Тени

Вольфганг еле вырывается из цепких лап сна. Чёрные тени с каждым разом кажутся всё реальнее, затягивая его в путы ночного кошмара. И с каждым разом просыпаться становится всё сложнее. Он не может закончить реквием уже третий месяц. Тени услужливо шепчут ему мелодию, ласково напевая лакримозу на ухо, но у Моцарта совсем не хватает сил встать с кровати и пересесть за стол. Только бы дотянуться и взять ручку, тогда он сможет записать хотя бы первые восемь тактов. — Сальери? Худощавая фигура в чёрном рассеивает мрак. Кажется, даже дождь в эту секунду перестаёт барабанить по стёклам, погружая их в кричащую тишину. Наверное, он тоже часть его видения. Антонио коротко кивает головой и подаёт ему идеально заточенный карандаш. Такой острый, что можно порезаться. Моцарт кивает в ответ. Нужно быть благодарным, даже если всё это происходит у него в голове. Тонкие пальцы изящно и устрашающе быстро заполняют нотный стан. Нужно торопиться, даже если этот реквием для его собственных похорон. Проклятый до диез с тошнотворной надеждой заедает у Вольфганга в голове. Ему хочется выплюнуть это треклятое чувство, и Моцарт захлёбывается в кашле. Карандаш падает на пол, рука сминает исписанный лист бумаги, и Вольфганг бессильно падает на пол, теряя сознание. Антонио замирает. В тот момент, когда он думает, что это конец, замирает и его сердце. Но Наннерль, вбежавшая в комнату, шепчет, что всё хорошо. Девушка тонкими руками пытается что есть сил прижать к себе брата, только бы слышать биение его сердца. тук тук Еле слышно пробивается из-за ткани. Вольфганг покрывается холодным потом, и лишь полоска крови, стекающая по щеке, ярким пятном алеет на бледном лице. Ему стало хуже. Намного хуже, чем вчера. Она не успела даже отвезти его к врачу. — Засранец, ты не посмеешь. — шипит она сквозь зубы и рукавом рубашки стирает красные капельки с его лица. — Отойди, ему нужен воздух. — Констанция резко распахивает окна, чуть не срывая шторы вместе с карнизом. Констанция знает, что делать. Снять футболку. Облить холодной водой. Похлопать по щекам. Дать откашляться. Принести лекарство. И не дать ему заснуть. Вольфганг заходится в приступе дикого кашля. Ему больно, жутко больно. Чувство такое, будто заживо ломают рёбра и рвут лёгкие на мелкие кусочки. — Я не хочу больше. — хрипит он, захлёбываясь собственной кровью. Он устал. Сальери готов что угодно отдать, чтобы разделить его муки. Антонио встаёт с дивана и, присев рядом, робко берёт Амадея за руку. Холодная. Горячее дыхание согревает кончики пальцев, но не надолго. Он прикасается губами медленно, чутко, стараясь жарким дыханием обдать каждый сантиметр мраморно-белой кожи. — Антонио, хватит. Констанция говорит тихо, без эмоций. Она, наверное, все свои слёзы уже выплакала, если сейчас во рту так сухо. Сколько часов он так просидел? первый второй третий четвёртый пятый. пятый четвёртый третий второй первый. Незамысловатая аппликатура. первый второй третий.. — Хватит. Наннерль аккуратно отводит руку брата от лица музыканта. Сальери, пошатываясь, переминается на коленях, не моргая и, кажется, не дыша. Он не может встать. Не может больше пошевелиться. Его будто бы только что залили бетоном, превратив в памятник вечному страданию. — Хватит! Голос Наннерль пусть и звучит увереннее, но срывается на крик. Антонио поворачивает голову. Его щёки блестят в свете предательски весенного солнца.