jealousy

      Он не ждал взаимности. Он не жаждал любви в свою сторону. Честно говоря, ему, по большому счëту, было уже всë равно, что о нём думает его Божество.       Он инструмент, он клинок в руках спасителя, он — тот, с чьей помощью исполнятся мечты высшего существа. Ради великой цели он, казалось, готов был отдать и свою честь, и жизнь. Он думал об этом в таком ключе, совсем позабыв, что ни того, ни другого у него в конце концов уже давно не осталось.       Своë детство Легато помнит отчётливо, до мельчайших деталей. Каждое лицо его истязателей застыло в памяти густым янтарём, но ещё сильнее были воспоминания о бесконечной темноте и твёрдых — он проверял, он раскрошил свои пальцы и колени, когда пытался выбраться, — стенах бетонной тюрьмы. В какой-то момент стало плевать и на темноту, и на заключение, и на чëртово распятие на кресте — и тогда всë это пропало, а на месте выжженной и пахнущей горящей плотью пустыни появился его святой лик. Мальчишка тогда задержал дыхание не в силах не только двигаться, но и существовать. Его Бог возжелал прикончить его при первом знакомстве, а он, грязное отребье, с трепетом понял, что сделает для существа перед ним всë, о чëм тот попросит.       Господин Найвс смотрел с безразличием, иногда с ненавистью и совсем редко с интересом. Когда они вдвоём остановились в каком-то безымянном городе, жителей которого уничтожили за ненадобностью, Легато второй раз в жизни почувствовал на себе чужое внимание; не мерзкое, не животное, а совсем для его мозга непонятное и оттого интригующее.       Мальчик сидел на веранде дома, наблюдая за закатом. Грязные сальные сосульки волос спадали ему на лоб, но он никогда не обращал на них особого внимания. — Блусаммерс, — позвал подошедший господин Найвс, и Легато с готовностью обернулся. — Ты отвратительно пахнешь. Иди в душ и помой голову, мне нужно сделать кое-что с твоими волосами.       Легато чувствовал стыд за своё отвратительное человеческое тело. Он смел причинять господину неудобства. Он неудобный. Мальчик нырнул в дом, хозяева которого лежали мёртвыми телами где-то на городском рынке, и спешно влез в чугунную ванную под хлëсткие струи дождя. Принялся растирать до красноты каждый участок тела в надежде избавиться от запаха человечины хотя бы на четверть часа.       Господин Найвс ждал его с ножницами в руках. Закатные лучи солнца светили ему в спину, ореолом освещая высокий силуэт. Легато представил, как господин вонзит эти ножницы ему в горло, и нервно облизнулся. — Принеси стул, тебе нужно на чём-то сидеть.       Мальчик повиновался. Когда табурет был поставлен на краю веранды, ему приказали сесть.       Последний раз его волосы укоротил сам господин Найвс при их первой встрече. Одним резким движением избавился от длинных тëмных прядей с левой стороны головы, и после этого Легато не смел прикасаться к своей причёске совсем. Теперь же от мальчика снова воротили нос, и он с готовностью подставился под чужие руки, ожидая не то удара, не то помощи.       Найвс стоял сзади, примеряясь к влажным волосам. Кажется, на него напало какое-то вдохновенное настроение, потому что в обычной ситуации он обкромсал бы наугад, не слишком заботясь о результате. Наконец, проведя по голове Легато широкой ладонью, Найвс принялся за работу.       Глухие звуки смыкающихся ножниц были единственными во всей округе. Пустая, мёртвая тишина обнимала их крепко, будто хотела задушить. Возможно, так казалось только мальчишке, потому что господин Найвс, судя по всему, чувствовал себя вполне комфортно.       Спиной Легато чувствовал чужие ноги, на короткие мгновения касающиеся его позвоночника, когда их хозяин слишком увлекался работой. Пальцы, белые, будто нечеловеческие, размеренно выбирали влажные пряди и укорачивали их, превращаясь в кинжалы — о ножницах господин Найвс со временем забыл. Прохладная вода стекала с волос и ледяными иглами оседала не только на оголённых плечах, но и на земле, рядом с ногами стоящего позади существа. Напряжённый Легато сидел, словно паук, а тонкие нейронити вокруг него вибрировали в подобии паутины. Одной из таких мальчик почувствовал, как капля воды с его головы упала на ботинок господина Найвса, и в мгновение сжался, приготовившись к наказанию. Но господин оставался недвижим и только переместил свою ладонь на узкое плечо, легко его сжимая. — Расслабься, своими дëрганиями ты мне мешаешь.       В это же время вторая ладонь покоилась на голове Легато, а колени находились всего в паре миллиметров от костлявой спины. Рука на плече будто по наитию опустилась до предплечья и вернулась обратно, поглаживая. Мальчик задохнулся от чувства чего-то, переполняющего его с головы до ног, и мелко задрожал. В штанах стало тесно.       Конечно, он не посмел себя выдать. Господин Найвс, чистый и прекрасный в своём величии, продолжал его стричь, под нос напевая какую-то мелодию, а порочный, низменный, смертный человек дышал загнанной собакой и прикрывал ладонями пах.       Найвс отступил, жестом приказывая Легато развернуться к нему лицом. Позволив себе ровно на миг встретиться взглядом со стоящим напротив существом, мальчик оторопел: на него смотрели внимательно, его видели и от него не отвернулись. Легато чуть не потерял сознание, когда руки снова потянулись к его волосам и встормошили так, что они стали напоминать повëрнутые вверх иголки.       Последнее из двух солнц почти скрылось за горизонтом, когда Найвс внезапно отпрянул. Он быстрым шагом направился в дом, пока Легато, красный и тяжело дышащий, смотрел на него с удивлением. — Тебе с ним никогда не сравниться. И как я только мог подумать...       Легато незаметно для самого себя забрался в его голову, но увидел только обрывок фразы и размытую картинку какого-то мальчишки с такой же угловатой причёской. Найвс перестал думать вовсе, и смысла копаться в чужих мыслях не осталось. Легато гневно пригладил волосы и встал, сжимая кулаки. Внутри чëрными бутонами расцветала ненависть к тому, кого он ни разу в жизни не видел, но уже всем своим существом желал прикончить.

***

      На горизонте уже маячил Июль, когда они решили остановиться в захолустном городишке, чтобы перевести дух. Завтра всë изменится, чувствовал Легато, но сейчас они просто сидели в баре и пили.       Мëртвый бармен раскинулся под стойкой в нелепой позе; в углу растерзанной юбкой щеголял труп официантки, и гости разной степени целостности то тут, то там сверкали заинделыми рыбьими глазами. Не то, чтобы Легато хоть раз видел рыб вживую, но описания были схожи с теми, которые ему давал господин.       Найвс презирал всë человеческое, но к алкоголю почему-то питал подозрительную страсть. И теперь он был занят выпивкой, пока Легато сидел напротив и наблюдал за медленно растворяющимся в воде льдом. Украдкой, конечно, хотелось перевести взгляд выше, но мальчик знал, что права не имеет, а потому молчал и упрямо прятал глаза в стакане. — Пацан, — прозрачный, не очернëнный опьянением голос позвал его, отражаясь эхом от пустых стен, и Легато мгновенно выпрямился в струну, всë ещё пряча взгляд за густой чёлкой.       В широкое разбитое окно подул ветер. Найвс налил себе ещё один стакан и опустошил его, прежде чем продолжить. — Как ты думаешь, каково быть тем, кто возвышается над остальными? Тем, кто обладает бесконечной властью?       Господин точно был пьян. Несмотря на уверенный трезвый тон, он никогда не заговаривал о чём-то подобном без бутылки в руке. Легато привык временами присматривать за таким своим боссом, поэтому молча сложил руки на коленях, стараясь казаться менее заметным. — Конечно, ты не имеешь даже понятия об этом. Хотя потенциал определённо есть, стоит заметить. Не будь меня, Блусаммерс, ты мог бы править этими людьми, лелея надежды о том, что сам в чëм-то лучше них. Но ты прекрасно знаешь, кем являешься, не так ли? Скажи мне, Легато, кто ты такой.       От обращения по имени у мальчика задрожали колени. — Я человек, господин Найвс. Я один из грязных потребителей, которые должны погибнуть от вашей руки. В конце концов, вы меня убьёте. — Верно. Пока ты полезен мне, ты будешь жить ради моих целей; но умрёшь ты в крови и грязи, Блусаммерс, как дворовая собака, вне зависимости от того, как долго продержишься подле меня, — Найвс усмехнулся и взболтал содержимое своего стакана. — Я ничего не дам тебе взамен. Ты работаешь на меня только из своих жалких рабских желаний.       Легато не отвечал. "Вы уже дали мне нечто очень важное однажды, — подумалось совсем обыденно и ожидаемо, как простая легкодоступная истина: Я никогда не знал Бога до того как встретился с вами. Господин Найвс, вы..." — На этой планете нет места ни Богу, ни дьяволу, Легато. Эти глупости остались далеко позади, в прошлом. На Гансмоуке есть лишь злоба, моя и человеческая. Уже совсем скоро ты увидишь, насколько она друг от друга отличается.       Сияющей россыпью на небе обозначились звёзды. Легато не смотрел на них, он во все глаза глядел на существо перед собой, сверкающее в сотни раз сильнее. Господин Найвс вдруг будто погрустнел, продолжая покручивать стакан в пальцах. — Быть может, я устал, — как-то не к месту сказал он. — Сотню лет я брожу здесь, в этой чёртовой пустыне, и пытаюсь убедить одного человека в своей правоте. Знаешь, что он сказал мне однажды? Что я испугался, людей испугался! Таких как ты, таких как вы все. Он кричал, что я трус и подонок, что я ему больше не брат. Богу здесь места нет, Блусаммерс, это так, но я попытался им стать. Изо всех сил попытался и только ради одной цели, но меня предали, понимаешь?! Променяли... — Найвс отодвинулся от стола, опустил голову. — Быть Богом так трудно, так грустно и так... одиноко.       Найвс смотрел прямо в золотые глаза, а из его собственных, бесцветно-голубых, скатилась и тут же зачахла капля солëной воды. Легато не знал, как называются слëзы, поэтому думал, что его Бог истекал иссохшими земными морями.       Мальчик вскочил со своего стула, не в силах наблюдать за зрелищем. Он не знал, куда деть свои глупые руки, ноги и глаза, чтобы не видеть этого, но не мог отвернуться. Вместо этого он подошёл вплотную к тому, кто сидел сейчас сгорбившись, и встал перед ним истуканом. Когда обессилевший пьяный Бог протянул к нему свои руки, Легато показалось, будто он умирает. Но удара не последовало: на его спине сцепились шершавые ладони, а абсолютно белая голова сидящего опустилась ему на грудь. Легато чуть не согнулся в судорогах от происходящего, от дозволенности, от того, что его принимают, и дрожащими пальцами провёл по плечам существа, слишком невероятного, чтобы быть реальным. Мальчик никогда не чувствовал на себе объятий, поэтому просто гладил руками расслабленные мышцы на чужой спине.       Господин Найвс, нет, Бог, вдруг гулко выдохнул и перестал дышать. Пальцами Легато вдруг почувствовал что-то мягкое; он посмотрел в сторону своих ладоней и увидел, как из них с кровавыми ошмëтками лезут перья.       Блусаммерс хотел закричать, но его вдруг пронзило такой болью, что он замер в немом ошеломлении. Господин Найвс тоже не двигался, а на его голове посреди волос так же кроваво появлялся белый пух. Легато чувствовал, что боль принадлежит совсем не ему, и в тот же миг его, будто пулей, пронзило осознанием — сейчас он чувствовал то же, что и его божество. Мальчик смотрел, как вода стекает с его щёк на чужие уши, и думал, что милосердный Бог поделился с ним целым океаном солëных капель.       Он шмыгал носом, смотря на кровь и перья, и молился, хотя в жизни не слышал ни одной молитвы. Господин Найвс вдруг снова вдохнул, на грани слышимости прошептав что-то, что Легато поймал всем своим мозгом и телом и ещё чем-то, чëрт возьми, таким, что и словами описать нельзя. — Вэш...       Блусаммерса ударило приступом тошноты, он сжал ладони на спине Найвса и зарычал. Но Бог не слышал его, потому что тоже содрогнулся от сильных эмоций; на этот раз принадлежащих Легато.       Он постарается, чтобы на утро господин Найвс об их беседе не вспомнил ни слова. Июль, битва, дела — это было гораздо важнее. Легато понимал, что ему нет места в жизни этого существа, а ещё понимал, что обязательно расквитается с непонятным Вэшем за то, что его Бог стал сомневаться в своих мотивах.