Всё, чего я когда-либо хотел — это ты.
«Папа» — это нечто доброе, нежное и приятное. Иногда ему хочется распробовать это необычное слово на вкус, но он прекрасно понимает, что просто не имеет такого человека, которого назвал бы этим мягким и сладким словом. Все говорят, что в отцовской любви есть что-то особенное и редкое, но это «что-то» он никогда не поймёт и не прочувствует. Образ отца всё детство был расплывчатым и туманным, ведь его никогда не было рядом. Вот и вся сказка про счастливое детство наследника Великой Империи. У него не было папы, не было даже отца, у него всегда был Хозяин. Он про себя звал его своим белым господином. Годы, проведённые с этим жестоким человеком, заставили его быть похожим на своего жестокого родителя. Он смотрит на себя в зеркало и видит не себя, а Его. Циничный, безжалостный и бескомпромиссный. У него были красивые голубые глаза, в которых тонули жертвы его соблазна. Он обжигает чужие тела своими холодными прикосновениями и заставляет дрожать от страха. Правой рукой ласкает и гладит, а левой вонзает нож в спину, заносит плеть, ломает кости. Он заставляет весь мир плясать под его музыку, где давно написал каждую ноту. И это всё ради него. Он жесток ко всем, но на коленях перед ним. Только с ним он отлично понимает, когда стоит заткнуться. Он давным-давно освободился от невыносимой опеки, в которой не помнил ни родительской любви, ни заботы, но невидимый ошейник до сих пор душил шею, а душу томил тяжестью, заставляя падать на колени перед ним. Он помнит, с каким опьяняющим наслаждением подчинялся его воле. Руки не принадлежали ему, иначе как объяснить всё, сотворённое ими? Сын, как и отец, заботится только о себе. Он ненавидит ту бушующую огненную страсть внутри себя, разгорающуюся и кипящую только от одной мысли о нём. Снова смотрит в зеркало — видит Его. Хруст. Окровавленные стёкла разбросаны по всему полу. У них есть семейная традиция — после работы гулять в парке или заходить в какое-нибудь маленькое кафе. Они чаще молчали, чем говорили. Инициатором прогулок и встреч был Великобритания, а США был рад идти за ним, глядя в его прямую равнодушную спину. Гулять с ним было сравнимо с пыткой, а его мимолетные прикосновения к рукам и плечам подливали масла в огонь. Образ отца теперь был чётким и ясным, никогда не вылетал из головы. Вид воспитанного британского джентльмена взывает лишь легкий смех у американца, потому что он прекрасно знает, что за этой приятной маской скрывается убийца и садист. Его личный кукловод и господин. — У тебя такие красивые глаза, а носишь эту дешёвую безвкусицу, — ожидаемо говорит Великобритания, аккуратно снимая солнечные очки с лица своего сына. — Хочу задавать тренды, выглядеть модным, да и мне просто нравятся тёмные очки, — бессовестно врёт США. Это огромная ложь, и ложь в ней — каждое слово. — А у тебя мои глаза. Они безумно красят тебя, мой мальчик, — бархатистым голосом произносит британец, словно пытаясь гипнотизировать, соблазнять. Он всегда так делал. Именно поэтому все ему подчинялись. — Сделай мне одно маленькое одолжение. Не носи больше эту пошлую вещь. Я хочу всегда видеть твое идеальное лицо. Не успел США возразить, открыв рот от удивления, как Великобритания нежно взял его за подбородок и осторожно поцеловал в лоб. Тот замер, прикрыв глаза, с трепетом в груди наслаждаясь прикосновением тонких губ отца. Он никогда не мог подумать, что губы ненавистного ему мужчины могут быть такими мягкими и тёплыми. Это было что-то новое и неизвестное, по-настоящему прекрасное. Сладкая дрожь накрыла всё тело, кровь закипела внутри. США без всякого терпения и стыда уткнулся в шею Великобритании, тихо вдыхая приятный запах дорогого мужского одеколона, мимолетно целуя кожу, восторженно чувствуя, как чужие пальцы гладят его светлые волосы. Он готов поклясться, что сейчас британец искренне улыбается от подобного поведения американца. Хотелось уже отстраниться, но Великобритания не дал, подталкивая США в свои тёплые объятия и укладывая его голову к себе на плечо, продолжая поглаживать макушку. — Мой мальчик, — прошептал Великобритания, после целуя щеку США, снова будя новые щекотливые чувства. С тех пор Америка перестал носить солнечные очки. Сын ненавидел отца, но подражал ему во всём. Знакомый смутный образ стоял перед глазами и беспорядочно шептал ему в голове всё новые приказы. Он буквально продал свою душу дьяволу. Без всякого сожаления проливал свою и чужую кровь. Был одержим стремлением получить из уст мужчины похвалу в свою сторону. Его разум стал ему чужим. Сколько пота, крови и слёз ушло, чтобы войти на мировую арену и занять достойное место среди этой верхушки. Всё ради того, чтобы отец гордился своим сыном, достойным зваться наследником его Великой Империи. В начале он не был готов к большой игре, но после пристрастился к ней. Править миром рядом с ним — высшая награда. Он этого желал. США до сих пор помнит своё первое и весьма постыдное выступление перед старшими державами. Совсем юный и неопытный юнец взошёл на огромную сцену, чтобы представить себя перед мировыми империями и рассказать о своих перспективах стать молодой развивающейся страной, но вдруг голова его резко закружилась, а лицо стало белее снега, наступил приступ противной тошноты от жуткого волнения. Тогда он готов был рассыпаться на мелкие куски от своей слабости и трусости. После этого позора он упал в обморок за сценой, но не успел удариться о пол. США чувствовал, как его кто-то быстро подхватывает и что-то беспокойно говорит. Это был Великобритания, который после собрания нёс его на руках до своего особняка, ведь Америка был не в состоянии даже стоять. Монарх шептал что-то успокаивающее, параллельно покрывая бледное лицо сына легкими поцелуями, от которых в сердце США что-то ласково щекотало, будто бы внутри него был котёнок. Вечером они мирно уснули в объятиях друг друга прямо в одежде. С того самого момента в США проснулись самые странные чувства к Великобритании, которые не имели ничего общего ни с простым человеческим влечением, ни со священным трепетом влюблённого. Эти чувства вызывали в его душе недоумение, отчего он в настоящее время пытался подавить их и забыть. С самого детства маленького наследника призывали слушать классическую музыку, которая была для него скукой, написанной ради знатных элит. США не любил классику, но любил игру Великобритании на скрипке. Старый лондонский особняк часто полнился звуками как прекрасной музыки, так и любовных похождений отца. Британец всегда играл с закрытыми глазами, чтобы сильнее ощущать мёртвую и холодную тьму вокруг, словно доставая мелодию из тесного гроба. Его безмятежная и бесподобная игра на скрипке когда-то очаровала маленького мальчика с первым движением смычка по струнам. Отец не повторял интонаций других музыкантов и композиторов, а словно брал их из других языков. В детстве США казалось даже, что Великобритания через музыку пытался передать великую тайну и одновременно, свой страх перед жизнью. По-другому объяснить простыми словами эту непонятную игру чувствами сердца он не мог. Оставалось наслаждаться нежной музыкой, которая ласкала уши. У США была родная мама, которую он практически не помнит. Она не была ни француженкой, ни сеньоритой, ни англичанкой. Она точно не являлась европейкой, что удивительно. Она была бедной коренной жительницей Америки, которую коварно соблазнил отец. Служанки часто рассказывали, как эта наглая и гордая индианка никому не позволяла трогать своего единственного сына. Она была прекрасной и любящей женщиной, которая действительно занималась им. США прекрасно понимал, что Великобритания изнасиловал несчастную девушку ради минутного удовольствия, заставив потом рожать идеального наследника для родных ей американских земель, после чего убил в тайне ото всех — со скуки, потому что она ему надоела. Отец всегда забирал самое дорогое у сына и ничего не давал взамен. Были, конечно, мачехи, как Франция и Испания, но они предпочитали заниматься более «важными» делами, например, плотскими утехами с Великобританией, нежели думали о воспитании даже своих собственных кровных детей. И всё, что осталось от родной матери — это подаренная маленькая деревянная статуэтка в виде тотема, которую она сделала вручную. США чувствует, что её покойная душа до сих пор рядом с ним, как тень. Он чувствовал своих родителей через их подарки. Мама дарила улыбки и тепло, отец — одиночество и пустоту. Он любил маму, которую не знал, и ненавидел отца, которого знал слишком хорошо. — Мой мальчик, подойди ко мне, — нежно позвал Великобритания, маня США пальцем. Как и всегда, он послушно подошёл и встал рядом, робко поднимая голову и заглядывая в красивые глаза мужчины, где нет ничего, кроме холода и пустоты. Неожиданно на лице Великобритании расцвела обаятельная и добрая улыбка, после которой тот аккуратно подхватил подбородок своего потерянного мальчика, поднял его голову и посмотрел в глаза. Они смотрели друг на друга, словно враги, решающиеся на смертельный бой. И после нескольких секунд загадочных взглядов Великобритания трепетно коснулся соблазнительных губ Америки, затягивая его в нежный, но настойчивый поцелуй. Первые прикосновения губ были ласковыми и невинными, пальцы США уже путались в длинных серебристых волосах британца, он чувствовал чужие сильные руки на своей талии. Поцелуй очень быстро сменился на более настойчивый и властный, с танцем языков и мимолётными прикосновениями по всему телу. Внутри проявились болезненные и сладкие ощущения, которые приятной волной начали спускаться в низ живота. — Ты ведь не интересуешься мужчинами, — оторвался от желанных губ США, продолжая смотреть на Великобританию затуманенными страстью глазами. — Верно. Мужчинами я не интересуюсь, — шепчет британец, делая глубокий вдох, а потом выдох, обводя большим пальцем губы американца, надавливая на его длинный язык. — А вот тобой — да. Лёд в сердце Великобритании треснул. С того момента они стали нежно и жадно целоваться, стоило им только остаться наедине. Соединяли губы то мимолётно и быстро, то продолжительно и глубоко. Они становились всё ближе друг к другу в интимном плане, если это можно было так назвать. Хоть мотивы Великобритании были по-прежнему туманны для США — тот просто так ничего не даёт и не делает — об этом совсем не хотелось думать, а хотелось только наслаждаться чужими мягкими губами, вкусить которых он желал долгие годы. США ещё до конца не верил, что это происходит с ним на самом деле. Впрочем, свою бдительность он не растерял, ведь во время поцелуев смотрел на бледное лицо Британии, которое неуловимо покрывалось размытыми красными пятнами и выглядело почти безмятежно. Они оба наслаждались моментами уединения, где дарили друг другу долгие разговоры, а после — горячие объятия и поцелуи. Только в такие моменты США мог отбросить все свои сомнения и ненависть, потому что видел в странных глазах отца искры нежности и любви к нему. К сыну. — Не хочу я слушать Баха, Чайковского, Бетховена, Моцарта и Вивальди. — А что тогда ты хочешь слушать? — Тебя! И на всю спальню заиграла неизвестная, но красивая мелодия. США, без сомнения, любил слушать игру Великобритании на скрипке, но сейчас лишь жадно рассматривал его стройное тело и оголённую кожу. Мокрые поцелуи сносили голову, но теперь этого было мало. Хотелось больше и ближе, горячее, так, чтобы почувствовать эту огненную страсть внутри себя. США смотрел на его кожу, отмечая бледную красоту. На ощупь — приятная мягкость. Она определённо легко покрывается алыми засосами и лиловыми синяками. И, самое главное, что всё это долго держится. Британец может долго ходить в тех метках, которые оставил США, что вызывает внутри последнего торжество. Глядя на лебединую шею Великобритании, США шумно сглатывает. Кусает губы до крови от желания полностью покрыть эту шею засосами, а потом смотреть, как на собраниях отец, нехарактерно для себя, всё время подтягивает воротник белой рубашки, чтобы скрыть алые метки сына, оставленные в порыве страсти. Это сильно возбуждает. — Твоё дикое желание обладать мной можно прочесть по глазам, — сквозь приятную вереницу звуков донёсся голос Великобритании. Произнесено было таким тоном, словно интересовались о погоде. — А по твоим глазам можно прочесть, что ты этого не хочешь, — США не обижен, нет, он констатирует факт. — Ты, наверное, не понял меня тогда, — серьёзным тоном ответил тот, склоняясь к личику американца, поглядывая на его тонкие губы. — Если хочешь что-то сделать со мной — сделай. Я разрешаю. От этих слов у США перехватывает дыхание, в то время как Великобритания по-дьявольски улыбается. Он разрешает. Но не всё происходит так просто, ведь это очевидная манипуляция и попытка сильнее привязать ребёнка к себе. Однако это была пустая трата времени, потому что США ещё с юных лет чувствовал искушающую любовь, похожую иногда на ненависть, к этому мужчине. Она разрывала на куски изнутри. Великобритания всегда находил нитки, за которые можно было в удобные моменты дёргать — только с любимым сыном пришлось переступить некоторые свои принципы. И это злило от того, что казалось, словно теперь США имеет некую власть над британцем, из которой извлекает свою выгоду — получить удовольствие. Они теперь взаимозависимы, и это не устраивало обоих. Великобритании нравилось быть с женщиной — приятно пахнущие, объёмные и мягкие, они были таковыми везде: хотелось дотронуться, приласкать, вылизать, попробовать на вкус… А вот притронуться языком к мужской плоти, прочувствовать сухость ствола и склизкость головки — было мерзко даже просто представлять. Но, если поцелуи с американцем были приятными и вкусными, то и мягкий орган будет так же хорош? Да, британец был готов попробовать что-то новое, даже почувствовать на своей шкуре пассивную роль. Всё ради сына. Ведь Великобритания трепетно любил его, а особенно — это сладкое чувство превосходства над американцем, ведь за ролью господина скрывается власть и тяжесть британской короны. Только с ним США превращался в хрупкого и беззащитного ребёнка, который нуждается в ласках. Его мальчик. Только с ним он не скрывал своих чувств. Однако полностью открыться вряд ли получится. Кровать находилась совсем недалеко, поэтому США без всяких усилий опрокинул Великобританию на подушки. Ужом скользнул тому на бёдра, припечатав давящей тяжестью. Медленно облизнул пересушенные губы, усмехнулся, смотря опьянённым взглядом на то, как даже при таком откровенном жесте британец пытался удержать свой невозмутимый и холодный взгляд — это был первый раз, когда именно его небрежно толкают на постель, а не наоборот. Наклонившись, американец целует, а затем проводит, надавливая, влажным горячим языком по бледной шее, вызывая у Британии табун мурашек и тихий хриплый стон. Сейчас США был похож на хищника, который наконец-то добрался до своей добычи. — Вы пали, Ваше Величество, — приторно тянет он, слегка прикусывая мочку уха Великобритании, возбуждая ещё больше. Они целовались, лихорадочно, с диким напором, отдаваясь животной страсти друг друга. Дрожащими пальцами срывали дорогую ткань, совсем не заботясь о возможности порвать одежду и были так поглощены своим желанием, что не могли думать ни о чём другом. Самые потаённые и извращённые помыслы США становились размытой явью, а Британия получал лишь наслаждение, подставляя свое горячее тело под его умелые и нежные ласки. Избавившись, наконец, от неудобных и мешающих рубашек, США бесцеремонно начал целовать белоснежную шею и грудь Британии. Обвёл языком сжавшийся ореол соска, слегка втягивая в рот и кусая затвердевшую вершинку. Мужчина шумно, судорожно вздохнул, словно ему стало не хватать воздуха в собственной спальне. Его холодные и сильные руки проходились по возбужденному телу США, обжигая мимолетными касаниями и ненароком стягивая брюки. Добравшись до ягодиц, Британия несколько раз небольно шлёпнул по ним, сжимая, оставляя алые полосы. Вызывающе обвёл пальцем звёздочку ануса, победно слыша тихие стоны США. Они тонули в сладкой истоме, пытаясь насытиться глубокими поцелуями и жадными прикосновениями друг к другу. След от зубов на ключице, пара поцелуев шеи, царапины от чужих ногтей на заднице, и вот уже США фамильярно садится на грудь Британии, искренне изумлённого таким поворотом событий. Вот! Сейчас настал тот долгожданный момент, когда американец может с звериным напором выплеснуть всю свою злость, ненависть и обиду, которую нёс и копил в себе с самого детства. Об этом он давно мечтал. Британия шумно сглотнул и, казалось, захныкал, когда ощутил в миллиметрах от своих губ член США. Тут ему некстати вспомнилось липкое лицо своей восточной пассии, которая делала это сквозь боль и слезы. Не хватало ещё представлять вместо сына ту самую, удивительную и прекрасную женщину, которую хочется в настоящее время задушить… Не о том он сейчас должен думать. — Что-то не так? — издевающимся тоном произнёс американец, прекрасно понимая всё. — Никак нет, моя принцесса, — спокойно ответил британец, терпеливо ожидая своей участи. — В таком случае… Поиграйте со мной, Ваше Величество! Британия смотрит снизу вверх и подтягивает голову, с ухмылкой проводя языком по всей длине и целуя уздечку, а после полностью втягивая в свой рот покачивающийся, сочащийся смазкой член, из-за чего США, похоже, на какое-то время прекратил дышать от такой развратной картины. Британия же не теряет времени и быстро начинает глотательные движения, пытаясь войти во вкус, заполняя комнату пошлыми звуками. США тяжело и хрипло дышит, очень грубо толкается бёдрами, отчего британец резко кашляет, но быстро приходит в себя, продолжая усердно двигать ртом. Проходится у основания при каждом толчке, шершавым языком сдвигает нежную кожу на головке, обнажая уретру, ритмично упирающуюся в стенку горла. Сжимает губами, мягко стискивает зубы, увеличивая давление. Старается расслабить горло, но получается из рук вон плохо, по щекам текут слезы, а из уголков рта стекает слюна. Британец буквально задыхается под дикими размашистыми толчками своего сына. Руками параллельно, почти рефлекторно, болезненно сжимает ягодицы и бёдра американца, до красных следов впиваясь ногтями в нежную кожу. Сверху послышался судорожный вздох, и рука США метнулась к волосам Британии, сжала, фиксируя. Уже не в силах сдерживать себя, американец громко стонет и начинает быстрее выбиваться в податливый рот, так плотно обхватывающий плоть, скользя головкой в упругую глотку, буквально имея в рот своего отца, такого послушного и покорного под ним сейчас. Ещё несколько грубых и глубоких движений, и США кончает прямо в рот отца с пронзительным стоном. Великобритания больно давится спермой и через силу заставляет себя проглотить её. Вкус оказался не таким противным, а даже немного приятным, хотя внутри оставались приступы тошноты. Когда рот Великобритании наконец-то освобождается от обмякшего члена, США проводит по его лицу головкой, оставляя на коже от лба до шеи белые влажные полосы. Усмехаясь, он наклоняется и мокро целует отца, слизывая своё семя с его губ и шеи, чувствуя, как холодные руки поглаживают спину. Поцелуй был целомудренный и приятный. — А ты предусмотрительный, — наблюдая, как Великобритания достал из-под подушки белый платок, произнес с усмешкой США. — У меня ещё под кроватью есть то, что тебе понравится, — загадочно говорит британец, вытирая лицо и изящную шею, что покрыта заметными красными пятнами. — Но пользоваться ими будем чуть позже, а пока… Великобритания, отбросив раздражающий платок куда-то в сторону, резко притянул США за бёдра и усадил на свои колени, хищно заглядывая в глаза своего мальчика, отмечая, насколько они были похожи на его собственные. — Настала моя очередь поиграть, принцесса. — Стой! А растяжка и смазка? — Обойдешься. Не успев запротестовать, США вскрикнул от сладкого вторжения длинного члена внутрь себя, теряясь между реальностью и экстазом от такой близости. Великобритания оскалился, начиная быстро и сильно двигать бёдрами, грубо толкаясь в горячую глубину, задевая все возможные чувствительные точки. Они отдавались друг другу с такой страстью, словно если не сольются сейчас в одно целое — умрут. Хриплый скрип постели идеально сочетался с горячими пронзительными стонами, создавая особую атмосферу разврата в комнате. Туманно заглянув США в глаза, Великобритания жадно припечатал его губы, сразу проникая языком глубже, покусывая и лаская. Словно дикие животные, они упивались поцелуем и страстью, не в силах оторваться друг от друга. Темп сменился на рваный и безумно быстрый, совершенно не щадящий. Ещё пара укусов в припухшие губы, сжатые до лёгких царапин и синяков бёдра, и США, как и в первый раз, кончил с пронзительным криком, остро чувствуя внутри себя пульсацию излившегося Великобритании. Британия долго покрывал губы и лицо Америки маленькими мягкими поцелуями, заботливо вытирая платком его живот, бёдра и член. От такой трогательной нежности отца США блаженно млел, ощущая, как по телу проходит приятная истома. С дьявольской улыбкой Великобритания накрыл ладонью чужой всё ещё твёрдый ствол и принялся поглаживать, проводя большим пальцем по чувствительной головке, задевая раскрывшуюся уретру. Пару минут и пресловутая истома скрутилась узлом под пальцами британца. — Теперь мы будем так развлекаться, — с похотью прошептал Великобритания, накрывая губы сына своими, затягивая в нежный поцелуй. Узел под кожей развернулся, натягиваясь канатом, и словно лопнул, заставляя дрожать от наслаждения третий раз за вечер… …Только в моментах уединения они позволяли себе полностью открыться в своих желаниях. США становился всё требовательнее в отношениях, не стесняясь грубости в выражениях и действиях. Испарился тот страх и стеснение перед отцом, это долгожданное чувство лёгкости окрыляло. А Великобритания отчего-то подозрительно становился покорным и даже педантичным, порой принимая нижнюю роль. Можно было бы думать о чём угодно, придумывать всякие теории и заговоры, но Америке откровенно надоело во всём этом разбираться. Он прекрасно знал с самого начала, что ведущим в отношениях будет его отец. Британца не смущала пассивная роль в постели, ведь даже так он умудрялся доминировать над США. Не его насадили, а он насадил. А вместе они насадили свои порядки и принципы по-всему миру. Америка довольствовался тем, что получал то, что так страстно желал от Британии все эти годы. Он никогда не мог подумать, что руки его белого господина могут быть такими ласковыми и тёплыми, а губы столь сладкими и нежными. Они стали помогать друг другу не только в экономических и политических вопросах, но и в сексуальных. Подчинялся британской короне — то, что всегда делал США, но на этот раз он получал незабываемое наслаждение, отдаваясь. В какие-то моменты Британии приходилось уступать и делать то, что говорил Америка, ведь рядом с собой хотелось видеть достойного себе лидера. Если падать и умирать, то вместе и не опуская руки. По жизни идти, впрочем, также… …Они снова мирно лежали на постели после очередного соития. Великобритания аккуратно прихватил США за руку и повалил его себе на грудь. В глазах британца плескалась какая-то тяжёлая мысль. — Я твой хозяин? — Хуже. Ты мой отец. После этих слов тот почему-то улыбнулся самой тёплой и искренней улыбкой, на которую был способен, что очень сильно удивило Америку. Он видел такое в первый раз. Даже став ближе по некоторым вопросам, они всё ещё были далеки друг от друга. — Ты чего? — Я просто рад, что ты первый раз назвал меня отцом. США на это весело усмехнулся, но после сам начал улыбаться, глядя на улыбку Британии. — Будешь нормальным отцом — назову тебя папой.Мой мальчик, это всё, что я когда-либо хотел для тебя. Для нас обоих.