Десять шагов

      В инженерном отсеке царила духота. Духота и металлический сладкий запах, в котором человек знающий безошибочно мог распознать свернувшуюся кровь. Запах забивал ноздри и лез в горло, мешая работать, раздражая рецепторы и нервные окончания. Прошло три дня, а Монтгомери никак не мог заставить себя заглянуть в дальний угол, туда, где на крючьях распласталось маленькое тело зеленошкурого уродца. Чертов термостат располагался там же, и старший инженер придумывал десяток причин, почему ему всё ещё недосуг сделать с десяток шагов, чтобы прокрутить одну-единственную ручку. Трупов Скотт за свою долгую жизнь повидал достаточно, только вот не каждый оставляли специально для него, словно рождественский подарок. "В назидание, Скотти", - как сказал капитан, мягко улыбаясь. Монтгомери тогда до костей пробрало, а как иначе? У Кирка этих улыбок разновидностей двадцать, и ни одна не сулит ничего хорошего. Ещё и это фальшиво-панибратское "Скотти". "Скотти" – значит, ты на мушке, на карандаше, в поле зрения. Это когда ты ценен, словно отборная говядина, но стоит залежаться без дела - и пойдёшь на корм собакам. Боунс подтвердит.       Духота заставляла пот струиться по телу, а мысли путаться. Больше всего хотелось снять форменку, но стоит в таком виде попасться на глаза коммандеру - всё, пиши-пропало. Ставя на одну чашу весов букву закона, а на другую - полезность индивида, тот непременно выбирал первое. При этом, закон формировался большей частью у него в голове, спрессовываясь из личных убеждений, опыта и амбиций, и обрамляясь в золотую рамку Устава. Незнание не освобождало от ответственности, поэтому на Энтерпрайз регулярно проводились показательные казни. Новобранцы – биологический мусор. Кто бы посмел перечить? У кого вообще возникла бы такая мысль? Так что Монтгомери старался держать нос по ветру, сильно не отсвечивал и рассчитывал дожить до того момента, когда драгоценные капитан и коммандер перегрызут друг другу глотки. Ради того, чтобы этот день настал, Скотт готов был делать подношения всем шотландским духам и фейри, если бы только хоть на йоту верил во всю эту хуету.       Тело на крючьях беспокоило. В космосе нет сквозняков, но в воображении Скотта оно раскачивалось, будто от порывов ветра. Не то, чтобы мужчине было жалко зеленорожего - пусть даже они провели бок о бок пять лет на гребаном куске льда, ошибочно принимаемом за планету, - просто попасться вот так глупо, на перепродаже ионных резисторов... Монтгомери терял или удачу, или хватку, и это было одинаково опасно для сохранности его шкуры. Крики Кинсера до сих пор звенели в ушах - капитан просто не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за лицом старшего инженера, пока его подельника пытали. Вряд ли Кирк на многое рассчитывал: в этой жизни у Скотта был лишь один приоритет - он сам, - и капитан прекрасно это понимал. Он просто хотел донести предельно простенькое послание: "Я не сказал ничего Споку, я не сообщил начальству, но стоит тебе оступиться вновь, и ты следующий". Вслух же всё это уместилось в кратком: " В назидание, Скотти". А где-то поверх, лейтмотивом, проходило невыразимое: "Теперь ты мне обязан". И инженер знал, что да, обязан, пришит нитками, продан судьбой с потрохами. Оставался лишь шаг: снять изуродованное тело, распылить в дезинтеграторе, и принять те правила, что навязал ему капитан, чтоб он сдох, Кирк. Подписаться кровью, пусть даже чужой, под их негласным договором о вассалитете. Кирк набирал армию, и Скотт(и) там отводилась далеко не последняя роль.       Живя в Империи, привыкаешь играть по её правилам. До поры, до времени. Монтгомери катастрофически не любил духоту. Прохладная свежесть шотландских лесов учила дышать полной грудью, пока есть возможность, а потом бежать далеко-далеко, лишь только перещелкнет затвор охотничьего ружья. Мужчина собирался принять розданные карты, немного потасовать их в руке, а однажды вырваться на свободу, оставив после себя бы лишь пылающие остатки Энтерпрайз - неплохого корабля, кстати, но не такого исключительного, чтобы становиться его узником на веки вечные. Стоило лишь немного подождать…