Обличие скверны

А вдруг ты самый бедный человек?

Бледнее, чем подвальный блеклый свет

Для спектакля лучше друга нет

Играй себя

Играй

Самый Бедный человек –

Убей меня, Эйс!

_________________________________________ В глазах все расплывалось, мужчина сначала и не понимал где находится, яркий свет только ослеплял, не давая ясно видеть. Ему будто намерено светили прямо в глаза. Неподалеку стояли люди, что громко перешептывались между собой, бросая то презренные, то… жалостливые?.. Взгляды на пленного. Невозможно было точно понять сколько их. Определенно больше четырех. Не меньше. Он сначала даже и не понял, что был скован, но пошевелив рукой, по комнате эхом разнесся оглушающе режущий слух звон цепей. – Боже мой, кажется очнулся...! Послышался шепот, а за ним послышались и несколько остальных: – Господи, лучше б так и помер… Хелен ведь достаточно сильно его ударила, чтоб он откинулся? – Ха! Так это она его так приложила? – Ах, вот грех на душу... – Может введем ему, ну… Эту? Меньше намучается!... – Ага, а потом будем соскребать твои мозги по всему зданию? ! Нет, спасибо, откажусь! – это было сказано настолько громко, что в ушах зазвенело, а в комнате раздалось эхо. – Да заткнись уже! – А если он информацию уже передал?... – Да-да! Это проблема... – Да? Правда? – саркастично возмущалась женщина из толпы. – Даже не знаю кому сочувствовать больше, нам или ему? – Нам конечно! – Какая разница? Мартин точно уже не жилец... О. Так они знают его липовое имя. Он даже постарался сфокусировать взгляд там, откуда это было услышано. – Или мы… – Тут и не поспоришь, благослови Господь! – Кстати о Боге, это ж какой кошмар... Не собираетесь ли вы пойти в церковь в это воскресенье? Разговоры о Боге начинают конкретно подбешивать, скованный цепью, даже не совсем понимая, о чем речь, начинает хмурится. – Бог простит, а вот Он вряд ли... – Да что вы заладили со своим богом?! Чем тут церковь поможет, а?! Пойдешь помолишься, а Бог тебе конфетку даст, – Язвила женщина с высоким противным голоском. Немеренно ломая голос в что-то еще более противное, придавая своей реплике еще большей саркастичности. И пленный считает это за крик души, кажется не один он тут безбожный. – скажет, что ты хорошо постарался! Допустил вторжение иностранного шпиона, конечно! – Тш! Шёпот не останавливался, а порой перерастал в полный голос. Мужчина многое не понимал, не понимал, что происходит, не понимал где он, хотя кажется догадывался. Понимал он только одно, ему сейчас будет очень-очень плохо, настолько, что жить уже не захочется! Плакать он не будет. Нужно хотя бы сделать вид, что ему совсем не страшно. Но выживет он вряд-ли, это он уже знал. Догадался. Успокаивало его лишь то, что на родине его будут помнить как героя. А будут ли? Стоит ли это его жизни? А что станет с его семьёй? С сынишкой? Он будет расти без отца? Мужчина погрузился в свои мысли, прикрывая узкие глаза и думая о чем-то не связанном; о жене, потом о родителях, службе. Потом он подумал, а дойдет ли информация до его Родины? Это наводило на него панику. Тогда его смерть будет напрасной. Он так долго скрывался, старался угодить начальству. Старался выведать всё подчистую, дабы его жизнь не была бесполезной хоть где-то... Сейчас же он бесполезно просиживает время, вероятно в одном из помещений для дознаний США, но он не жалел, он знал насколько опасна его работа, знал, понимал. Точнее делал вид. Пытался забыть свою прошлую мысль: “а стоит ли это его жизни?”, и кажется забыл. Только вот – это временно. Попытки увидеть это шумное сборище он давно отставил, понял, что не получится. Шёпот всё так же не утихал. Пленный уже даже не пытался вслушиваться в их грязную английскую речь. Дернув резко рукой и проверив цепи на прочность, он лишь оставил на своих, порядком измученных, бледных руках алые полосы, которые теперь очень саднили. Толпа встрепенулась, этому, на удивление, послужил совсем не он. Что-то или кто-то волновало их куда больше, чем потерянный Мартин, который все же попытался сложить пазл, и понять, с чего вдруг все вдвойне оживились? – Он явится с минуты на минуту! – в этой фразе слышался некий трепет. – Почему этим занимается он лично? – вот в этой – непонимание. – Нам вряд ли разрешат присутствовать при допросе. – а вот в этой слышалось не только безразличие, но и как сказавший пожал плечами. А может разведчик просто дурью мается, раз начал представлять их болтовню в подробностях, но он просто уверен, что женщина, высказавшаяся вместо него о Боге, обязательно стоит с скрещенными на груди руками и недовольными лицом. – Возможно Джейми останется, он ведь как-никак довольно близок с ним! – Чушь! Кто-то двусмысленно ухмыльнулся. – Заткнитесь, всё! А вот это видимо прикрикнул, этот самый Джейми. Мартин уверен, он недоволен не меньше, чем та женщина. Возможно, они даже друзья… Это уже был не шепот, а разговор в полный голос. И ему хочется закрыть уши руками – спрятаться от этого шума, а может даже забиться в угол. Вдруг всё стихло, только слышно постукивание чьих-то каблуков о кафель. Как будто этот кто-то сам хотел, чтоб его услышали… Чтоб его боялись… Тряслись от страха! Почему. Так. Громко? Цок. Цок. Цок. Все затаили дыхание в ожидании, Мартин уже догадывался кто это и что сейчас будет. Сейчас желание спрятаться подлетело до небес, да хоть в угол залезть! Хотя бы в угол! И тишина. Настолько тихо. Почему… Почему. Так. Тихо?! Губы кривятся, и китаец пытаясь скрыть свой страх, закусывает губу. Больше ничего не слышно. Ничего, кроме жужжания ламп, что почти ничего не освещали, за исключением одной единственной, не дающей ему ясно видеть. Напряженная атмосфера не так ли? Особенно, когда знаешь, что твоя смерть, даже не личная, всё ближе и ближе. Идёт весело постукивая каблучками о плитку. Наверняка, улыбаясь самому себе, или своей очередной маленькой победе. Тихо… Настолько тихо, что помимо ламп и его шагов слышно громкое биение его же сердца. Кажется оно никогда не билось так громко. По сравнению с этим, ему казалось, что оно не билось никогда. Зажмурившись, пленник отвернул голову от двери, закусив сухую потрескавшуюся губу. До крови. И он даже не задумывается, прокусил он ее или кровь просачивается через маленькие трещинки. Это не важно. Совсем не важно. Мартин чувствует металлический вкус крови, и это отчего-то пугает его ещё больше. Удивительно, теперь он видел прекрасно, будто бы та лампа, наконец перестала выделяться, и начала светить в ровню с остальными. Теперь он мог разглядеть каждого, рассмотреть помещение, только вот... Какой смысл теперь? Цоканье каблуков прекратилось, казалось, прошла целая вечность. Дверь бесшумно отворилась и в комнату вошёл мужчина. Нет, не мужчина – юноша. Выглядел он очень молодо, на лет двадцать в с хвостиком. Белая рубашка заправленная в брюки, расстегнутая на несколько пуговиц сверху. Под ней черная водолазка, закрывающая все. От горла – до самого низа, что оголились не будь бы ее. Он не выглядит больно мускулистым, его красивая тонкая талия, а также его заметная худоба, не позволяла думать,что под одеждой он хоть чуть-чуть накачан. Ниже чёрные, как смоль туфли и солнцезащитные очки, что держались на рыжей макушке... нет-нет, скорее красной… или малиновой…? Нет, точно нет – это определенно какой-то оттенок каштанового, просто выглядит чуть ярче… чуть кровавей… Волосы выглядели ужасно мягкими, чистыми и кажется пушистыми, будто бы их долго безуспешно выпрямляли. Волосы собраны в небольшой хвост на правую сторону, который изящно свисал с плеча, растекаясь по ткани рубашки. Некоторые пряди всё-же выбились, особенно выделялась одна прядь темно-синего цвета справа. Она покачивалась в след каждому движению человека. Приоткрыв глаз и взглянув на только вошедшего юношу, пленный удостоверился – это действительно был Америка. И синяя прядь, сильно напоминающая флаг США, была тому небольшим подтверждением. Америка Вашингтон собственной персоной! Или правильнее Уэйн Вашингтон? У него всё же было имя, как и у всех. Хочется ли странам, чаще слышать в свою сторону своё имя? Первая мысль была о том, что пришедший совсем не похож на того, о ком рассказывали на службе, даже на фотографиях он выглядел иначе. А здесь…Выглядит достаточно юно, намного красивее…и беззащитнее? Нет уж, беззащитным он точно не был, беззащитным его назвал бы только глупец. Кажется, что фотографии в интернете намеренно портили его ангельский облик кучей фотошопа и фильтров. Но взглянув на Америку снова, он поймал на себе спокойный мягкий взгляд. Внешность так обманчива... Не закрывая дверь красноволосый улыбнулся подчиненным, но смотрел он именно на связанного его же работниками мужчину. Вновь отвернувшись, невольный понял насколько ему страшно, насколько его пробрал ужас. Ужас смерти от его рук. Господи, как же ему страшно! Он даже вжался в железный стул настолько сильно, что не будь он прикручен к полу, он определённо бы свалился с него к чертям! До появления этой рыжей сучки все было намного лучше, он даже смирился, что вот-вот умрёт, и страшно ему совсем не было. Но сейчас все по-другому, одно присутствие Америки доставляет жуткий дискомфорт и отчаяние, дрожь, которую никак не получалось унять. Сейчас он понял, в насколько ужасную ситуацию он попал. – Ну что? Доброго денечка? Красноволосый улыбался и улыбка его была такой нежной, безмятежной, будто он пришел выпить чаю с друзьями, а не мучать такого бедного и несчастного Мартина! – И чего столпились все, а? А работать кто будет? Америка говорил весело, без злости, но наигранная нотка строгости в его голосе ощущалась прекрасно… В ответ послышалось невнятные оправдания и типичное “Я…” “Мы…” “Мы всего лишь…” “Нам было…”. И это звучало очень и очень глупо. Каждый улыбался точно также как и он сам. И выглядит это тоже глупо. Со стороны казалось, что Аме внимательно слушал каждого и каждую отговорку. Ну, или делал вид, что слушал? – Мистер Вашингтон. Из толпы послышался негромкий, но серьёзный голос, а вслед за ним вышел брюнет среднего роста в строгом костюме и "зализанной" прической. – Я оставил отчет о недавней спецоперации в Южной Корее на вашем столе. – О, ты, конечно, молодец, но все же возьми выходной, а лучше отпуск, ладненько? - это звучало так слащаво… лучше бы он молчал! От одного его голоса хотелось блевать. Не то чтобы его голос действительно был ужасный, скорее отвращение вызывало понимания, что это всё ложь. Льстит так в открытую и никто не понимает? Бред. Больше верилось, что он просто хочет сплавить его куда-нибудь, чем дать отдохнуть. Какой же ты лживый, Уэйн. И Америка, будто бы слыша эту мысль, на секунду бросает на иностранца какой-то обиженный взгляд, а затем сразу возвращается в свое пограничное состояние между строгостью и весельем. Лучше не стало. – А теперь, – голос стал жестче, больше той слащавости слышно не было. – Прошу покинуть допросную. Все молодцы, всем спасибо! Рас-хо-дим-ся! Та легкая улыбка все еще не слезала с его лица. Атмосфера накаляется все сильнее и сильнее. Шептуны немедленно покинули помещение, шипя друг на друга, что кто-то кому-то наступил на ногу, кого-то толкнул, кто-то идет слишком медленно. Остался лишь один Джейми, но и тому Америка махнул рукой в сторону выхода. Комната вмиг опустела, стало еще тоскливее и страшнее. Вашингтон прокашлялся: – Итак, приступим…

*******

– Мартин Шэнь, верно? Пауза и тихий смешок. – Извините, я не могу запомнить всех, у нас работают довольно много американцев другой национальности, думаю - это довольно забавно! Привычно ухмыльнувшись левым уголком губ, Америка развел руками в стороны будто изображая радугу. Страна был навеселе, но все равно где-то просачивалось ощущение, что он был раздражен, и Мартин это прекрасно замечал. Вернувшись в более серьёзное состояние Америка отвернулся от собеседника и сложил руки за спиной, разглядывая помещение с легкой улыбкой. Эта улыбка выглядела до боли наигранной – не естественной, наиграно привычной и точно не искренней. Сама комната была полупустой и серой, нагоняя тоску и больший дискомфорт. Из за этой же пустоты образовывалось эхо, которое резало по ушам не только азиату, но и американцу. В самом центре стоял небольшой железный стол, с отвернутым светильником, и Мартин, понимая, что светил в него всё это время именно он, а он просто не заметил его. Буквально в нескольких десятков сантиметрах от него сидел наш пленник. А прямо позади него было просто огромное зеркало, ну а точнее не просто зеркало, а зеркало гезелла, которое позволяло наблюдать за происходящим в помещении прямо за ним. Типичная комната допроса, точно как в фильмах, разве нет? Пустота. Уныние. Страх. Напряжение. И только Америке это доставляло радость. Вздохнув Уэйн продолжил разговор. Или правильнее назвать это монологом, не так ли? Разворачиваясь обратно: – Не поговорите со мной? Его взгляд упал на Мартина, который в свою очередь отвернулся не желая смотреть в его сторону. –Ах, какая досада, я намеревался вытянуть из вас хотя бы парочку словечек, не расстраивайте меня, ладно? А то будет, знаете, не очень хорошо... Не очень хорошо – это как? Его тон голоса не менялся так же как и эмоции, он выглядел всё так же весело и даже... оптимистично? Это придавало еще большей жуткости этой и так жуткой ситуации. Видимо сей процесс допроса либо доставлял ему нереальное удовольствие, либо тот так мастерски скрывает свои настоящие эмоции. Мартин думал о первом варианте, ведь не так просто Америка собственной персоной его допрашивает, хотя это мог сделать кто угодно, помимо него. Странно. Очень странно и ни черта непонятно. Американец прошелся взглядом по комнате, пытаясь найти на чтобы сесть и через мгновение его взгляд упал на простенький железный стул в углу комнаты. А после подвинул его поближе к жертве, присаживаясь на него верхом и складывая руки в замочек, опираясь локтями на спинку стула. –Послушайте, мы вас даже не затыкали, вы могли кричать сколько влезет и стул у вас был, к слову, удобный. В помещении чисто, просторно, чтобы вы ничего не повредили, все для вашего комфорта, разве нет? Вам слишком сложно поговорить со мной? Или возможно вы не понимаете английский? В вашем резюме черно по белому говорится, что вы живете здесь с самого рождения, имеете гражданство и можете свободно разговаривать, разве нет? – Я... Начал пленник сиплым после долгой отключки голосом, но его тут же перебил недорыжик: -О! Неужели заговорили? Я всё же дожил до этого момента? Или вам настолько стало неловко, что здесь говорю только я, да? Мужчина весело затараторил, глядя будто бы сквозь собеседника, который в свою очередь видимо был не очень рад обществу настолько важной персоны. – Я ничего тебе не скажу. – Оу? Так мы уже перешли на "ты"... Как быстро… Я и сам не заметил! Глупо похлопав глазками цвета глубокой ночи, мужчина склонил голову набок. Волосы выбившиеся из хвоста и более длинная синяя прядка последовали движению хозяина, склонившись вместе с его головой. Лицо его уже не было таким радостным, улыбка медленно сползла, оставив видимую грусть и досаду. Наигранную? Его голос немного дрогнул, но ни он сам ни пленник этого не заметили. Каждый был занят своей мыслью, хотя Мартин вряд ли мог о чем то думать, зная, что его с минуты на минуту прикончат. Ну с минуты на минуту – это конечно преувеличение, просто так его бы не убили, не настолько глупы. Таким, как Америка важна информация, а не простая кончина шпиона, и Мартин понимал это, как никто другой. Сейчас пленный прокрастинировал, тупо пялясь в серую стену, Страна же молча смотрел на шпиона, пока не хмыкнул, и не поднялся со стула, обойдя хлипкий железный стол и подходя к узнику ближе. Америка, не меняясь в лице, осмотрел мужчину, его взгляд зацепился на голове, а точнее на волосах. Думая о том, что же не так, он положил руку на голову и чуть взъерошил мягкую шевелюру. В ту же секунду раздался тихий, но оглушительный для Мартина звон железа о кафель, заставляя его содрогнуться от страха. Из кудрявых темных волос выпала тонкая черная шпилька, которую заметить невооруженным глазом было бы достаточно трудно. Но Америка увидел ее, а Мартин видит на его безымянном пальце два золотых кольца, больно похожих на обручальные, но он не думает. Шэнь вздрагивает, а глаза кажется начали слезиться не только от страха, но еще и от напряжения. Ну, а Аме, в свою очередь, и глазом не моргнул, даже не удосужился взглянуть! Будто бы никакая невидимка и не падала! Пригладив челку дорогого "друга" в исходное положение, он вдруг улыбнулся, хотя ожидать от него другого было странно. Молчавший всё это время Мартин, голоса так и не подал, но решившись взглянуть мучителю в глаза, уже не сумел отвести взгляда. Глаза-ночи так и манили, притягивали, но в то же время, что-то в них безумно отталкивало. Как такое возможно…? Или может их глаза были как два одинаковых полюса магнита? Как бы не хотелось смотреть в них, вы всё равно оттолкнетесь. Заметив неестественно расширенные зрачки, всё стало предельно понятно, но мысль о наркотиках ему дала абсолютно ничего. Ему даже не на что было надавить, хоть страна и выглядел открытым, вытянуть из него полезной информации невозможно никакими способами. Америка слишком сложный человек, его не понять, как и его намерений. Сейчас ему нужно одно, а говорить он будет вообще о другом! Наконец сдавшись, иностранец тихо, но внятно спросил: – Чего ты добиваешься? - низкий хриплый голос отразился от стен и эхом распространился по комнате. В ответ же Уэйн кратко усмехнулся. – А ты как думаешь, солнце? Нет, ты не думай, что мы в шутку тебя здесь держим, твоя жизнь нам действительно очень важна. Америка не задумывается ни о чем, его манера речи легка и было похожа на то словно он рассказывает обыкновенную историю своему старому другу, которому, как казалось, он мог доверить все, что душе угодно. Но увы, это не так. Америка не доверяет. Никому. Так же как и Мартин. В этом они были похожи. Вновь рассмеявшись, он продолжил, так и не дождавшись ответа: – Стоит ли мне для начала указать твои ошибки? Вашингтон выжидающе посмотрел на Мартина и получив быстрый кивок безысходности, вновь заговорил, а точнее завозмущался: – Твоё прибытие здесь сплошная ошибка, о чём вы думали приезжая в страну с британским английским? Сейчас на нём, разве что старики разговаривают, и то это большая редкость! Огромная! Здесь кажется страну совсем прорвало и он стал откровенно жаловаться, не умолкая ни на секунду. Разведчик, пропустивший большую часть болтовни Уэйна, кажется уже совсем вошёл в роль послушного мальчика и только стыдливо кивал в ответ на каждое сказанное в свой адрес слово. –...А так же ты совершенно беспечен и не серьёзен, на твоей родине думаешь это одобрили бы, Шэнь Сяо? И так. Продолжим. Знаешь сколько липовой информации мы тебе слили? Хотя бы догадываешься? Ты даже полезного ничего не выведал, ты… – А ты думаешь я один здесь такой? ! Прошипел наконец взорвавшийся шпион, перебив Америку, который возмутился этому больше, чем всей сложившейся ситуации, но молчание он сохранил и внимательно слушал. Шэнь Сяо в это время не собирался успокаиваться и продолжал на повышенных тонах: – Да таких как я здесь сотни! Если не тысячи! Миллионы! Не смог я – смогут они! И Уэйну хочется ответить: ”А ты думаешь, ты один провалился?”, но почему-то молчит. Совсем неожиданно они с Америкой поменялись ролями и теперь уже спокойный как удав Аме, наиграно глупо кивал каждому сказанному бывшим сотрудником слову, вот только Америка все слушал и прекрасно знал, сколько и чьих шпионов у него "работают", и скольким он слил ненужную информацию. –...Вы все слишком тупы, чтоб понять очевидное. Америка смиренно кивнул, как-будто его это и вправду обидело. Может и обидело, кто знает? – Ты закончил? Могу ли я вставить пару своих словечек? И только Мартин хотел что-то ответить, как Америка, садясь обратно на свой хлипенький скрипящий стул, закидывая ногу на ногу, продолжил: – На самом деле, мне глубоко плевать, что ты скажешь, я ведь могу просто заткнуть тебя, может быть просто отрезать язык? Или может вырвать все зубы? Перерезать голосовые связки? Интересный исход событий, мне нравятся все варианты, а тебе что нравится? Забывая о чем хотел сказать пару минут назад, Америка восхищенно перебирал все возможные способы заткнуть шпиона, иногда наигранно хихикая. На самом деле он не был большим фанатом подобного, просто припугивает, ведь какие-то пару минут назад, он радовался, что вытянул из пленника хотя бы несколько связных слов. – Ах, так вот, о чем это я гово… Прервался он резко схватившись рукой за голову зажмурившись. От резких движений мучителя шпион дернулся в сторону, тем самым создавая звон цепей распространяющийся на всю комнату, от чего Страна зажмурился еще сильнее, грубо стискивая темно-красные волосы. "Мигрень" – сразу же пришло в его голову. Успокоившись и наблюдая за поведением страны, который через пару мгновений вернулся в своё изначальное положение и громко вздохнул, поправляя начавшие виться волосы, улыбнулся. – Ну так вот, мне на самом деле возиться с тобой некогда, ясно? Понятно? Я хотел бы тебя еще повеселить, но увы... Продолжим… – Немного задумываясь, протянул Америка, и голос его изменился, стал более… звонким что-ли? – Завтра, где-то на час раньше, чем сегодня. Сегодня звякну твоему "Гэ-гэ*", надеюсь, он не слишком расстроится. Никакого волнения в его голосе не считывалось. И о "Гэ-гэ", точнее о Китае, он думал в последнюю очередь, а волновался уж тем более. Мартин конечно, понимал, что Америка не планировал так быстро уходить и тем более оставлять шпиона на потом, но видимо, его мигрень так не думала и кардинально подпортила ему все планы. А китаец в это же время был немного рад, что хоть не надолго, но оттянул свою смерть. Больше не проронив ни слова оба переглянулись. Мартин вновь уловил мягкую улыбку Уэйна и неосознанно улыбнулся в ответ. Завидев это Аме не удержался от ехидного смешка, и поднявшись со стула он, как и в прошлый раз, взъерошил юноше волосы, усмехнулся. Вздохнув, страна направился к выходу. Попутно пнув ногой шпильку в дальний угол комнаты. Отчего-то Шэню это показалось очень и очень смешным, и он еле сдержался, чтобы громко-громко рассмеяться. Ох, кажется это истеричное.. На этот раз дверь тихо и протяжно скрипнула, затворившись и оставив китайского шпиона наедине со своими мыслями и глупой улыбкой. Но в ту же секунду дверь опять открылась, впуская только вышедшего Америку, а точнее только половину его тела. – Знаешь, я тут вспомнил, завтра не получиться, встретимся где-то через дня так два. Нет, точно нет. Три. А лучше сразу четыре, ладненько? Ты, конечно же, не будешь против. Да? Америка подмигнул, вновь покидая допросную. Ушел он так же, как и появился – неожиданно. Будто бы его здесь и не было. Мартин еще долго приходил в себя после его визита, сначала даже думать не мог. А затем перед глазами застыла его обворожительная улыбка, которую он кинул напоследок, и теперь ему приходится снова глупо улыбаться, представляя её и начиная посмеиваться. Смех его перерастал в истеричный. Рыдая, сквозь неудержимый смех, он замечает откинутую в дальний угол невидимку, начиная смеяться с новой силой, понимая всю абсурдность ситуации.