Когда погаснет пламя

      С каждой пройденной ступенькой волнение Миреи возрастало. Она смотрела себе под ноги и думала о том, как следует вести себя перед королевской семьёй, о чём говорить, как представить себя достойно. Она невольно выпрямлялась, чтобы казаться выше, руки держала перед собой и не позволяла Норену взять свою ладонь. Её утешало лишь то, что отец, сестра и племянница топали за ними. Только их присутствие помогало волнению не разгореться сильным пламенем.       Балкон, где восседали король с королевой, надёжно охранялся стражей, которые не сразу сообразили, что за Нореном следуют приглашённые гости. Уладив вопрос с охраной, джар первый вошёл в распахнутые двери и позвал за собой всех остальных. Увидев вошедших, король и королева поднялись. Юрон встретил всех добродушной улыбкой и красными от алкоголя щеками, а Диара по-прежнему оставалась чрезмерно серьёзной, даже когда Норен представил всю семью мардовода.       — Давайте продолжим беседу где-нибудь в более тихом месте, а не на виду у любопытных глаз, — произнесла она и, элегантно махнув рукой за дверь, медленно поцокала к выходу.       Найти уединение во дворце оказалось несложно. Они вошли в просторный зал, обставленный большим количеством кресел, стульев, несколькими столами и большим книжным шкафом. Широкий балкон со стеклянными дверьми располагался напротив входа, но с наступлением вечера его занавесили, лишь просочившиеся ветерок мягко волновал тяжёлую ткань.       Прежде чем опуститься в кресла, Юрон приказал принести несколько бутылок вина и бокалы. О выпивке Мирея думала в самую последнюю очередь. Напротив, она жалела, что осушила пару бокалов перед встречей. От волнения её ладони вспотели, ноги потрясывались, а в горле пересохло. Она бегала глазами по комнате, боясь случайно встретиться взглядами с неприветливой королевой. Диара даже на расстоянии внушала какую-то тяжёлую неловкость.       — Значит, Норен, это и есть та самая Мирея, которую ты так отстаивал? — с виду равнодушно произнесла Диара и устало опустилась в широкое и высокое кресло, шурша в меру обтягивающим элегантным платьем с вырезом, что красиво обрамлял её большую по возрасту грудь.       — Разумеется, — отмахнулся Норен и сел рядом с отцом, что уже затеял непринуждённую беседу с Мароном.       Мирея не сразу решилась последовать примеру остальных, пока Норен сам не предложил. Она старалась сохранить внешнее спокойствие, и у неё это неплохо получалось, несмотря на внутреннюю дрожь.       — Я полагала, что ты будешь крепче, — вымолвила Диара, окинув девушку оценивающим взором.       — Простите? Крепче?       Королева демонстративно фыркнула, взмахнула рукой и бросила мимолётный взгляд на Хиелу, прижавшуюся к матери.       — Конечно. Если ты собираешься занять моё место на троне, то должна быть способна родить наследников. Мирея, ты слишком мала.       — Снова начинается, — раздражённо выдал Норен и хмуро глянул на мать. — Мы ещё молоды.       Когда Диара перевела взгляд на джара, Мирея заметила, как смягчились её глаза, словно он одним присутствием сгладил острые углы материнского сердца. Бесспорно, королева дорожила своей кровиночкой.       — Норен, ты единственный наследник. Нужно думать наперёд, — она расслабленно припала широкой спиной к креслу и взяла бокал с вином, принесённый служанкой. — Мирея, ты хорошо разбираешься в финансах, налогах и истории?       От королевы Гронхейма не стоило ожидать иных вопросов, но Мирея растерялась. Её плечи невольно поплыли вверх, а живот стянуло тугим и жгучим узлом. Она отдала бы многое, лишь бы убежать от этого пристального возмутительного взгляда.       — Я не стану лгать, моя королева. Финансы сложны для моего понимания, но историю знаю хорошо.       Королева не скрыла своего недовольства и отпила немного вина.       — Значит, научишься, — вмешался Юрон, всё это время державший одно ухо рядом с Мароном, другое — с невесткой.       Диара хмыкнула и принялась расспрашивать Мирею и её семью об увлечениях, не забывая проверять знания. Королева была резка, бесцеремонна и строга. Она ни разу не улыбнулась на какую-нибудь лёгкую шутку Марона, и даже сын не мог разбавить напряжённую обстановку. Мирея плохо соображала, оттого отвечала неуверенно, кратко, мысленно надеясь, что пытка скоро закончится, но последний вопрос окончательно вывел её из колеи.       — Меня интересует вот ещё что. Хочу знать, достойных ли невест воспитал мардовод Олигейла, — то, как королева произнесла последнее, вызвало раздражение в лице Марона. Его рот приоткрылся, но он смог сдержать себя, лишь окаменевшая шея говорила о его напряжении. — Мирея, милочка, ты же понимаешь, что рядом с джаром не могут быть простые леди. Ты уже, я смотрю, не ребёнок…       — К чему ты клонишь? — не выдержав намёков, поторопил мать Норен.       — Я хочу знать, чиста ли дочь мардовода? Ты, сын мой, молод и плохо соображаешь, но твоя будущая жена не должна иметь связей с другими мужчинами. Так что же скажешь, Мирея, ты невинна?       Холодный разряд прошиб спину девушки. Она нервно сжала кулаки и постаралась выдержать пристальный взгляд королевы, ни одним мускулом не показав своей растерянности. Мирея застыла, как живая статуя, неподвижно глядя в хмельные маленькие глаза Диары.       — Мама, а что такое «винна»? — тихий шёпот Хиелы оживил собравшихся.       На миг остановившееся время словно ускорилось, вызвав лёгкое головокружение у Миреи. Она не помнила, когда в последний раз так цепенела от волнения.       — Какая разница? — без особой учтивости выплюнул Норен.       — Я не тебя спрашивала, — так же резко выдала Диара. — Это простой вопрос, не нужно так на него реагировать. Если всё как положено, то и нервничать не стоит.       — Моя дочь получила достойное воспитание, — вмешался Марон и без разрешения поднялся. Его обычно всегда бледноватое лицо залилось краской, а вена на лбу возмутительно вздулась. — Она уже взрослая и вольна жить своей жизнью.       Почти видимая буря нависла над головами собравшихся. Она давила на Мирею, мешая свободно дышать. Лгать ей не хотелось, но и правда никак не шла ей на пользу ни в глазах родных, ни в глазах правителей.       — Что ж, раз Мирея молчит, словно немая, осмотр сам всё покажет. И если окажется…       — Ничего ты не сделаешь, — отмахнулся джар и резко поднялся. — Если тебе так хочется знать, то я был у неё первым. Можешь спать спокойно и не переживать о репутации короны, хотя мне совершенно плевать, что будет болтать народ.       Диара долго сверила возмущенным взглядом сына, словно намереваясь проделать в нём дыру. Её высоко вздымающаяся грудь, раздувающиеся ноздри и подёргивающаяся губа кричали, насколько королева в ярости. Оперевшись о подлокотники, она медленно подняла своё грузное тело и бросила пренебрежительный взгляд на Мирею.       — Ты не годишься ни в жёны, ни уж тем более в королевы. Не надейся добиться здесь расположения. Семье Марона стоит оставаться там, где и положено — в неотёсанном бедламе. Норен ещё передумает.       Семья мардовода покинула дворец почти сразу, как Диара вышла за двери. Марон не пожелал и секунды находиться в месте, где его родных пытались открыто унизить. На прощание Норен заверил Мирею, что не передумает, что бы не говорила королева.       Вечер закончился самым отвратительным образом. Мирея едва сдерживала слёзы обиды, но стоило им войти в дом, она сорвалась. Девушка не думала, что всё так обернётся, что её юные похождения затронут честь семьи.       — Отец, прошу прости меня. Я знаю, что подвела тебя. Унизила своё достоинство и нашу семью. Я глупа, неосмотрительна. Я не должна была…       — Хватит! — Марон махнул рукой, словно отсекая приведению голову, и резко развернулся. Его глаза наливались гневом, пробуждая ещё большее горе в сердце младшей дочери. — Я не хочу об этом знать. Плевать я хотел на то, что она несла про чистоту, — мужчина подошёл к Мирее и, положив ладони на её мокрые щеки, продолжил: — Никто не смеет унижать тебя. Мирея, скажи, чего ты хочешь? Если тебе не по сердцу всё это, только скажи. Уже завтра тебя не будет в Олигейле. Я обеспечу твоё будущее всем необходимым. Если ты не хочешь, я увезу тебя как можно дальше.       Мирея глубоко вздохнула и глянула на сестру, что прижимала к себе плачущую Хиелу. Кинара видела её решение в мокрых глазах и коротким кивком подтолкнула к ответу.       — Всё будет хорошо, отец, — девушка распахнула объятья и так крепко обняла Марона, словно желала забрать все его горечи. — Я уже шагнула на этот путь, останавливаться поздно. Она меня не сломает.       Марон весь оставшийся вечер бурчал недовольства в адрес Диары, а Кинара поддерживала его слова. Им обоим не нравилась та каша, в которую нырнула Мирея, но и яро против не выступали. Устав слушать их мрачные разговоры, девушка заперлась у себя в комнате.       Мирея полночи просидела на кровати, обдумывая, верный ли выбор сделала, какие трудности могут посетить её, несколько раз прокрутила слова Диары, нехотя соглашаясь с ними. Она действительно не видела себя достойной статуса жены джара, не говоря уже о будущем престолонаследии. Да, большую часть дел Норен бы брал на себя, но и полностью безучастной ей не следовало оставаться. Мирея любила юношу, искренне желала быть ему супругой, но шлейф, что тянулся за ним, до невозможности угнетал. Уснула Мирея в тревожном настроении, отчего и сны ей снились неспокойные. Девушка до самого утра проворочалась в кровати, пробуждаясь от каждого шороха.       Последующие дни мучающейся от сомнений Миреи превратились в кошмар наяву. Из-за подготовки к обряду благословления ей пришлось часто посещать дворец. Норен настаивал, чтобы девушка окончательно перебралась к нему, но она тянула. Мирея уставала не от долгих и изнуряющих репетиций танца, а от давления со стороны королевы. Женщина часто навещала их, не забывая разбрасываться замечаниями.       — Держи осанку. Руки должны двигаться плавнее, а не как у чучела. Следи за своими шагами.       То, что они не могли побыть наедине, злило и Норена. Он часто ругался с матерью, настаивая, чтобы она перестала лезть в их дела. Королева выслушивала его молча, косо поглядывала на Мирею и открыто обвиняла её во всех свалившихся на корону бедах. Когда Норен заканчивал выливать на неё свои возмущения, женщина кивала и, задрав гордо голову, покидала зал, где они репетировали.       Согласия королевы хватало ненадолго, и она вновь возвращалась. Мирея понимала, что она беспокоится о будущем королевства, о своём сыне, но никак не могла смириться с таким необоснованно грубым отношением к себе. Её державшийся в узде характер вырвался, когда Диара в очередной раз явилась на их заключительную репетицию. Женщина молча просидела в стороне, скрываясь в тени козырька крыши и ожидая, когда настанет выход её язвительных слов.       Мирея старалась не обращать лишнего внимания на злобные глаза, вместо этого всецело погружаясь в брачный танец, благодаря которому Эльзара должна была благословить будущий брак. Мирея смотрела в горящие глаза Норена и невольно улыбалась. Она нисколько не сомневалась в искренности его любви. Ей нравилось ловить на себе его желанный взгляд, краснеть от комплиментов и кротких поцелуев. Танцуя с ним, она ощущала себя лёгкой и привлекательной, нужной и незаменимой. От его красивой улыбки девушка не могла оторваться.       Время, проведённое с Нореном, всё сильнее сближало Мирею с ним. Чувства с каждым днём только сильнее разгорались. И вскоре она перестала сомневаться в своём выборе. Девушка любила, когда он веселил её в хмурые дни, радовал самодельными подарками, поднимая неподъёмное настроение. Все дела юноша отложил на потом, уделяя всё своё свободное время Мирее. Она давно этого хотела и никак не могла нарадоваться.       Следуя за его уверенными движениями, девушка чувствовала лёгкость и надёжность. Она не боялась, когда юноша её подбрасывал в танце, зная, что он всегда поймает. Их танец был поистине чувственным, нежным и сильным. Норен и Мирея сами его придумали, лишь изредка прислушиваясь к наставлениям Диары.       Совершив последний поворот, Мирея согнула руку и прижалась к Норену. Это произошло случайно, заставив их обоих засмеяться. Настроение у юноши и девушки было приподнятым. Их пока не беспокоило предстоящие событие. Они наслаждались моментом, пока Диара не напомнила о себе, выйдя из тени.       — Я же говорила, что нужно не поворот, а расхождение. Это выглядит слишком просто.       Вся весёлость и чувство лёгкости в миг улетучились. Норен нахмурился, желая что-то сказать матери, но она остановила его резким жестом тяжёлой руки.       — Я долго наблюдала за вами. Норен прекрасно владеет собой. Я не сомневаюсь в искренности его намерений. Действительно, так он не любил даже Манару. Девушка была из приличной семьи, хорошо образована…       — Прекрати, пожалуйста, — серьёзно вымолвил Норен и попытался увести Мирею, но она вынула руку из его ладони и с прищуром уставилась на королеву.       Дочь мардовода устала от вечных унижений, устала бороться сама с собой. Сжав напряжённую ладонь, она решила дослушать тираду королевы, внутренне сгорая от ярости и обиды.       — А ты не перебивай меня. Я не договорила. Манара хоть и была где-то легкомысленной дурочкой, но хорошо знала, на что идёт и какая ответственность будет на её плечах. Она любила тебя, Норен. Я долго молчала, но больше не могу. Мирея, расскажи ему правду.       — Какую правду вы хотите услышать? — Мирея нахмурилась и убрала за спину вспотевшие ладони.       — Известное дело, — королева поправила волнистые локоны и с ухмылкой глянула на Мирею. — Ты ведь не из такой уж и успешной семьи. Мало чем интересуешься, но вот вдруг положила глаз на единственного джара. И ведь дождалась кончины Эзора, прежде чем приступить к действиям…       — Прекрати нести чушь! Это уже невозможно, — вспылил Норен и возмущённо взмахнул рукой.       Мирея положила ладонь ему на плечо и всё с тем же невозмутимым взглядом произнесла:       — Продолжайте.       Королева хмыкнула и бросила мимолётный взгляд на неподалёку стоявшую стражу.       — А что тут продолжать? Неужели не ясны твои намерения? Сын, может, и слеп, но я всё вижу. Ты короны захотела, тут и думать не о чем. Эльзара увидит твои намерения. Она не даст вам согласие, вот увидите. Я буду молиться, чтобы она вам отказала.       — Наверное, Вам сложно поверить, что с более низким достатком люди способны многому научиться, что могут кого-то полюбить, — Мирея не постеснялась резко и без капли волнения ответить королеве на столь унизительное обвинение. — Вы зря ищите подсказки, намёки, доказательства. Только время своё теряете. Я совершенна честна перед вами, Нореном и перед Эльзарой. Если я лгу, то пусть Богиня покарает меня завтра. Мне не нужна корона и власть. Я прекрасно осознаю, какая ответственность лежит на жене короля. Не волнуйтесь за мою образованность. Я наверстаю, что мне непонятно. Я стану ему опорой, и со временем Вы поймёте, что в моих словах нет и капли лжи.       Чувствуя, что готова забрызгать округу желчью, Мирея чуть поклонилась и направилась по давно изученному пути. Норен догнал её почти сразу. Он остановил её в пустом коридоре и придержал за горячую руку.       — Не бери в голову, что мать говорит. Она всегда была строгой. Со временем изменит своё отношение к тебе. Я с ней ещё не раз поговорю.       Мирея ничего не ответила и, бросив взгляд в конец коридора, пошагала дальше.       Норен в сопровождении охраны проводил девушку до дома. Он настраивал её на завтрашний ритуал, стараясь отвлечь, но его неуверенный тон обнажал волнение. Девушке показалось, что юноша взволнован чуть ли не больше, чем она, что вызывало мягкую улыбку на её лице. Мирея поглаживала его по крепкой руке и разглядывала вышитые серебряной нитью рукава.       — Язуан, значит, не сможет приехать? — подняв глаза, уточнила она с толикой грусти.       — Нет. Он сейчас не в Суаре, а где Язуана носит, мирен его знает, — отмахнулся юноша и остановился у дверей.       — Увидимся уже завтра, Норен. Нам нужно выспаться и набраться смелости. Завтра многое решится, — вымолвила под конец Мирея и поцеловала юношу. — Спокойной ночи.       — Очень жаль, что ты отказалась жить во дворце. Нам бы не пришлось расходиться.       Мирея улыбнулась и скрылась за дверью. Как бы она не была согласна с Нореном, покидать родной дом девушка не торопилась. Отец искренне радовался, что Мирея всё ещё с ним. Его печалило, что джар торопится взять дочь в жёны и забрать к себе. Он зачастую бросал в её сторону взгляд, наполненный тоской. Мирея понимала его, но старалась приободрить, пообещав, что мало что изменится после её свадьбы. Нужно лишь пройти первые тяжёлые шаги, как проходят младенцы, когда только встают на ноги. Это путь, который она выбрала своим сердцем, и уже не желала в нём усомниться.