Be Nice To Yourself

Вместо привычных девяти часов здорового сна его отдых сократился до четырёх, и то в лучшем случает. Его мозг как будто был неспособен просто заткнуться к херам собачьим, и иногда ему хотелось просто наорать на свои собственные мысли — тупые, непродуктивные мысли — которые крутились у него в голове роем озлобленных ос, чтобы они просто СДОХЛИ, но всё, чего он добьётся этим — острой мигрени и гипервентиляции. Иногда он доводил себя до истощения просто ради крошечного шанса, что это поможет ему заснуть сегодня ночью. Он чувствовал себя больным, не знающим покоя и насквозь, до костей измотанным. Не как после особенно напряжённой тренировки, и даже не так, как он чувствовал себя, когда едва избежал смерти. Это было совершенно новое, невыносимо мучительное ощущение, которое он не мог просто похоронить со всей остальной непонятной хернёй, что творилась с ним в последнее время. — Чувак, — Киришима ахнул взволнованно, — ты дерьмово выглядишь. И, должно быть, это было показателем того, насколько уставшим он себя чувствовал, что он только рыкнул на него в ответ. Он даже не смог найти в себе сил огрызнуться. *** Изуку смотрел Каччану в спину, кусая губы и слегка нахмурившись. Ему было тревожно как никогда раньше. Что-то странное творилось с Каччаном. Что-то было очень не так, но, возможно в первый раз за всю свою жизнь, он не имел ни малейшего понятия что конкретно. Он пристально следил за Каччаном последние несколько дней. Всё было в порядке, на первый взгляд, но потом Изуку заметил темные круги под его глазами. Он выглядел устало. Он выглядел так, будто ему нужно было хорошенько вздремнуть, что само по себе нелепо, потому что Каччан очень серьёзно относится к своему режиму сна. Он всегда старается давать организму положенное количество отдыха. Тогда дело в стрессе? Каччан определенно работал на износ во время тренировок, без какой-либо очевидной причины. В битве он был ещё более беспощаден, чем обычно, но в этом ощущалась какая-то принуждённость, и затем. Изуку заметил, что он теряет равновесие, совсем немного, время от времени. Он был обеспокоен, потому что Каччан чрезвычайно опытен и всегда без исключения внимателен к своему окружению. Кроме того, он прекрасно контролирует своё тело и силу, каждое движение, каждый шаг — эффективен и просчитан до мелочей. Но потом случилось кое-что ещё хуже. Это произошло во время боевой тренировки, Каччан сражался против Киришимы. Каччану удалось прижать своего друга к земле, и он навалился ещё сильнее, чтобы задержать его, но Киришима-кун отказывался сдаваться, ёрзая в крепком захвате рук, пока Каччан отчаянно боролся, пытаясь обезоружить его. Это было продолжительное противостояние двух неумолимых сил воли, пока внезапно Айзава не метнул свою ленту в Катсуки, сбивая его с ног. Только тогда Изуку, и все остальные, включая Киришиму и самого Каччана, заметили вьющийся над руками Каччана дымок, его раскалённые ладони красные от ожога. Киришима взглянул на своё предплечье, озадаченный, однако к счастью он был невредим — благодаря его квирку, едва обуглившийся верхний слой затвердевшей кожи осыпался с его руки песком и мелкими камешками. Каччан уставился на свои руки, ошарашенно, почти в ужасе. Изуку нечем было дышать. Каччан всегда держал свой квирк под контролем. Он учился подчинять свой квирк с того дня, как сотворил первые искры, и до того момента, пока не освоил его достаточно, чтобы не нуждаться больше в чьей-либо помощи. Даже будучи ребёнком, он очень ответственно относился ко своей новой силе, никогда не используя её против других детей, осознавая что может причинить им боль. Конечно, может он и гремел маленькими взрывами, чтобы отпугивать их, или заставить их слушаться, когда он был младше, но он никогда не желал умышленно причинить кому-либо вред. И он знал, что он вспыльчивый. Принятие своего взрывного характера заставило его ещё сильнее жаждать контроля, который бы уравновесил его суровый нрав. Он боялся нанести непоправимый ущерб, действуя на горячую голову. За 13 лет, что он прожил с этим квирком, Каччан ни разу не терял самообладание. Кажется, никто больше не осознавал, что это предполагает; Айзава выглядел несколько встревоженно, и друзья Каччана тоже были взволнованы, но в большей степени сбиты с толку. Изуку замутило. С Каччаном что-то не так, и это точно не просто стресс — это Изуку знал наверняка. Это было что-то важное, что-то, что скорее всего волновало его гораздо дольше, чем последние пару дней, скорее всего неделями, если не месяцами, и Изуку даже не заметил- И он всё ещё понятия не имел, в чём проблема. Идея не укладывалась в голове. Как он мог пропустить что-то настолько серьёзное, что оно так сильно волновало Каччана? Может быть не всё в порядке дома? Изуку почувствовал приступ тревоги от одной мысли. Если что-то случилось с тётушкой и дядей… Но он вскоре откинул мысль; если бы что-то произошло, он бы определённо услышал об этом от своей мамы. Так что это не оно. Тогда что же? Все друзья Каччана в порядке, насколько это возможно. Да и даже если бы что-то было не так с кем-то из них, Каччан бы не стал держать всё в себе. Он бы встретился с проблемой лицом к лицу и попытался бы её решить, вместо того чтобы страдать в тишине. Ведь он страдал? Он выглядел… по крайней мере, несчастно. Напряженно. Отчаянно. Как будто что-то не давало ему покоя. Он наверняка опять пытается скрывать свои эмоции, в точности как после отставки Всемогущего. И это то, что пугало Изуку больше всего; Каччан чувствовал себя лучше в последнее время. Он вёл себя лучше и мягче, и ему проще было принимать помощь и просить о ней. Что такого могло случиться, чтобы откинуть его прогресс на несколько лет назад, заставить его вернуться к прежним нездоровым копинговым механизмам? И Каччан ничего ему не говорил. Единственный способ выяснить — это спросить напрямую, и Изуку просто не может найти в себе смелость. Это, должно быть, нечто действительно ужасное, ненормальное и уродливое и болезненное. И как бы сильно Изуку не ненавидел видеть Каччана таким разбитым, ему также ненавистна мысль, что он неспособен будет помочь, что Каччан снова откажется от его помощи и ещё сильнее замкнётся в себе. Если Каччан снова попытается отстраниться… Изуку не переживёт это. Так что он не станет спрашивать, но это не значит, что он просто будет сидеть сложа руки. *** Было девять вечера, и Катсуки готовился ко сну, когда он услышал настойчивый стук в дверь. Он вздохнул и ворчливо покрыл матом того идиота, что решил побеспокоить его в такой час, но всё же открыл дверь. Напротив него стоял Деку, с полными руками подушек и одеял, в старой застиранной толстовке с символикой Всемогущего, которую он теперь использовал как пижаму. У него было суровое, решительное выражение лица. — Что ты здесь делаешь? — спросил Катсуки, слишком уставший, чтобы иметь дело с… этим. Чем бы оно ни было. — Разбиваю лагерь в твоей комнате чтобы смотреть на тебя пока ты спишь, — ответил Деку, просачиваясь мимо него чтобы разложить свою постель на его полу. — Какого хуя, — Катсуки пробормотал, совершенно сбитый с толку. Деку взбил подушки и затем уселся поверх одеяла, похлопывая по нему, чтобы Катсуки сел рядом с ним. Катсуки закрыл дверь и просто… стоял там. — Во-первых, извращенец- — Каччан! — Деку драматично вздохнул, — Я бы никогда не оскорбил твою честь, и ты знаешь это! — Я конечно знал, что ты тот ещё сталкер, но это совершенно новый уровень стрёма. — Каччан, — он очаровательно надул губы. Катсуки вздохнул и проковылял к импровизированной кровати, падая рядом с Деку. — Ну так? — спросил он. — Есть какая-то адекватная причина всему происходящему? — Я уже сказал тебе, — Деку посмотрел на него своими большими глазами, полными тревоги. — Я здесь чтобы убедиться что ты нормально спишь. Катсуки окоченел. — Я в порядке, Деку, — он вздохнул, пытаясь перевести тему, — Я почти уверен, что ты просто пытаешься затащить меня на пижамную вечеринку. Деку покраснел всем телом, его веснушки сияли как звёзды на фоне его румяных щёк в мягком приглушённом освещении комнаты. Губы Катсуки дрогнули в полу-улыбке. — Разве что совсем немножечко, — согласился Деку, но затем его глаза снова нашли глаза Кацуки, — но это не основная причина. Катсуки вскинул бровь. Деку закусил губу. — Ты выглядел… как будто ты не совсем здесь, сегодня днём. Конечно. Конечно же Деку заметит его маленькую оплошность, и конечно же он полезет в это. В конце концов, это Деку. Маленький любопытный засранец. Катсуки вздохнул, он даже не мог винить его за это. Он в полной пизде и он осознаёт это. Такими темпами его маска вряд ли продержится долго. Он чувствовал себя неуравновешенно. Раздражительно, настроение скачет от ярости до апатии по пятнадцать раз на дню. Это выматывает, и он не знает что с этим делать, и конечно же Изуку из всех людей будет тем, кто заметит это и заставит его обозначить проблему. Вот только Изу лишь вздохнул и взял его за руку, сжимая слегка. — Знаешь, для кого-то, кто так сильно заботится о своём здоровье и режиме сна, чтобы всегда быть на высоте, ты дерьмово справляешься с заботой о себе, — свободной рукой Деку убрал его волосы от лица, легонько касаясь щеки в процессе. У Катсуки перехватило дыхание. — Заткнись, — он прорычал, но Деку лишь фыркнул. — Ты выглядишь усталым, Каччан, — он промурчал мягко. «Ну сука ещё бы, я должно быть выгляжу как труп» — потому что если честно, он понятия не имел когда он в последний раз смотрелся в зеркало, — «И всё равно я определённо чувствую себя ещё хуже, чем выгляжу.» — Ты хорошо спишь? — Деку спросил, поглаживая круговыми движениями большого пальца его ладонь. Он наверное подумал, что дело в кошмарах — большинство из их одноклассников мучали кошмары, ещё с первого года, это было их новой реальностью и они научились справляться, поддерживать друг друга в такие моменты. И так уж получилось, что Катсуки и Изуку были особенно близко знакомы с кошмарами друг друга, в основном потому что в большинстве из них они играли главные роли. Они почти никогда не говорили об этом вслух (оба могли в общих чертах представить, после того как раз за разом один видел, как другой просыпается с криками), в основном предоставляя безмолвный физический комфорт своего присутствия (обоим хотелось не просто знать, но чувствовать, что они живы). Они оставались вместе на ночь, крепко прижимаясь друг к другу; или невидяще уставившись в телевизор, чей фоновый шум убаюкивал приятным серым звуком, укутывались под одним одеялом. Они делали так всё время на втором курсе, когда страх был сильнее всего, так что конечно же Деку будет волноваться, если вдруг узнает, что его друга снова мучают кошмары, но он не приходит за утешением. Катсуки вздохнул. Это так тупо. Что бы он ни делал, всё равно в конце концов он заставляет Деку волноваться. Так что похуй, полу-правда лучше чем целая ложь. — Да, как-то не особо спится. Скорее всего просто слишком перенапрягся, — признался он. Деку сжал его ладонь в жесте поддержки. — Это ничего, Каччан. Я просто… Я волнуюсь о тебе. Ты всё время пытаешься казаться этим суровым, бравым и неуязвимым героем, но я знаю, что это не так, и иногда… Ты забываешь позаботиться о себе. Ты… Не очень хорошо умеешь относиться к себе с заботой, — Деку произнёс, болезненно искренним и нежным голосом. Он снова ласково погладил Катсуки по щеке. — Ты не очень добр к себе, да, Каччан? И что-то в этом заставило его глаза наполниться слезами, но он яростно боролся, не давая им пролиться. Он ненавидел плакать, он не плачет, особенно не перед Деку. Так что он задержал дыхание — настолько, на сколько смог, игнорируя боль под рёбрами. Он ждал, давясь комом в горле, пока влага на глазах испарится, и всхлипы, что грозились сорваться с губ, затихнут. Он так, так сильно устал. Всё, чего он хотел — это прилечь ненадолго. Закрыть глаза и представить, что мира не существует, только на один крошечный момент. И было в Изуку что-то такое, то как он не винил Катсуки за эти чувства. То, как он предложил утешение и понимание, даже не зная, в чём проблема. Это как будто он знал заранее, что Катсуки не был добр к себе, так что он решил быть добрым за них обоих. Он действительно слишком добр, во всех возможных смыслах. Катсуки чувствовал себя болезненно открытым, раздетым до гола, и любимым, и обласканным им. Он наконец выдохнул, прочищая горло чтобы скрыть ощущение неловкости. И затем он заметил, насколько сильно дрожат его руки, поэтому он вытянул свою ладонь из ладони Деку. — Ты знаешь… — Деку подбирал слова. — Эм, ты знаешь что-нибудь, что мы можем сделать? Чтобы помочь тебе заснуть? — Что например? — спросил Катсуки, тихим охрипшим голосом. — Я не знаю. Включить любимое аниме и разноцветные гирлянды? Это то что помогает мне, обычно, — он произнёс задумчиво, и Катсуки уже было приготовился к очередному потоку бубнежа, но его не случилось. — Тсу как-то рассказала мне, что она спит с мягкими игрушками. Катсуки оскалился. — Я не собираюсь спать с мягкими игрушками. — Во-первых, любить плюшевые игрушки совсем не стыдно! Я полностью уверен, что у тебя с тех пор как мы были детьми осталась твоя любимая мягкая кукла Всемогущего, — обвинил его Деку, и на это Катсуки мог только смутиться. — И! Если это эффективно, почему бы не воспользоваться? Тсу говорит, что ей нравятся игрушки, потому что они мягкие и комфортные, и они заставляют её чувствовать себя спокойно и чуть менее тревожно. Тебе бы точно пригодилось это, — он пихнул Катсуки в бок. — Я НЕ БУДУ СПАТЬ С МЯГКОЙ ИГРУШКОЙ! — прокричал Катсуки. — Окей, ладно, боже мой. Ты не обязан. На мгновение между ними повисла тишина, Деку пытался придумать что-то ещё, пока Катсуки всё ещё восстанавливался после своего момента уязвимости. — Ты не… — и затем он засомневался, снова кусая губы. Ну что за идиотская привычка. — Деку. Просто скажи уже. Деку вздохнул. — Ты не хочешь поспать вместе, может быть? Раньше тебе это здорово помогало успокоиться после кошмара, — он предложил смущенно, смотря на Катсуки из-под спутанной челки. Катсуки подумал об этом. Окей, Деку стал более тактильным и больше касался Катсуки в целом, с началом третьего года. Катсуки едва ли выносил это поначалу, но затем… ему стало нравиться, разве что совсем чуть-чуть, наверное. Это творило странные вещи с его сердцем, заставляя его волноваться о своём здоровье иногда, но, в целом, это было одним из приятных моментов. Это было показателем того, что Изуку наконец-то снова почувствовал себя комфортно рядом с ним, даже физически. Так что Катсуки позволял ему, и иногда подставлялся под прикосновения, чтобы показать, что его это на самом деле не беспокоит. И они спали вместе и раньше, как Деку и сказал — не только после войны, но и когда они ещё были маленькими. Это не должно быть чем-то странным, Катсуки не собирается делать это чем-то странным. — Всё в порядке, если ты не хочешь, — Деку перебил поток его мыслей, видимо смущённый тем, как долго Катсуки молчал. — Нет, — сказал он, неожиданно для самого себя, — это. Эм. Было бы неплохо. Деку солнечно улыбнулся ему, и затем забрался в свой кокон из одеял. Катсуки молча стянул свою собственную постель с кровати на пол, и затем выключил весь свет и лёг рядом с Деку. Он такой тёплый. Его дыхание чистое и размеренное. Лёжа здесь, рядом с ним, плечом к плечу, Катсуки почувствовал как подобное натянутой пружине внутреннее напряжение слабнет, тиски разжимаются. В отсутствие беспокойной, бешеной энергии, державшей его в напряжении всю неделю, он почувствовал себя ещё более измождённым, его тело настолько устало, что каждое движение было обременительно. Он не смог бы сказать, как много времени прошло, прежде чем его начало клонить в сон, но к тому моменту Деку сбоку от него наконец угомонился, уложив голову Катсуки на плечо. Всё было тихо, и мягко, и мирно. Его голова пуста. Деку пахнет стиральным порошком. Катсуки медленно провалился сквозь реальность.