Поправляйтесь, Матвей Романович

Белоснежные стены палаты интенсивной терапии ослепляли отражающимся от них светом. Комнатой овладел ветер, периодически беспокоящий прозрачный тюль. Привычный для больницы запах почти выцвел под давлением стихии. Холодно. Декабрь никогда не радовал тёплой погодой, особенно в последнее время, однако сегодняшний день выдался особенно мёрзлым. – Если прождём её ещё хотя бы полчаса, – размеренно произнёс относительно высокий мужчина, – начнётся третья стадия, и шанса у него больше не будет, – выслушивая взволнованные вздохи, он, сняв очки и закрыв глаза, тёр переносицу. Остальные четверо учёных в своей униформе и со снятыми респираторами стояли позади прозрачной защитной поверхности. Смотрели, обеспокоенно нахмурившись все до единого. Обсуждали пациента. Сейчас он не генерал и даже не агент: в руках исследователей молодой преподаватель – только больной. А Светлана Андреевна никак не отзывается. Надежды мало. Сквозь изолирующее стекло видны все доказательства упорной борьбы организма юноши с вирусом. Поалевшая от жара кожа и впившиеся в постельное бельё пальцы – от желания жить, а не существовать. Парень метался, словно раненый дикий зверь, беспокойно ворочался на больничной кушетке. Во рту вечный металлический привкус. Зубы сжаты. Глаза зажмурены. Больно. От едва ли совместимой с жизнью температурой на плечах не голова, а всё надувающийся воздушный шарик, что обязан лопнуть. Открытое окно и откинутое одеяло – лишь полумеры: холодный ветер издевался над горячей кожей, посылая по всему телу неприятные мурашки, хоть изредка и прояснял сознание. Вены стали окрашиваться чёрным – а где вены, там и внутренние органы. Для каждого, кто отвергал инфекцию, любое место, куда попадает тёмная масса, – полыхало адским огнём. Дёготь смешивался с кровью, идеально замещал её. Заливался внутрь сердца, заставляя его переносить себя по организму; окрашивал лёгкие, затрудняя дыхание; и стремился мозгу, чтобы поработить. Режет и Колет. Сдаться? Страшно. Страшно перестать быть человеком. Разодрать бы грудь, вытащив оттуда совсем не горящее сердце. Выскрести всё. Вычистить каждую полость и вымыть стенки. Навести порядок. Слить кровь и залить новую, перезапуская систему, в надежде, что поможет от вируса. Эту летальную с первого же этапа затею юноше мешают исполнить привязанные к кушетке руки. И совесть, потрошившая не хуже, чем в фантазиях. «Не будет тебя – не будет никого». А бороться всё тяжелее. Глава исследовательской группы с длинным и тяжёлым вздохом взглянул на часы. Три минуты. Учёные, за неимением иного выхода, фактически отмерили генералу срок, по истечении которого его придётся устранить. И он подходит к концу. Застеклённая половина палаты напряжённо молчит, изредка перетаптываясь, шурша белыми халатами и царапая бумагу то ручками, то карандашами. Слабый сквозняк. Тут же смешивая с зимней свежестью, ветер затянул из коридора спирт, воспользовавшись тихо приоткрытым на секунду проходом. Призрак, проскользнувший сквозь него, так же бесшумно пробрался ко второй двери, открытие которой врачи не заметить уже не могли. Под воздействием заклинания быстро среагировавшего исследователя, за стеклом быстро появились золотые волны и белые фонарики. Осознание пришло уже после того, как дверь со щелчком заперлась. Оля. Горящие карие глаза глядели сквозь прозрачное препятствие, чуть ли не отражаясь в нём, и исчезли, когда девушка развернулась к больному. Аккуратно присев на кушетку, девушка рассматривала молодого человека. Он дышал часто и не глубоко, задыхаясь. Скулил слабо. Гримаса боли на лице. Чёрные, вздувшиеся вены мерзко перекатывались сами по себе, словно змеи. Она осторожно взяла его горячую руку в свою, ледяную. По всем мерам предосторожности, не проверив её кровь на Неспех, после контакта с зараженным никак нельзя выпускать её из карантина. Исследовательской группе осталось только смотреть. Руководитель команды лишь разочарованно смотрел сквозь прозрачную перегородку, положив руки на бёдра. – Выживет – пожалеет, что не ушла вместе с ним, – грозный голос разрезал безопасную половину палаты. Ведя вверх по руке, Оля перенесла свою на грудь парня. Плавно коснулась. Почувствовала слабо бьющееся сердце. Времени больше нет. Медленно наклоняясь к его уху, девушка надавила на его грудь: вокруг места соприкосновения вмиг заплясали листья, веточки и ягодки. Непростое и энергозатратное заклинание выглядело легко, естественно и сказочно, будто часть леса, свежая и живая, перенеслась из тёплого лета в морозную палату. – Поправляйтесь, Матвей Романович, – нежно прошептала Оля, положив свою голову рядом с его и закрыв глаза. Мгновением позже, доведённые до изумления учёные наблюдали, как темнота в венах неспешно тускнела, после чего совсем сходила на нет. А молодой человек умиротворённо уснул, восстанавливая силы после тяжелой борьбы за жизнь.