Чужие

Традиционное для клефтов пиршество началось чинно. В свои поселения клефты очень неохотно пускают чужаков, потому и трактиры всегда стоят или за околицей поселений, или на перекрестке дорог. И если пирующих собирается больше, чем может вместить местный трактир, дикари не сомневаясь ни минуты устраивают пиршество под открытым небом, не смотря на время года. Хорошо, что хоть сейчас лето и дождя сегодня ночью быть не должно. Как только завершились переговоры, хозяева споро натаскали из трактира козлы и щиты из которых рядом с переговорным шатром привычно собрали столы, расставили их по вытянутому кругу, скорей овалу. Принесли скамейки, скатерти и посуду. Столовые приборы - нож да ложка у каждого клефта свои. Во внутреннем огороженном столами пространстве зажгли два костра, уже смеркалось, и эти костры должны были играть роль главного освещения. Только на почетном столе за которым устроились Старшие Матери и я со старшими офицерами горели масляные лампы, наверно чтобы всем хорошо начальство было видно. Обычно-то, пир готовили совместными силами, и мы всегда могли ограничиться привычной пищей. Но тут клефты так спешили, что совершено не дали время нам на подготовку. Ни интенданты, ни повара не ожидали праздничного пира сегодня. Так что с нашей стороны были только напитки. Старшие Матери одна за другой сказали пространные речи о величии старых времен и новых возможностях, которые открывает перед клефтами дружба с империей. Я и Тойган дээр Турсук ответили столь же любезными речами. Каждого оратора поддерживали дружные взмахи кубков всех присутствующих, а в промежутках между выпивкой клефты непрерывно жевали, будто кто у них еду отберет. Ретийцы косились на местные угощения, наверняка многие вспоминали "кулинарное побоище" и сначала пробовали осторожно. Проба показала, что заложники не преувеличивали мастерства своих кухарок и съедобности местной кухни. Все что я пробовал, было съедобно, хотя некоторые блюда выглядели не очень аппетитно и сочетания вкусов попадались неожиданные. Оказалось, опытные клефты не зря торопились, их стараниями некоторые блюда быстро закончились. На положенном месте, среди заложников Первого не было. Я приказал оруженосцу найти этого гордеца, нечего правила игнорировать. Но не успел Карт вернуться, как Тирий уже усаживал вортового мальчишку за стол, что-то выговаривая. Клефтеныш кивал, но от нашего лекаря не так-то просто откиваться. Он принялся выговаривать что-то еще более нудное, и Сэн был вынужден ему ответить. Удовлетворившийся ответом вслух Тирий, наконец, направился к свободному месту рядом со мной. Остальные заложники, притихшие в присутствии нашего грозного лекаря, заметно расслабились и отодвинулись от финайца. Надо же их всего семь человек, считая принятых сегодня, и они ухитрились разбиться на четыре группы. За следующим столом после стола заложников усадили и всю группу белорских партизан, все они выглядели подавленно, хоть я уже и сказал Старшей Матери Ранди, что при заключении мира по имперским законам им ничего не грозит. То ли старуха не посчитала нужным обрадовать подданных, то ли они так переживали потерю командира. Сам заложник от Белоны выглядел более расстроенным, чем перед шатром переговоров, когда думал, что его могут отдать злобным имперцам для казни. И кубок поднимал он слишком часто и только отмахивался от соратника, пытавшегося его остановить. Похоже, казнь он принял бы с большей радостью, чем предстоящие обязанности. Совсем молоденький мальчишка из Мирия не отставал в количестве выпитого от старшего товарища, воспользовавшись тем, что Матери на него внимания не обращают. Советы остальных заложников просто игнорировались, а к Саэнреду даже пытались прицепиться, но тот опять избрал маску отсутствующего в этом мире гордеца. Ни с кем не общался, толком ни ел и ни пил, только еду по тарелке гонял. Тирий доложился, что мальчишку задержал он, проверил его магию артефактами. Оказалось, что ничего собой выдающегося для империи клефт не представляет. Ну для своих он конечно уникум, так как на Скалистом маги редки. - Уже поди и старшее зеркало подобрал? - Да некогда было картотеку проглядывать, я же и так задержался. А навскидку так и не скажу, набор у него довольно своеобразный. - Неужели в этот раз даже я не подхожу? - Андрат, ну ты же у нас известный универсал, конечно, его куцие параметры ты перекрываешь с запасом, но у тебя же сейчас дээр Вейн на обучении, зачем тебе дополнительная головная боль? - Кстати, может Карт в зеркала подойдет? - Точно не помню, но, кажется, они в противоположных октавах. - Жаль, я уж понадеялся - Что, молодой Вейн совсем тебя своей заботой достал? - Ну, не то чтоб совсем, но ни намеков, ни прямых приказов над ухом не зудеть, он не воспринимает. Вроде выслушает, покивает, я уж понадеюсь, что он заткнет свой говорливый фонтан, а он немного переждет и опять за свое: «достаточно ли вам тепло», «не хотите ли глоток освежающего», «может, перекусите парой бутербродов до обеда»? Я ему боевой офицер или барыня на сносях? – Тирий как всегда ржет. - Да уж не сошлись характерами! Да тебе в оруженосцы Саэнреда надо, он-то лишний раз рта не откроет! Тут в освещенное пространство между столами вышли местные барды, и я заметил, что Сэн развернулся к столу спиной, а сидел он за внутренней стороной стола, и сделал вид, что увлеченно внимает этим завываниям. Понять без долгой практики, о чем идет речь в местных балладах, было тяжело. А уж когда в круг вошли плясуны из числа пировавших клефтов, уже не твердо держащиеся на ногах, о чем песни стало совсем не важно. Только знакомые с местным творчеством варвары выкрикивали какие-то возгласы в такт поющим, подбадривая танцующих. Когда закончилось эти дикие пляски, хозяева и нам предложили показать свои таланты. Шайр дээр Кортни исполнил старинную балладу, но вряд ли слова незнакомого языка и непривычная музыка впечатлили клефтов. Но ему вежливо постучали кубками и дружно выпили еще. Тут кто-то с пьяных глаз потребовал выступления заложников, белонец долго отказывался, но все же местные бренчалки принял и что-то стал завывать, в такт его песне дружно стучали кубками, наверно, он тут знаменит как певец. Да вот незадача, пить он явно не умел и на средине выступления кувыркнулся с высокой тумбы, установленной между центральными кострами на которую так пафосно взгромоздился. Поцеловавшись с родимой землей певец похоже даже не зашибся, но опьянение взяло верх, и он захрапел громче, чем только что пел. Клефты были возмущены таким конфузом, и похоже намечалась драка между белонцами и мирийцами. Пейн сунул аэрвиру Саэнреду и вытолкал его к центральному костру. Мальчишка покрутил пальцем у виска, глядя на старшего заложника, но убегать не стал, как и залезать на певческое место. Прислонился спиной к тумбе, опер корпус аэрвиры на выставленное вперед бедро и заиграл. Играл он неплохо, клефты даже успокоились и начали требовать слова. Сэн подумал, ухмыльнулся и спел. Начал на странном незнакомом языке, потом перешел на клефтский, и мне показалось, что в этой песне я улавливаю смысл – о всаднике, что утром принесет печальную весть, и заплачет чужая женщина, под низкими небесами будет прощаться с дорогим человеком. Потом в чуждой речи улавливаешь, что речь идет о певце, и если он промолчит, то несчастья не случится. Но талантливые люди странные, пьяные, полуживые, все равно не могут заткнуться и остаются одинокими. Это он что, про белонского заложника песню сочинил? Поражен не только я, Мать Ранди, вскочив, даже свое кресло уронила. Впрочем, вскочили многие клефты. - Как ты посмел марать своим языком песни Сестры Гайли?! – вопит хриплым голосом. Мальчишка предсказуемо набычился и собрался в молчанку играть. - Успокойся, мудрая! – взялась утихомиривать толстуху сухонькая Мать Крея. – То что мальчик так понятно перевел большую часть этой песни просто замечательно, но возможно он перевел и что-то еще? Может быть гойлойлед? Саэнред, уважь меня старую, если можешь. – Мальчишка явно удивился, подумал, тряхнул своей головенкой и заиграл, проигрыш был долгий для клефтов, но все молчали: Гололёд – такая гадость, Неизбежная зимой, “Осторожно, дорогая”, – Говорю себе самой. Как его слушали! А он и не просто пел, мальчишка играл, так как песня была о женщине, то есть петь ее должна была женщина, собравшаяся в дорогу зимой, по ненадежной дороге, и сравнивает она предстоящий путь со своей тяжелой жизнью. Вот он эту женщину и голосом, и образом изображал. Жаль только заканчивается песня грустно: Не боюсь его нисколько, Я всю жизнь иду по льду. Упаду – сегодня скользко, Непременно упаду. Только стих последний звук, как клефты заволновались. - Так все-таки это было самоубийство или несчастный случай? – кричат со всех сторон. - Не самоубийство! Несчастный случай или убийство, как мудрые Матери решат. – Опять набычившись отвечает клефтеныш. Похоже про то, что какое-то происшествие не было самоубийством Сэн твердил давно, да не очень-то ему верили. Вот он сейчас про убийство и выдал. - Какое убийство! Ты что несешь, сосунок! Заткните его! – но вскинутые руки Старшей Матери Креи заставили возбужденную толпу заткнутся. - Кого ты обвиняешь в убийстве, Саэнред из долины Северный Финай? - Кто я такой, чтобы обвинять? Но ведь были те, кто сказал, что перевал Ледяных перьев проходим для любого. А на самом деле, там и подготовленные охотники с трудом прошли бы, а для чужачки Гайли это была верная смерть. Так что Матерям решать, был ли это несчастный случай или убийство. - Мальчик прав, это дело Матерей! Спасибо за песню Саэнред. - Старшая Мать Крея была вежлива с младшим, но я-то видел, как переглядывались клефты. Пора этого возмутителя спокойствия в лагере запереть и к соотечественникам вообще не выпускать, а то ведь прибьют. Поднимаюсь и объявляю, что завтра много дел, и поэтому мы прощаемся. По моему знаку поднялись и все ретийцы, неохотно собираются уходить заложники. Ну некоторую личность, выбирающуюся из круга света у костров, я лично подхватил под локоток и в лагерь сопроводил.