разводами на стенах; кое-где, в особенно влажных местах, старые обои активно отставали. Вскоре Равенна привыкла засыпать под раздражающий, монотонный стук капель, ударяющихся о старые половицы. До начала обучения в Аврорате оставалось четыре месяца. Чтобы разбавить скуку, которая довольно быстро ее одолела, Равенна устроилась работать в аптеку, целыми днями отпуская различные зелья и снадобья, взвешивая лягушачьи сердца и паучьи лапки, а в конце смены — намывая полы, витрину и смахивая пыль с выставленного на полках товара. Когда звучала сирена, а в небе слышался характерный гул мотора, она уже привычно закрывала лавку на ключ и спускалась в сырой подвал, где сидела тихо, пока тревожный вой не стихал. Однажды под бомбардировку попала соседняя с Косым переулком магловская улица Уильяма Четвертого: от взрывов бомб в окнах повыбивало стекла, а стены неистово дрожали, будто дом вот-вот сложится как картонный. Равенна забилась в дальний угол между пустыми ящиками и, подогнув колени к груди, зажала ладонями уши, но грохот и дрожь земли не стихали, разносясь эхом по округе. Она тревожно раскачивалась на одном месте и, зажмурив глаза, отчаянно всхлипывала. Волшебники могли сколько угодно обожествлять себя и свое могущество, но ни одно, даже самое сильное защитное заклинание не могло спасти от начиненных смертью бомб и пуль. И каждый раз, слыша разрыв снарядов или пулеметную очередь, Равенна уговаривала себя не поддаваться панике, но дрожащие пальцы все равно бездумно сжимали рукоять волшебной палочки, лелея призрачную надежду, что магия всесильна. В тот день бомба упала в парке Сент-Джеймс, взорвавшись в неглубоких водах местного озера и забрав жизни девяти маглов, а весь квартал вокруг теперь походил на ветхое решето. Выкорчеванные с корнем деревья, полуразрушенные дома и испещренные глубокими рытвинами дороги — вот и все, что осталось от центра Лондона после смолкнувшей на полукрике сирены. Медленно ступая по усыпанному осколками полу, Равенна чувствовала дрожь в коленях и страх, грудным ревом взрывающий от боли височную область. Девушка открыла дверь аптеки и наравне с другими осторожно вышла наружу. Белые хлопья снега медленно опускались с серого неба, оседая на черных ресницах и путаясь в пружинах волос. Сморгнув, Равенна вытянула ладонь и поднесла ее к лицу, разглядывая снежную горстку, которая совсем не таяла от соприкосновения с кожей. Прерывисто вздохнув, она пропустила ту сквозь пальцы и закрыла глаза. То, что она в начале приняла за снег, оказалось вездесущим пеплом, взявшим в плотное кольцо всю округу. И теперь, когда костер военного времени, наконец, догорит, Равенна знала, что тот оставит после себя лишь искалеченные души и величайшее в своей чудовищности пепелище.***
Курсы при Аврорате начинались в сентябре, но уже с середины августа сформированная группа дважды в неделю собиралась на базе, оформляя последние документы для зачисления, сдавая нормативы и проходя медицинскую комиссию. Равенну исследовали на наличие хронических заболеваний, проклятье крови, аллергии и предрасположенность к самым разным недугам. Ее бесчисленно сканировали магией, собирали кровь на анализ и унизительно щупали руками; так на этом этапе отсеялись трое несостоявшихся, на вид сильных курсантов, и теперь их осталось двенадцать — десять крепких парней и две девушки, одна из которых напоминала скорее взрывопотама, чем будущего аврора. Равенна очень удивилась, когда узнала, что трехлетнее обучение в Аврорате представляло собой не только взмахи палочкой, маскировку, изучение скрытого проникновения и слежку, но и обыкновенную физическую подготовку. Первые полгода Равенна была самой слабой, уступая даже полноватой и неповоротливой Кристе Данбар; не привыкшие к работе мышцы стали ее главным соперником. Если нужно было бежать десятикилометровую дистанцию по полям, заросшим высокой желтоватой травой, и лесам, усеянным поваленными иссохшими деревьями и сплошными болотами, то Равенна падала без сил еще до темнеющего на горизонте пролеска. Впрочем, она успевала перешагнуть через почти бездыханное тело Кристы прежде, чем сама рухнет лицом в вонючую грязь. В остальном Данбар была сильнее и ловчее, даже несмотря на свою неповоротливость. В группе, переполненной юными и сильными парнями, у которых в жилах, заменяя кровь, разливался чистый тестостерон, ей не делали поблажек — вместо искренней помощи отовсюду слышались грязные шуточки и похабные предложения «поднатаскать ее как следует». Даже Криста — и та держалась от однокурсницы подальше, видя в ней то ли соперницу, то ли просто бесполезную, изнеженную шелками и золотом французскую гордячку. Любое командное соревнование начиналось одинаково — ни одна из групп не хотела принимать к себе слабое звено, и капитаны подкидывали двусторонний кнат, и Равенна знала, что она всегда была «оленем», а не «Мерлином». На забегах с препятствиями, которые и так каждый раз давались девушке с трудом, она неоднократно падала от выставленных подножек и неожиданных толчков в спину. Каждый раз, отплевываясь от грязи, травы, песка, снега или воды, она упрямо вставала, стискивая зубы, и никогда не жаловалась — не хотела позволять этим кретинам добиться желаемого. А вечерами, сидя в своей убогой квартирке, Равенна пользовалась заживляющими мазями и с отвращением наблюдала за тем, во что превратилась ее некогда красивая кожа. Теперь та больше походила на карту лилового звездного неба, на котором отчего-то отсутствовали все знакомые созвездия. Все больше чувствуя себя ненужной и одинокой, темными и холодными ночами Равенна размазывала слезы по щекам и обещала себе не сдаваться. Это стало ее мантрой, ее молитвой, которую она беззвучно шептала каждую ночь перед тем, как заснуть. На боевых тренировках ей в пару никогда не доставалась Криста; это всегда были самые мерзкие однокурсники, которые получали невероятное наслаждение от проявления своей силы, подавляющей хрупкую француженку. Равенне тяжело давались новые приемы, она была медлительной и слабой — гораздо слабее Лукаса Маклаггена. Красивый, словно греческий бог, и высокомерный, как королевская особа, внешне он больше походил на падшего ангела с золотыми кудрями и пронзительно-голубыми глазами. Груда рельефных мышц, которые он откровенно демонстрировал, часто оголяя торс, была единственным его достижением. Когда его тело вжало Равенну в тренировочный мат, а сильные пальцы сомкнулись на тонких запястьях, она испытала животный ужас — беспомощная и так легко обездвиженная, — что она вообще сможет сделать в реальной схватке? — Признайся, что тебе это нравится, сучка, — прошипел он. — Ты и пришла на эти курсы, чтобы выбрать мужика. Любишь, когда над тобой доминируют? Лукас ее не отпускал, требовательно вглядываясь в испуганные глаза, но одно мгновение — и уже его зрачки расширились настолько, что едва ли не полностью скрыли голубую радужку. Ее тело стало уменьшаться, а потом исчезло; когда он удивленно моргнул, к самому потолку зала взмыл черный ворон, и лишь одежда так и осталась лежать под Маклаггеном — все еще теплая от соприкосновения с женским телом. Так все и узнали, что Равенна Росс была анимагом. Арчер Эвермонд рассвирепел, узнав, что беглянка скрыла от него такую важную информацию, и потребовал зарегистрировать ее в специальном закрытом реестре. А Маклаггену она обещала выклевать глаза, если он еще хоть раз попытается выкинуть нечто подобное. Но существовало и то, в чем девушке почти не было равных: Равенна блистала в теоретических аспектах и с легкостью научилась ориентироваться в любой местности и считывать даже самые запутанные карты. По весне, когда чужеродный и болотистый лес спрятал в своих мхах и оврагах четыре, как число команд, флага, все эти парни, что столько унизительных месяцев проверяли ее силу воли на прочность, готовы были вгрызться друг другу в глотки, чтобы заполучить в команду уникального картографа. Целое лето Равенна посвятила работе и тренировкам, выжимая из себя все соки, чтобы перестать быть лузером, и на втором курсе это возымело успех: она все еще была слабой, но уже наметила тенденцию к развитию сил, выносливости и ловкости. Ее постоянным партнером в спаррингах стал высокий темнокожий парень по имени Киллиан Бруствер. Молчаливый и серьезный, он нравился Равенне и был единственным, кто никогда ее не задирал и не смеялся над ней. Киллиан всегда был осторожен и ни разу не причинил девушке физическую боль, наоборот, старался быть деликатным и мягким, заставлял ее следить за своими ошибками и проводить над ними работу. Они не были друзьями, но Бруствер стал ее наставником — гораздо лучшим, чем учителя, потонувшие в сексистских настроениях. Второй год обучения ознаменовался подключением магических дисциплин, обилием новых заклинаний — порой очень темных, необходимых для работы зелий разного спектра, артефактологии — и все это в сочетании с полученными ранее знаниями и навыками. Равенна училась вести настоящий бой, а не те детские дуэли, которым ее обучали в школе; это требовало прекрасного владения своим телом и разумом, непреклонной дисциплины и потрясающей ловкости. К концу второго курса Равенна стала верно пробивать себе путь в лидеры, во многом обойдя некоронованного своим величием Маклаггена. Несколько месяцев Лукас сердито сопел, сжимал руки в кулаки и прожигал девичий затылок взглядом, полным ненависти. Однако все, что он смог сделать, это выкрасть ее одежду и полотенце, когда девушка принимала душ после тренировки, — мелочно, глупо и примитивно. Он сложил краденое на скамье рядом с собой и принялся ждать, посмеиваясь в окружении верных подпевал. Лукас хотел увидеть ее униженной, растерянной, с залитым слезами лицом, но Равенна никогда не доставила бы ему такого удовольствия. Выпрямив спину, как когда-то учила бабушка, она гордо прошествовала через весь зал, словно королева, снизошедшая до своих подданных. Унизительный свист и улюлюканье довольно быстро сменились изумленным молчанием. Равенна остановилась аккурат напротив Лукаса, будто совершенно не стеснялась своей наготы, и требовательно вытянула руку вперед. С тех пор Лукас Маклагген отступил, приняв, наконец, поражение. На выпускном курсе Равенна нацелилась на лидерство. Она смогла развить в себе выносливость и силу, во многом благодаря упорству и свободному времени, что всегда было посвящено лишь тренировкам и учебе, чтобы, в конце концов, стать лучшей — не ради того, чтобы утереть нос обидчикам и сексистам. Еще много месяцев назад почти сломленная и раздавленная Равенна дала себе слово — не сдаваться и не останавливаться. Так, к концу обучения, превозмогая боль, унижения и насмешки высокомерных парней, изнеженная французская птичка превратилась в смертоносного ворона.***
— Ты погубишь свою карьеру, щенок! Эта фраза, свирепо брошенная ему вслед, как извалянная в дерьме тряпка, преследовала Тесеуса еще долго. Она крутилась в голове, когда он подал на стол Фоули рапорт, когда записался в добровольцы в британскую армию, когда впервые примерил форму офицера и взял в руки оружие. Металл холодил пальцы, отрезвляя его и в последний раз вопрошая, готов ли он умереть? Свое двадцатидвухлетие — 16 апреля — Тесеус встретил в сыром окопе, перемазанный в грязи и крови товарища, которого подстрелили одним метким попаданием в голову. Скамандер еще с минуту неверяще таращился на идеально ровную дырку, зияющую аккурат посреди высокого лба, пока другой его товарищ — бравый офицер Джеймс Абрамс, порядком старше любого зеленого пацана в их отряде, — едва не силой оттащил Тесеуса вглубь окопа, схватив за шкирку. — Тебе жить надоело, придурок? — выпалил он. Тесеус моргнул, размазывая кровавую грязь по лицу, и мотнул головой. — Нет, сэр. — У нас тут «сэров» нет, Скамандер, — рявкнул Абрамс. — Готовься обороняться. Если доживем до рассвета, у тебя появится второй день рождения. Сжав озябшими пальцами винтовку «Ли-Энфилд», служившую ему теперь самым лучшим другом, Тесеус перебежками пробирался по мешанине грязи, пока его сапоги утопали в ледяных лужах. Ноги безнадежно промокли, а дождь все никак не прекращался, заливая глаза и сбивая прицел. Над головой ревели самолеты, свистели пули и гремели бомбы — так, что дрожала сырая земля. Тесеус еще ни разу в жизни никого не убивал по-настоящему — до этого дня. Нажав на курок, он почувствовал, как «Ли-Энфилд» благодарно завибрировала и с утробным свистом вогнала свинцовую пулю в левый глаз вражескому офицеру. В ту ночь он убил многих людей, спасая себя и своих боевых товарищей, не чувствовал усталости и боли в плече — винтовка имела серьезную отдачу. Та холодная апрельская ночь окрасилась заревом взрывов и яркими вспышками пулеметных очередей; утонула в липкой крови врагов и союзников; оглушила криками боли и мольбами о спасении. Тесеус еще никогда не видел, чтобы столько людей одновременно молились и перезаряжали магазин винтовок, чтобы вновь продолжить бой почти вслепую. А этот магловский Бог отвечал лишь единицам, чудом укрывая их своей невидимой рукой от града пуль. — Вот вернусь домой и точно женюсь на ней! — перекрикивая залпы оружия, проорал Томас Эшби — двадцатилетний тощий мальчишка, то и дело поправляющий съезжающую на глаза каску. — На ком? — крикнул его школьный друг, имени которого, к своему стыду, Тесеус так и не смог запомнить. — Так на Джули же, на ком еще-то, олень? Опустившись прямо в грязь, Томас вытащил из нагрудного кармана потертое черно-белое фото — Тесеус видел, что такие неподвижные карточки были у многих, — и с нежностью провел большим пальцем по милому личику хорошенькой блондинки. — Ну ты нашел время для дрочки! — захохотал его товарищ. Томас ответил задиристой улыбкой и пихнул того локтем. Наутро все было кончено. От сотни здоровых и жизнерадостных парней, готовых сражаться за свою родину, осталась лишь жалкая горстка. Сквозь плотную завесу дыма и жуткий запах гари, смешанный с смрадом грязных тел, крови и смерти, солнечный диск едва просматривался на небесном полотне. Тесеус без устали таскал мертвые тела товарищей и помогал выискивать тяжелораненых для отправки в ближайший госпиталь. От вида развороченных тел, вспоротых животов, оторванных с мясом конечностей, неестественно торчавших костей и ошметков мозгов желудок скрутила отвратительная судорога. Сдержав рвотный позыв, он отвел взгляд от неузнаваемого лица, вместо которого осталась***
1920 год. Конец августа.
Кабинет Гектора Фоули скорее походил на музейный зал, заставленный трофейными экспонатами, чем на рабочую обитель главы Аврората. Тесеус неуютно заерзал в широком и удобном кожаном кресле, ожидая, пока начальник до него снизойдёт. В общем-то, Фоули был неплохим человеком: суетливым, шумным, до неприличного упрямым, но зато высоко оценивал своих подчинённых и относился ко всем одинаково справедливо, не выделяя любимчиков. Хотя он, как и многие его коллеги, знал, что это было не совсем правдой: Гектор Фоули с самого первого дня службы выделял лишь Тесеуса, впрочем, Скамандер считал, что это было объективно и вполне честно. Мужчина напротив был ещё энергичен и полон стремлений, хоть в уголках его светло-карих глаз и образовывалась не первая порция морщин, а в тёмных волосах осела едва заметная седина. Круглолицый и розовощекий Гектор Фоули больше походил на зажиточного Министра магии, чем на некогда успешного стратега-аврора, теперь прозябающего в роскошном кабинете и ежедневно любующегося на подаренный пару лет назад белый бюст, изображающий его голову. Да, он точно был несколько эксцентричным, но все ещё абсолютно нормальным. — Слышал, ты стал кавалером Ордена Мерлина, — хмыкнул Фоули и, наконец, оторвал взгляд от рабочих документов. — Не зря тогда пошёл всем наперекор, решив отправиться на фронт. — Я шёл воевать не ради какого-то ордена, — пренебрежительно выпалил Тесеус и тут же устыдился порыва, пригвождённый цепким взглядом к креслу, поэтому поспешил добавить: — Сэр. Орден Мерлина первой степени и правда теперь пылился среди магловских орденов и медалей за отвагу и мужество. Торжественное вручение сопровождалось излишне пафосной речью Арчера Эвермонда, беспрестанно мигающими щелчками колдокамер, а закончилось бесконечным потоком писем от юных и не очень дам, мечтающих о таком отважном и непоколебимом муже. Лита Лестрейндж, недавно ставшая его невестой, не уставала яростно сжигать каждый конверт, даже не распечатывая. Однако этот орден в числе других Тесеус получил за блестящее руководство миссией и впечатляющую стратегию поимки серийного убийцы, похищающего маглорожденных волшебниц в целях истребления грязной крови, по его мнению, незаконно покусившейся на магические богатства истинных волшебников. Фоули добродушно рассмеялся и, закашлявшись, сделал большой глоток остывшего кофе. — Это невозможно пить! — сморщился он, с глубоким отвращением отпихнув от себя грязную чашку. — Мы, британцы, совершенно не умеем варить сносный кофе. Тесеус участливо кивнул, предусмотрительно не делая акцент на том факте, что любой остывший кофе будет похож на дерьмо докси, даже если сварен мастером своего ремесла. — Не хочу ходить вокруг да около, Тесеус, — серьезно продолжил мужчина, сложив пальцы треугольником. — Надвигаются темные времена. — Сэр? — переспросил Тесеус, совершенно не понимая, к чему тот ведёт. Но начало ему точно не нравилось. — Боюсь, что бесчинства Гриндевальда — лишь капля в океане дерьма, захлестнувшего все Соединённое Королевство, и пока этот полоумный кретин сеет хаос на материке, у нас появилась рыбка покрупнее. Тесеус раздраженно выдохнул. Самым большим минусом Гектора Фоули была его любимая предрасположенность — нагнать жути вокруг вполне безобидных вещей. — Что ты знаешь о Дикой Охоте? Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Тесеус задумчиво почесал подбородок, припоминая, что в детстве отец частенько рассказывал им с Ньютом перед сном пугающие легенды, из-за которых младший брат потом всегда забирался в кровать к Тесеусу, объясняя это тем, что, пока они вместе, никаким силам зла их не одолеть. Спустя двадцать лет он и понятия не имел, в какую уродливую мирскую дыру любопытство затянуло Ньюта, но не виделись они с прошлого Дня Благодарения, а это, на минуточку, почти год назад. Тесеус встряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания о своём непутевом младшем брате. — Если не ошибаюсь, по легенде — это кавалькада призрачных всадников, несущихся по небу в канун Самайна. — Скажем так, в канун Самайна плотные стенки материи истощаются, и они проникают в наш мир на зимнюю охоту, — добавил Гектор. — Их приход всегда ожидали с первыми холодами, а Самайн и означал начало зимы, которую кельты отождествляли со смертью. Тесеус неуверенно кивнул. — При всем уважении, сэр, но к чему вы клоните? — У нас с министром есть все основания полагать, что Дикий Гон близится снова. — Снова? — тупо переспросил юноша. — Всадники являются каждое десятилетие и до самой весны кошмарят людей, Тесеус, и мы полагаем, что они вновь появятся после Самайна. — Почему я никогда об этом не слышал, сэр? Дикая Охота даже в мире волшебников — скорее миф, чем реальность. То, что люди связывают со сворой охотников — не что иное, как воющий осенний ветер, а чёрные тучи сложились в образ короля. Гектор устало выдохнул через нос и откинулся в кресле, расслабленно растекаясь в нем, как желейная масса. — Министерство не хочет паники, потому что уже на протяжении многих веков ни маглам, ни волшебникам не удалось найти управу на охотников и их кровожадных гончих. Великий Мерлин, на них не действует даже «Авада», потому что эти паскуды и так мертвы! В голове роились черви сомнений, все ещё надеясь, что Гектор Фоули попросту решил его разыграть. Тесеус успел повидать много дерьма и даже поучаствовать в жестокой войне, но то, о чем говорил Фоули, напоминало чистой воды безумие. — Вы хотите, чтобы я придумал, как их остановить? — Он усмехнулся. — Боюсь, сэр, это не в моих силах. — Послушай меня, мальчик, — серьёзным тоном начал Гектор и даже подался вперёд, сцепляя руки в замок. — Дикая Охота — это далеко не все. Они явятся сюда так или иначе и возьмут то, что им нужно, но за собой они приведут кучу другого сброда, которому здесь не место. Они уже просачиваются в наш мир сквозь истончившуюся границу между мирами, преследуют, убивают, сводят с ума и сеют хаос. — Они — это… — Тесеус старательно подбирал слова, и от раздражения его щека нервно дёрнулась. — Какие-то чудовища? — Чудовища, демоны, призраки, нечисть — называй, как хочешь, а суть от этого не поменяется. — Гектор махнул рукой и подошёл к окну, устремив задумчивый взгляд вдаль. Тесеус, воспользовавшись моментом, ослабил галстук и помассировал виски, пульсирующие напряженной болью. Дикая Охота, чудовища, Самайн… Он не понимал ровным счётом ничего, словно вернулся в далекое детство, только вместо отца — глава Аврората, а вместо пугливого Ньюта — он сам, сбитый с толку и раздражённый собственной неосведомленностью. — Ты знаешь легенду о Тауэрских воронах? Спокойный голос ворвался в сознание неожиданной, оглушающей звуковой вспышкой, разрушая вибрирующий вакуум, созданный уставшим сознанием. Тесеус чувствовал себя на каком-то экзамене, где отчаянно старались проверить степень его эрудированности, но цель по-прежнему оставалась неизвестной. Это бесило. — Согласно легенде, король Бран Благословенный повелел после своей смерти зарыть его голову на холме, где позже построили Лондонский Тауэр, чтобы британская земля не знала войн и катастроф, — отчеканил Тесеус и поймал одобрительный кивок. Что тот мог значить, Скамандер не знал, поэтому продолжил: — Во́роны, охраняющие Лондонский Тауэр и всю Великобританию, — это птицы Брана Благословенного. Король получил предостережение, что королевство может пасть, когда будет убит последний ворон. Прагматичный монарх прислушался к этому предсказанию и приказал оставить в живых шесть воронов, которых по его приказу поселили в Тауэре. — И вновь я убеждаюсь в том, что не зря выбрал именно тебя, Тесеус. — Сэр, я ровным счётом не понимаю, чего вы от меня хотите, и потому чувствую себя идиотом. Гектор улыбнулся: снисходительно, тепло, по-отечески, словно смиренно принимал торопливую несдержанность, присущую импульсивному юнцу. — Боюсь, что вся эта, на первый взгляд, бессмыслица очень важна своими деталями, — вздохнул он и снова уселся в своё кресло, словно Бран Благословенный на законный трон. — Полагаю, ты знаешь и то, что король Артур, правивший позже, считал, что Англии не нужна иная защита, кроме него и его рыцарей Круглого стола, потому приказал откопать голову Брана Благословенного. — Да, и в итоге сам король Артур был убит своим сыном, а Круглый стол распался, — закончил Тесеус, нетерпеливо постукивая пальцами по кожаному подлокотнику. — Особенно суеверные сочли это местью истинного защитника Англии. Назойливая помощница Гектора бесцеремонно ворвалась в кабинет, размахивая папкой с документами. Остановившись посреди круглого помещения, она попыталась отдышаться, игнорируя два прикованных к ней взгляда. — Сэр, мистер Трэверс лично прислал вам эти файлы с пометкой о секретности! Гектор скривил губы в сардонической усмешке, приправленной ядовитым отвращением. — Если там стоит такая пометка, то почему ты орешь об этом на все управление, Присцилла? Девушка неловко улыбнулась и разгладила несуществующие складки на светло-зелёном платье. — Простите, сэр, — сконфуженно пробормотала Присцилла и, положив папки на стол, юркнула обратно, плотно закрыв за собой дверь. — Двоюродная племянница министра, — прошипел Гектор. — Не спрашивай. Так о чем мы? Тесеус коротко покосился на наручные часы, с тоской размышляя о сытном обеде в обществе Литы, которому сегодня не суждено было состояться. — Ах да! — Фоули подвинул к себе три папки неприметного серого цвета, а затем без заминки протянул их Скамандеру. — Вот, ознакомься. Здесь все сведения о Дикой Охоте и ее предводителе, а также данные о некоторых существах, которые могли пробраться сквозь тонкую материю мироздания. Тесеус осторожно прикоснулся к шероховатой обложке, содержимое которой находилось под строжайшим грифом секретности. До этого дня. В юноше боролась целая смесь противоречивых чувств: от сомнений и подозрительной осторожности до безумного восторга и гордости. — Мы с министром вознамерились создать подотряд специального назначения как раз для борьбы со всей этой ересью, — продолжил Гектор, вежливо выждав пару минут. — Я предложил назвать его «Шестерка воронов», как дань уважения королю-хранителю, закрепившему эту традицию на столетия вперёд. — И кто остальные пятеро? — резонно поинтересовался Тесеус, уже готовый к любому ответу. — О, это самое интересное! — с гордостью сообщил Гектор и с весёлой небрежностью подкинул ему ещё одну папку — самую тонкую из всех. — Уверен, ты будешь в восторге. Тесеус же в этом очень сомневался и убедился в этом сразу, стоило только взглянуть на первое личное дело. Имя: Равенна Росс; Дата рождения: 1 декабря 1896 г; Вид: волшебница; Род деятельности: аврор; Особые способности: анимаг; Анимагическая форма: чёрный ворон. Он пробежался блуждающим взглядом по ее биографии, отметив отсутствие семьи, аттестат Шармбатона и впечатляющий диплом, полученный по окончании курсов Аврората. Следом Тесеус взглянул на колдографию, с которой на него смотрела хорошенькая черноволосая девушка с таким серьёзным лицом, будто шла учиться на аврора с одной целью: убить короля Дикой Охоты. Усмехнувшись, он перевернул страницу и почти зарычал от раздражения. Имя: Ланиус Яксли; Позывной: Палач; Дата рождения: 30 октября 1892 г; Вид: волшебник; Род деятельности: ликвидатор заклятий; Особые способности: артефактолог. Биографию Палача Тесеус знал прекрасно. Высокомерный и заносчивый, он делал все, чтобы совместная работа с ним превращалась в пытку похуже «Круциатуса». Яксли считал себя повелителем этой жизни, на самом деле являясь обычным снобом, которому чуждо все типично человеческое. Свое прозвище он получил еще два года назад, когда попал в знатную заварушку и, отстав от команды, наткнулся на кучку маглов, оказавшихся немецкими солдатами. Когда они высмеяли его странную одежду и попытались забрать артефакт «Сердце мертвых», за которым он охотился несколько лет, Яксли убил их всех. Восемь немецких офицеров полегли мгновенно, стоило ему, сжимая драгоценное «Сердце», несколько раз разрезать воздух плетью магии, сорвавшейся с конца его палочки. Так Ланиус стал Палачом. — Гектор, мы не сработаемся с ублюдком Яксли, — сквозь зубы процедил Тесеус, вмиг позабыв о субординации. — Он лучший в своём деле, ты — в своём, и выбирать я не стану! — Фоули пригрозил ему пальцем и после махнул рукой, призывая к дальнейшему изучению. Тесеус вздохнул и, бросив полный отвращения взгляд на колдографию знакомого лица с характерной ямочкой на подбородке, перелистнул страницу. Следующее личное дело одновременно и удивило его, и обрадовало. Имя: Мария Романофф; Дата рождения: 26 июня 1899; Вид: волшебница; Род деятельности: целитель; Особые способности: зельеварение. Девушка на колдо широко улыбалась, как умела только она. После окончания войны Тесеус был из тех, кто помог Марии сбежать от своего прошлого и злого рока судьбы, а Лита, используя свои связи, создала для неё новую личность и отличное подспорье для тихой жизни. Однако с этим, похоже, ей придётся подождать, вновь окунаясь в пучину приключений и опасностей. Тесеус неопределённо хмыкнул, коснувшись взглядом четвёртого дела. На него смотрел улыбчивый парнишка — совсем юный, ещё вчерашний школьник, и цвет его волос и глаз за все это время поменялся шесть раз. Взглянув на имя, Тесеус насмешливо фыркнул, понимая, что придётся иметь дело с мятежным кузеном Арктуруса Блэка. Имя: Дэмиан Гамп; Дата рождения: 9 июля 1900 г; Вид: волшебник; Род деятельности: курсант Аврората; Особые способности: метаморфомаг. Скамандер одобрительно качнул головой, признавая, что волшебник с таким редким даром точно пригодится. Дэмиан Гамп в последний раз сверкнул яркими волосами перед тем, как Тесеус вновь перевернул страницу. Его глаза опасно сузились, а зрачки, наоборот, расширились, словно зрение никак не хотело признавать невероятную действительность. Имя: Астрея Фогель; Дата рождения: 13 октября 1701 г; Вид: вампир; Род деятельности: неизвестно; Особые способности: сила, скорость, ловкость, бессмертие. — Вижу, ты впечатлён фрау Фогель, — не скрывая гадкой улыбки, прокомментировал замешательство подчинённого Гектор. — Удивительная женщина, верно? — И смертоносная, — заключил Тесеус, с хлопком закрыв папку. — Она нас не обратит? — Фрау Фогель — вампир-вегетарианец, она пьёт исключительно кровь животных вот уже пятьдесят лет. — Мне кажется, вы немного упускаете суть вегетарианства, — насмешливо заметил Тесеус. — А что требуется от меня среди такой разношёрстной и талантливой публики? — А ты, Скамандер, ее бриллиант! — Гектор хлопнул в ладоши и тут же растер их в предвкушении. — Ты будешь возглавлять этот маленький, но очень перспективный отряд! Наша элитная Шестерка воронов. — Скорее уж отряд самоубийц, — фыркнул Тесеус. Гектор Фоули добродушно засмеялся и поднялся с места, протягивая руку через стол, — знак, что разговор подошёл к логическому завершению. Тесеус тоже поднялся, привычно застёгивая пиджак на одну пуговицу, и крепко пожал сухую и твёрдую ладонь начальника. — Как ознакомишься с деталями, дай мне знать. От успеха этой миссии зависит наше с тобой будущее, ведь, если я сяду в министерское кресло, ты, аврор Скамандер, займёшь мое место. Фоули похлопал по своему креслу и одарил юношу лукавой улыбкой. Должная мотивация — уже половина успеха. Тесеус кивнул и вышел в приёмную, чувствуя, что с этого момента привычный уклад его жизни больше никогда не будет прежним, а впереди лишь опасная неизвестность перед грядущим безумием.