Дождь за окном

В серой комнате действительно жутко по ночам. Одиночество сидит на подоконнике, ожидая подходящего момента, чтобы напасть и задушить, пока никого не будет рядом. Где-то на улице слышно пение ночной птицы, и Злата правда пытается на нее отвлечься – мысли роем носятся по голове. Лучше бы только мысли о птицах и лесе. Пока Никита рядом ей совсем не страшно. Дело в другом – в чем-то необъяснимом. Злата пытается сосредоточиться, пока приставляет механическую руку Никиты к его плечу, но взгляд вечно цепляется за оголенные провода: «думай о птице, а не о нем, пожалуйста». – Я правда не понимаю, почему ты так тянешь? Может я все-таки сам? – Никита говорит абсолютно спокойно, своим самым первым и настоящим голосом – сейчас никаких сбоев. Его голос посреди ночи всегда внушает какую-то внутреннюю уверенность, сразу хочется поверить и отступить. Ради своего же блага. – Я же не зря училась, подожди, – Но сегодня все как-то иначе. У Златы пересохло в горле, а в мозг набили вату. Иначе она никак не может объяснить, почему она уже десять минут просто глупо держит этот серый металл без кожи и любуется проводами. Лунный блик падает на его бледную грудь – футболку пришлось снять для удобства. Злата понимает, насколько это глупо – хотеть поймать этот блик, из-за этого она просто снова отводит взгляд на руку. Металлическую руку. – Нет, если ты так хочешь, я могу и вторую руку оторвать. Мне несложно, – В голосе слышно искру издевки, – А ты сможешь подольше попрактиковаться. Я и грудной отсек открою, если попросишь. Злата его ненавидит, честно. Она бы бросила обиженный взгляд и надула губы, если умела, но вместо этого просто касается проводов и зажимает двумя пальцами, закрыв глаза. По телу проходит быстрая дрожь от электричества – совсем не больно, зато Никита замолчал. Злата пытается собрать в голове образ: его теплый взгляд искусственных глаз, тонкие, слишком проворные пальцы, пшеничные волосы из канеколона – он совершенно не настоящий, но почему-то именно это Злата и любит. В комнате пахнет апельсинами и силиконом, который он использует для смазки деталей. Признаться, Злате очень душно. – Ты же понимаешь, что это только замедлит процесс? Сначала одна рука, потом грудь, потом может и голову откроешь? Я оставлю тебя в своей комнате разобранным по частям, ты этого совсем не боишься? – Злата наклоняется к уху Никиты и шепчет еле слышно, потому что самой стыдно за свои мысли, – Я буду только рада, если ты не бросишь меня. Злата краснеет. Честно, краснеет впервые в жизни. Она усаживается на колени Никиты и смотрит в глаза – хочется сфотографировать их мельчайшую камеру, запомнить блеск, коснуться губ, услышать очередную намеренно глупую вещь. На ее выходку Никита только ухмыляется и кладет рабочую руку на талию Златы. – Если это твой предлог мне просто окончательно переехать и не давать тебе бояться ночи, то я согласен. Правда, я совсем не понимаю, что означает твой взгляд, кажется, система заглючила, – Злата закатывает глаза, пока он смеется, – можешь, пожалуйста, объяснить? За окном снова начинается дождь, а крики птицы прекращаются. У Златы не осталось вариантов, на что переключить внимание.