***
Весь вечер напролет Тесеус внимательно присматривался к гостям, но все они выглядели не менее подозрительно, чем обычно. Пристальнее других он наблюдал лишь за Ноттом, который, по слухам, является покупателем «Энигмы», но мужчина заливал в глотку лишь вино, опустошив не одну бутылку, и бросал сальные взгляды на молодых женщин, присутствующих в зале. Вспоминая, как тот смотрел на тело Литы, Тесеус чувствовал подкатывающие к горлу злость и отвращение. Если бы сейчас Эдвард Нотт пал замертво от передозировки наркотиками, он бы даже не стал торопиться к его корчившемуся в агонии телу. — Добрый вечер, мистер Скамандер, — послышалось позади. Тесеус моргнул, прогоняя пелену, что застыла перед глазами, и обернулся. Напротив него стоял высокий худощавый мужчина с аккуратно зачесанными назад темными волосами. Острое, скуластое лицо казалось знакомым, но Скамандер никак не мог вспомнить имя этого человека, однако тот, протянув руку, представился сам. — Альфред Паркинсон. Нам не удалось пообщаться после… инцидента с моим сыном. — Мистер Паркинсон. — Тесеус крепко пожал руку и перевел все внимание на него. Возможно, отец погибшего от «Энигмы» слюнтяя сможет подарить ему хоть какую-то зацепку. — Как вы? — Не буду лукавить, Рональд не был моим любимчиком, но все же это мой сын, — ответил Альфред, прислонив ладонь к груди. — И я скорблю из-за его неожиданной смерти. Скорблю и злюсь. — Злитесь? На того, кто продал ему наркотик? — Злюсь на Рональда за то, что ему не хватило мозгов обойти этот яд стороной. И злюсь на себя, что был слишком занят, чтобы уберечь его от дурных поступков. — Настоящий виновник здесь только тот, кто создал наркотик и продает его людям, — хмуро сдвинув брови, ответил Скамандер. — Министерство делает все возможное, чтобы зельевар ответил за свои действия перед законом. — Закон! — Паркинсон сардонически фыркнул. — Если следовать исключительно закону, то вы не скоро отыщете путь к зельевару, а когда отыщете, он весь будет вымощен трупами. — Я понимаю вас и разделяю ваши чувства, однако хочу заверить, что целый штат авроров занимается поимкой преступника. Тесеус знал, что беззастенчиво врет. Никакой штат авроров этим делом не занимался, но не признаваться же, что у министерства недостаточно ресурсов и компетентных кадров для реализации масштабной операции, поэтому таким безутешным родственникам приходится довольствоваться лишь двумя аврорами, которые застряли в глубокой заднице, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы восстановить справедливость. — И мы делаем все возможное, — добавил он. Альфред сжал губы в одну тонкую линию. — Сделайте больше, чем возможно в этих условиях, и отдайте ублюдка мне. Я вам хорошо заплачу, мистер Скамандер. Тесеус в изумлении вскинул брови и усмехнулся. — Прошу прощения, сэр, но я так дела не веду. Я давал присягу, а то, что вы мне предлагаете, противоречит многим ее пунктам. — Вас не заботила ни присяга, ни Статут о секретности, когда вы шли на магловскую войну добровольцем, — холодно заметил Альфред. — Перед этим я сдал значок и волшебную палочку, — парировал Тесеус. — А еще поставил на кон свою жизнь, потому что верил, что это благо. Сейчас вы предлагаете мне деньги за нарушение закона, и уже за одно это я могу вас арестовать. Паркинсон сухо рассмеялся, но его сузившиеся глаза оставались отчужденными. — Иногда есть законы куда важнее тех, что придумали пузатые бюрократы. Например, законы совести и справедливости. — У нас с вами разные понятия о совести и справедливости, мистер Паркинсон, и, пока вы не наговорили еще больше того, о чем потом пожалеете, я предлагаю завершить нашу беседу и забыть о ней. Я, в свою очередь, спишу услышанное на отчаяние безутешного отца. — Как благородно, — зло прошипел Паркинсон и, проходя мимо, остановился аккурат возле Тесеуса. — Сколько еще погибнет людей прежде, чем наши доблестные блюстители закона доедят пончики и примутся за работу? Тесеус промолчал, позволяя Альфреду оставить последнее слово за собой, но ощутил он себя самой последней сволочью, став невольным олицетворением загнивающей системы правопорядка. Когда он — юный и целеустремленный мальчишка — мечтал о героической службе в Аврорате, справедливости и честности, попал на службу и понял, как на самом деле работает аппарат законности, ощутил лишь кислое разочарование. Поэтому он и возжелал стать протеже Фоули, чтобы однажды, когда придет время, занять пост главы Аврората и получить власть, которая в умелых руках сможет стать отличным подспорьем для восстановления порядка. — Кто это был? — спросила Равенна, бесшумно подкравшись сзади. Тесеус вздохнул, проследив за ее взглядом, направленным на Паркинсона. — Альфред Паркинсон, и он предлагал мне взятку за то, чтобы вместо суда я отдал зельевара ему. — И сколько предлагал? — Равенна вскинула брови. Тесеус бросил на нее раздраженный взгляд. — Я как-то не спросил. — А зря! Тебе, как старшему аврору, может, и хорошо платят, а вот я пока не смогла соотнести риск работы и то, сколько галлеонов я получаю за этот риск. — Ты сейчас серьезно? Тесеус несколько мгновений смотрел на невозмутимое лицо Литы, пока ее губы не дрогнули, преобразовавшись в издевательскую улыбку. — Не хмурься, красавчик, тебе не идет, — насмешливо протянула она. — Я же шучу. На аренду жилья и яд мантикоры хватает, так что не жалуюсь. — Красавчик, значит? — ухмыльнулся он и сделал шаг к ней, сокращая расстояние до предельного между напарниками. — Про историю с ядом я все еще жажду узнать подробности. Равенна задрала голову и, стойко выдерживая его внимательный взгляд, дерзко — чертово шампанское с его пакостными пузырьками — улыбнулась краешком губ. — Расскажу, когда угостишь меня обещанным джином. Тесеус иронично фыркнул. По поведению Росс никогда нельзя было сказать наверняка, флиртует она или это просто легкий стиль в общении. Или бокал шампанского, получасом ранее выпитый залпом. Или это просто влияние девушки с лицом Литы, которая вела себя так, как ему того хотелось. Хоть то было совершенно точно неправильно, шло вразрез с кучей собственных принципов, но эта странная игра, правила которой им не озвучили, ему нравилась. — Кто это? — Равенна нахмурила брови и кивнула в сторону дверей. Тесеус обернулся, проследив за ее взглядом, и наткнулся на высокую, широкоплечую блондинку в наглухо закрытом синем платье. Не очень симпатичная, с квадратным подбородком и приплюснутым носом, она шла и, прихрамывая на одну ногу, держалась за локти двоих темноволосых мужчин. Судя по одинаковым волевым подбородкам, те были ее братьями. — Это дети Говарда Монтегю. Тот, что повыше, старший — Гектор, младший — Генри, а посередине единственная дочь — Гретель. — У них какой-то пунктик давать всем имена на одинаковую букву? — Традиция, — пожал плечами Тесеус. Равенна сузила глаза, наблюдая за странной троицей, вслед за которой появился и подтянутый темноволосый мужчина с большими рыбьими глазами, и неосознанно прижалась плечом к груди Скамандера, едва слышно заговорив: — Когда мы были в «Колючем змее», я наслала на женщину-курьера темное проклятие, и оно попало аккурат на ту же ногу, на которую хромает Гретель. — Ты так и не рассказала про это темное проклятие, и откуда оно тебе известно! Равенна раздраженно фыркнула. — Сейчас это неважно! Нам стоит присмотреться к этой семейке. Что ты о них знаешь? — Добропорядочные волшебники среднего звена, особым интеллектом не отличаются, так что я не думаю, что это наш вариант. — Слишком очевидное совпадение! — Росс подняла на него упрямый взгляд. — Ты доверяешь мне? Тесеус сокрушенно выдохнул и раздраженно почесал шею. Бабочка туго сдавливала горло, и он уже отчаянно мечтал скорее избавиться от этой удавки любыми способами. — Конечно, я тебе доверяю, но как мы можем убедиться в твоей теории? Равенна невесело усмехнулась, бросив на Гретель Монтегю напряженный взгляд. — Боюсь, кому-то из нас придется залезть ей под юбку. — Сделать… что? Росс, ты окончательно слетела с катушек? Равенна зашипела и приложила ладонь к его губам, призывая заткнуться. — Еще громче называй свою невесту фамилией напарницы! На мгновение опешив, Тесеус закатил глаза и поднял обе руки вверх, принимая поражение. Равенна опустила руку и вновь обратила все внимание на четверых Монтегю. Через несколько минут Гектор и Генри, схватив пару стаканов огневиски, подошли к трем молодым ведьмам, что до этого кидали на них кокетливые взгляды и перешептывались между собой. Говард коротко кивнул дочери и скрылся в толпе, выискивая кого-то взглядом. Оставшись в одиночестве, Гретель привалилась плечом к стене и скрестила руки под грудью, взглядом коршуна исследуя зал. Она не выпила ни глотка, и врученный ей Каспером Краучем бокал опорожнила в ближайший фикус. — Эй, Монтегю-старший уходит вместе с Ноттом в кабинет, — произнес Тесеус, не сводя взгляд с удаляющейся парочки. — Думаешь…? — Не знаю, но нужно проследить. — Равенна нервно прикусила губу. — Я останусь вести наблюдение за Гретель и по возможности постараюсь выяснить происхождение ее хромоты. Если это мое проклятие, я смогу определить его по внешнему виду. А ты узнай, что происходит за закрытыми дверями. — И как я должен это сделать? — процедил Тесеус, впившись глазами в обеспокоенное лицо девушки. — Думаешь, они не воспользуются заглушающими чарами? — Другого шанса у нас не будет, Скамандер! — возбужденно зашептала Равенна, умоляюще взглянув на напарника. И Тесеус отдал бы многое, чтобы увидеть этот взгляд на ее лице. — Ладно, что-нибудь придумаю, — обреченно ответил он. — В крайнем случае притворюсь идиотом. — Уверена, для тебя это не будет проблемой, — без намека на недавнюю жалобную покорность произнесла Равенна. Тесеус щелкнул языком, понимая, что так нелепо повелся на обыкновенную типовую уловку. — Не делай ничего необдуманного, пока меня нет, ты поняла? Слыша звенящую строгость в его интонации, Равенна закатила глаза и едва удержалась, чтобы не отдать честь в знак признания приказа, как это делают солдаты-маглы. — Есть, сэр, — насмешливо ответила она. — А ты не попадись, как последний профан. Закончив обмен напутственными любезностями, каждый из них приступил к выполнению своей задачи, пока стрелка часов неумолимо двигалась вперед, грозясь превратить их прикрытие в фатальный скандал.***
Гретель держалась в уединении недолго: через несколько минут после того, как Тесеус скрылся в одном из коридоров, к ней подошла Исандра и что-то тихо проговорила. По лицу Монтегю нельзя было понять, какие эмоции эти слова у нее вызвали; она лишь коротко, едва различимо кивнула и, постояв еще немного подле Гринграсс, бесшумно юркнула за дверь. Равенна нахмурилась и поторопилась вслед за ней, с трудом сдерживая подозрительный для чужих глаз порыв прибавить шаг. За дверью оказался еще один зал, в котором на возвышении взгромоздился черный, отполированный до блеска рояль, а в другом углу сиротливо пристроился мольберт с незаконченным морским пейзажем. Здесь Гретель не оказалось, и Равенна, придержав юбку, торопливо зашагала к единственной приоткрытой двери. За ней разливался приглушенным светом настенных ламп длинный коридор с портретами незнакомых ей людей, по ногам скользил сквозняк, а в воздухе застыло ощущение обозримой опасности. Пусть Тесеус и не слишком полагался на ее чутье и догадки, Равенна знала, что Монтегю так или иначе замешаны в их расследовании. Коридор вилял вправо, и за углом послышались тихие шаги с заметной слуху хромотой на одну ногу. Росс прикусила губу и выудила из сумочки волшебную палочку; избавившись от слишком шумных для слежки туфель, она подхватила их свободной рукой и направилась дальше уже босиком. Холодный паркет неприятно обжигал ступни, заставляя пальцы коченеть, но Равенна старалась игнорировать мороз на коже, увлеченная возможными подвижками в расследовании. Осторожно выглянув за угол, она никого не заметила — лишь тупик, столик на резных ножках и огромная ваза с охапкой желтых роз. С гулко бьющимся в груди сердцем Равенна шагнула туда. Она осторожно дергала двери за ручки, но каждая из них оказывалась запертой, и Росс уже почти поддалась отчаянию, как вдруг заметила тусклый свет, льющийся из щели приоткрытой двери, а вместе с тем услышала и приглушенные голоса. В этот раз удача оказалась милосердна к ее любопытству. Равенна прижалась ухом к стене, вся обратившись в слух. Говорили две женщины, но так тихо, что в порыве раздражения она до крови прикусила губу, силясь различить хотя бы обрывки фраз. — Ты точно уверена, что здесь нас никто не услышит? — Послышался низкий, лишенный эмоционального окраса голос. — Это крыло предназначено для домовых эльфов, а они скорее вышибут себе мозги, чем предадут своих господ, — с заметным презрением ответила ее собеседница. Голос показался Равенне очень знакомым, но она никак не могла поймать догадку за хвост. — Хорошо, — ответила первая. — Тебе не следует так часто обращаться ко мне. Могут поползти слухи. — Я больше не в состоянии терпеть! — истерично зашипела девушка и почти сразу устало выдохнула: — Прости, он просто… Он просто так мне противен, что я сама скорее выпью яд, чем дождусь, что его сердце остановиться. Равенна сильнее сжала рукоять палочки и едва не подпрыгнула от осознания. За дверью была Гретель Монтегю в компании Аннабель Нотт — вот, чей голос она смогла распознать не сразу! — Люди болтают, что он принимает загадку ради ваших плотских утех, — ответила Гретель. — Мы же договорились, что воспользуемся этими слухами, и ты знаешь, что людей, принимающих зелье для этих целей, побочные явления настигают медленнее. Яд должен накопиться в организме. — Я опасаюсь, что он вскоре догадается, — нервно прошептала Аннабель. — Эдвард, конечно, мерзкий ублюдок, но далеко не идиот… Он уже отсылает Тедди так далеко, словно подозревает о нашей связи. Равенна нахмурилась. В этом безумном уравнении появилась новая переменная с именем Тедди, и в своей голове она поставила над ним временный знак вопроса. — Если ты будешь неосторожна, это может навести тень и на мою семью. И ты знаешь, что тогда будет. — Монтегю несколько секунд помолчала, нагоняя их разговору еще большее напряжение. — Никакого зелья. Никакого Тедди. Только ты и твой отвратительный муж, у которого отменное здоровье. Аннабель судорожно вздохнула и, судя по звукам, нервно зашагала из стороны в сторону, словно дикий зверь, запертый в клетке алчности, жадности и грязных секретов. — Можно мне хотя бы увеличить ежедневную дозировку до целого флакончика? — Тогда он поймет, что ты его опаиваешь, идиотка безмозглая! — огрызнулась Гретель, впервые за все это время поддаваясь эмоциям. — Половина флакона «Энигмы» не вызывает у него подозрений, он просто ощущает хорошее настроение и легкость. Если же ты увеличишь дозу, тогда вместо объятий своего обожаемого Тедди попадешь в Азкабан — с деньгами и связями Нотта это будет легче, чем паука раздавить. — Я уже полгода опаиваю этого богомерзкого борова, а он даже на одышку не жалуется, Гретта! — в отчаянии бросила Аннабель. — Зато является в мою спальню почти каждую ночь в полной боевой готовности. — За дополнительную плату я готова продать тебе экспериментальный образец, в который добавила пару капель неочищенного яда акромантула, но никто не должен об этом знать. Отец не потерпит моего самоуправства ради тебя. — И это поможет? — с надеждой зашептала Аннабель. — Это ускорит процесс, но на мгновенный результат не рассчитывай. Зельеварение — наука, которая не терпит спешки, ты меня понимаешь? Ответом послужила тишина, и Равенна решила, что Аннабель попросту утвердительно кивнула, потому как Гретель продолжила: — Этот флакончик обойдется тебе в тысячу галлеонов. — Тысячу? — изумленно взвизгнула Аннабель. — Всегда было четыреста! — Так и есть. — Судя по интонации, Монтегю ухмылялась. — Прибавь триста за яд и еще триста за мой риск. Могло быть еще пятьсот за молчание, но я сделала скидку в знак нашего длительного сотрудничества. От возбужденного предвкушения и сквозящего по полу холода Равенна поджала на ногах пальцы. Она не могла поверить своей удаче: неужели раскрытие личности кровавого зельевара вот так легко поддалось ей на исходе третьего часа действия Оборотного? — Откуда у меня, по-твоему, пятнадцать тысяч галлеонов ежемесячно? — возмутилась Аннабель. — Плачу шестьсот, Гретта, и не сиклем больше. — Так, значит, Аннабель? Что ж, твое желание избавиться от старика Нотта, прибрав в рукам все его состояние, полагаю, недостаточно сильно, раз ты даже не хочешь постараться. Послышались приближающиеся к двери шаги, а затем возня, гневное шипение и грохот упавшего на пол тяжелого предмета, похожего на чугунный котел. — Отпусти мою руку, ненормальная! — Подожди, Гретта, не бросай меня! — взмолилась Аннабель. — Может, уступишь за восемьсот? — Тысяча. И если продолжишь торговаться, как в дешевой сувенирной лавке, я подниму стоимость до полутора тысяч. Равенна напряглась, готовая в любой момент задержать заговорщиц, и так сильно увлеклась подслушиванием, что даже не заметила тихих шагов позади себя. Старая половица протяжно скрипнула, и только тогда Росс резко обернулась, выставив вперед палочку. Острие указывало прямо в уродливое лицо с большими глазами и скрюченным носом: домовой эльф нахмурился, искажая и натягивая серую кожу на череп, и медленно поставил ведро с грязной водой на пол. — Что мисс здесь делает? — проскрежетал он, надвигаясь на нее. Равенна в отчаянии прислонила палец к губам, призывая эльфа к тишине, но тот произнес еще громче: — Мисс нельзя здесь находиться, это крыло для прислуги. Мисс должна уйти! Женские голоса мгновенно стихли, а затем дверь резко отворилась, являя взгляду Равенны напряженное, некрасивое лицо Гретель и испуганные, заплаканные глаза Аннабель. — Лестрейндж? Какого хрена ты тут бродишь? — выпалила Аннабель, вмиг подобравшись. — Искала уборную… Монтегю хищно сузила глаза, будто мысленно взвешивала какое-то решение. — Она все слышала, — твердо перебила Гретель и молниеносно швырнула в Равенну зеленый луч. Росс в последний момент прытко отскочила в сторону, и тот угодил в перепуганного эльфа. Он на мгновение застыл, выпучив огромные глаза, и замертво рухнул на пол. Тем временем Гретель пихнула Аннабель в сторону и, отбив «Петрификус Тоталус», отправила в Равенну красный луч «Диффиндо». Тот угодил ей в лицо, чуть ниже правого глаза, ощутимо вспарывая нежную кожу Литы. Она зашипела от боли и согнулась пополам, бросив туфли на пол и схватившись за рану. Равенна слышала лишь торопливые, удаляющиеся шаги, но болезненные вспышки в глазах заслоняли пеленой весь обзор. — Твою мать! — зашипела она и, рыкнув от злости, насилу открыла глаза, чувствуя, как горячая кровь течет по щеке и алыми каплями заливает деревянный паркет. Кое-как поднявшись на ноги, она с сожалением взглянула на труп домовика и, перешагнув через него, бросилась вслед за Гретель Монтегю. Со шлюхой Аннабель она разберется позже. Боль распаляла ее, заставляла двигаться дальше, а вкус собственной крови на губах отчаянно пьянил, поднимая из неведомых, темных глубин сердца первозданный гнев. — Импедимента! — бросила она, когда Гретель открыла дверь в танцевальный зал. Бирюзовый луч попал ей в спину и сбил с ног, вынуждая грузным мешком ввалиться внутрь и с грохотом рухнуть под ноги Касперу Краучу. Равенна с особенным удовольствием отметила громкий хруст кости и хлынувшую из сломанного носа распластавшейся Монтегю кровь. И даже не заметила, что действие Оборотного зелья стало рассеиваться.***
Минуя череду поворотов, как будто этот дом был чертовым лабиринтом, Тесеус бесшумно подобрался к рабочему кабинету Эдварда Нотта. Портреты предков хозяина дома раздраженно переговаривались, отмечая присутствие чужака там, где ему быть не следовало, поэтому на каждый из них Тесеус без зазрения совести наслал «Силенцио». Он предполагал, что на стены комнаты будут наложены заглушающие чары, и ему придется прикидываться изрядно выпившим гостем, заплутавшим в поисках уборной, однако мужчины вовсе и не собирались соблюдать приватность. Из кабинета бесшумно вышел домовой эльф с пустым подносом, и, пользуясь тем, что тот его не заметил, Тесеус рукой придержал закрывающуюся дверь — та осталась приоткрыта. В образовавшейся щели он мог видеть, как Эдвард протянул Говарду стакан с огневиски и скрылся из поля зрения — судя по звукам, тяжело уселся в кресло. Монтегю-старший остался стоять возле камина, медленно прокручивая стакан в руке и наблюдая, как янтарный напиток плещется в хрустальном сосуде. — Ты обещал подумать над моим предложением, Говард, но твоя пауза, взятая для раздумий, непозволительно затянулась. Говард безучастно взглянул на пламя в камине и сделал пару глотков огневиски, смакуя его терпкий вкус. — В чем моя выгода? — Моя семья богата, — раздраженно ответил Эдвард. — А бизнес открывает множество выходов на черный рынок редких ингредиентов. Если ты согласишься, эти выходы будут открыты лично тебе, а я не стану задавать ненужные вопросы. Монтегю хмыкнул и задумчиво постучал пальцем по стакану. — Столь щедрое предложение всего лишь в обмен на руку моей дочери? Для сына ты мог выбрать кого-то красивее, сговорчивее, покорнее… Тесеус нахмурился. Разговор явно шел не в ту сторону, на которую он рассчитывал. — Я не дурак, Говард, и вижу, какими взглядами обмениваются мой Тедди и Аннабель. Даже если они еще не спят за моей спиной, это всего лишь дело времени. — Что помешает им делать это, если мы поженим наших детей? — Магический договор бывает не менее убедителен, чем непреложный обет. — Говоря это, Эдвард улыбнулся. — Сейчас Тедди продвигает наше фармацевтическое дело в Штатах, и я намереваюсь отправить его туда окончательно вместе с новоиспеченной супругой. — Почему ты выбрал именно Гретель? В чем твоя выгода, отвечай немедленно! — теряя терпение, проговорил Говард. Эдвард театрально вздохнул. — Я хочу объединить мои деньги и возможности с твоим талантом к зельеварению. Наш союз может быть несокрушим! Ты только представь, чего мы можем добиться вместе! Говард поставил почти нетронутый бокал на каминную полку и в задумчивости пожевал губы. Тесеус нутром чувствовал, что в этом разговоре присутствует двойное дно, и придется взять обоих мужчин на вооружение, чтобы долго и изнурительно копать под них. — Ни один из моих бестолковых сыновей не унаследовал ни крупицы дара к зельеварению, поэтому Гретель моя главная и незаменимая помощница, которой я доверяю так же, как себе. И это означает, что ты, друг мой, должен предложить аванс, который заставит меня передумать. В возникшей тишине слышался лишь шелест пламени, облизывающий догорающие поленья, да тяжелое дыхание Нотта, пребывающего, по всей видимости, в глубокой задумчивости. — Что скажешь насчет крови единорога? Тесеус в изумлении вскинул брови. Он бы точно сказал, что за оборот такого вида ингредиента им светит как минимум конский штраф, а как максимум — срок в Азкабане. В глубине дома, откуда Тесеус и пришел, послышался страшный шум. Человеческие вопли сменялись звоном битого стекла и глухими ударами заклинаний, хаотично разбивающимися о стены. Оркестр смолк, не отыграв очередную композицию, и только протяжный стон лопнувшей струны контрабаса разнесся эхом, вторя женским крикам. — Что происходит? — скрывая испуг, произнес Эдвард, скрипнув ножками стула по паркету. Тесеус обратил взволнованный взгляд в сторону танцевального зала и перед тем, как броситься в гущу событий, прошептал себе под нос: — Равенна…***
Гретель среагировала молниеносно, и «Петрификус», брошенный в нее Равенной, ударился о магический щит. Удерживая его, она с трудом поднялась на ноги, и в этот момент, словно из неоткуда, ей на помощь пришли братья. Равенна ловко увернулась от разноцветных лучей магии и, оттолкнув какую-то женщину, ринулась вперед в поисках укрытия. Но за каким бы из столов, перевернутых набок, она не пряталась, каждый из них через мгновение разрывался в щепки. Рваные грани тех, взмывая в воздух, беспощадно царапали обнаженные участки тела и деревянной трухой оседали в волосах. Осмотрев испещренные маленькими царапинами руки, Равенна едва не зарычала от злости: смуглая кожа Литы Лестрейндж превратилась в привычно бледную, так невовремя срывая маску прикрытия. Она не успевала атаковать, то и дело выставляя щит от нескончаемых разъяренных мужских атак. Спрятавшись за широкую мраморную колонну, Равенна наспех оценила обстановку и, увидев брошенные оркестром музыкальные инструменты, подняла палочку. Генри Монтегю переглянулся с братом, напряженно взирая на ту колонну, за которой пряталась чужачка, спрятавшаяся за личиной Лестрейндж, и в этот момент ему прямо в висок впечаталась левитированная виолончель. Потеряв равновесие, мужчина рухнул на пол, сбивая прицел своему брату. — Петрификус Тоталус! — выкрикнула Равенна, надеясь поразить и старшего из них, но Гектор оказался проворнее, и луч заклинания рикошетом отлетел от синего щита. Серебряный луч — тот самый, что безудержно ломал кости, — вырвался с конца палочки Гретель. Секунды, что он летел в сторону Равенны, показались бесконечными. Но темная магия пролетела в миллиметрах от ее плеча, вызвав лишь всполох ветра на коже, и разбилась о соседнюю колонну, образовав на ней глубокую воронку, вокруг которой стремительно расползлись мелкие трещины. Понимая, что бездействие лишь усугубит ее плачевное положение, Равенна сжала губы и уже собиралась выскочить из убежища, но ее опередила чья-то фигура. Мужчина в черном с поразительной легкостью отразил брошенные разом три проклятья, а затем, ни на секунду не растерявшись, взмахнул палочкой, словно хлыстом, и из ее конца вырвалось искрящееся лассо. Ударив в пол, оно оставило дымящуюся обугленную дыру в паркете, а затем в мгновение ока метнулось в сторону противников. Магический хлыст опутал шею младшего сына Монтегю, и мужчина рывком потянул того на себя. Захрипев от боли и напряжения, Генри упал на колени и после навзничь прокатился к ногам волшебника. Мужчина обернулся, и в его сосредоточенном, полном безжалостного равнодушия лице Равенна узнала Ланиуса Яксли. Гретель и Гектор вскинули свое оружие и собрались атаковать его, но Росс, оправившись от удивления, оказалась проворнее. — Инсендио! Огненная волна послушно вырвалась на волю, заставив троих Монтегю броситься врассыпную. Гектор, подхватив под руки изувеченную сестру, ринулся влево, а Генри, едва оправившийся от удушающего захвата, — вправо, но пламенная волна настигла его одежду быстрее. Пиджак твидового костюма вспыхнул прямо на мужчине, расползаясь по спине пылающими языками. Генри истошно завопил и с трудом сбросил полыхающий предмет одежды на пол, оставшись в рубашке, сквозь прожженные дыры которой виднелась покрытая красными ожогами спина. От огненного жара кожа залоснилась влагой, и пока противники оправлялись от шока, Равенна мгновенно потушила учиненный пожар. Сквозь укрытый сизым дымом воздух послышался вопль, полный дьявольской ярости: — Авада Кедавра! А вслед за ним, разрезав смог, лихой искрой прорвался зеленый луч. Не долетев до цели, он, сбитый с курса красным лучом, разбил оконное стекло и угодил в ствол дерева. Обернувшись, Равенна увидела в дверях Тесеуса с вытянутой вперед волшебной палочкой и застывшим на лице мрачным выражением «я же просил не делать ничего необдуманного». Еще недавно помпезный зал, в котором положено вальсировать, сейчас напоминал изорванное в клочья поле боя, а в его центре, обагренная своей кровью, застыла угрожающая фигура Равенны Росс, а подле нее величественно возвышался Палач. Она повернула к Скамандеру лицо, в котором уже не было и намека на лицо Литы, зато алела резаная рана, растекаясь по щеке кровавыми слезами. Во взгляде ее застыла жестокая решимость и неведомая прежде жажда, природу которой Тесеус не мог разобрать. Вслед за ним явился и Говард Монтегю в компании Нотта. Последний лишь испуганно ахнул и, схватившись за сердце, ринулся прочь. Рот Говарда перекосился от гнева, и он вскинул палочку. Разноцветные лучи заклинаний озарили зал, разрывая оставшуюся мебель, стены и люстры, хрусталь которой серебрился и хрустел под подошвами ботинок. Рассредоточившись по комнате, напарники в компании Яксли неустанно колдовали, выступив против четырех разгневанных противников. Выверенные движения запястья Тесеуса были порывистыми в своей беспощадности, он не позволял загонять себя в угол, наступал на врага, взяв на себя Говарда Монтегю. Магия разливалась по его жилам, и, казалось, для колдовства ему и вовсе не требовалась волшебная палочка. Загнанный в ловушку Говард напропалую палил всеми темными заклинаниями, которые знал: серебристые лучи, что ломали поочередно все кости, смертоносные потоки «Авады», красные искры «Круциатуса» — Тесеус больше не позволял себе слабости, лихо уворачиваясь от каждого. Когда очередной шквал проклятий обрушился на выставленный Скамандером щит, Говард прокричал своим детям о бегстве и ринулся в сторону выхода. Тесеус лениво улыбнулся и плавно взмахнул палочкой. Выпущенная из нее стрела с острым наконечником уже наметила себе цель и, лавируя между преградами, догнала беглеца, угодив тому в сухожилие. За пронзительным воплем послышалось грузное падение на пол и страдальческие мужские стоны. Ланиус же, боровшийся с Гектором и Генри, был поистине неумолим: его сияющая плеть неустанно жалила врагов, опутывала их конечности и туловища, сшибала с ног и отбрасывала все дальше друг от друга. Беспомощные, дезориентированные, братья Монтегю с трудом поднимались на ноги, как их снова сшибало на усеянный пылью пол. Приговоренные к медленной смерти, они изо всех сил хватались за любую возможность, любое промедление в действиях своего палача, но то было обманом; Ланиус Яксли, наслаждаясь их беспомощностью и уязвимостью, играл с ними, словно хищник, распалявший перед трапезой аппетит. На его суровом лице застыло выражение мрачного торжества и свирепого удовольствия, и то было по-настоящему пугающее зрелище. Оставшись один на один с калекой, Равенна не собиралась недооценивать противницу. Загнанная в угол, искалеченная, напуганная и разгневанная бессилием, Гретель представляла угрозу не меньшую, чем мужчины ее рода. Неуверенно стоя на ногах, она стойко парировала все направленные в нее заклинания и успевала атаковать. Равенна, не чувствуя боли и жжения в ранах, пробивала всю ее оборону и упрямо раскидывала в разные стороны все преграды, которые Гретель возводила, пытаясь ее задержать. Их выпады, словно смертельные броски королевских кобр, напоминали чудовищный змеиный танец — грациозный и завораживающий яростным неистовством. Равенна слышала бессильные хрипы, гневные крики, но ее взгляд — горящий, жадный, дикий — был прикован лишь к лицу противницы. Финальный раунд ознаменовался скрещенными лучами: серебристый, что короновал верх мастерства проклятий Монтегю, и фиолетовый — как платье своей госпожи, как она сама, — кошмарный отголосок которого все еще пестрел на ноге Гретель спустя много дней. Темная магия, вырвавшаяся из обеих палочек, не желала уступать, она сливалась, стремясь к жестокому единению, яростно искрила и шипела. Под мощными потоком гнева, Монтегю схватилась обеими руками за рукоять волшебной палочки, но Равенна лишь усилила напор, вынуждая ту отступать. Подпитываемая злостью и закипевшим в крови адреналином, Росс начинала чувствовать первые отголоски истощения. Ее магия была сильна и необуздана, но темное колдовство всегда отбирало чрезмерно много сил. Мимо просвистела стрела, на мгновение сместив фокус внимания, и тогда Гретель усилием разорвала их магическую цепь и бросилась прочь. Стихийная волна сшибла Равенну с ног, и ее ладонь больно ударилась о мелкие осколки, что мгновенно впились в кожу. Зашипев от боли, она почти зарычала, наблюдая, как Гретель проносится мимо раненого отца — на свободу. От ударной волны магии палочка Росс откатилась слишком далеко, и тогда она, не раздумывая ни секунды, освободила острое лезвие кинжала. То благодарно сверкнуло на свету и, направленное твердой женской рукой, метнулось вперед. Прокручиваясь на лету, оно разрезало укутанный дымом, гарью и пылью воздух и на скорости вонзилось аккурат в плечо Гретель Монтегю. Девушка сдавленно ахнула и, споткнувшись о собственное платье, упала навзничь неподалеку от отца. Равенне казалось, что все эти секунды она не дышала и гипнотизировала клинок обезумевшим взглядом, будто могла им управлять. Она сдула с лица кудрявую прядь и с большим усилием поднялась на ноги. Тесеус уже надел магические оковы на братьев, сидящих друг к другу вплотную, и как раз закончил с Говардом. — Я буду жаловаться! — взревел тот, волком поглядывая на мужчин. — Конечно будешь! Я же не зря старался, — насмешливо фыркнул Тесеус и довольно грубо вырвал стрелу из ноги Монтегю. Тот скривился и взвыл от боли. Равенна вскинула брови, прекрасно зная, что стрела, вызванная магией, вскоре бы рассеялась самостоятельно, не причиняя дополнительной боли, но справедливая жестокость Тесеуса в данном случае пришлась ей по душе. Равенна сковала запястья Гретель и, закусив губу, оставила кинжал в ее плече, опасаясь, что подозреваемая может истечь кровью до допроса. Тесеус приблизился к напарнице, напрочь игнорируя вмешательство Ланиуса, и устало улыбнулся. — Ты умница, Росс. Его рука замерла возле ее лица, а затем большой палец коснулся пореза под глазом. Тесеус мягко провел подушечкой по ее щеке, покрытой засохшими подтеками крови, и сочувственно поджал губы. Равенна опустила плечи, мгновенно сдаваясь под гнетом усталости и боли, и невольно прикрыла глаза, разнежившись под едва уловимыми прикосновениями. Ланиус прочистил горло, демонстративно напоминая о своем присутствии. — Не хочу портить идиллию, но у вас там один кровью истекает, а вторая вскоре отключится от болевого шока. Тесеус хмуро сдвинул брови и моргнул, избавляясь от странного наваждения, взявшего в тиски. Его рука безвольно опустилась вниз, и Равенна с досадой ощутила, что вся магия момента вмиг рассеялась. В реальности было холодно, дурно пахло гарью и кровью, а за разбитым окном вместо розового рассвета клубился густой осенний туман.***
— Игра в молчанку вам не поможет, господин Монтегю, — спокойно произнес Тесеус, расслабленно откинувшись на спинку стула в одной из допросных комнат. Он с удовольствием избавился от бабочки и ослабил ворот рубашки. Говард Монтегю раздраженно поджал губы и отвернулся, все еще храня обиду за увечье на ноге, которое спешно подлатали целители. — Так называемый наркотик «Энигма» — дело ваших умелых рук. Признаться, вам так долго удавалось водить нас за нос, что я даже испытываю к вам толику уважения. — Знаешь, на чем я вертел твое уважение, щенок? — выплюнул, словно яд, мужчина. Тесеус улыбнулся. Загнанные в угол преступники всегда вели себя одинаково: кто-то в надежде на сотрудничество со следствием сдавал себя и подельников со всеми потрохами, кто-то безутешно рыдал, давясь уродливыми слезами, но в основном были подобные Говарду Монтегю — свирепо отрицающие вину до последнего. — Я слышал, вы просили пергамент и перо, чтобы написать на меня жалобу? — Скамандер хмыкнул и медленно протянул ему все необходимое. Монтегю недоверчиво покосился на аврора, а затем на письменные принадлежности. — Прошу, не стесняйтесь, сэр. Пока перо в руках Говарда яростно скрипело по плотной бумаге, Тесеус внимательно следил за заключенным и не обмолвился и словом. Когда он закончил, Скамандер пробежался глазами по тексту и разразился глумливым хохотом. — «Я понятия не имею, в чем меня обвиняют, это все гнусная ложь, мою семью подставили», — гнусаво зачитывал он, бросая на Монтегю издевательские взгляды. — «Аврор Скамандер нанес мне тяжелое увечье, целители сказали, что я и вовсе мог лишиться ноги…» Серьезно, Монтегю? Я ожидал большего. И не дожидаясь реакции, взмахнул палочкой над пергаментом. Тот вспыхнул, на глазах Говарда превращаясь в горстку пепла, осевшую на столе. Тесеус небрежно смахнул ее на пол и ухмыльнулся, с удовольствием наблюдая, как багровеет лицо волшебника. — Ты и твоя девка еще пожалеете, — прошипел он, брызжа слюной. — Наши ребята сейчас проводят обыск в твоем доме, Говард, и в твоей подпольной лаборатории, так что мне насрать, заговоришь ты или нет. — Тесеус равнодушно пожал плечами и, насмешливо сузив глаза, подался вперед. — Я закрою и тебя, и всех твоих отпрысков, навсегда оборвав род Монтегю. — Он хмыкнул, вновь откинувшись назад. — Как думаешь, общественность справится с такой невосполнимой утратой? Говард сердито засопел, сверкая свирепым взглядом. Его мысли метались в черепной коробке так же хаотично, как черные зрачки в глазницах. — Мои дети не имеют к этому никакого отношения. — Это мы еще проверим, однако Гретель… — Тесеус нарочито сочувственно щелкнул языком. — Милая Гретель все же замешана, ведь именно ее проклятье едва не убило меня, и, поверь, я с удовольствием пришью эту деталь к делу, что добавит к ее сроку еще лет пять. — Она… Она не виновата! Не трогайте ее! — вскрикнул мужчина, ударив кулаками по деревянной столешнице. Тесеус даже не вздрогнул, продолжая фиксировать его изучающим взглядом. — Если ты выдашь мне все каналы поставок и имена покупателей, я, так и быть, оставлю этот секрет между нами. — Скамандер сцепил руки в замок, и уголки его губ дрогнули. — Как тебе такая сделка, Говард? Равенна уже ждала его в кабинете, зарывшись воспаленным взглядом в протокол. Она отказалась обращаться к целителю — лишь промыла порезы на лице и руках и принялась за работу. Тесеус торжественно положил перед ней письменное признание Говарда Монтегю и присел на край стола, скрестив руки на груди. Росс молча пробежалась по листу взглядом и устало ухмыльнулась. — Как тебе удалось? Я и пары слов из его детей не вытащила. Гретель так вообще едва не вцепилась мне в глотку. — Говард оказался хреновым человеком, но хорошим родителем. — Тесеус кивнул на признание в ее руках и вздохнул. — В обмен на это я пообещал ему, что не буду пришивать к делу нападение на меня в «Колючем змее». — Мы бы и не смогли пришить это к делу, ведь я тоже использовала на ней темную магию, — с сомнением ответила Равенна. — Да и лица ее мы тогда не видели. — Говард же об этом не знает. Заметив широкую улыбку на лице напарника, Росс улыбнулась и покачала головой. — Маклаггену стоит поучиться у тебя блефовать, Скамандер. — Ему стоит у меня многому поучиться, — залихватски ответил он. — Что там с обыском? Наши еще не вернулись? — Алексия сказала, что парни там заканчивают, но в целом они собрали кучу улик и передадут их криминалистам-зельеварам для детального изучения. — Равенна зевнула, прикрыв рот ладонью, и потерла покрасневшие от усталости глаза. — Как только выявится прочная доказательная база, для Монтегю назначат суд и изберется мера пресечения, пока же они всей семьей будут содержаться в изоляторе Азкабана под контролем дементоров. Тесеус коротко кивнул, не найдя в себе сил на ядовитые остроты, и взглянул на часы. За стенами министерства уже начался новый день. — Ноттов нашли? — мрачно поинтересовалась Равенна. — Эдварда необходимо обследовать. Может быть, удастся предъявить Аннабель обвинения. — И выяснить, имел ли какое-то отношение к ее плану Тед Нотт. Я уже направил запрос МАКУСА. Как только они его возьмут, незамедлительно передадут в нашу юрисдикцию. — И был ли в курсе Эдвард о темной стороне жизни Монтегю, — добавила Равенна, делая своевременные заметки в красном блокноте. Тесеус мягко забрал его из женских рук и, закрыв, отложил на дальний край стола. — Не сегодня, Росс. Сейчас тебе нужен рябиновый отвар и крепкий сон. — Сейчас мне нужна бутылка джина, — хохотнула она, поймав его теплый, улыбающийся взгляд. — Но, боюсь, меня вырубит даже с половины стакана. — Идем, мы заслужили немного отдыха. В атриуме уже сновали толпы людей: работники и посетители — все они с любопытством взирали на необычную пару, разодетую скорее для роскошного вечера, но никак не для Министерства Магии. Образ Литы уже давно схлынул, оставив Равенну в этом ужасно тесном, но красивом платье цвета сирени, перепачканном во время боя кровью. Идеальная причёска, безнадёжно испорченная, разметала волнистые чёрные волосы по плечам и спине, делая Равенну больше похожей на Афину — греческую богиню-воительницу, чем на обычного британского аврора. — И все же это платье придумал садист, — со смехом выдала Равенна. — Или извращенец. — Даже я не могу отрицать, что оно тебе идёт, Росс, — заключил Тесеус таким серьёзным тоном, будто зачитывал отчёт. — О, ну тогда я обязательно прикуплю парочку на случай внезапных свиданий. — Она хмыкнула и резким движением расправила юбку, обнажив бедро лишь на одну секунду, которой Тесеусу хватило, чтобы вцепиться в него жадным взглядом. — К тому же я не желаю больше надевать тряпки твоей невесты. Это ужасно, я будто чувствую себя ею, когда вижу твой взгляд даже, черт возьми, сейчас. Тесеус иронично вскинул брови, настойчиво игнорируя последнее заключение. — То есть, по-твоему, быть моей невестой так ужасно? — Ну, я бы не хотела быть твоей невестой, Скамандер. Да и фамилия у тебя дурацкая, я бы на месте Лестрейндж не брала ее. — Знаешь ли, я бы тоже не хотел такую невесту, как ты! — ответил парень, уязвлённый ее бестактной честностью. — Не девушка, а сущий кошмар. — Есть девушки, которые не по карману, а есть те, что не по зубам. Так я и отсеиваю недостойных. Смотреть за бурей эмоций, сменяющихся на симпатичном лице Тесеуса, оказалось настолько забавно, что Равенна едва не засмеялась. — Удобное оправдание скверного характера, — язвительно изрёк он, словно вынес ей приговор. Равенна расхохоталась, и смех ее заливистой мелодией обволок высокие своды зала, оттолкнулся от стен и мягко защекотал слух. Тесеус нахмурился, чувствуя себя одураченным, будто не понимал очевидных вещей. Она медленно провела пальцами по волосам, любовно перебирая каждую небрежную волну. — Я сказал что-то смешное? — разозлился Тесеус. — Мне смешно, что ты, имея невесту, так сильно переживаешь, что я могу счесть тебя недостойным себя. Его брови изумленно взметнулись вверх. — Твоя прямота граничит с бестактностью, — хрипло ответил он и тут же прочистил горло. — Твой взгляд, тонущий в разрезе моего платья, тоже граничит с бестактностью. Тушé? Сухой смешок вырвался из груди; Тесеус задумчиво провёл пальцами по губам, внимательно сузив глаза. — Тушé, — признал он и с извращённым удовольствием заметил удивленную искру в тёмных глазах. Равенна моргнула и, он мог поклясться, что сама не заметила, как прикусила губу. Они распрощались у каминов: Тесеус отправился к своей невесте, которая, вероятно, сходила с ума от переживаний, а Равенна — домой, понимая, что после нескольких часов сна ей придется держать ответ перед самой скандальной журналисткой «Ежедневного Пророка».***
Следующим утром первую страницу газеты венчала колдография искаженного злобой лица Говарда Монтегю с заголовком:«Кровавый зельевар пойман?»
В статье Мюриэль Пруэтт раскрыла известные на данный момент детали дела, связанные с семьей Монтегю, и сослалась на надежный источник в Аврорате. Интервью Равенна пообещала ей дать, когда дело поменяет свой статус на «закрыто», и тогда же, с более достоверными сведениями, разрешила упомянуть причастность Ноттов. Войдя в кабинет, Равенна бросила газету на стол Скамандера и устало рухнула в кресло. Физическая усталость и магическое истощение все еще давали о себе знать даже после рябинового отвара и здорового сна. Прошлым вечером ее привычно лихорадило, а наутро, когда жар отступил, пришла изнуряющая слабость, от которой не было спасения даже в крепком кофе. Порезы на теле успешно затянулись, а тот, что зиял под глазом, напоминал драматично застывшую кровавую слезу. Тесеус, увлеченный чтением письма, даже не обратил внимания на газету, оставленную перед его носом. Равенна демонстративно фыркнула и, развалившись в кресле, закинула ноги на стол, но и это не заставило напарника отвлечься. Она постучала пальцами по столешнице и, подхватив из ящика яблоко, что валялось там нарл знает сколько, бросила то в него. Не поднимая глаз, Тесеус вытянул руку и с поразительной ловкостью поймал алый плод, после чего также невозмутимо откусил от него внушительный кусок. Яблочный сок потек по подбородку и закапал на стол; Тесеус ругнулся себе под нос и поспешил вытереть его следы. — И что это было? — насмешливо вскинув брови, спросил он. Равенна весело пожала плечами. — Проверяла твою реакцию. Что читаешь? — Некоторое время назад я писал моему другу Каспиану Фоксглаву в Штаты по поводу информации о Дикой Охоте. Я тебе о нем рассказывал, — уточнил Тесеус. Росс утвердительно кивнула. — И он, наконец, мне ответил. Пишет, что у него есть друг — коренной индеец, готовый сопроводить в резервацию к своему вождю, у которого есть информация, способная меня заинтересовать. — Настоящее магическое племя индейцев? — воодушевленно проговорила Равенна. — Это весьма занимательно! У этих людей своя культура и обычаи… Представляю, сколько тайн они хранят от чужих глаз. — Я не уверен, что эта поездка в аризонскую пустыню даст все ответы, но, возможно, приоткроет завесу тайны, что нависла над образом всадников. — Класс! — Росс хлопнула ладонями и широко улыбнулась. — И когда мы выезжаем? — Мы? — Он снисходительно улыбнулся. — Я поеду один, а ты пока закончи с делом Монтегю-Ноттов. Равенна обиженно фыркнула и, надувшись, скрестила руки. — Я тоже имею право знать! К тому же мы ведь напарники, так? Вдруг что-то случится, и тебе потребуется помощь… — Я буду не один. Равенна в задумчивости пожевала губы, а после окинула Тесеуса настойчивым, въедливым взглядом, будто норовя прожечь в его лице дыру размером с кратер. — Да. Ты будешь со мной, Скамандер. Привыкай, что отныне никуда от меня не денешься. Он иронично выгнул бровь, поражаясь ее наглому упрямству, и насмешливо покачал головой. — Я старше тебя по званию, и ты должна подчиняться моим приказам. — Мы напарники, а это слово просто олицетворяет равноправие. Так и когда мы отправляемся? Тесеус еще некоторое время изучал ее подсвеченное самодовольством лицо, и уголки его рта дрогнули, так и не преобразовавшись в улыбку. — Твоя взяла, Росс, но имей в виду, что я отправляюсь в Америку не только ради работы. — Его потеплевший взгляд вновь обратился к письму, что покоилось подле левой руки. — У Каспиана и его жены Рене четыре дня назад родился сын, и они предлагают мне стать крестным Томаса. Равенна смутилась. Напрашиваясь в эту поездку, она считала, что они незамедлительно отправятся в путешествие к таинственной резервации, и само приключение будет лишь работой, но теперь она и не представляла, насколько ее присутствие будет уместно. — О, я… — Она неловко прочистила горло и отвела взгляд. — Тебе следовало сообщить мне раньше, что эта поездка будет в том числе и личного характера. — Какие-то проблемы? — ухмыльнулся Тесеус, наслаждаясь редким моментами смятения на самоуверенном личике Росс. — В таком случае, я могла бы присоединиться к тебе позже… — Каспиан в письме выразил желание познакомиться с женщиной, у которой хватило безрассудства стать моей напарницей, да и ты вроде как восхищалась его образом мышления. — Досадливый смешок сорвался с его губ. — Думаю, вы поладите. Да и Кас может многому тебя научить — и не только хорошему, к моему глубочайшему сожалению. С нервной задумчивостью Равенна постучала пальцами по гладкой поверхности стола, а затем, приняв в своей голове решение, улыбнулась. — С моей стороны было бы неразумно упустить возможность в неформальной обстановке познакомиться с Каспианом Фоксглавом.***
Равенна вышла из министерства довольно поздно, так как перед поездкой требовалось завершить все необходимые дела в расследовании, но домой отчего-то не хотелось торопиться. Так она без спешки выпила горячий имбирный чай с лимоном в «Котелке», к тому времени почти полностью опустевшем, и медленно прогулялась вдоль Косого переулка. На Лондон уже давно опустились сумерки, зажигая тусклый свет на фонарных столбах, в воздухе пахло прелыми листьями и холодным дыханием разгорающейся осени. В пестреющих лавочках постепенно гас свет, а дверные таблички меняли свое радушие на скупое «закрыто». Многие волшебники любили Косой переулок за его пеструю суету, запах свежего кофе и газет по утрам, сливающиеся в единую какофонию людские голоса, потому что все это и было лучшим воплощением самой жизни. Мощенная кривыми булыжниками извилистая аллея давным-давно стала сердечной жилой и красноречивой визитной карточкой магической Британии. Но Равенна любила Косой переулок поздним вечером — тихим, засыпающим и немного — самую малость — тоскующим о догоревшем дне. Она остановилась возле опустевшего газетного киоска и с улыбкой отметила, что все утренние выпуски «Пророка» распроданы; кое-где остались высокие стопки зарубежных газет, в том числе и «Нью-Йоркский Призрак», и реденькие пачки женских журналов и спортивной хроники. Равенна уже собиралась проследовать к выходу на Чаринг-Кросс-роуд, но ее взгляд зацепился за лиловый всполох на обложке «Ведьмополитена». Подойдя ближе, она вытаращила глаза и вцепилась похолодевшими пальцами в глянец. Черные кудри, всклоченные сражением, пятна и подтеки крови на бледной коже лица и блаженно прикрытые глаза — все это принадлежало ей вплоть до каждой ссадины и дурацкого фиолетового платья. Тесеус стоял к ней так близко — неужели так и было? — что их тела совершенно точно тесно соприкасались, а рука, поднятая к лицу, нежно касалась засохшей раны на ее щеке. Равенна до крови прикусила губу, всматриваясь в эти теплые зеленые глаза, пышущие искренней заботой, и в ужасе прижала журнал к груди. По коже засеменили крупные мурашки от воспоминаний того прикосновения, сбросившего с ее плеч груз напряжения, словно оставленного в темном проулке котенка наконец коснулась чья-то бархатная нежность. — Вы будете покупать, мисс? — донесся до нее вопрошающий голос торговца. — Я уже собирался сворачиваться. Равенна часто заморгала и бросила еще один взгляд на обложку как раз в тот момент, когда палец Тесеуса провел короткую линию вдоль ее скулы, а она — Равенна с обложки — распахнула глаза и встретила его взгляд с не меньшей теплотой и благодарностью. Стыд-то какой! Она наспех расплатилась с мужчиной и со всех ног ринулась домой, до самой квартиры не переставая прижимать к себе злополучный журнал. Росс сбросила обувь, швырнула куртку мимо вешалки и уселась на кровать, наконец вновь обращаясь к ужасной — красивой — колдографии, которую венчал заголовок:«Лита Лестрейндж в прошлом? У героя войны и кавалера Ордена Мерлина Тесеуса Скамандера новая пассия.»
Равенна прерывисто вздохнула и закрыла глаза. В какое же гиппогрифье дерьмо Скамандер их втянул!